CC BY
85KUSTOVA, OKSANA V. - Undergraduate of the Minin Nizhny Novgorod State Pedagogical University (kustovaov@std.mininuniver.ru).
УДК 94(47).066 DOI: 10.24412/2308-264X-2023-1-24-28
СКОПА В.А.
СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ М.М. ЩЕРБАТОВА
Ключевые слова: история, Российская империя, эпоха Просвещения, абсолютизм, М.М. Щербатов, историческая мысль.
В контексте эпохи Просвещения рассматриваются социально-исторические воззрения М.М. Щербатова. Его взгляды в отечественной исторической мысли нашли неоднозначную трактовку, а образ князя, как политического деятеля, был наполнен разнообразными дефинициями, которые противоречили друг другу. Концепция исторического познания М.М. Щербатого существенно отличалась от подходов В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова. Щербатов не считал единственной целью исторического повествования моральное поучение. Князь отмечал ценность исторического опыта, но в его интерпретации он видел скорее гносеологический, а не этический смысл. Задачу исторического исследования Щербатов усматривал в раскрытии закономерного хода общественного и политического развития, в установлении причинной связи событий, проливающей свет на прошлое, что позволяет лучше ориентироваться в настоящем и предвидеть будущее. В социально-исторической концепции Щербатова анализируются объективный и субъективный пласты исторического процесса, выясняется какую функцию при этом выполняет противопоставление «естественного» и «божественного». Судьбы российской аристократии больше всего интересовали Щербатова при исследовании исторической ретроспективы.
SKOPA, V.A.
SOCIO-HISTORICAL VIEWS OF MM. SHCHERBATOV
Key words: history, Russian Empire, Enlightenment, absolutism, M.M. Shcherbatov, historical thought.
The article deals with the socio-historical views of M.M. Shcherbatov. His views in Russian historical thought found an ambiguous interpretation, and the image of the prince as a political figure was filled with various definitions, which sometimes contradicted each other. The concept of gapped historical knowledge differed significantly from the approaches of V.N. Tatishchev and M.V. Lomonosov. Shcherbatov does not consider moral teaching to be the sole purpose of historical narrative. The prince noted the value of historical experience, but in his interpretation, it had an epistemological rather than ethical meaning. Shcherbatov saw the task of historical research in revealing the regular course of social and political development, in establishing a causal relationship of events, in shedding light on the past, which made it possible to better navigate the present and foresee the future. In the socio-historical concept of Shcherbatov, the objective and subjective layers of the historical process are analyzed and what function the opposition of "natural" and "divine" performs in this case. The fate of the Russian aristocracy interested Shcherbatov most of all in the study of historical retrospective.
Обращение к российской истории, стремление к осознанию места Отечества в потоке времен всегда являлись отличительными чертами русской общественной мысли. Но тот интерес к истории, политике и государственному строительству, который сопровождал духовное развитие России в XVIII веке, определялся, в первую очередь, необходимостью переосмысления происходивших в обществе перемен с позиций секуляризованного мышления [3, с. 85]. Эпоха Просвещения предопределила не только предметы познания, но и их природную сущность, заставляя критически оценивать действительность. Достоверность Божественного Промысла в качестве универсального объяснительного принципа в этот период была подвергнута критическому пересмотру. В соответствии с потребностью и духом просветительской эпохи, Божественный Промысел все более заменялся идеей «естественного порядка вещей», который имел громадное ферментирующее влияние на развитие мышления [7, с. 38]. Непригодность прежних историософских конструкций для объяснения прошлого и понимания настоящего обратила целую плеяду мыслителей, историков, государственных деятелей к истокам русской истории, с той целью, чтобы увидеть «связь времен и поколений» на основе секуляризованного сознания [14, с. 85]. Именно в этой связи научный интерес представляет творческое наследие историка-мыслителя М.М. Щербатова, его социально-исторические воззрения.
Исторические взгляды М.М. Щербатова в отечественной исторической мысли нашли неоднозначную, а порой и противоречивую трактовку, а образ князя, как политического деятеля и государственного администратора, был наполнен разнообразными дефинициями, которые нередко противоречили друг другу. С научной точки зрения важность представляет фундаментальный труд Михаила Михайловича Щербатова «История Российская от древнейших времен» [15]. Он сам называл эту работу «делом всей жизни» [11, с. 185].
Концепция исторического познания М.М. Щербатого существенно отличалась от подходов В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова. При этом объективизм и беспристрастность историков
немецкой школы (Байер, Миллер), полагавших, что задача исторического познания состоит в систематизации этого познания, в открытии новых фактов и их беспристрастном и точном изложении, также были слишком позитивны для метафизического, нравственно ориентированного умонастроения М.М. Щербатова [16, с. 112]. В то же время Щербатов не считал единственной целью исторического повествования моральное поучение. Здесь он расходился с В.Н. Татищевым, который в своей многотомный «Истории Российской с самых древнейших времен» преломлял знаменитое положение Дионисия Галикарнасского о том, что «История - это философия, основанная на примерах» [12, с. 88-89]. Усмотрение задачи историка в моральном поучении Татищев аргументировал следующим образом: «вся философия на истории основана и онную подпираема...» [16, с.184]. Щербатов также говорил о ценности исторического опыта, но в его интерпретации он имел скорее гносеологический, а не этический смысл [1].
Задачу исторического исследования М.М. Щербатов усматривал в раскрытии закономерного хода общественного и политического развития, в установлении причинной связи событий, проливающей свет на прошлое, что позволяло лучше ориентироваться в настоящем и, в известной степени, предвидеть будущее. В вопросе о цели и задачах истории, как науки, Щербатов был солидарен не только с соотечественниками, но и с общеевропейской просветительской традицией исторического познания. Несомненно, что у Щербатова эта установка не сформулирована таким определённым образом, но мыслитель считал главным делом историка рассматривать историческое повествование как «науку причин» [2]. Обнаружение причин явлений позволяет уяснять характер их последствий, отделять основное от второстепенного, необходимое от случайного в социальной исторической динамике.
Для М. Щербатова, как и для Д. Юма, осмыслению подлежал скрытый от эмпирического наблюдения и выражаемый в виде внесения разрозненных поступков и действий ход самого исторического процесса, понимаемого как развёртывание целой цепи взаимосвязанных причин и действий [18]. Именно полнота реконструкции этой цепи делает достоверным труд историка. Полнота причинно-следственного ряда оказывается критерием совершенства исторического исследования и для Щербатого. Так Щербатов отмечал: «взяв себе причину частей великой цели, которая сочиняет историю рода человеческого, главное его попечение должно состоять, коснуться до каждого звена онныя. Часто догадки наполняют пустоту его сведений, но он чувствует, что его труд тем совершеннее, чем полнейшую цепь читателю представляет» [11, с. 251].
Призмой, сквозь которую Щербатов-историк рассматривал сферу истерического действия, оказывалась изначально заданная на все времена «человеческая природа», взятая в ее абстрактной неизменности. Обосновывая достоверность исторического исследования неизменностью и, значит, неисторичностью человеческой природы, М. Щербатов воспроизводил просветительско-утопическую парадигму постижения истории.
В просветительских концепциях исторического процесса человеческая природа понималась субстанционально, как нечто статическое и постоянное, неизменный субстрат, лежащий в основе всего хода исторических изменений и человеческой деятельности [17]. Историческая основа любых событий уникальна, неповторима, но основные причины исторических процессов всегда одни и те же. «Отыскивая в каждом различии - единообразие, в каждом изменении - постоянство, можно установить необходимость, движущую силу исторического процесса и сделать историю предметной» [4, с. 115]. Эта предметность имела, однако, два различавшихся аспекта. С одной стороны, мир истории детерминирован географически и климатически, что создает разнообразие и объясняет специфику нравов и обычаев, законов и институтов, складывающихся объективно, с естественной необходимостью и разделяющих народы по «нравам, климатам, упражнению и состоянию страны» [8, с. 187]. С другой стороны, объективный пласт исторической жизни, закономерности которого «порождены самой природой вещей», дополняется пластом субъективным или человеческими действиями и стремлениями. Люди стремятся к деятельности, по понятиям Щербатова, под воздействием чувств, особенно чувства самосохранения, самолюбия. История движется человеческими страстями, так как, в силу своей противоречивости, люди всегда стремятся к чему-либо. Эта противоречивость не случайность и не недостаток, а взрывная энергия, позволяющая осуществиться историческому процессу. Но какой бы своей стороной не представал этот процесс перед умственным взором просветителя, - субъективной, связанной с историческим действием,
или объективной, связанной с историческими институтами, - его правильность, а значит историческая оправданность соответствовали нормативному образцу [13].
В социально-исторической концепции М.М. Щербатова анализируются объективный и субъективный пласты исторического процесса, выясняется вопрос о том, какую функцию при этом выполняет противопоставление «естественного» и «божественного». В этой связи М.М. Щербатов не мог оставить в стороне вопрос о начале человеческой истории, в частности, истории российской [9, 10]. В понимании Щербатова социальная жизнь естественна и необходима, но она требует определенной организации: «никакое сообщество, хотя мало оно многочисленно, не может без некоторых правил и законов, которые каждого поступок устанавливают» [5].
В вопросе о происхождении российской государственности эта общепросветительская установка преломлялась через актуальные для той исторической эпохи проблемы. Прежде всего, это знаменитый «варяжский вопрос», разбивший российских историков на два лагеря. Проблема «начала» истории органично перерастает в исследованиях М. Щербатова в проблему познания природы государственной власти. Анализируя основные виды правлений, их особенности, преимущества и недостатки, Щербатов признавал, что все формы имеют «полезности и пороки, т.к. несть ничего совершенного в делах человеческих» [11, с. 295].
Сквозь призму усвоенных Щербатовым концепций естественного права рассматриваются в его «Истории» такие проблемы как происхождение российской государственности, политическая система Древней Руси, а также такие судьбоносные для Отечества события как принятие христианства, монголо-татарское нашествие, правление выдающихся самодержцев и пр.
Идейные расхождения с ортодоксальным христианством наложили свой отпечаток на интерпретацию М. Щербатовым отечественной истории. Как последователь естественной религии, распространенной во времена просветительского вольномыслия, М. Щербатов разрешал дилемму «естественное» - «божественное» в пользу естественных начал [6]. «Божественное» же приобретало в его научной деятельности характер нормативной ценности идеала (идеальная форма правления, идеальный правитель, идеальная модель поведения в определенной исторической ситуации). Это позволяло ему рассматривать историю российскую не с объективистских или апологетических позиций, а критически. Критическая оценка М. Щербатовым исторических деятелей, особенно первых русских князей, связана с просветительским утопизмом его мировоззрения, в котором сущее всегда поверяется должным, непреходящими образцами или нормативной системой ценностей [16].
М.М. Щербатов закономерности исторического процесса усматривал в результатах столкновения политических фигур. Драма историческая представлялась ему, в первую очередь, драмой человеческой, а исторический процесс оборачивался преимущественно своей субъективной стороной. Акторы щербатовской истории всегда действуют из соображений политической целесообразности, а не из «нежной чувствительности», «рокового стечения обстоятельств» или каких-нибудь психологических аффектов. Судьбы российской аристократии, переплетенные с судьбой Отечества, более всего интересовали Щербатова при исследовании исторической ретроспективы.
М. Щербатов не идеализировал эпоху дворянского правления. Размышления над историческими превратностями, случившимися с целым сословием, дали ему возможность осмыслить роль родовой аристократии в процессе недопущения перерождения монархий в самовластие. Миссия родовой аристократии по Щербатову состояла не только в политическом противостоянии самодержавной власти, но и в выработке культурных, прежде всего, нравственных идеалов, которые во многом должны являться базисом государственного строительства [13]. Славное имя предка, заслуженные им привилегии создавали, по мнению мыслителя, благоприятные условия для воспитания наследников, обязанных хранить родовую честь. В семьях потомственных дворян, настаивал Щербатов, с детства прививались понятия чести, благородства, добродетели. Потомок ощущал себя «совместником» известного и заслуженного предка. У людей же с грубыми, невоспитанными чувствами честолюбие превращалось в источник злодеяний [11].
Официально принятую дихотомию «государь-подданные», проецируемую на отношения «родители-дети» М. Щербатов дополнял еще одной составляющей - «старшими детьми» -родовым дворянством. Избранная Щербатовым точка зрения обратила мыслителя к
генеалогическим изысканиям, которые, по замечанию Т.В. Артемьевой, были призваны «как бы структурировать собранный им материал, одновременно компенсировав неполноту изложения» [1, с. 38]. К каждому тому «Истории» прилагаются обширные генеалогические таблицы. Поскольку исторический процесс - история личностей, свободно совершающих поступки (преимущественно основателей славных российских родов), поэтому каждый должен знать подобающее ему место в цепочке родословных. Фактически М.М. Щербатов впервые стал заниматься генеалогией, как наукой, вполне систематично, с использованием множества исторических свидетельств, тем самым заложив ее концептуальные основы в России. Генеалогические таблицы выполняли в его «Истории» скорее методологическую, нежели упорядочивающую функцию, отражая определенный взгляд на историю и роль в ней личности [8].
Придя к выводу, что единство исторического процесса основано на тождественности и неизменности в исторических обстоятельствах человеческой природы, а движущей силой истории являются по преимуществу деяния особого сословия - родовой аристократии, М. Щербатов не смог обойти вопрос о направленности исторического развития. В силу наличия внутреннего замысла, история движется от непросвещенного состояния к просвещенному, от несправедливого и насильственного состояния к такому справедливому и свободному итогу, где будут царить свобода, равенство и братство: «Предполагалась заранее готовая фиксированная цель - разумный порядок, который лишь ждет пробуждавшихся людей» [1, с. 42].
Оптимистическая оценка будущего России сочеталась в творчестве М.М. Щербатова с резкой критикой существующей социальной действительности, причем, система оценок последней вырастала из соотнесения современности с «узаконениями старины». Это давало возможность относить М. Щербатова к представителям патриархально-консервативного направления, хотя в его воззрениях содержались положения, открывающие некоторые перспективы для социального прогресса, куда можно отнести такие установки как отрицание неограниченного самодержавия, защита конституционной монархии и пр. Но как бы содержательно противоречивы и тенденциозны ни были взгляды М.М. Щербатова, его мысли принадлежит просветительской эпохе с характерными для нее элементами утопизма [4]. Наряду с западноевропейскими просветительскими воззрениями XVIII века, идеями желаемого будущего, основывающимися на эмоциональных и умозрительных началах, выделяются в его проекте идеального общества и консервативные элементы уходящего исторического прошлого, куда можно отнести сохранение крепостного права.
Утопическое характерно и для социально-исторических воззрений М.М. Щербатова, что выражалось в попытке придерживаться принципа всеобщей причинности, рассматривать историческое движение, исходя из идеи разумности, как неизменного свойство человеческой природы, заменять божественное предопределение абстрактно-просветительскими концепциями внеисторической природы человека. Исходя из этого, исторический путь России представлялся мыслителю как действие особого сословия - дворянства, способного посредством разума и наук, с обращением к образцам идеального общественного состояния прошлого, создать совершенное российское будущее. Страстная вера и желание создать в Российской империи «совершенное государство» прослеживается во всём жизненном и творческом пути М.М. Щербатого.
Литература и источники
1. Артемьева Т.В. Михаил Щербатов. - СПб., 1994. - 91 с.
2. Артемьева Т.В. Новая Атлантида Михаила Щербатова // Вопросы философии. - 2000. - № 10. - С. 104-108.
3. БолдыревА.И. Проблема человека в русской философии ХУШ века. - М., 1986. - 186 с.
4. Виппер Р. Общие учения и исторические теории 18 и 19 вв. в связи с общественным движением на Западе. - СПб., 1900. -207 с.
5. Заблоцкий М. Материал для биографии кн. М.М. Щербатова. // Санкт-Петербургские ведомости. - 1857. - 11 декабря. - № 269.
6. ЗамалеевА.Ф. Лекции по истории русской философии. - СПб., 2001. - 396 с.
7. Зеньковский В.В. История русской философии. - Л., 1991. - Т.1. - Ч.1. - 220 с.
8. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. - М., 1980. - 488 с.
9. Неизданные сочинения М.М. Щербатова / под ред. Любомирова П.Г. - М., 1935.
10. Рустам-Заде З.П. Жизнь и творчество М.М. Щербатова. - СПб., 2000. - 92 с.
11. Сочинения князя М.М. Щербатова. Т. 1-2. - СПб., 1896.
12. Стенник Ю.В. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-политической мысли ХУШ-начала XIX века. - СПб., 2004. - 277 с.
13. Уткина Н.Ф. М.М. Щербатов - идеолог российского дворянства // Русская мысль в век Просвещения. - М., 1991.
14. Федосов И.А. Из истории русской общественной мысли ХУШ столетия. М.М. Щербатов. - М., 1967. - 293 с.
15. ЩербатовМ.М. История Российская от древнейших времен. Т. 1-7. - СПб., 1794-1805.
16. Щипанов И.Я. Общественно-политические и философские воззрения русских просветителей второй половины XVIII в. // Очерки по истории философской и общественно-политической мысли народов СССР. В 2-х т. - Т. 2. - М., 1955. - 351 с.
17. Щипанов И.Я. Философия русского просвещения. - М., 1971. - 283 с.
18. Юм Д. Сочинения в 2-х тт. - М., 1966. Т. 2. - 900 с.
References and Sources
1. Artem'eva T.V. Mihail Shcherbatov. - SPb., 1994. - 91 s.
2. Artem'eva T.V. Novaya Atlantida Mihaila Shcherbatova // Voprosy filosofii. - 2000. - № 10. - S. 104-108.
3. Boldyrev A.I. Problema cheloveka v russkoj filosofii XVIII veka. - M., 1986. - 186 s.
4. Vipper R. Obshchie ucheniya i istoricheskie teorii 18 i 19 vv. v svyazi s obshchestvennym dvizheniem na Zapade. - SPb., 1900. - 207 s.
5. Zablockij M. Material dlya biografii kn. M.M. Shcherbatova. // Sankt-Peterburgskie vedomosti. - 1857. - 11 dekabrya. - N° 269.
6. Zamaleev A.F. Lekcii po istorii russkoj filosofii. - SPb., 2001. - 396 s.
7. Zen'kovskij V.V. Istoriya russkoj filosofii. - L., 1991. - T.1. - CH.1. - 220 s.
8. Kollingvud R. Dzh. Ideya istorii. - M., 1980. - 488 s.
9. Neizdannye sochineniya M.M. Shcherbatova / pod red. Lyubomirova P.G. - M., 1935.
10. Rustam-Zade Z.P. Zhizn' i tvorchestvo M.M. Shcherbatova. - SPb., 2000. - 92 s.
11. Sochineniya knyazya M.M. Shcherbatova. T. 1-2. - SPb., 1896.
12. Stennik Yu.V. Ideya «drevnej» i «novoj» Rossii v literature i obshchestvenno-politicheskoj mysli XVIII-nachala XIX veka. - SPb., 2004. - 277 s.
13. Utkina N.F. M.M. Shcherbatov - ideolog rossijskogo dvoryanstva // Russkaya mysl' v vek Prosveshcheniya. - M., 1991.
14. Fedosov I.A. Iz istorii russkoj obshchestvennoj mysli XVIII stoletiya. M.M. Shcherbatov. - M., 1967. - 293 s.
15. Shcherbatov M.M. Istoriya Rossijskaya ot drevnejshih vremen. T. 1-7. - SPb., 1794-1805.
16. Shchipanov I.Ya. Obshchestvenno-politicheskie i filosofskie vozzreniya russkih prosvetitelej vtoroj poloviny XVIII v. // Ocherki po istorii filosofskoj i obshchestvenno-politicheskoj mysli narodov SSSR. V 2-h t. - T. 2. - M., 1955. - 351 s.
17. Shchipanov I.Ya. Filosofiya russkogo prosveshcheniya. - M., 1971. - 283 s.
18. Yum D. Sochineniya v 2-h tt. - M., 1966. T. 2. - 900 s.
СКОПА ВИТАЛИИ АЛЕКСАНДРОВИЧ - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой философии и культурологии, Алтайский государственный педагогический университет, член-корреспондент Российской академии естествознания (sverhtitan@rambler. ru).
SKOPA, VITALY A. - Doctor of History, Professor, Head of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Altai State Pedagogical University, Corresponding Member of the Russian Academy of Natural Sciences (sverhtitan@rambler.ru).
УДК 94(47).066/07:929 Томара DOI: 10.24412/2308-264X-2023-1-28-37
ВОРОНОВ И.А.
ТОМАРА В.С. (1746 - 1819) - РУССКИЙ ДИПЛОМАТ, СЕНАТОР И ФИЛОСОФ
Ключевые слова: В.С. Томара, Георгиевский трактат, Ясский мир, Республика Семи Соединенных Островов.
Дипломат, сенатор и действительный тайный советник Василий Степанович Томара (1746-1819) был одним из тех людей, по биографии которого можно изучать историю внешних отношений России в период с подписания Георгиевского трактата о присоединении Грузии к России (1784) до создания Республики Семи Соединенных Островов (1800), в которых Томара принимал самое непосредственное участие. На основе документов и исследовательской литературы, в статье произведена попытка воссоздать основные этапы биографии и служебной карьеры В.С. Томары. Дана характеристика личности этого скромного, самоироничного дипломата, порой как будто специально старавшегося принизить свои заслуги и таланты, но, неожиданно для многих, ставшим одним из значимых персонажей знаменитого философского трактата Жозефа Мари де Местра «Петербургские вечера» (1821).
VORONOV, I.A.
VS. TOMARA (1746 - 1819) - RUSSIAN DIPLOMAT, SENATOR AND PHILOSOPHER
Keywords: V.S. Tomara, Treaty of Georgievsk, Treaty of Jassy, Septinsular Republic.
The diplomat, senator and actual privy councilor Vasily Stepanovich Tomara (1746-1819) was one of those people whose biography can be used to study the history of Russia's foreign relations in the period from the signing of the Treaty of St. George on the annexation of Georgia to Russia (1784) to the creation of the Republic of the Seven United Islands (1800), in which Tomara took a very direct part. Based on documents and research literature, the article attempts to recreate the main stages of the biography and career of V.S. Tomara. The article describes the personality of this modest self-mocking diplomat, who sometimes seems to be deliberately trying to belittle his merits and talents, but, unexpectedly for many, became one of the significant characters of the famous philosophical treatise by Joseph Marie de Maistre «Les soirées de St.-Pétersbourg» («The evenings of St.-Petersburg») (1821).
Петербургским ноябрьским днем, оказавшись в самом центре Лазеревского кладбища Свято-Троицкой Александро-Невской лавры, можно пройти мимо и не заметить серый гранитный саркофаг с крестом в изголовье [1, с. 96]. А уж прочитать, при тусклом питерском свете, что написано на выветренном за 200 лет граните, совсем уж не представляется возможным. Однако стоит остановиться и задуматься о бренности бытия и мимолетности всего земного. Здесь лежит один из трёх героев знаменитого в XIX веке трактата религиозного философа Жозефа Мари де Местра «Les soirées de St.-Pétersbourg» («Петербургские вечера»), первое издание которого вышло в Париже в 1821 году [2].
