CC BY
37
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XVII, № 3
ЮЦИАЛЬНО-ЭПИ СТЕМ ОЛОГИ ЧЕ С КИЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМАМ СОЗНАНИЯ И ЯЗЫКА
Н. А. КАЛЮЖНАЯ
а
В конце 20 века социальная природа познания, связанного с феноменами деятельности и общения, превратилась в одну из главных тем эпистемологии. При этом ключевая роль отводится языку как воплощению социальности. Множество фиксированных, но не всегда отрефлексированных значений, задаваемых «объективной» структурой языка, устоявшимися идиомами, метафорами, обусловливает зачастую латентную, требующую прояснения роль языка в процессе познания. Требуется экспликация скрытых языковых функций, отвечающих за специфические формы человеческого взаимодействия, особые механизмы социального поведения. Накопленный общественный опыт оказывается теснейшим образом связан с развитием конкретного языка данного этноса, социальной системы, института или субкультуры, особенности интеграции которых могут быть выявлены именно через его анализ. В этом смысле язык отражает общую модель социально-определяемой
действительности, коллективные формы ее восприятия. Немалая роль отводится анализу роли языка в творческом, преобразующем процессе научного познания. Более того, проблема взаимовлияния элементов триады язык-зпание-социум сегодня оказывается особенно актуальной в связи с развитием информационного общества, что повышает значимость именно социально-эпистемологических исследований. В них все большее внимание уделяется задачам междисциплинарной интеграции, в том числе философскому анализу социологии, психологии, лингвистики и когнитивных наук в целом. Проблемам взаимосвязи языка, знания и специфики социального в контексте современных эпистемологических дискуссий посвящена новая монография коллектива авторов, сотрудников сектора социальной эпистемологии Института философии РАН1. В книге представлены работы таких известных российских философов, как И. Т. Касавин, В. Н. Порус, Д. И. Дубровский, а также моло-
1 Язык, знание, социум. Проблемы социальной эпистемологии / Под ред. И. Т. Касавина. М.: ИФ РАН, 2007. 180 с.
дых исследователей. Под углом вопросов, связанных с ролью языка в становлении форм сознательной деятельности, социальных отношений, с поиском методов постижения человеческой субъективности, соотнесен™ между собой, с одной стороны, социальных правил, культурного контекста, а с другой — смысла, интенциональ-ности, ментальности, проанализирован целый ряд современных философских концепций (подходы С. Крипке, X. Патнема, И. Приго-жина, Н. Лумана, Д. Чалмерса, Д. Блура, К. Гирца, Д. Льюиса, Дж. Кима, К. МакГинна, Т. Берд-жа, Дж. Спенсера-Брауна и др.).
В методологическом введении в книгу («Предмет и методы социальной эпистемологии») И. Т. Ка-савин рассматривает историю становления данной дисциплины, ее предмет, методы, перспективы развития, а также прикладные возможности. Автор характеризует главную задачу социальной эпистемологии как понимание специфики социальности в контексте философского анализа знания. Предмет социальной эпистемологии - отношение знания к социальности и наоборот - анализируется через призму типологии социальности, включающей «внутреннюю», «внешнюю» и «открытую». Первый, внутренний, тип социальности представлен специфическими формами деятельности и общения. Внешняя социальность выражает зависимость пространственно-временных характеристик знания от со-ЗС стояния общественных систем со Ф встроенными в них специфиче--В скими критериями его приемлемости. Открытая социальность, в свою очередь, предстает как
включенность знания в культурную динамику, в культурное воспроизводство и творчество. Автор обосновывает мысль, что современную эпистемологию необходимо строить на новых основаниях, требующих снятия противоположности классического и неклассического подходов. Согласно И. Т. Касавину, постнеклассиче-ская теория познания, сохраняющая роль философии, с одной стороны, и признающая важность междисциплинарного взаимодействия, с другой, открывает возможность синтеза разных методологических подходов, призванных способствовать развитию теоре-тико-познавательной дискуссии применительно к социально-эпистемологическим проблемам.
При этом авторы монографии признают, что и традиционный вопрос о предмете философии, в том числе и ее составляющей — эпистемологии, остается открытым и поныне. Перед философией всегда стояла задача осмысления той или иной реальности, но на первый план традиционно выносились проблемы человека, общества и природы, представавших в терминах так называемых культурных или природных универсалий (мир, душа, бытие, Бог), которые, однако, постепенно меняют свое содержание ввиду появления особых типов коммуникативной реальности и новых исследовательских задач. О трансформации роли философии и ее предмета рассуждает В. Н. Порус. В его статье «Философия науки: изменение контуров» анализируются актуальные проблемы философского исследования науки. Автор усматривает его уникальность в рефлексии по поводу научной
деятельности, которая не ограничивается лишь наукой как предметом изучения, но включает в себя и рассмотрение иных, внешних факторов, воздействующих на процессы научного познания, на его структуру и методы, на мо-рально-нравственные основания и на следствия научно-технического развития для сопредельных с наукой областей. Особую роль в таком взаимовлиянии внутри- и вне-научных факторов получает сравнительно новая дисциплинарная область - синергетика, которая, по мнению автора, «не вытесняет классические идеалы научности, но требует их переосмысления».
Сходные трансформации традиционной философской предметности имеют место и в философии сознания, что приводит к столкновениям среди представителей ряда признанных теоретиков в этой области и служит эвристическим импульсом к дальнейшим исследованиям. Так,
Д. И. Дубровский дискутирует с Д. Чалмерсом но вопросу о сущ-ностьи и роли субъективного опыта и его связи с информационными процессами, затрагивающими восприятие, мышление и поведение. Ответ на вопрос «Почему же некоторые информационные процессы не идут в темноте?» автор строит, опираясь на информационно-эволюционный подход. Д. И. Дубровский указывает на проблему, связанную с этим вопросом и представляющую большой исследовательский интерес, а именно - выяснение необходимых условий, при которых информационные процессы в головном мозгу становятся субъективно переживаемыми. Чтобы информация обрела форму субъективной
реальности, необходимо, по крайней мере, двухступенчатое кодовое преобразование на уровне эго-системы. Первое из них представляет для нее информацию как таковую (которая пребывает пока в «темноте»); второе преобразование «открывает» и тем самым ак-туализует ее для «самости», делает доступной для оперирования и использования в целях управления. Нейродинамическая система, которая является носителем «открытой» информации, т.е. не «идущей в темноте», представляет собой специфичный именно для эго-системы «естественный» код, как минимум, второго порядка. Развитие психики знаменует рост многоступенчатости и многоплановости производства информации об информации, что особенно ярко выступает в мышлении человека и в его языковой компетенции. В итоге Д. И. Дубровский на вопрос Д. Чалмерса дает следующий ответ: информация становится субъективно переживаемой при условии хотя бы одного цикла процесса «самоотождествления» и акта категоризации.
Остальные статьи посвящены, главным образом, вопросам философии языка. А. Ю. Антоновский («Смысл как коннективный механизм в языке, сознании и коммуникации») рассматривает проблему смысла в логике, социологии, лингвистике (семиотике) и психологии, раскрывает формы междисциплинарного синтеза, утвердившегося в ходе развития одного из влиятельных социологических подходов - теории социальных систем. Основной тезис статьи заключается в трактовке смысла как средства связи соответствующих элементов, свойственных
16 Зак. 2482
241
Щ р
Я
Ивн
II
11 щ
!й
И
II
и
у
I
1 и
L.
х
ж
ф
5
ш
о
и
каждой предметной области: переживаниям в психике, коммуникациям в обществе, лингвистическим элементам (монемам, морфемам, фонемам) в семиотике. Соответственно, выделяются три вида смысла: языковой, коммуникативный и психический. Сам смысл рассматривается как механизм подсоединения (коннекции) одних элементов и исключения других; механизм, отвечающий за интеграцию коммуникаций в специфические социальные системы. Осмысленность ментальных переживаний выступает как коннективность, которая полагается в качестве основы всякой рациональности и общего критерия осмысленности. При этом А. Ю. Антоновского интересуют не столько сами коммуникативные смыслы, сколько структуры, лежащие в основании коммуникативного акта. Для понимания общей природы смысла автор предлагает обратиться к специфической «логике форм», разработанной учеником Б. Рассела, английским логиком Дж. Спенсером-Брауном. В ней формализованы и выражены аксиоматически основные эписте-мические операции, составляющие основу любого познавательного процесса, задействующего смысл. Речь идет о процессах дис-тинкции и индикации. Смысл в общем виде выступает единством отличения и обозначения (с функцией подсоединения элементов соответствующих систем друг к другу), хотя и принимает в различных сферах и соответствующих науках специфические формы. Исследователь утверждает, что во всех науках возможна экспликация этого смысла, когда предметом дистинкций становятся
сами дистинкции, а предметом обозначения становятся сами обозначения. Этот рефлексивный процесс наблюдения самих средств наблюдения или познания самих средств познания понимается как наблюдение второго порядка и обнаруживает свои проявления в каждой исследуемой сфере.
Проблема имплицитного смысла в конкретной коммуникативной ситуации в аспектах его интерпретации анализируется П. С. Кусли-ем («Импликатура и теория интерпретации»), который, с использованием ряда примеров, показывает, что имплицируемое (второе) значение какого-либо сообщения, информации может зачастую считаться не менее, а даже более важным, чем первое, и обосновывает необходимость его исследования как одной из центральных задач теории коммуникации. В статье рассматривается проблематика теории речевых актов Дж. Остина и П. Стросона, теория имгшикатуры П. Грайса и некоторые современные проекты теории интерпретации имплицитных смыслов (С. Нил). Утверждается, что прагматическая теория интерпретации С. Нила предполагает возможность разработки концептуального инструмента, позволяющего установить прямую связь между сознанием говорящего и сознанием слушающего. Главным допущением этой теории является мысль о том, что имплицируемый смысл следует рассматривать как некоторую конкретную сущность, которая может быть воспринята слушающим. Проводятся параллели между проблемой интерпретации имплицитных смыслов и гипотезой о неопределенности перевода. Автор указы-
вает, что имплицируемым смысл не может быть однозначно детерминируемой сущностью, доступной для трансляции от говорящего к слушающему. Из этого делается вывод о том, что исследуемый проект теории интерпретации вряд ли может быть осуществим в силу того, что у слушающего нет иного пути, кроме как строить гипотезы относительно того, что сообщает ему говорящий.
Таким образом, П. С. Куслий полагает, что доводы о неосуществимости проекта теории однозначной интерпретации имплицируемых смыслов указывают на важную особенность природы коммуникации в целом: коммуникативную ситуацию неверно понимать как набор условий для перехода конкретных смыслов от говорящего к слушающему. Конкретных смыслов как сущностей нет, и поэтому интеракцию в коммуникативной ситуации следует рассматривать в терминах успешных и неуспешных гипотез по переводу прямых и имплицируемых смыслов.
В ряду исследований, связанных с проблемой понимания и интерпретации, находится и работа С. К. Матисова «Проблема контекста», значимость которой объясняется введением понятия контекста в устойчивый научный оборот и, вместе с тем, непрояс-ненностью его смысла. Целью статьи является аналитический обзор существующих в западной философской и научной традиции исследовательских подходов, в рамках которых понятие контекста играет ключевую роль или является предметом анализа. Речь идет о двух основных подходах, условно обозначенных как «логи-
ко-эгшстемологическии» и «научно-методологический». В качестве примера первого подхода называется эпистемологический контек-стуализм в аналитической философии, второго - общеметодологические исследования Дж. Гер-ринга и ситуационные исследования (case studies) американского антрополога К. Гирца. Автор рассматривает ряд существенных характеристик понятия «контекст», что подводит к решению некоторых скептических парадоксов относительно знания об окружающем мире, а также к ответу на вопрос, каким образом возможны эпистемические суждения. С. К. Ма-тисов считает, что в общей методологии социальных наук понятие контекста помогает выработать приемлемый критерий лучшего понятия или определения, но призывает учитывать его принципиально проблематичный характер.
Ю.С. Моркина в статье «Л. Вит-тгенштейн - Д. Блур. Институциональная природа знания» рассматривает такие вопросы, как «интерпретация интерпретации», анализ понимания Д. Блуром, эпистемология Л. Витгенштейна. В работе показаны эпистемологические следствия развиваемой Д. Блуром концепции знания как социального института. Ю. С. Моркина отмечает, что теория значения позднего Л. Витгенштейна позволяет Д. Блуру продемонстрировать важность общественных практик и подчеркнуть их приоритет как объяснительного ресурса перед любыми индивидуальными проявлениями. Автор статьи говорит о специфичности прочтения Д. Блуром теории значения Л. Витгенштейна, анализирует следствия, выводимые им из поня-
!
II
sri j;
lii и
X
X
E ф
л
Щ
о
ж illl '¿i
г i
ШШ ¡11
И
L.
X Ж
2 2 ев О
тия знания как социального института в книге «Витгенштейн: правила и институты».
Е. В. Вострикова в статье «Ментальное содержание: узкое или широкое?» рассматривает спор между интернализмом и экс-тернализмом в аспектах ментального содержания и анализирует вопрос о том, какие факторы -внешние или внутренние - являются определяющими для содержания сознания. Автор, обращаясь к взглядам известных представителей философии сознания (М. Даммита, Дж. Серла, Дж. Фо-дора, Дж. Кима, К. МакГинна, С. Крипке, X. Патнема), показывает, что «ментальное содержание» невозможно определить в терминах философии сознания. Выдвигается тезис о том, что понятию интенциональности можно либо дать чисто метафорическое описание, либо определить его через философию языка, отождествив, таким образом, с понятием значения. В работе делается заключение, что само понятие интенциональности имплицитно предполагает определенную картину сознания, согласно которой последнее представляет собой разновидность языка мысли. Несмотря на то что многие исследователи признавали тождество понятий «ментальное содержание» и «значение», следствия этого тождества не были до конца осознаны. Автор демонстрирует, что различие между актом и объектом (или содержанием) проводится на основании структуры предложений. Ментальное содержание описывается в статье как значение выражений, следующих за выражения-
ми типа «я считаю, что», «я верю, что», «я боюсь, что», т.е. как значение предложений в косвенных контекстах.
Что же касается спора между экстернализмом и интернализмом о значении (о том, что задает значение слова - сознание или внешний мир), то Е. В. Вострикова, рассмотрев основные аргументы экстерналистов и возможные ответы интерналистов, утверждает, что этот спор не может быть разрешен теми методами, которыми ведется. Участники данного спора пытаются решить проблему значения на априорных основаниях, произвольно выбирая отдельные виды факторов для объяснения работы языка, упуская из виду, что язык как реальный феномен обусловлен целым рядом предпосылок. Исследователь приходит к выводу, что для решения проблемы значения следует обратиться к изучению всего комплекса реальных механизмов функционирования языка.
В целом рецензируемая книга, авторы которой затрагивают различные аспекты исследования познания и языка, актуализирует целый ряд дискуссионных вопросов о феноменах интерпретации, контекста, значения, смысла, возможного мира и других, о понятиях, вызванных к жизни лингвистическим поворотом в западной философии 20 века и заслуживающих пристального внимания и анализа. Книга вносит вклад в прояснение сущности социально-эпистемологического подхода и одновременно показывает связь социальной эпистемологии с философией сознания и языка.
