CC BY
69
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ НАУКИ
316.4.063.24
С. Г. Анисимова, М. Ю. Присяжный
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, ДЕВИАЦИИ И ФОРСАЙТ СЕВЕРНЫХ НАРОДОВ (НА МАТЕРИАЛАХ РЕСПУБЛИКИ САХА (ЯКУТИЯ))
Представлены результаты конкретных социологических исследований, проведенных в последние годы на Северо-Востоке России. Выявлены факторы, повлекшие углубление социальных проблем и усиление девиантности на фоне глубокого преобразования жизнедеятельности населения. Проведено определение оптимальной стратегии развития малочисленных коренных народов Крайнего Севера с учётом исторических, этнических, хозяйственных и духовных особенностей региона.
Ключевые слова: социальные проблемы, девиации, северные территории, циркумполярный пояс, коренные малочисленные народы, форсайт-исследование.
S. G. Anisimova, M. Yu. Prisiazhnyy
Socioeconomic issues, deviation and foresight of Northern peoples (on the basis of the Republic of Sakha (Yakutia))
Results of concrete sociological researches which have been carried out in recent years in the North East of Russia in the article are presented. The factors that entailed deepening of social problems and strengthening of a deviant behavior against deep transformation of the population activity are revealed. Definition of development optimal strategy of Far North few indigenous people taking into account historical, ethnic, economic and spiritual features of the region is carried out.
Key words: social issues, deviations, northern territories, the circumpolar belt, few indigenous people, foresight-research.
На рубеже XX и XXI вв. проблема сохранения малочисленных коренных народов Северо-Востока России приобрела особую остроту на фоне масштабного освоения циркумполярных территорий (алмазо- и золотодобыча, лесозаготовки), разворачивания новых производств (добыча нефти, газа) и проникновения в северные территории потребительской культуры и укладов жизни, характерных для индустриальной
АНИСИМОВА Светлана Геннадьевна - к. социол. н., доцент кафедры социологии и управления персоналом ФЭИ СВФУ им. М. К. Аммосова.
E-mail: [email protected]
ПРИСЯЖНЫЙ Михаил Юрьевич - к. геогр. н., проректор по естественно-математическому направлению; зав. кафедрой североведения; зав. лабораторией экономического и географического мониторинга северных территорий СВФУ им. М. К. Аммосова.
E-mail: [email protected]
цивилизации. В настоящее время в связи с компьютеризацией школ как образовательно-досуговых центров в отдалённых поселениях, распространением сети Интернет, повышением уровня благосостояния населения ряда районов, интенсивным строительством объектов международного значения (наиболее крупный проект - нефтегазопровод Восточная Сибирь - Тихий океан), на которых используется труд иностранных рабочих из ближнего и дальнего зарубежья, происходит глубокое преобразование всей жизнедеятельности северных народов, что приводит к углублению социальных проблем и усилению девиантности. Критической социально-экономической и социокультурной проблемой является разрыв между необходимостью индустриального освоения северных территорий и важностью сохранения в долгосрочной перспективе проживающих на этих территориях коренных малочисленных народов (во всей полноте их существования, включая хозяйство-
S8
вание, образ жизни, культуру). Всё это обусловило поиск новых стратегий развития народов Крайнего Севера России.
Г лубокие хозяйственные, политические и социальные реформы, вызвавшие изменения в области идеологии и социальной политики, происходят в России уже четверть века. С начала «перестройки» страна погрузилась в состояние перманентного кризиса — аномии. В России в полной мере проявилась постулированная Э. Дюркгеймом закономерность: «в момент общественной дезинтеграции, будет ли она происходить в силу болезненного кризиса или, наоборот, в период благоприятных, но слишком внезапных социальных преобразований, общество оказывается неспособным проявлять нужное воздействие на человека, порождая состояние беззакония, отсутствия правовых норм» [1, с. 293-294]. Аномия распространилась во все сферы жизнедеятельности общества и социальных институтов, однако протекала с различной степенью выраженности в соответствии с объективными противоречиями общественного и социокультурного развития. Асинхронность процессов дезинтеграции обусловлена тем, что территория России издавна населена народами, имеющими существенные отличия в религии, культуре, способах хозяйствования, географическом расположении и т. д. Так, в национально-административных образованиях Северного Кавказа, Поволжья, Сибири «революционный переход» от феодализма к социализму закрепил устойчивую дуальную систему ценностей. В условиях постоянных реформ конфликтность усиливается постоянно присутствующей неопределённостью и размытостью стандартов взаимодействия между интересами центра и регионов, отдельных людей и социальных групп, социальных общностей и общества, общества и индивидов. Непрерывные «рывки» в экономическом и социально-политическом развитии сопровождаются разрушением предшествующей социальной организации «до основания», сменой либеральных и авторитарных режимов на протяжении всей истории российского государства. Кроме того, коллективное сознание россиян подвергается очередному испытанию благодаря регулярному искажению исторических фактов и ниспровержению прежних идеалов.
В целом, гигантская территория (географический фактор) и длительное сочетание патернализма и авторитаризма способствует постоянному поглощению общества государством и цементирует в коллективном сознании приверженность к сильной власти, «имперское» мышление. Необходимо отметить, что мощное влияние цивилизационного разлома, разрушения имперского сознания и мышления «простого советского человека» - представителя еди-
ной общности - выступило как катализатор стремительного размывания ценностно-нормативной системы и «расползания» аномии. В результате наблюдается феномен «парадоксального» человека, когда сочетание «имперского мышления» представителя советского народа и национально-территориальных менталитетов создаёт области жёсткой напряжённости, вызывает сдвиги в идентификации, внутриличностные, межличностные и межгрупповые конфликты.
В правовом пространстве произошла нивелировка императивности законов и уменьшение сферы реального государственно-правового регулирования. По мнению российского социолога М. В. Романенко, началось «построение ... по семейно-клановому признаку, возникли корпоративно-клановые структуры, захватившие основные сферы производства (сырьё, естественные монополии, оборонка, АПК)» [2, с. 90], создавшие ситуацию, когда «коррупция становится органической субсистемой российского социума и приобретает системообразующий характер» [2, с. 88]. В результате «расползания» аномии во всех сегментах экономической сферы и сопряжённых с нею областях наблюдаются институциональные деформации, стремительное расширение «теневой» и неформальной экономики, причём «скрытый» сегмент рыночной экономики зачастую превышает «открытый», поддающийся учёту и анализу [3, с. 4]. На фоне симбиоза теневого сектора и органов государственной власти в производственно-трудовой сфере совершаются финансовые и налоговые правонарушения и преступления, распространяются «теневые» трудовые практики, происходит системное ущемление прав наёмных работников, нарушаются обычаи «делового оборота» и др. Можно согласиться с мнением, что «различные формы взяток и откатов сегодня считаются необходимым условием жизни, а старая формула «не подмажешь - не поедешь» стала в последние годы нормой жизни, масштабы распространения которой значительно превзошли царское, советское и даже ельцинское время и отнюдь не проявляют тенденции к уменьшению» [4, с. 92]. Общегосударственные негативные факторы, порождающие социально-экономические проблемы и способствующие распространению девиаций, включают стремительную поляризацию общества по критерию бедность-богатство; утверждение богатства как всеобщего символа успеха и порождаемые этим потребительские формы поведения (криминальные, паразитические, иждивенческие); формирование «дикого рынка»; возрастающая жёсткость социальной структуры, ограничивающая социальную мобильность (кланы, семьи, образовательные барьеры и т. д.); расширение влияния протокриминальных структур (СМИ) и теневых сообществ; сращивание власти и
криминала по инициативе элитных групп (криминализация сверху), «выход на арену» и встраивание криминала в обыденную жизнь; маргинализация всех социальных слоёв и групп; разрастание андеркласса и т. д.
Республика Саха (Якутия) как один из субъектов Российской Федерации испытывает на себе влияние всего причинного комплекса дезинтеграции. На Крайнем Севере социально-экономические проблемы осложняются набором географических, демографических, производственных, социокультурных, криминогенных и этнических факторов, обусловленных циркумполярным положением региона. Якутия — самый крупный субъект Российской Федерации, отличается резко-континентальным климатом, неразвитой транспортной инфраструктурой, крайне малой плотностью населения - 0,31 чел. на 1 км2. Численность населения РС (Я) по итогам переписи на 1 января 2011 г. составила всего 958,5 тыс. человек, 1/3 населения - жители сельской местности, в столице республики г. Якутске проживают 266 тыс. человек [5]. Республика Саха (Якутия) представляет собой сырьевой регион России: на территории находятся по приблизительным подсчётам около 1/3 мировых запасов полезных ископаемых (алмазы, золото, нефть, газ, уран, олово и т. д.) и огромные природные ресурсы - лес, чистая вода, что активизирует продвижение в республику добывающих российских монополистов («Юкос», «Транснефтегаз» и др.) и крупных зарубежных компаний (транснациональная группа «Мечел», китайские и корейские инвесторы и др.).
На протяжении первых лет перестройки произошёл развал промышленности республики, за исключением алмазодобывающего комплекса и части предприятий, поддерживающих жизнедеятельность населенных пунктов. В районах промышленного освоения Севера в связи с закрытием предприятий по добыче олова и угля, с частичным переходом золотодобычи под контроль местных и этнических криминальных группировок, разрушением системы транспортных коммуникаций, закрытием ряда предприятий, осуществлявших речные, воздушные, автомобильные перевозки, и обслуживающих организаций, развалом социальной инфраструктуры, исчезли с географической карты десятки посёлков городского типа с высококвалифицированным населением по разным направлениям промышленности. Процессы деклассирования и маргинализации затронули значительную часть населения региона, прибывшего сюда в период промышленного освоения территории. Надо заметить, что в районах Крайнего Севера сформировалась специфическая ментальность, связанная с заселением северных территорий с 1960-х гг. (период мощного промышлен-
ного освоения), когда сюда прибывали и «за туманом и запахом тайги» и «за длинным рублём». В начале 1990-х гг. происходило снижение количества населения, разрушение демографического и трудового потенциала, потеря населения, имеющего профессионально-квалификационные навыки, адекватные экстремальной среде жизнедеятельности, нарастала искусственная люмпенизация граждан трудоспособного возраста и увеличился приток низкоквалифицированной рабочей силы из ближнего и дальнего зарубежья.
На уровне общностей произошло возрождение «архетипичных» идентичностей - «землячеств», быстро мутировавших в сторону организованных преступных сообществ, которые и конкурируют, и контактируют с квазиэтническими группировками, объединяющими граждан России и постсоветских государств с уголовными сообществами, состоящими из граждан бывших советских республик (Украина, Таджикистан, Армения, Азербайджан, Кыргызстан, Узбекистан и другие), в основном, ориентированных на совершение деликтов корыстной направленности и преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков.
Сформировались ареалы бедности и социальной неуспешности за счёт ценностных трансформаций, когда индивидуальный успех как форма общественного признания сталкивается с неравенством индивидов в обладании ресурсами и средствами для его достижения. Транслируемые потребительские установки и ценности стимулируют, с одной стороны, распространение пассивно-рекреационных жизненных практик, вытесняющих производительно-продуктивные, расширение маргинальных слоёв, имеющих «пёстрый состав»; с другой стороны, влекут профессионально-трудовую деградацию основной массы работников, изнашивание организма за счёт вынужденной занятости в нескольких местах (в основном, это характерно для женщин) [6, с. 78]. Проживание в экстремальных условиях вызывает перманентный стресс, подпитываемый отсутствием возможностей для полноценного досуга и рекреации за счёт «отмены» (неисполнения), утверждённых в советское время законодательных актов, регулирующих трудовую деятельность в сложных условиях.
Под давлением индустриальной цивилизации и массовой культуры формы хозяйствования, характерные для коренных народов Севера (якуты, эвенки, эвены, долганы, чукчи, юкагиры, группы русского старожильческого населения и др.), присущие им формы социальной организации, национальной культуры, ценностные установки и ментальные доминанты подвергаются испытанию «на выживание» в условиях постоянных реформ. С 1990 по 2005 гг. по Республике Саха (Якутия) среднегодовая числен-
ность населения в районах проживания малочисленных народов Севера уменьшилась на 17, 9 тыс. человек и составила 56 тыс. человек (5,9 % населения). Из этого количества населения в сельской местности проживало 21, 5 тыс. человек. По итогам переписи 2010 года количество представителей малочисленных коренных народов Севера меньше представителей бывших братских республик - Кыргыстана, Армении, Узбекистана, Таджикистана. Так, долган в Якутии 1906 человек (0,2 %), юкагиров - 1281 (0,1 %). Несколько больше проживает эвенков - 21 тыс. человек (2,2 %) и эвенов - 15 тыс. человек (1,6 %) [5].
На фоне масштабного освоения природных ресурсов северных территорий крупными компаниями происходит «размывание» хозяйственноэкономической действительности коренных народов; утрата национальной идентичности, её «отрыв» от национальной культуры (утрата языка, этноспе-цифичных форм общения и поведения, национальных ценностей). Уже свершившимся фактом является то, что большинство представителей коренных народов трудятся вне традиционного хозяйства [7, с. 178]. Наблюдается «разрушение генофонда в результате миграций, падения рождаемости, изменения репродуктивного поведения» [8, с. 5]. В регионе с начала 1990-х гг. выдвинулись на «поверхность» разнообразные девиации, увеличилась заболеваемость психоневрологическими заболеваниями и наркоманией, на фоне «антиалкогольной компании» бытовое пьянство приняло повальный характер, возродилось архаичное самогоноварение, в то время как уровень рождаемости упал, а уровень смертности повысился.
В настоящее время для циркумполярного пояса наибольшую социальную опасность представляют такие девиации, как суицид, алкоголизм, принимающий форму «пивной эпидемии» среди молодежи и бытового пьянства в целом [9, с. 66]; потребление разнообразных психоактивных веществ - курительных наркотических смесей, дезоморфина, называемого «героином для бедных», транквилизаторов, барбитуратов и т. п. [10, с. 117]. Суицидальность среди представителей коренных народов Севера - детей, молодёжи, трудоспособных мужчин - в десятки раз превышает общий уровень самоубийства в других этнических группах республики (1 место в России по данным 2007 г.) [11].
Реализация социокультурной политики основана на разностороннем мониторинге экономических, социально-демографических, культурных процессов воспроизводства коренных народов Севера с охватом различных возрастных, гендерных и территориальных групп этносов. Материалы исследований 2010 года, проведённые в Красноярском крае и в Республике Саха (Якутия) (п=298), позволили выявить различные аспекты жизнедеятельности коренных
народов Севера [7].
Менее половины опрошенных представителей малочисленных коренных народов Севера вовлечены в традиционные виды хозяйства в качестве основной работы, либо частично вне зависимости от пола и возраста респондента. От поколения к поколению занятость в традиционных видах хозяйства не снижается: в среднем для 37 % респондентов разных поколений это основная работа, а 13 % заняты в традиционном хозяйстве частично. Важно отметить, что доля респондентов, для которых традиционные промыслы являются основным источником дохода, существенно меньше, чем доля тех, для кого они являются лишь видом трудовой занятости. С точки зрения получения дохода традиционные виды хозяйства не конкурентоспособны с привнесёнными индустриальной цивилизацией видами деятельности, в связи с этим во всех возрастных группах высока доля тех, чьим основным источником доходов являются социальные выплаты (пенсии, пособия на детей и т. д.)
Среди национальных традиций и видов занятий сохраняют значимость «прагматически ценные»: национальная кухня много значит для 44 % респондентов; сельское хозяйство (оленеводство, скотоводство, коневодство), охота, ремесло - для 48 %. Остальные формы культуры и видов деятельности имеют большое значение лишь для трети респондентов. Можно заметить, что лидируют как сохраняющие значимость формы жизнеобеспечения, использующие местные ресурсы, так, национальная кухня позволяет эффективно использовать местные продукты питания, снижая финансовые затраты на питание, так как национальные промыслы в настоящее время малоэффективны как источник денежного дохода, но дают доход в виде натуральной продукции. В наибольшей мере отвергаются респондентами («нисколько не значат в жизни») народные песни, танцы, национальная одежда, народные предания, традиции жизни и поведения. По-видимому, эти аспекты народной культуры воспринимаются как «декоративные», не несущие прагматического, а также и какого-то иного смысла.
Малочисленные народы (юкагиры, эвены, чукчи и др.) фактически утрачивают национальный язык, и живые носители языка, скорее всего, скоро исчезнут. Эвенки - наиболее многочисленные из коренных народов Севера - имеют шансы сохранить национальный язык, поскольку всё ещё сохраняется определённая доля носителей языка и большинство родителей намерены учить детей родному языку.
Самый низкий уровень значимости народных традиций и занятий (в среднем) наблюдается у респондентов в возрасте от 20 до 39 лет. Более привержены существующим этническим традициям
респонденты из возрастных групп 40-59 и 60-80 лет. Представители старших возрастных групп, вопреки расхожим представлениям, не демонстрируют большой приверженности к этим традициям. Ядром этноса, основными носителями этнической традиции являются 40-59-летние, сохраняющие ресурс здоровья и жизненной энергии. В группе 20-40 лет одна треть привержены национальным традициям, а остальные демонстрируют меньшую степень определенности в отношении к национальным традициям.
Можно заметить, что среди представителей северных народов распространяется неэкологическое, псевдорациональное мышление, воплощающееся в поговорке «после нас хоть потоп», что прослеживается в экстенсивном типе хозяйствования, расточительном отношении к земельным, водным, лесным и животным ресурсам, а также в отношениях людей между собой. Люди, чьи доходы в основном определяются социальными пособиями, утрачивают приверженность национальной культуре. В то же время часть населения, живущего на заработки в организации и доходы от ведения традиционного хозяйства, в большей мере сохраняют приверженность национальной культуре.
Наше исследование позволило выявить основные «идеальные типы» представителей коренных малочисленных народов Севера - тип «утративших связь с этносом» и тип «поддерживающих жизнь этноса».
«Утратившие связь с этносом» - это респонденты, имеющие низкий индекс «ценности традиций» (1,0-1,5); в большей степени мужчины; младше 40 лет (58 %); проживающие в смешанной семье (северный + русский этнос) (62 %); не занятые в традиционных видах хозяйства (81 %); имеющие в качестве основных источников доходов социальные выплаты (51 %). Они скорее не стремятся сохранять черты национальной культуры, национального характера, не владеют национальным языком и определённо не будут учить своих детей своему языку (49 %).
«Поддерживающие жизнь этноса» - это респонденты, имеющие высокий индекс «ценности традиций» (2,5-3,0); в большей степени женщины; входящие в возрастную группу 40-59 лет (49 %); проживающие в семье северного этноса (75 %); занятые и частично занятые в традиционных видах хозяйства (39 % и 14 %); имеющие основные источники доходов при работе в организациях и в традиционных промыслах (50 % и 21 %). Они определённо стремятся сохранить черты национальной культуры, национального характера, владеют национальным языком и определённо будут учить своих детей данному языку (69 %), что позволяет
выделить группы, наиболее приверженные народным традициям и культуре. Данные группы могут быть «опорой» политики, направленной на сохранение этноса.
Таким образом, велик риск необратимой диссипации коренных народов за короткое время (в перспективе за 2-3 поколения).
Всё это порождает обращение к новым управленческим парадигмам. Не вызывает сомнения, что эффективность управленческой деятельности обусловлена субъективными факторами, такими как состояние духовной культуры общества в целом, её отдельных субъектов, начиная от государства и кончая каждым отдельным человеком. Поэтому наиболее продуктивной и реалистичной представляется стратегия, которая находит «точки опоры» для воспроизводства этносов не только и не столько в сохранении традиционного образа жизни, сколько в сохранении духовной культуры народа, его национального характера, ценностных установок, интеллектуальных и эмоциональных особенностей. В качестве такового применяется «форсайт»-исследова-ние (от анг. foresight - «предвидение») - технология предвидения социального будущего развития системы, сопровождающаяся мерами по обеспечению движения общества по выбранной траектории на базе общественного консенсуса. Набор подходов, используемых в форсайт-проектах, постоянно расширяется и охватывает десятки методов: ка-
чественные - интервью, обзоры литературы, морфологический анализ, «деревья соответствий», сценарии, ролевые игры и др., количественные -анализ взаимного влияния (cross-impact analysis), экстраполяция, моделирование, анализ и прогноз индикаторов и др. Ряд методов носит синтетический характер. В их числе - Делфи, «дорожная карта», критические технологии, игровое моделирование и др. Эффективность комбинированного применения различных качественных и количественных методов нашла своё подтверждение, позволяя прогнозировать будущие риски, связанные с угрозой исчезновения многих этнических культур в будущем, выработать приоритетные подходы для сохранения многих этносов, исходя из вариантов возможного будущего, которые могут наступить при выполнении определённых условий: правильного определения сценариев развития, достижения консенсуса по выбору того или иного желательного сценария, предпринятых мер по его реализации.
На основе выделенных «идеальных типов» и специфики хозяйственного поведения коренных народов определены направления деятельности: традиционная производственная деятельность, расширение сервисной деятельности и деятельности в социально-культурной сфере, создающие «окно
возможностей» для расширения набора компетентностей представителей коренных народов, формирования их социального и человеческого капитала. Отмечено, что важными являются как исторически сложившиеся каналы трансляции духовной культуры и соответствующие социальные институты, например, народное искусство, народные праздники, семейное воспитание, произведения авторского искусства, так и специально создаваемые вторичные институты (образовательные, медийные и др.). Таким образом, форсайт создаёт шансы интеграции народов циркумполярных территорий в цивилизацию XXI в. с сохранением их самобытности, уникального исторического опыта, специфических способов жизни в образовавшемся в последнее время социальном окружении и существующих природных условиях.
Л и т е р а т у р а
1. Дюркгейм Э. Самоубийство. Социол. этюд: пер. с фр. Изд. подгот. Вал. А. Луков. - СПб, 1998. - 496 с.
2. Романенко М. В. Основные тенденции криминализации современной России // Социология. - 2007. - № 2. -С. 88-97.
3. Заславская Т. И., Шабанова М. А. Неправовые трудовые практики и социальные трансформации в России // Социологические исследования - 2002. - № 6. - С. 3-17.
4. Феофанов К. А. Социально-политические и ценностно-ментальные особенности российского управления // Социально-гуманитарные знания. - 2007. - № 2. - С. 89-96.
5. Итоги Всероссийской переписи населения 2010 г. [Электронный ресурс] ЦКЪ: www.gks.ru (дата обращения: 20.12.2011).
6. Анисимова С. Г. Женщины и рынок труда: итоги мониторинга / Ком.по делам семьи и детства при Президенте Респ. Саха (Якутия); [под общ. ред. к. э. н. А. Е. Сергу-чева]. - Якутск: Компания «Дани Алмас», 2010. - 88 с.
7. Научный отчёт по работе 2.27.1. «Разработка методологии форсайта этносов Северо-Востока Российской Федерации» по теме 2.27. «Форсайт этносов Северо-Востока РФ до 2050 г.» по проекту 2.2 «Формирование современных практик междисциплинарных гуманитарных исследований и создание культурно-образовательной среды для арктических циркумполярных территорий» по мероприятию «Программа развития СВФУ» / Руководитель
- С. Г. Анисимова. - Якутск, 2011. - 238 с.
8. Этническая геномика якутов (народов саха): генетические особенности и популяционная история / Л. А. Тарская, А. И. Гоголев, Г. И. Ельчинова и др.; [отв. ред.С. Д. Варфоломеев]; Ин-т молекуляр. Генетики РАН. - М.: Наука, 2009. - 271 с.
9. Сукнёва С. А. Демографический потенциал развития населения северного региона. - Новосибирск: Наука, 2010.
- 168 с.
10. Анисимова С. Г. Наркотизм молодёжи северных
территорий: особенности и профилактика (на примере
Республики Саха (Якутия)) // Социологические исследования. - 2011. - № 7. - С. 113-118.
11. Можайский А. Отец народа: интервью с первым Президентом Якутии М.Е. Николаевым // «Эхо столицы».
- 2007. - № 38. - С. 10.
