CC BY
25
Здоровье и общество
© Коллектив авторов,2020
УДК 616.89-008.441.13-06: 314.174(571.54)
Будаев Б. С.1, Михеев А. С.2, Тармаева И. Ю.3, Хамнаева Н. И.4, Богданова О. Г.24
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОТЕРИ ВСЛЕДСТВИЕ СМЕРТНОСТИ ОТ АЛКОГОЛЬ-АССОЦИИРОВАННЫХ
ПРИЧИН
'Министерство здравоохранения Республики Бурятия, 670001, г. Улан-Удэ; Республиканский наркологический диспансер Министерства здравоохранения Республики Бурятия, 670033, г. Улан-Удэ; 3ФГБОУ «Федеральный исследовательский центр питания и биотехнологии», 109240, г. Москва; 4ФГБОУ ВО «Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления» Минобрнауки России, 670013, г. Улан-Удэ
Проведена оценка социально-экономических потерь по результатам анализа смертности от алкоголь-ассо-циированных причин в Республике Бурятия. Установлено, что в республике за 1993—2017 гг. в среднем доля смертности от алкоголь-ассоциированных причин составила 3,52±0,05% общей смертности населения. Данный показатель значительно выше среди лиц, умерших в трудоспособном возрасте, достигая в данной когорте значения 6,98±0,11%. Экономический ущерб от прямых алкоголь-ассоциированных причин смертности в трудоспособном возрасте составил 4123,9 млн руб. Авторами на основе принципа потенциальной демографии рассчитан социальный и экономический ущерб в результате преждевременной смертности населения Республики Бурятия по причинам, прямо связанным с алкоголем. Социальные потери ежегодно в среднем составляли 80 248,37 человеко-лет, не дожитых до конца трудоспособного возраста. Сопутствующие экономические потери в совокупности за указанный период составили 4,1 млрд руб. Полученные данные свидетельствуют о высоком уровне алкоголизации населения республики и о необходимости активизации мероприятий, направленных на первичную профилактику.
Ключевые слова: смертность; алкоголь-ассоциированные причины; социально-экономические потери.
Для цитирования: Будаев Б. С., Михеев А. С., Тармаева И. Ю., Хамнаева Н. И., Богданова О. Г. Социально-экономические потери вследствие смертности от алкоголь-ассоциированных причин. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2020;28(1):29—33. DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2020-28-1-29-33 Для корреспонденции: Богданова Ольга Георгиевна, канд. мед. наук, доцент кафедры Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления, e-mail: [email protected]
Budaev B. S.', Mikheev A. S.2, Tarmaeva I. Yu.3, Khamnaeva N. I.4, Bogdanova O. G.2,4 THE SOCIAL ECONOMICAL LOSSES BECAUSE OF MORTALITY DUE TO ALCOHOL-ASSOCIATED
CAUSES
1The Health Ministry of the Republic of Buryatia, 670001 Ulan-Ude, Russia;
2The Republican Narcology Dispensary of the Health Ministry of the Republic of Buryatia, 670033 Ulan-Ude, Russia;
3The Federal State Budget Educational Institution of Higher Education "The Federal Research Center of Nutrition and
Biotechnology", 109240 Moscow, Russia;
4The Federal State Budget Educational Institution of Higher Education "The East Siberian State University of Technologies and Management" of The Minobrnauka of Russia, 670013 Ulan-Ude, Russia
The evaluation of social economic losses based on the analysis of mortality of alcohol-associated causes in the Republic of Buryatia was carried out. It is established that in the Republic in 1993—2017 the average mortality due to alcohol-associated causes made up to 3.52% of total population mortality. This indicator is significantly higher among died individuals of able-bodied age, reaching 6.98±0.11% in this cohort. The economic damage due to direct alcohol-associated causes of death of individuals of able-bodied age made up to 4,123.9 million rubles, including 2038.3 million rubles in male population and 319.3 million rubles in female population, considering employment of analyzed population cohort. The social and economic damage due to population premature mortality in the Republic of Buryatia and directly related to alcohol consumption was calculated on the basis of potential demography principle. In average, the annual social losses made up to 80,248.37 man-years not survived till the end of able-bodied age. In total, the concomitant economic losses for the mentioned above period made up to 4.1 billion rubles. The obtained data testify both high level of alcoholization of population of the Republic of Buryatia and necessity of the activation of activities targeted to primary prevention. Keywords: mortality; alcohol-associated causes; social economic losses.
For citation: Budaev B. S., Mikheev A. S., Tarmaeva I. Yu., Khamnaeva N. I., Bogdanova O. G. The social economical losses because of mortality due to alcohol-associated causes. Problemi socialnoi gigieni, zdravookhranenia i istorii meditsini. 2020;28(1):29—33 (In Russ.). DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2020-28-1-29-33
For correspondence: Bogdanova O. G., candidate of medical sciences, associate professor of the Chair of Federal State Budget Educational Institution of Higher Education "The East Siberian State University of Technologies and Management". e-mail: Conflict of interests. The authors declare absence of conflict of interests. Acknowledgment. The study had no sponsor support
Received 11.09.2019 Accepted 28.11.2019
По мнению ряда авторов [1—8], в последние годы, несмотря на принимаемые меры, характеризующиеся улучшением демографической ситуации в Российской Федерации, смертность, обусловленная прямыми и косвенными алкоголь-ассоциированны-ми причинами, остается одним из самых острых вопросов, особенно для регионов Сибири и Дальнего
Востока. При этом прослеживалась вполне определенная взаимосвязь, имеющая по своей сути обратный характер: с увеличением уровня потребления алкоголя снижались показатели здоровья населения, более интенсивно в мужской популяции [7, 9—11].
К сожалению, в настоящее время продолжается воздействие комплекса социальных, криминальных,
Health and Society
экономических и медицинских факторов, негативно влияющих на уровни смертности от прямых или косвенных алкоголь-ассоциированных причин. Сложившаяся ситуация значительно увеличивает снижение средней ожидаемой продолжительности жизни и объема душевого национального дохода. Это позволяет сделать вывод о существенности социального и экономического ущерба в результате смертности от алкоголь-ассоциированных причин в связи с преждевременной смертностью трудоспособного населения [3, 7, 10].
На основании обобщения результатов статистического исследования авторами произведен расчет социально-экономических последствий смертности от алкоголь-ассоциированных причин в Республике Бурятия. Полученные сведения необходимы для разработки эффективных профилактических мероприятий, направленных на привлечение финансовых средств для ликвидации алкогольных последствий.
Анализ научной литературы свидетельствует, что подобные исследования, включающие углубленное рассмотрение алкоголь-ассоциированных причин смертности и оценку социально-экономических потерь, причиняемых социуму, в Республике Бурятия не проводились.
Материалы и методы
В целях изучения смертности от алкоголь-ассоци-ированных причин населения Республики Бурятия проанализированы сведения, полученные из документов, хранящихся в Территориальном органе Федеральной службы государственной статистики по Республике Бурятия, ГБУЗ «Республиканское бюро судебно-медицинской экспертизы» и ГБУЗ «Республиканское патологоанатомическое бюро» Министерства здравоохранения Республики Бурятия.
Статистическая обработка материала проводилась с использованием программы 81аИ811еа 10.0 (лицензионное соглашение ВХ 103Е909731 FAC).
Одним из современных инструментов оценки потерь здоровья населения, позволяющих оценивать потери в экономическом аспекте, является показатель «потерянные годы потенциальной жизни».
При определении социального ущерба руководствовались принципом потенциальной демографии, где показателем служит время, которое предстоит прожить представителю анализируемой когорты определенного возраста согласно статистическим показателям уровня смертности изучаемой группы. Жизненный потенциал измеряется в человеко-годах, рассчитывается на весь период жизни (полный потенциал) и/или на определенный промежуток (частичный потенциал), например интервал, равный трудовому периоду деятельности [3, 12].
В аспекте экономической демографии принято количественно оценивать человеческие потери для возрастной когорты в пределах трудоспособного возраста. В нашей стране продолжительность трудового периода составила у мужчин 44 года (с 16 до 60 лет), у женщин — 39 лет (с 16 до 55 лет). В действи-
тельности данная продолжительность находится в тесной взаимосвязи с уровнем дожития. Потери потенциала выражаются в виде недожитых человеко-лет от 16 лет до конца трудоспособного возраста, которые поколение при прочих равных условиях могло бы отработать в будущем. С учетом этого расчет демографических потерь трудового потенциала произведен в соответствии c методическими рекомендациями по использованию показателя «Потерянные годы потенциальной жизни» (ПГПЖ) для обоснования приоритетных проблем здоровья населения России на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, утвержденными председателем общероссийской общественной организации «Российское общество по организации здравоохранения и общественного здоровья» академиком РАН В. И. Стародубовым в 2014 г. [13].
Показатель ПГПЖ (в англоязычной литературе — Potential Yars of Life Lost, PYLL) определяет число лет, не дожитых популяцией до некоторого нормативного возраста. Нами произведен расчет до 60 лет для мужчин и до 55 лет для женщин. Предполагается, что каждый индивидуум имеет T лет «продуктивной» жизни, поэтому летальный исход в возрасте a приводит к потере T—a лет жизни при a<T. На первом этапе по формуле (1) рассчитываются не-дожитые годы для каждой возрастной когорты:
a, = T - xh (1)
где a, — недожитые годы в возрастном интервале (i); T — верхний предельный возраст, до которого рассчитывается недожитие; x, — середина соответствующего возвратного интервала (i).
ПГПЖ рассчитываются как сумма произведений числа умерших на недожитые годы в каждой возрастной когорте:
PYLL = ZDi8 • a, (2)
где PYLL=ПГПЖ; D, — число умерших в возрастном интервале (i); a — недожитые годы в возрастном интервале (i).
Данные ПГПЖ, рассчитанные для отдельной половозрастной группы, суммировались, полученные результаты и составили общую потерю жизненного потенциала для конкретной когорты населения. Эту сумму человеко-лет, не дожитых до конца трудоспособного возраста конкретного поколения, условно принято понимать как социальный ущерб. Абсолютное число потерянных лет потенциальной жизни способно охарактеризовать масштабы проблемы.
На заключительном этапе нами произведены расчеты экономического ущерба в результате преждевременной смертности, основанные на измерении национального дохода, который создали бы в будущем эти лица за предстоящий трудоспособный период [3, 14, 15]. Экономический ущерб социуму от преждевременной смертности составит:
ЭУ=PYLLZ х ВРПтр, (3)
где ЭУ — экономический ущерб; PYLLX — сумма не дожитых до конца трудоспособного возраста чело-
Здоровье и общество
веко-лет; ВРПтр — объем валового регионального продукта на одного занятого в общественном производстве в соответствующем году.
Для определения экономического ущерба от алкогольного фактора полученные данные по экономическому ущербу от всех причин смертности умножили на долю умерших в трудоспособном возрасте от алкоголь-ассоциированных причин.
Результаты исследования
Оценка потерь вследствие влияния на смертность такого фактора риска, как алкоголь, остается весьма проблематичной. С позиции официальной статистики только с 2005 г. к ранее учитывающимся трем но-зологиям — смертность по причине алкоголизма, алкогольной болезни печени, отравлений алкоголем и его суррогатами — дополнительно стали выделять данные о летальных исходах, причиной которых являлись алкогольные кардиомиопатии, алкогольный панкреатит, алкогольные дегенерации нервной системы.
Показатель смертности от алкоголь-ассоцииро-ванных причин в Республике Бурятия составил в 2017 г. 32,62 (на 100 тыс. населения), темп прироста — 27,33%. В динамике данный показатель за период 1993—2003 гг. имел тенденцию к постоянному росту и увеличивался с 25,62 до 104,63 (на 100 тыс. населения), с постепенным снижением к 2017 г. При суммировании показателей от приведенной выше причины в среднем за 1993—2017 гг. летальность от факторов, непосредственно связанных с влиянием алкоголя, составила в Республике Бурятия 3,52±0,05% общей смертности населения за указанный период (в мужской популяции — 4,31 ±0,06%, в женской — 2,50±0,04%). В зависимости от места проживания данный показатель варьировал от 3,34±0,06% в городской местности до 3,74±0,07% в сельской, в том числе у мужчин, проживающих в городе, 4,11 ±0,07% против 4,54±0,06% у сельских, у женщин — 2,34±0,04 и 2,70±0,04% соответственно.
В структуре смертности лиц трудоспособного возраста указанный показатель за анализируемый период составил 6,98±0,11%, что в 1,98 раза выше удельного веса умерших от алкоголь-ассоциирован-ных причин среди всего населения, что согласуется с данными, полученными в других регионах России [4, 5, 7, 10]. В динамике показатель увеличился с 4,36% в 1993 г. до 7,20% в 2017 г., темп прироста составил 65,17%. При этом обращает на себя внимание значительное превышение удельного веса умерших от ал-коголь-ассоциированных причин женщин трудоспособного возраста в структуре смертности трудоспособного населения (7,99±0,13%) над подобным показателем в целом женской популяции, которое составило 3,2 раза, у мужчин (6,67±0,1%) — в 1,55 раза. В сельской местности удельный вес умерших от алкоголь-ассоциированных причин в трудоспособном возрасте на 10,19% выше, чем в городской (7,35±0,11 и 6,67±0,11% соответственно). Превышение аналогичного показателя среди сельских муж-
Социальный ущерб от всех причин смертности в Республике Бурятия
Год ПГПЖ населения трудоспособного возраста, абс. число
оба пола мужчины женщины
1993 81 238,50 67 793,00 13 445,50
1994 93 014,00 76 821,00 16 193,00
1995 86 006,25 71 457,75 14 548,50
1996 86103,25 71550,75 14 552,50
1997 77 921,50 63 682,50 14 239,00
1998 75 035,50 61 682,50 13 353,00
1999 87 071,75 71 497,75 15 574,00
2000 88 247,75 73 022,25 15 225,50
2001 90 512,25 72 890,25 17 622,00
2002 123 334,25 104 573,75 18 760,50
2003 102 054,75 84 511,75 17 543,00
2004 101 069,50 82 959,00 18 110,50
2005 105 721,25 86 057,25 19 664,00
2006 94 053,25 75 880,75 18 172,50
2007 82 373,25 65 811,25 16 562,00
2008 82 377,50 67 331,00 15 046,50
2009 76 662,75 61 401,75 15 261,00
2010 71 887,50 57 910,00 13 977,50
2011 72 157,75 57 072,75 15 085,00
2012 67 015,75 54 002,25 13 013,50
2013 61 175,75 48 406,75 12 769,00
2014 56 510,00 46 414,00 10 096,00
2015 52 497,75 41 595,75 10 902,00
2016 49 080,25 38 193,25 10 887,00
2017 43 087,25 33 875,75 9211,50
В среднем за 1993—2017 гг 80 248,37 65 455,79 14 792,58
чин трудоспособного возраста над городскими составило 11,33% (7,07±0,1 и 6,35±0,1% соответственно), среди женщин — 6,99% (8,26±0,15 и 7,72±0,14% соответственно). Сложившаяся ситуация в сельской местности, обусловленная низкой занятостью проживающего населения, возможно, оказывает неблагоприятное влияние. Высокий удельный вес женщин, умерших от алкоголь-ассоциированных причин в трудоспособном возрасте, еще раз подчеркивает их уязвимость в физиологическом и психологическом аспекте.
Были рассчитаны ПГПЖ в трудоспособном возрасте от всех причин смертности в Республике Бурятия за 1993—2017 гг. и сопутствующий экономический ущерб. Из представленных данных прослеживается, что основная доля ПГПЖ в трудоспособном возрасте от всех причин смертности относится к лицам трудоспособного возраста мужского пола (см. таблицу). В среднем ежегодное количество ПГПЖ за анализируемый период составило 80 248,37 человеко-лет, в том числе у мужчин — 65 455,79, у женщин — 14 792,58 человеко-лет. В динамике ПГПЖ имели тенденцию к снижению в 1,89 раза: с 81 238,5 человеко-лет в 1993 г. до 43 087,25 в 2017 г., темп убыли составил 88,54%. Обращает на себя внимание несколько более высокий темп снижения в мужской популяции, который составил 100,12%, по сравнению с женской — 45,96%. Максимальный показатель ПГПЖ зарегистрирован в 2002 г. и составил 123 334,25 человеко-года, при этом в мужской популяции «пик» отмечался в этом же году — 104 573,75 человеко-года, в женской популяции в 2005 г. он составил 19 664 человеко-года. Соотношение доли ПГПЖ у мужчин и женщин изменилось с 5:1 в 1993 г.
до 4:1 в 2017 г., что также свидетельствует об ухудшении ситуации в женской популяции трудоспособного возраста.
В среднем экономический ущерб в совокупности от всех причин смертности за данный период составил 481 334,5 млн руб. Доля умерших трудоспособного возраста от алкоголь-ассоциированных причин составила в среднем 0,07%, в том числе в мужской популяции 0,07%, в женской — 0,08%. В динамике данный показатель увеличился в 1,75 раза (с 0,04% в 1993 г. до 0,07% в 2017 г.), при этом максимальная доля зарегистрирована в 2003 г. и составила 0,13% (мужчины — 0,12%, женщины — 0,15%), минимальная — 0,02% — в 1996 г. (мужчины — 0,02%, женщины — 0,02%).
Ежегодный экономический ущерб от алкоголь-ассоциированных причин смерти в среднем за данный период составил 165 млн. руб. При этом в период 1993—1996 гг. в среднем экономический ущерб составлял 756,5 млн руб., что выше в 44,32 раза, чем в период 1998—2017 гг. (17,1 млн руб.). Сложившаяся в 1998—2000 гг. ситуация, характеризующаяся низким экономическим ущербом от алкоголь-ассо-циированных причин, не может рассматриваться как благоприятная, поскольку данные показатели находятся в тесной взаимосвязи с последствиями «экономического кризиса» — минимальными значениями объема валового регионального продукта и доли занятого населения трудоспособного возраста [3, 14].
Заключение
В Республике Бурятия за период 1993—2017 гг. удельный вес смертности от алкоголь-ассоцииро-ванных причин составил 3,52±0,05% общей смертности населения. При этом данный показатель существенно выше среди лиц трудоспособного возраста (6,98±0,11%) в анализируемой когорте. За изученный период экономический ущерб от прямых алкоголь-ассоциированных причин смертности в трудоспособном возрасте составил 4123,9 млн руб. Несомненно, полученные количественные оценки ущерба существенно ниже реальных, так как показывают минимальные потери от прямых алкоголь-ассоцииро-ванных причин и приведены без учета косвенных связей определенных видов смертности, при которых роль алкогольного фактора можно оценивать только по факту обнаружения алкоголя при проведении экспертизы.
Полученные данные свидетельствуют о высоком уровне алкоголизации населения республики и демонстрируют активизацию мероприятий, направленных на первичную профилактику, которая является одним из важных направлений снижения смертности населения, особенно в трудоспособном возрасте. Проведенный в настоящей работе анализ показал не только демографические потери от алко-голь-ассоциированных причин, но и значимость социально-экономического ущерба, что в совокупности служит объективным доказательством эффек-
Health and Society
тивности и обоснованности финансовых обязательств в отношении охраны и укрепления здоровья населения Республики Бурятия.
Исследование не имело спонсорской поддержки.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Боева А. В., Лисовцов А. А., Зимина Л. А., Кулешова М. В. Образ жизни и потери здоровья населения Иркутской области, связанные с употреблением алкоголя. Известия Самарского научного центра РАН. 2014;5(2):832—5.
2. Вязьмин А. М., Мордовский Э. А., Соловьев А. Г. Смертность от состояний, связанных с употреблением алкоголя. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2013;(2):13—6.
3. Говорин Н. В. История кафедры психиатрии, наркологии и медицинской психологии. В кн.: Избранные труды сотрудников кафедры (к 60-летию Читинской государственной медицинской академии). Томск: Изд-во «Иван Федоров»; 2014.
4. Немцов А. В. Злоупотребление алкоголем и здравоохранение в России. Уровень жизни населения регионов России. 2012;(1):60— 1. Режим доступа: http://elibrary.ru/download/ 31230752.PDF (дата обращения 23.08.2019).
5. Мажаров В. Ф., Артюхов И. П., Горный Б. Э. Оценка смертности населения от причин, связанных с употреблением алкоголя (на примере Красноярского края). Сибирское медицинское обозрение. 2011;(1): 100—3.
6. Сабаев А. В., Голева О. П. Динамика смертности населения Российской Федерации в результате острых алкогольных отравлений. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012;(4): 21—3.
7. Сахаров А. В., Говорин Н. В. Насильственная смертность и алкоголизация населения в Забайкальском крае. Дальневосточный медицинский журнал. 2011;(2):97—9.
8. Global status report on alcohol and health 2018. Geneva: World Health Organization; 2018. Режим доступа: https://apps.who.int/ iris/bitstream/handle/10665/274603/9789241565639-eng.pdf?ua=1 (дата обращения 21.08.2019).
9. Белов В. И., Горохов В. Ф. Мужская смертность в России. Вестник ТГУ. 2013;121(5):190—7.
10. Зайкова З. А. Алкоголь как фактор риска преждевременной смертности населения Иркутской области. Анализ риска здоровью. 2016;14(2):45—56.
11. Global health risks: mortality and burden of disease attributable to selected major risks. Geneva; 2009. Режим доступа: http:// www.who.int/healthinfo/global_burden_disease/ GlobalHealthRisks_report_full.pdf (дата обращения 21.08.2019).
12. Кулагина Э. Н. Ориентировочный расчет экономического эффекта сохранения жизни человека. Советское здравоохранение. 1982;(2):8—13.
13. Методические рекомендации по использованию показателя «Потерянные годы потенциальной жизни» (ПГПЖ) для обоснования приоритетных проблем здоровья населения России на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, утверждённых Председателем общероссийской общественной организации «Российское общество по организации здравоохранения и общественного здоровья» академиком РАН В. И. Стародубовым в 2014 году. М.; 2014.
14. Сенцов В. Г., Спектор Ш. И., Богданов С. И. Ущерб общества в связи со смертью населения от отравлений алкоголем. Вестник Уральской медицинской академической науки. 2006;(3):33—6.
15. Стекольщиков Л. В. Травмы и отравления как причина смертности населения трудоспособного возраста. Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2012;(4):23—7.
Поступила 11.09.2019 Принята в печать 28.11.2019
REFERENCES
1. Boeva A. V., Lisovtsov A. A., Zimina L. A., Kuleshova M. V. Lifestyle and loss of health of the population of the Irkutsk region related to alcohol consumption. Izvestiya Samarskogo nauchnogo tsentra RAN = Izvestia of Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences. 2014;(5—2):832—5 (In Russian).
Здоровье и общество
2. Viazmin A. M., Mordovskii E. A., Solovev A. G. Mortality from alcohol-related conditions. Problemy sotsialnoi gigieny, zdra-vookhraneniya i istorii meditsiny = Problems of social hygiene, public health and history of medicine. 2013;(2):13—6 (In Russian).
3. Govorin N. V. History of the Department of Psychiatry, Drug and Medical Psychology. In: Selected works of the staff of the department (to the 60th anniversary of the Chita State Medical Academy) [Iz-brannye trudy sotrudnikov kafedry (k 60-letiyu Chitinskoi gosudarst-vennoi meditsinskoi akademii)]. Tomsk: Pub. house «Ivan Fyodorov»; 2014 (In Russian).
4. Nemtsov A. V. Alcohol abuse and health care in Russia. Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii = Living Standards and Quality of Life. 2012;(1):60—1. Available at: http://elibrary.ru/download/ 31230752.PDF (accessed 23.08.2019) (In Russian).
5. Mazharov V. F., Artiukhov I. P., Gornyi B. E. Estimation of mortality of the population from alcohol-related causes (on the example of Krasnoyarsk Krai). Sibirskoe meditsinskoe obozrenie = Siberian Medical Review. 2011;(1):100—3 (In Russian).
6. Sabaev A. V., Goleva O. P. Dynamics of mortality of the population of the Russian Federation as a result of acute alcoholic poisoning Problemy sotsialnoi gigieny, zdravookhraneniya i istorii meditsiny = Problems of social Hygiene, public health and history of medicine. 2012;(4):21—3 (In Russian).
7. Sakharov A. V., Govorin N. V. Violent mortality and alcoholism in the Transbaikal region Dalnevostochnyi meditsinskii zhurnal = Far East Medical Journal. 2011;(2):97—9 (In Russian).
8. Global status report on alcohol and health 2018. Geneva: World Health Organization; 2018. 472 p. Available at: https://apps.who.int/ iris/bitstream/handle/10665/274603/9789241565639-eng.pdf?ua=1 (accessed 21.08.2019).
9. Belov V. I., Gorokhov V. F. Men's mortality in Russia. Vestnik TGU = Tomsk State University Journal. 2013;121(5):190—7 (In Russian).
10. Zaikova Z. A. Alcohol as a risk factor of premature mortality of the population of the Irkutsk region. Analiz riska zdorovyu = Health Risk Analysis. 2016;14(2):45—56 (In Russian).
11. Global health risks: mortality and burden of disease attributable to selected major risks. Geneva; 2009. 63 p. Available at: http:// www.who.int/healthinfo/global_burden_disease/GlobalHealth-Risks_report_full.pdf (accessed 21.08.2019).
12. Kulagina E. N. Indicative calculation of the economic effect of the preservation of human life. Sovetskoe zdravookhranenie = Soviet health care. 1982;(2):8—13 (In Russian).
13. Methodological recommendations on the use of the indicator «Lost Years of Potential Life» (PYLL) to justify priority problems of health of the population of Russia at the federal, regional and municipal levels, approved by the Chairman of the all-Russian public organization «Russian Society for Health and Public Health Organization» academician of the Russian Academy of Sciences V. I. Starodubov in 2014 [Metodicheskie rekomendatsiipo ispol'zovaniyupokazatelya «Potery-annye gody potentsialnoi zhizni» (PGPZh) dlya obosnovaniya prior-itetnykh problem zdorovya naseleniya Rossii na federalnom, region-al'nom i munitsipalnom urovnyakh, utverzhdennykh Predsedatelem obshcherossiiskoi obshchestvennoi organizatsii «Rossiiskoe obshchestvo po organizatsii zdravookhraneniya i obshchestvennogo zdorovya» akademikom RAN V. I. Starodubovym v 2014 godu]. Moscow; 2014 (In Russian).
14. Sentsov V. G., Spektor Sh. I., Bogdanov S. I. Damage to society due to the death of the population from alcohol poisoning. Vestnik Ural'skoi meditsinskoi akademicheskoi nauki = Vestnik ural'skoi meditsinskoi akademicheskoi nauki. 2006;(3):33—6 (In Russian).
15. Stekolshchikov L. V. Injuries and poisoning as cause of death of working age population. Problemy sotsialnoi gigieny, zdra-vookhraneniya i istorii meditsiny = Problems of social hygiene, public health and history of medicine. 2012;(4):23—7 (In Russian).
