CC BY
108
Социологические проблемы экологии
СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
А. А. Сычев
Прослежена эволюция природоохранного движения и социально-экологического дискурса от 1960-х гг. до современности. Выделены три основных этапа, условно названные локальным, глобальным и глокальным. Определены основные формы и характеристики процесса г локализации в социально-экологической сфере.
Появление интереса широкой общественности к вопросам экологии можно датировать началом 1960-х гг. Непосредственным поводом для беспокойства стало осознание последствий «зеленой революции». Новые сельскохозяйственные практики, как выяснилось, не только повысили качество жизни значительной части населения Земли, но и привели к масштабному загрязнению почвы и воды. Впервые вопрос о крайне негативном воздействии химических веществ сельскохозяйственного назначения на живые организмы был поднят в книге Рейчел Карсон «Молчаливая весна» (1962). Считается, что публикация этой работы обозначила переломный момент в процессе развития экологической деятельности: после нее на Западе начало оформляться протестное природоохранное движение.
Экологическая обеспокоенность общества росла вместе с осознанием того, что доминирующая парадигма, которая определяла социальное развитие на протяжении нескольких предыдущих столетий, исчерпала себя. Более того, привычная система ценностей (призывавшая к безостановочному повышению прибыльности, эффективности и темпов потребления) стала выказывать деструктивный потенциал. Началось активное формирование движений социального протеста, отличавшихся последовательным нонконформизмом, критицизмом и оппозиционностью по отношению к официальной идеологии. Действия, направленные на защиту природы, оценивались в общем контексте
этого противостояния и рассматривались в одном ряду с выступлениями против проявлений социальной несправедливости: войн, расизма, дискриминации женщин, нарушения прав человека. Активистов радикальных движений интересовали не столько теоретические основания природоохранных ценностей, сколько их содиально-преобразо-вательный потенциал. В центре внимания находилась возможность их использования в качестве средств дискредитации и демонтажа господствовавшей ценностной системы. На первый план выдвигалось то, что могло конвертироваться в практические действия, то, что способствовало активному противостоянию системе под лозунгами защиты природы. Теория, напротив, рассматривалась как дело «кабинетных» ученых, не имеющее выхода на общественную практику.
В 1960-х гг. активно формировались природоохранные группы и проводились многочисленные протестные акции. Такие акции, несмотря на их масштабность, происходили, как правило, без всякого централизованного контроля, путем спонтанной самоорганизации на местном уровне. Во многом по этим причинам экологическое движение на начальном этапе было сильно фрагмента-ровано. Выступления, митинги, акты гражданского неповиновения проходили в разных регионах мира и не были связаны друг с другом ни в организационном плане, ни с точки зрения общности целей. Каких-либо консолидированных требований на них не выдвигалось: каждая акция была нацелена
О А. А. Сычев, 2011
на решение конкретных локальных проблем, связанных, например, с вырубкой леса, строительством завода, загрязнением реки и т. д. Пути решения этих проблем понимались как сугубо ситуационные: вывод предприятия в другой регион, строительство очистных сооружений, замена вредных химических веществ на менее опасные и т. д. В ряде случаев населению удавалось отстоять права на благоприятную окружающую среду. Например, беспокойство общественности за судьбу крупных водоемов заставило власти вывести наиболее вредные предприятия за пределы густонаселенных районов Европы и США. Это позволило существенно улучшить качество воды, а в отдельных местах восстановить оригинальную флору и фауну. При всей неоднородности и фрагментарности природоохранное движение 1960-х гг. стало важным этапом развития гражданского общества и непосредственной, «низовой» демократии на Западе. Во многом оно явилось одним из решающих факторов развития различных форм самоорганизации и самоуправления, мобилизации населения, организации давления на органы местной власти, формирования тесных горизонтальных связей и т. д.
В целом можно утверждать, что как проблемы, так и пути их решения на первом этапе формирования экологического движения воспринимались преимущественно как локальные. Они рассматривались изолированно друг от друга, а если акцентировались какие-либо связи между ними, то лишь самые непосредственные и очевидные. Экологические проблемы не воспринимались в качестве составных частей единой планетарной проблемы, тем более их не связывали с кризисными тенденциями в других сферах общественной жизни. Успешность решения таких проблем связывалась с непосредственной деятельностью активистов и групп «на местах» — там, где затрагивались конкретные интересы людей, а сообщество обладало детальным знанием своих проблем и способностью к самоорганизации.
Однако уже в 1970-е гг. стало очевидно, что экологические проблемы чрезвычайно масштабны и их невозможно понять, а тем более решить исходя из частных, региональных или национальных представлений и интересов. С точки зрения экологии Земля — закрытая система, и все локальные проблемы неразрывно связаны, составляя, по сути, единую планетарную проблему. Перенос вредных производств за пределы загрязненных зон или другое действие локального характера может временно решить экологи-
ческую проблему для конкретной местности, но ничего не изменит в глобальном и долгосрочном плане. Это значит, что временные и пространственные рамки экологических проблем необходимо предельно расширить, охватив уже всю планету, а не только отдельные ее территории.
Сложившаяся ситуация изменила масштабы рассмотрения проблем. В новом контексте необходимо было говорить не просто об ответственности отдельных людей и групп, бизнеса и власти, а о глобальной ответственности человечества. Обсуждение экологических проблем было перенесено с локальных площадок на широкую международную арену. В 1972 г. в Стокгольме прошла конференция ООН по проблемам окружающей среды, которая признала универсальный характер экологических проблем и необходимость выработки глобальных мер их решения.
В начале 1970-х гг. развитие компьютерной техники предоставило возможности для количественного анализа кризисных факторов (экономических, экологических, демографических и социальных) в их взаимодействии. Первые прогнозы на будущее, учитывающие эти расчеты, были представлены в докладе «Пределы роста» (1972), который был в рамках проекта Римского клуба. В докладе локальные проблемы природоохранного характера были представлены в качестве составных элементов единой проблемы. При помощи математических подсчетов и моделирования ученые выяснили, что уже ближайшие поколения дойдут до пределов роста, а экологическая катастрофа станет необратимой к середине XXI в.
Параллельно с осознанием масштабности проблем в 1970-е гг. проходили инсти-туционализация и формализация природоохранной деятельности. Появились национальные законы об охране окружающей среды, после чего были организованы специализированные органы (комиссии, комитеты, министерства), отвечающие за реализацию этих законов. В 1972 г. появились первые партии «зеленых» (в Австралии и Новой Зеландии). Начали создаваться и международные природоохранные организации. Например, в 1971 г. был основан «Гринпис», а годом позже при ООН был создан постоянно действующий международный институт, названный Программой по окружающей среде (ЮНЕП). В ходе этих процессов проявились тенденции смещения акцентов в природоохранной деятельности с локального на национальный и далее — на международный уровень.
Лейтмотивом второго этапа развития социально-экологического дискурса стала убежденность, что локальные действия малоэффективны, а успешное решение экологических проблем возможно только на международном уровне при условии аккумуляции усилий всех народов и согласованной работы специально созданных национальных и межнациональных структур. Эти претензии были подкреплены формирующейся теорией, где и проблемы, и пути их решения рассматривать в едином, глобальном, контексте. Холмс Рол стон III писал об этом: «В таком масштабе думать как земляне важнее, чем действовать как американцы, бразильцы или немцы... В фундаментальном смысле Земля и ее богатства никому не принадлежат, поскольку они принадлежат нам всем» [9, с. 48].
Но уже к концу 1970-х гг. стало очевидно, что ожидаемых позитивных изменений в сфере охраны природы не происходит. Участник Программы ООН по развитию Джеймс Шпет констатировал: «Мое поколение останется в истории как поколение великих болтунов, разглагольствовавших на конференциях. Мы постоянно анализировали, спорили, пытались согласовать друг с другом вопросы. Но в том, что касается практических действий, мы потерпели полную неудачу»
[10, с. 19].
Для того чтобы сдвинуть ситуацию с «мертвой точки», потребовались экстремальные ситуации, способные кардинально изменить отношение национальных государств и общественности к проблеме охраны окружающей среды. Поворотными моментами в этом процессе стали катастрофы на химическом заводе в Бхопале (1984) и на атомной станции в Чернобыле (1986), унесшие десятки тысяч жизней. Катастрофы показали, что общество вошло в период перепроизводства рисков, где направление развитию стали задавать не столько потребности, сколько опасения человечества. Стало ясно, что решение экологических проблем не может быть сугубо локальным или сугубо глобальным, а только локальным и глобальным одновременно. Необходимо не только бесконечно согласовывать политические интересы на международном уровне, но и совершать действия, направленные на решение конкретных проблем на местах. При расчете сегодняшних выгод необходимо просчитать долговременные потери и риски, а при анализе локальных действий нужно учитывать их влияние на глобальную ситуацию. Решения, принятые на международном уровне, должны последовательно адаптироваться к
условиям конкретной страны, региона, домохозяйства, а в долгосрочных проектах необходимо учитывать нужды тех локальных сообществ, которые могут пострадать от их последствий (например, жители ряда островных государств и Крайнего Севера, жизнь которых резко изменит глобальное изменение климата). Таким образом, реалистичное решение приро-доохранных проблем зависит от координации действий на всех уровнях — от локального до глобального.
В принятой ЮНЕСКО Хартии Земли (2000) сказано: «Мы являемся одновременно гражданами различных наций и единого мира, в котором локальное и глобальное взаимосвязаны» [4]. Эта связь всеобщего и частного, краткосрочного и долговременного меняет и модели принятия решений. Последствия индивидуальных действий приобретают глобальный масштаб, а при реализации глобальных проектов чаще учитывается локальные контексты. Определенное пренебрежение локальным (традициями, обычаями, нравами), господствовавшее на предыдущем этапе, сменяется пристальным интересом к местным природоохранным традициям. Но теперь они рассматриваются не изолированно, а во всеобщем контексте — как интегральные элементы мирового культурного разнообразия, которые вносят уникальный и незаменимый вклад в глобальную культурную устойчивость. Локальное начинает пониматься как необходимое условие существования глобального.
Повсеместно наблюдается нарастание глобализирующих тенденций, которое воспринимается как цивилизационный вызов, брошенный локаль-ным культурам. Логичным и адекватным ответом на этот вызов представляется возрождение и развитие культурного самосознания. История показывает, что любая изоляция приводит к постепенной деградации культуры, а для ее развития необходимы диалог или борьба. Поэтому локальные культуры черпают ресурсы для развития не только в собственной традиции, но и в глобальных ценностях, отвергая одни и приспосабливая другие к своим потребностям. В итоге идентичность современных обществ складывается из неповторимого сочетания глобальных и локальных потоков. Такое тесное переплетение глобальных и локальных нитей в ткани современности является проявлением и следствием процесса, который британский социолог Р. Робертсон называет глокализацией [8].
На рубеже 1980—1990-х гг. были очерчены основные составляющие устойчивого развития, а масштабные политические измене-
ния давали надежду на то, что мир войдет в XXI в. с консолидированной повесткой дня, посвященной охране окружающей среды. Однако третий (собственно глокаль-ный) этап развития социально-экологиче-ского движения все еще далек от завершения. Когда стало очевидно, что политические интересы ряда промышленных стран не совместимы с требованиями, предъявляемыми к устойчивому развитию, темпы изменений вновь начали замедляться. Так, процесс подписания Киотского протокола выявил серьезные разногласия в понимании степени климатической ответственности, а итоги переговоров на саммите в Копенгагене в 2009 г. показали неспособность стран-участников прийти к консенсусу по поводу распределения ответственности.
¡"локализация пока является процессом, а не результатом. Население все так же пытается решать локальные проблемы в их изоляции друг от друга, отказываясь верить алармистским прогнозам. На международном уровне принимаются декларативные документы. Решения на глобальном и инициативы на локальном уровнях и сегодня не согласуются. В такой ситуации важно понять, способна ли глокальная парадигма обеспечить более адекватную реакцию на экологические вызовы, чем локальная и гло-бальная парадигмы. Если это так, то различные формы проявления ^локализации в современном мире можно воспринимать в качестве основных ориентиров для осуществления природоохранной деятельности.
В отношениях общества и природы гло-кализация подразумевает прежде всего взаимную «подгонку» универсальных и партикулярных природоохранных ценностей и практик друг к другу, что находит выражение в различных конкретных конфигурациях. С этой точки зрения глокализация может быть рассмотрена прежде всего как адаптация глобальных практик и ценностей к локальным условиям; усиление влияния локальных действий и традиций на глобальные процессы; взаимодействие микро- и макроуровня, минуя мезоуровень; координация глобальных теорий с локальными действиями. Рассмотрим каждое из этих проявлений глокальности подробнее.
Глокализация как адаптация глобальных практик и ценностей к локальным условиям может быть проанализирована как с позиции носителей глобализирующих тенденций, так и изнутри локальной культуры, подвергающейся глобализации. Известно, что термин «глокализация» изначально появился в Японии для обозначения при-
способления хозяйственных практик к местным условиям [11], и до сих пор это значение является для этого термина основным. У. Бек указывает, что для современных транснациональных корпораций такое приспособление подразумевает прежде всего включенность в локальную культуру на правах интегральной ее части: «Концерны „Кока-кола" и „Сони" называют свою стратегию „глобальной локализацией". Их руководители и менеджеры подчеркивают, что применительно к глобализации речь идет не о том, чтобы повсюду в мире строить фабрики, а о том, чтобы стать частью той или иной культуры» [2, с. 87].
В процессе распространения природоохранных ценностей и практик глокализация проявляется схожим образом. Она подразумевает превращение глобальных принципов природоохраны, отраженных в международных декларациях (ценность биоразнообразия, уважение всех форм жизни и т. д.) в органичные элементы системы ценностей какой-либо локальной культуры, группы или организации. Примером наполнения таких (достаточно абстрактных) принципов и идей конкретным содержанием является развитие концепции устойчивого развития. В глобальной «Повестке дня на XXI век» (1992), принятой на Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро, оговаривается, что «большинству местных органов управления в каждой стране следует начать процесс консультаций со своим населением и выработать консенсус в отношении „местной Повестки дня на XXI век" для той или иной общины» [3, с. 28]. Дальнейшая конкретизация идей устойчивого развития предполагает, что свои «повестки дня» появятся на каждом предприятии и в каждом учебном заведении. Возможно, в ходе такого «снижения» чрезвычайно размытое понятие «устойчивое развитие» будет операциона-лизировано в серии конкретных индикаторов, частично поддающихся количественному анализу.
Однако на приоритетное место в локальной культуре претендуют не только глобальные экологические ценности. Многие элементы глобализации (унифицирующая массовая культура, агрессивное навязывание потребительского стиля жизни и т. д.) несут с собой тенденции, разрушительные для местных традиций. Поэтому процесс г локализации, рассмотренный с точки зрения интересов локальной культуры, приобретает иные характеристики. Здесь важны не просто адаптация к глобальным идеям и практикам, но и «отсеивание» тех из них, кото-
рые опасны для сохранения культурной идентичности. Глокализация в этом отношении может пониматься как механизм выборочной фильтрации. Способность к глока-лизации — это способность культуры балансировать между изоляцией, которая делает культуру рассадником фундаментализма, и ассимиляцией, которая превращает ее в модный этнографический орнамент. Томас Фридман пишет об этом так: «Я определяю здоровую глокализацию как способность культуры, когда она сталкивается с другой сильной культурой, абсорбировать влияния, которые подходят ей и могут ее обогатить, противостоять тем влияниям, которые чужды ей, а также выявлять те элементы, которые являются чужими, но от которых можно получать удовольствие именно как от чего-то чужого, необычного» [6, с. 295].
Конечно, только способности к глокали-зации недостаточно, чтобы сохранить культуру, особенно культуру малочисленных народов, исчезающую из-за глобальных изменений в окружающей среде — таяния многолетней мерзлоты, вырубки лесов, строительства дамб и т. д. Поэтому важно создавать и пространства, полностью огражденные от глобализации, где уникальные формы приспособления человека к окружающей среде (скажем, оленеводство или террасное земледелие) могли бы сохраняться неопределенно долгое время. Для этого большие территории, определяющие образ жизни тех или иных локальных культур, должны быть защищены от вмешательств извне.
Глокализация, помимо прочего, проявляется в том, что повышается степень влияния локальных действий и традиций на глобальные процессы. Такое влияние двойственно: оно может быть как разрушительным, так и созидательным.
Негативный аспект глокализации связан с усложнением современного общества, при котором непродуманное локальное действие может стать «спусковым крючком» для масштабных катастрофических событий. Человечество в ходе научно-технического прогресса вызвало к жизни силы, с которыми оказалось неспособно справиться. Бхопал, Чернобыль, Фукусима показали, что ошибка в расчетах, небрежность рабочих, стечение многих малозначимых обстоятельств могут стать причиной самых серьезных аварий. Ульрих Бек утверждает: «Причина катастрофы не в ошибке людей, а в системах, которые превращают вполне объяснимую человеческую ошибку в непостижимую разрушительную силу» [1, с. 6]. По сути, для неустойчивой экологии современности такой
«эффект бабочки» становится правилом. То, что локализовано на небольшом участке пространства (реактор на АЭС, емкость для хранения химикатов на заводе, нефтяная вышка в море), может при определенных условиях оказать влияние на всех жителей планеты. Локальное и глобальное в «обществе риска» переплетены настолько тесно, что отделить одно от другого невозможно.
То, что верно для пространства, применимо и к времени. Последствия сегодняшних кратковременных действий могут оказывать негативное влияние на окружающую среду на протяжении неопределенно долгого периода. Типичным примером могут служить радиоактивные отходы. То же можно сказать и по поводу активной эксплуатации невосполнимых ресурсов нынешними поколениями, что лишает будущие поколения возможностей для подобной деятельности. Многие экологи утверждают, что эмиссия парниковых газов может привести (если уже не привела) к необратимым изменениям в климате планеты. При этом негативные последствия будут оказывать влияние на климат несоизмеримо дольше, чем длился тот период, за который человечество получает выгоды от использования загрязняющих технологий. Во всех названных случаях краткосрочные выгоды для ограниченного круга людей оборачиваются долговременными потерями для всего человечества.
Однако влияние локальных действий и традиций на глобальные процессы может быть и созидательным. В последнее время чрезвычайно усилился интерес к природоохранным традициям различных народов, к их образу жизни и хозяйственным практикам. Выяснилось, что некоторые традиции устойчивого земледелия, складывавшиеся в сельскохозяйственных обществах на протяжении тысячелетий, могут стать альтернативой современному земледелию промышлен-но-коммерческого типа. Современные практики, связанные с использованием технологии глубокой вспашки, пестицидов, химических удобрений ит. д., нацелены на получение краткосрочной выгоды и не способны сохранить плодородие почвы в течение достаточно длительного периода. После ограниченного периода сверхурожаев земля становится непригодной для использования из-за эрозии, засоления, опустынивания. Некоторые древние практики, даже более трудоемкие, доказали способность поддерживать урожайность земли на протяжении неопределенно долгого времени. Таким образом, в долгосрочной перспективе л окал ь-
ные практики оказываются более выгодными и устойчивыми, чем современные формированные методы ведения сельскохозяйственных работ.
В целом, если еще совсем недавно знания локальных культур о мире считались примитивными, а формы хозяйственной организации — отсталыми, то в последние десятилетия отношение к местным культурам кардинально изменились. Все чаще утверждается, что для сохранения биоразнообразия конкретное локальное знание гораздо предпочтительнее навязываемых извне научных теорий, а хозяйственная деятельность, основанная на местных традициях и доверии, демонстрирует, как правило, большую эффективность, чем решения, продиктованные государством или рынком [7]. Востребованными на глобальном уровне могут стать не только традиционные, но и инновационные ценности и практики. Начиная с 1960-х гг. в мире создаются коммуны единомышленников, организующих альтернативные экопосе-ления (хозяйства, деревни, кварталы, целые города), где активно используется энергия ветра и солнца, идут эксперименты по энергосбережению, оптимизации сбора и переработки отходов, выращиванию экологически чистых продуктов. Многие из подобных наработок уже сейчас достойны повсеместного внедрения. Ряд природоохранных инициатив, первоначально возникших на локальном уровне, уже получил широкое распространение во многих городах мира. Среди них — ограничение движения транспорта в городах, создание инфраструктуры для велосипедистов и т. д.
С развитием средств массовой коммуникации (прежде всего Интернета) гораздо проще стало привлекать широкое общественное внимание к локальным протестным действиям и отстаивать права людей на благоприятную окружающую среду. По сути, глокализация в этом понимании может рассматриваться как своеобразный «информационный лифт» для проблем, претендующих на широкую аудиторию. Многие локальные инициативы защитников природы, которые ранее были бы обречены на невнимание и замалчивание, получили возможность выйти на международную дискурсивную арену. Их перевод с локального на глобальный уровень, конечно, все еще затруднен. Но, как правило, если за дело принимаются убежденные люди, вооруженные необходимыми знаниями и опытом, задача привлечения внимания к проблеме становится технической.
Непосредственное отношение к процессу
массовой коммуникации имеет форма глока-лизации, основанная на прямом взаимодействии микро- и макроуровня, т. е. взаимодействие локального и международного без посредничества на государственном (мезо) уровне. Примером такого сетевого взаимодействия может служить коммуникация локальных культур, инициативных групп, регионов на международном уровне без посредничества национальных государств. Необходимость подобного взаимодействия очевидна прежде всего из-за тупиковых ситуаций, которые все чаще возникают в переговорах по поводу охраны окружающей среды. Установление для всех стран одинакового «бремени экологической ответственности» невозможно: чтобы справедливо распределить ее между странами, необходимо принять во внимание множество дополнительных факторов. Это, например, экономический статус страны, ее энергетическая политика, жизненные стандарты, возможность платить за ущерб, степень сохраненного биоразнообразия, исторический уровень эмиссий парниковых газов и т. д. Разброс в оценках значимости факторов может быть очень большим, что практически перекрывает возможность государств прийти к консенсусу.
Глокализация может быть рассмотрена как возможность решить вопрос на местном уровне, не дожидаясь соответствующих решений государства. Так, низкая эффективность Киотского протокола во многом связывалась с тем, что он не был подписан США. Однако многие американские города проявили инициативу и ратифицировали этот документ на муниципальном уровне, приняв в полном соответствии с требованиями протокола обязательства по снижению загрязнения атмосферы. Можно предположить, что даже самые серьезные глобальные проблемы сегодня могут успешно решаться без обращения к центру, в процессе «локальной дипломатии» — подписания договоренностей между городами, областями, регионами вплоть до обязательств, принимаемых организациями и инициативными группами.
Другим примером деятельности, не требующей административного давления со стороны национальных правительств, можно считать массовые кампании по бойкотированию некоторых товаров или производителей. Так, в 1995 г. транснациональная корпорация Shell намеревалась затопить нефтяную платформу в Северном море, при этом британское правительство выдало на это разрешение. Активисты «Гринпис» призвали к массовому бойкоту продукции Shell. После
падения котировок своих акций, вызванных отказом по-требителей пользоваться заправками компании и отрицательным общественным мнением, Shell была вынуждена отступиться от своих намерений. Произошедшая в 2010 г. утечка нефти в Мексиканском заливе привела к призывам бойкотировать продукцию British Petroleum. Описанные ситуации, как и множество других, показывают, что в современном мире общественное мнение способно оказывать решающее давление даже на крупных игроков международного рынка и для регулирования общезначимых вопросов можно действовать без санкции, даже вопреки решениям национального государства. При этом нет никакой необходимости создавать какое-либо «глобальное правительство».
Потребители могут не только бойкотировать товары, но и поддерживать производителя, оказывая предпочтение определенным продуктам. Так, в 1999 г. была организована ассоциация под названием FLA (Ассоциация честного труда). Различные группы, выступающие в поддержку прав человека, договорились о минимальных стандартах для условий труда на зарубежных предприятиях (запрет детского труда, достойная заработная плата, отсутствие загрязнения окружающей среды и т. д.) Знак FLA ставится на товары, при производстве которых эти условия были соблюдены. Соответственно потребители, покупая этот товар, фактически способствуют соблюдению прав человека за рубежом.
Стратегия подобных групп серьезно отличается от тех акций, которые были популярны в 1960-х гг. Ранее люди должны были выйти на улицу, чтобы оказать давление на власть, которая в свою очередь должна была оказать давление на бизнес. При этом эта длинная цепь взаимодействий могла искусственно затягиваться или прерываться на каком-то этапе. При бойкоте и поддержке товаров сокращается как цепь взаимодействий, так и время отклика, прежде всего за счет того, что посредник (государство) оказывается «вынесенным за скобки». В современной модели воздействия потребители влияют на прибыльность предприятия непосредственно, искусственно понижая или повышая ее. Производители в свою очередь изменяют модели поведения не из-за административного нажима, а из-за понимания того, что пренебрежение экологией становится экономически невыгодным. Гибкий сетевой путь решения проблемы оказывается более эффективным, чем традиционный ригидный путь прямого администрирования. «Тем самым
производственная и научно-техническая деятельность получает новое политическое и моральное измерение, которое ранее казалось чуждым ее сущности. Если угодно, можно сказать, что бес экономики должен окропить себя святой водой общественной морали и окружить себя нимбом экологической и социальной заботливости» [1, с. 282].
Необходимым условием, обеспечивающим реализацию сетевых практик, является развитие средств непосредственной массовой коммуникации, прежде всего Интернета и мобильной связи. В последнее время распространение информации о различных акциях бойкотирования или поддержки совершается посредством интернет- и СМС-рассы-лок, общения на уровне электронных социальных сетей. Поскольку «низовое» решение проблем нередко оказывается более эффективным, все чаще звучит мнение, что все, что может решаться на местном уровне, должно быть делегировано на этот уровень. Решение проблем все больше зависит не от величины властного ресурса, а от устойчивости связей между людьми (социального капитала), от способности информации беспрепятственно проходить по каналам связи, наконец, от убежденности потребителей в собственной моральной правоте. Устранение национального государства как руководящего и направляющего центра из процесса принятия решений изменяет характер социального взаимодействия в природоохранной сфере. Из вертикального оно становится горизонтальным, из директивного — равноправным. Все ярче проявляется тенденция смены иерархических отношений сотрудничеством, партнерством, кооперацией.
Не менее характерной формой проявления глокализации является сочетание глобальных теорий с локальными действиями. Общим лозунгом экологического движения является принцип «Мыслить глобально, дей-ство-вать локально», популяризованный на саммите в Рио-де-Жанейро в 1992 г. Этот лозунг указывает, во-первых, что ответственность за деятельное решение глобальных проблем лежит не только на (межгосударственных структурах, но и на действующих лицах «низового» уровня, в том числе на отдельных индивидах. Во-вторых, принцип «мыслить глобально» противостоит любым попыткам замкнуться в рамках своей культуры, нации и даже вида. Наконец реализация этого лозунга предполагает осознание отдаленных (глобальных) последствий каждого действия. Последствия многих действий сложно предугадать, поскольку они значительно отсрочены от самого действия как во
времени, так и в пространстве. Экологические издержки часто перекладываются на будущие поколения, жителей стран третьего мира и т. д. Люди редко осознают настолько отдаленные следствия. С этой точки зрения важны адекватные информационно-образовательные меры, позволяющие выявить причинно-следственные связи между локальными действиями и их глобальными последствиями, осознать величину «экологического следа», который человек оставляет на планете.
Общество чаще прислушивается не только к метанарративам прогресса, выраженным в экономико-техническом императиве развития, но и к голосам локальных культур, призывающим к устойчивости. «В нынешней ситуации неопределенности, анонимности, а также высокой скорости распространения рисков, — пишет О. Н. Яниц-кий, — вненаучные источники социально-экологического знания, прежде всего социальной опыт конкретной группы или сообщества — местного или сетевого, обладают значительным преимуществом, посколько дают быстрые и однозначные ответы на вызовы
глобальных структур, к тому же — в доверительной личностной форме» [5, с. 47].
Если по меркам прогрессивного развития локальные культуры могли рассматриваться как «отсталые», то в координатах экологических вызовов они могут оказаться более «продвинутыми», поскольку способны лучше обеспечить устойчивость природопользования. При этом дискурс устойчивости не вытесняет дискурс развития, но переплетается с ним, вступает с ним в диалог. В этом открытом диалоге проходит не просто возрождение локальных смыслов, но их переосмысление с учетом глобальных идей. Обогащение глобального и локального проходит по схеме, напоминающей герменевтический круг: целое понимается через части, а части — через целое. На каждом новом витке этого взаимодействия происходит углубление понимания как глобального целого, так и его локальных частей. Глокальность в таком аспекте является как характеристикой проблем, стоящих перед человечеством, так и наиболее адекватной моделью для понимания этих проблем, а значит, и их успешного решения.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / У. Бек. — М. : Прогресс-Традиция, 2000. - 384 с.
2. Бек У. Что такое глобализация? / У. Бек. — М. : Прогресс-традиция, 2001. — 304 с.
3. Повестка дня на 21-й век. — М. : СоЭС, 1999. — 218 с.
4. Хартия Земли [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.earthcharterinachion.
org.
5. Яницкий О. Н. Экосоциология как перспектива / О. Н. Яницкий // Россия трансформирующаяся. Вып. 8. — М., 2009. — С. 36—56.
6. Friedman Т. L. The Lexus and the Olive Tree. Understanding Globalization / T. L. Friedman. — New York : Anchor Books, 2000. — 490 p.
7. Ostrom E. Governing the Commons / E. Ostrom. — Cambridge : Cambridge University Press, 1990. - 298 p.
8. Robertson R. Glocalization : Time-Space and Homogeneity-Heterogeneity / R. Robertson // Global Modernities / Ed. by M. Featherstone, S. Lash, R. Robertson. - L., 1995. - P. 25-44.
9. Rolston H. Intrinsic Value on Earth : Nature and Nations / H. Rolston // Environmental Ethics and International Policy. - Paris, 2006. - P. 47-68.
10. Speth J. G. The Bridge at the Edge of the World / J. G. Speth. - Yale : Yale University Press, 2008. - 320 p.
11. The Oxford Dictionary of New Words / сотр. by S. Tulloch. — Oxford : Oxford University
Press, 1999. - 368 p. Поступила 13.07.11.
