CC BY
106
УДК 31
Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2012. Вып. 3
Ю. А. Папенина
СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ ГОРОДА НА ПРИМЕРЕ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
«Как быть с памятью? Память не существует сама по себе. Она живет в нас. И пока мы не потеряли способность помнить, мы должны защищать историю» [1]. В рамках данной статьи автор предлагает поразмышлять над темой социальной памяти города на примере современного Санкт-Петербурга. Как считает В. Б. Устьянцев, «Культурное пространство города поддерживает и активизирует жизнедеятельность урботеррито-рий, наполняет жизненный мир горожан особым смыслом и ценностными ориента-циями, направленными на реализацию жизненных планов и стратегий в городской среде. В современных исследованиях по проблемам крупного города все чаще обращается внимание на реальные состояния культурного пространства: его развернутость, структурированность, напряжение, плотность, насыщенность. Преимущественно культурное пространство исследуется в контекстах урбанизации или социализации личности [2].
В действительности предметное поле исследования культурного пространства крупного города значительно шире и охватывает проблемы самоорганизации, исторической преемственности, расположенности культурных оппозиций, вызванных современным транзитивным состоянием крупных городов России. «Неотъемлемыми элементами национального самосознания в системе художественной культуры являются социальная память, топонимика и ономастика, сохраняющие и воспроизводящие в сознании нации и отдельной личности прежний опыт жизни, этнокультурные взаимоотношения, события и явления. Социальная память как древо духовной жизни этноса. Она доносит до него в наиболее точном виде все культурно-исторические события и факты прошлого и не может быть безразлична к социальной несправедливости, искажению исторической правды. Поэтому так важно правильно формировать историческое сознание народа, в основе концепции которого должны лежать объективность и аргументированность» [3].
Не менее важным для социальной памяти города является место памяти. В работе «Город как место памятования» А. В. Дахин пишет: «Сейчас в России, пожалуй, наиболее популярна концепция «мест памяти» («les lieux de mémoire») П. Нора. Он исходит из того, что с угасанием живых традиций в современном обществе мы застаем лишь их реликты, «архивные формы» памяти, которые можно обнаружить в особых, изолированных от обычного течения жизни «местах». Эти места представляют собой, «в сущности, не что иное, как останки, последние воплощения мемориального сознания, которое почти исчезло в наши дни, в эпоху, постоянно занятую поисками прошлого, поскольку память о нем оказалась утраченной» [4].
В этом контексте действие структур социально-исторической памяти определяется через термин «коммеморация»: это все те многочисленные способы, с помощью которых в обществе закрепляется, сохраняется и передается память о прошлом [5].
«Особые изолированные места — это то, что в других исследованиях принято называть памятниками, музеями, заповедниками и т. п. Выпавшие из лона живых струк-
© Ю. А. Папенина, 2012
тур социально-исторической памяти, «памятники» и «музеи» перестают быть полноценной основой социальной самотождественности и самоидентичности участников коммеморации: туристы, посещающие памятники не идентифицируют себя с культурой, которую те представляют. «Реликты», — здания, культурные ландшафты и т. п., — являют собой объекты коллективного памятования, которые остались вне структур самотождествования и самоидентичности локальных сообществ, которые, иными словами, становятся местами «общего пользования». Тогда их берет под опеку государство или бизнес и превращает их в объекты туристического бизнеса. Если такой опеки не находится, то объекты разрушаются и исчезают с лица земли» [6].
Естественно, что процесс запоминания или «коммеморации» принадлежит человеку. М. Хальбвакс писал: «Наша память опирается не на выученную, а на прожитую историю. ... Так, несомненно, был день, когда я познакомился с тем или иным товарищем, или, как говорит господин Блондель, день, когда я впервые пошел в лицей. Это историческое представление; но если я внутренне не сохранил личного воспоминания об этом знакомстве или этом дне, это представление повиснет в воздухе, эти рамки останутся незаполненными, и я ничего не вспомню. Так что может показаться очевидным, что в каждом акте воспоминания присутствует специфический элемент — само существование самодовлеющего индивидуального сознания». Обращаясь в своей статье к работе памяти индивидуального «я», Хальбвакс делает акцент на том, что «живая память» сохраняет событие прошлого как нечто для-субъекта-бытующее, как часть личностного мира, личностной истории. М. Хальбвакс связывал коллективную память с чувством личной причастности, с переживанием самотождественности социального субъекта (сообщества) через памятование о событии прошлого [7].
Память любого города представляет собой сложное социокультурное образование [2]. Как пишет В. Б. Устьянцев, во-первых, это уникальный социальный институт, включающий учреждения культуры муниципального и общественного профилей, городские музеи, архивы, банки информации, социально закрепленные стандарты и другие институциональные формы организации, регулирующие пространство городской культуры и его субъектов. Причем институциональные структуры культурного наследия прошлого сами по себе составляют необходимый элемент ресурсных полей культуры — от законодательной базы, обеспечивающей легитимность культурного пространства, до широко распространенных стандартов поведения по отношению к историческим памятникам городской архитектуры, искусства. Во-вторых, память города предстает сложной информационной системой, где действуют особые закономерности сохранения, переосмысления и воспроизведения информации о прошлом. В городской памяти создаются мнемонические программы информационной деятельности, которые определенным образом соотносятся с мнемоническим содержанием устных и письменных текстов-источников. «Письменный текст как особый мнемонический феномен, представляет собой одно из своеобразных разрешений противоречия между постоянной потребностью человека в разного рода обновляющемся опыте (эмоциональном, интеллектуальном, материально-практическом) и кратковременностью его жизни. Именно в сфере текстовой коммуникации осуществляется опосредованная трансляция в сколь угодно далекое будущее опыта человеческих чувств и деятельности» [8].
С точки зрения В. Б. Устьянцева, «чем разнообразнее носители исторической информации, информационные потоки, закрепленные в текстах-источниках, тем слож-
нее структурированы ресурсные поля городской памяти, разнообразнее их влияние на коммуникационные процессы и культурную жизнь современного города» [2].
Рассмотрим выше перечисленные положения на примере Северной столицы. В частности — рассмотрим территорию Новой Голландии как пример сохранения / не сохранения исторического культурного наследия города.
В Петербурге существует организация «Живой город», выступающая за сохранение культурного наследия. На официальном сайте «Живого города» приведена информация о состоявшейся Региональной конференции стран Восточной и Центральной Европы «Управление и сохранение исторических центров городов, внесенных в Список Всемирного наследия». «Данная конференция была прямым результатом Венской конференции по «Всемирному наследию и архитектуре» в мае 2005 и вторым совещанием (после Иерусалимского сетевого мероприятия в июне 2006) в ряду мер по сохранению исторических городских ландшафтов. Эти совещания проходили в соответствии с Рекомендациями ЮНЕСКО по данной теме, которую планируется представить Генеральной Конференции ЮНЕСКО в 2009 году. Программа конференции была разделена на две части: два дня общих дебатов об исторических городских ландшафтах, и затем два дня докладов и обсуждения вопросов управления городами Всемирного наследия в Центральной и Восточной Европе, включая Санкт-Петербург» [9]. Столь пристальное внимание к Санкт-Петербургу различных международных организаций — не случайно. Ведь город, имеющий столь богатую историю, культуру и архитектуру в последние годы заметно меняется. «Исторические города России переживают сейчас трудные времена. Вековые тела многих из них рушатся под давлением, с одной стороны, запустения и бюджетного безденежья, а с другой — по вине денежных бизнесменов, которым «старая рухлядь» не нужна. Для захвата коммерчески привлекательных территорий в районе исторической застройки бизнес и власть действуют грубо и цинично. Историческая среда центральной части города разрушается строительством примитивных «коробок», какие и в советские-то времена ставить в этих местах не решались. Конечно, в ситуации глобальной открытости статус, социальная миссия и значимость локальной идентичности исторического города меняется. Она вовлекается в контакты с новыми внешними структурами социально-исторического памятования и с новыми сферами социальной идентификации» [6].
Автор данной статьи не раз писал публицистические тексты для новостийных ежедневных изданий, тема которых напрямую касалась сохранения культурного наследия в Петербурге. Приведу один из примеров. Сразу отмечу, что этот материал был опубликован в 2006 г. С того времени ситуация изменилась. Что происходит на сегодняшний момент на описываемой территории, автор опишет чуть ниже.
«В августе начался первый этап реализации проекта британского архитектора Нормана Фостера по реконструкции Новой Голландии. Сейчас на острове полным ходом идут строительные работы. Активно разрушаются здания, среди которых, как выяснил корреспондент «НВ», есть объекты, представляющие историческую ценность. Вместе с Еленой Михайловой, заместителем начальника отдела археологических работ на территории Новой Голландии, мы прошли по всему периметру острова и посмотрели на те постройки, которые отданы под снос. Археологические работы в Новой Голландии проводятся усилиями специалистов из Эрмитажа и Северо-Западной археологической экспедиции. И, по словам Елены Михайловой, данный случай, когда археологов привлекли на проектной стадии, достаточно редкий. Инвестором были заказаны работы
и по архитектурной археологии (изучение истории возведения построек), и по инженерной (обследование фундаментов). Результаты исследований предполагается применить при дальнейшем строительстве. В ходе работ по архитектурной археологии ученым удалось обнаружить некоторые любопытные сведения, которые не были учтены в постановлении КГИОП о застройке острова и сносе части зданий. Елена Михайлова наглядно продемонстрировала корреспонденту «НВ» место, где удалось обнаружить культурный слой петровского времени. Там археологи уже нашли массу предметов быта XVIII в. Например, голландские курительные трубки. А в одной из траншей даже обнаружили лапоть, который примерно 260 лет назад был потерян кем-то из рабочих. Эти сведения и позволили археологам доказать, что отдельные части острова, которые КГИОП были отмечены как территории, лишенные культурного слоя, на самом деле таковыми не являются.
— Проблема заключается в следующем, — говорит Елена Михайлова. — Решение КГИОП было принято намного раньше того, как начались археологические раскопки. Поэтому многие участки острова оказались просто не изучены. Комитет определил ценность территории, исходя из своих представлений, а теперь практика демонстрирует абсолютно другое. Сейчас строители разрушают здание двухсотметрового бассейна, построенного в 1892 г. Ценность бассейна заключается не в архитектуре здания, а в его назначении. Здесь были испытаны модели практически всех кораблей и судов русского флота. И в помещении находилось специальное оборудование для проведения этих опытов. Рядом с теперь уже бывшим зданием бассейна находится одноэтажный дом. Елена Михайлова поясняет, что это тоже живая иллюстрация развития научной мысли в России. Здесь некогда располагалась мастерская, в которой Дмитрий Менделеев исследовал химические составляющие бездымного пороха.
— Тут надо мемориальную доску вешать, а это здание разрушают, — негодует она. Еще одно легендарное помещение на территории Новой Голландии, ценность которого не отмечена, — здание радиостанции Морского Генерального штаба. В 1917 г. отсюда Балтийский флот вел радиопередачи. Известен этот дом и тем, что здесь работал и сам изобретатель радио — Александр Попов.
— Пропагандистская борьба с корниловским мятежом тоже велась отсюда, и здесь же прозвучали знаменитые слова «Всем, всем, всем!», — говорит археолог. Сегодня ситуация такова, что исправить уже ничего нельзя. Археологи работают параллельно со строителями. Причем и те и другие — на законных основаниях. Вопрос лишь заключается в следующем — почему так некомпетентно было принято решение о сносе памятников досоветского и советского периодов?
— Мы часто открещиваемся от истории. И не ценим ни конец XIX в., ни век XX. И эта ситуация с Новой Голландией очень показательна, — говорит Елена Михайлова. История вопроса. Остров Новая Голландия — это бывшие военные верфи, которые были основаны по указу Петра I в сентябре 1721 г., а также кирпичные складские корпуса Морского ведомства, сооруженные в 60-х годах XVIII в. по проекту архитектора С. И. Чевакинского. Знаменитая арка Новой Голландии была создана по проекту Ж. Б. Валлен-Деламота.
«Для нас Новая Голландия является одним из «вторичных» символов города. Для всего остального мира — ничем. О ней мало кто знает («старинная военная база» — написала о ней газета The Seattle Chronikle), а если знает, то исключительно благодаря лорду Норману Фостеру. Новостные СМИ Запада почти целиком обошли стороной
этот «местный факт», однако архитектурные журналы и газеты не обошли проект вниманием. Английская газета Architectural Record, в отличие от The Times, посвятила фостерскому проекту большую статью, в которой довольно радостно его приветствует: «Остров, по видению Фостера, должен будет стать одним из интереснейших мест Санкт-Петербурга. Он плавно вольется в старые районы города и, скрыв за псевдостаринным фасадом новомодные офисы, концертные площадки, отели и арт-галереи, позволит горожанам в полной мере воспользоваться и насладиться тем, что еще недавно было для них просто разрушенным кварталом...» Некоторые западные специалисты озабочены тем, что новая «открытость» острова сведет на нет «отстраненность» его архитектурной ауры, однако Фостера это мало заботит: он считает, что город должен и будет меняться вместе со временем, и говорит, что постарается, насколько возможно, сохранить мрачноватую притягательность Новой Голландии. Лондонская The Times отметила, что петербуржцы, во всем старающиеся «переплюнуть» москвичей, приветствуют новые денежные «вливания» в их город, долгое время отвергнутый правительством... «Проект показывает, как губернатор Валентина Матвиенко старается обратить деньги российской бизнес-элиты в реальную перестроечную помощь историческим зданиям и местам, которые государство не в состоянии больше поддерживать».
Справка «НВ»: Архитектор Норман Фостер работает в консорциуме с зарегистрированной в Петербурге ООО «СТ «Новая Голландия». В феврале 2006 г. эта фирма победила в инвестиционно-архитектурном конкурсе по развитию территории Новой Голландии. Норманом Фостером было предложено создать многофункциональный общественно-деловой комплекс на территории острова. Инвестиции составят 340 миллионов долларов. Суммарная площадь комплекса — 172 тысячи квадратных метров [10].
Обратимся к работе А. В. Дахина, чтобы дать выше приведенному тексту научную оценку. Вполне логичным выглядит, что «как и «loci» в исследовании Ф. Йейтс, общегородская loci-совокупность является лишь предпосылкой памятования, условием, необходимым для работы коллективной памяти. Акт памятования предполагает, что «loci» используется для помещения в них образов, которые являются главными объектами памятования. То есть существование loci-совокупности, ее содержание, подновление, реставрация и пр. — все это еще не есть памятование как таковое. Полноценная работа памяти начинается тогда, когда loci-объекты вовлечены в процесс памятования об образах событий предшествующей истории, об образах героев этих событий, которые и являются главными объектами коммеморации. Поэтому к двум, так сказать, материальным предпосылкам работы социально-исторической памяти городского сообщества прибавляется еще одна, духовная, интеллектуальная предпосылка, а именно — образы предшествующей истории города, мифы, легенды, рассказы, басни, песни, анекдоты и пр., которые ассоциируются с архитектурными, художественными, историческими и пр. памятниками города, с теми или иными названиями и, в понимании горожан, как бы «живут в них». Строго говоря, городской объект, — архитектурный ансамбль, обелиск, улица и пр., — или название не может рассматриваться в качестве loci, если на нем не «завязана» (как узелок на память) какая-то история, легенда, нар-ратив» [6].
Сегодня этот нарратив во многом является результатом работы СМИ. Не все горожане пойдут в библиотеки, для того, чтобы выяснить, что представляет собой, скажем, история Новой Голландии. Тем не менее, в сжатом формате — в газетной публикации
многие прочтут эту информацию. Что же касается современного состояния территории Новой Голландии, то можно сослаться на материал журналиста Интернет-издания «Фонтанка.ру»: «Новая Голландия превратится в парк. Во всяком случае, так задумали авторы проекта, объявленные победителями архитектурного конкурса по выбору концепции реконструкции комплекса. Идея WORK Architectural Company (WORKac) отделить внутреннее пространство острова от городских улиц большим пологим зеленым холмом понравилась и членам жюри, и горожанам — именно эта работа собрала наибольшее количество одобрительных отзывов. Ландшафт публичного парка должен превратить остров в открытый летний амфитеатр и площадку для концертов. От города он будет отделен зданиями, сохранившимися по периметру комплекса, «дыру»-пустоту, образовавшуюся на месте снесенного здания со стороны канала Круштейна, — предлагают заполнить, насыпав пологий холм. Так архитекторы предполагают решить две задачи сразу — замкнуть распавшуюся композицию и спрятать внутри холма необходимую для жизнеобеспечения комплекса инженерию. Существующие исторические здания предлагается объединить единым общим прогулочным променадом. Реконструкция существующих построек сведена к минимуму, для большинства событий — выставок, кинопоказов, концертов и т. д. — предполагается создавать временные, легко трансформируемые сооружения. Победивший проект по праву можно назвать самым щадящим из числа вошедших в шорт-лист. «Я довольна итогами конкурса, — прокомментировала «Фонтанке» выбор победителя член жюри, профессор архитектуры Маргарита Штиглиц. — В принципе, все проекты, которые вошли в шорт-лист, были мне симпатичны, поскольку авторы проявили очень бережный подход к комплексу. Я проголосовала за несколько работ, в их числе — и за ту, которая в итоге победила». Впрочем, по мнению Штиглиц, плохих работ в шорт-листе просто не было. «Очень приятно, что заказчик не гнался за коммерциализацией, а постарался создать действительно публичное пространство, — добавляет эксперт. — Нет кавалерийского наскока — работа будет продолжаться, поскольку выбирали не окончательный проект, а концепцию. И инвестор намеревается привлекать архитекторов и авторов других проектов к обсуждению реконструкции и в будущем. Хотелось бы, чтобы эти планы воплотились именно так, как они прозвучали». Напомним, по условиям конкурса, организованного The Architecture Foundation, участники должны были предложить концепцию создания на острове Новая Голландия современного публичного пространства и интересного для самой широкой общественности арт-центра. При разработке проектов авторы должны были учесть жесткое условие — никаких сносов исторических зданий. На протяжении двух недель все работы можно было посмотреть в новом здании Центрального военно-морского музея (в Крюковых казармах). Петербуржцы могли не только осмотреть выставку, но и оставить собственное мнение о проекте — при выборе победителя обещали учесть пожелания горожан. Всего, по данным организаторов конкурса, выставку посетило 6 617 человек. Одновременно с открытием выставки стартовал и проект «Лето в Новой Голландии», призванный обкатать концепцию на практике. Остров, впервые за 300 лет своей истории, открыли для посетителей. На два месяца бывшая территория Министерства обороны превратилась в площадку для занятий спортом и пляж. Появились на острове кафе и — что совсем необычно для центра города — огородные грядки, на которых любой желающий, уплативший некоторую (довольно-таки немаленькую) сумму, может в свое удовольствие выращивать овощи. «Обкатка» показала, что в большинстве своем пе-
тербуржцы довольны новыми веяниями в Новой Голландии. Впрочем, у проекта есть и противники — часть градозащитников уже успела заявить о том, что реконструкция «уничтожит дух комплекса и дух города», а торговля пирожками (на острове работает кафе) несовместима с историческими зданиями. У многих посетивших остров вызывают раздражение действующие на острове запреты — курить можно только в специально отведенных местах, с собой нельзя проносить еду и напитки, на территории объявлен сухой закон. А рамку металлоискателя, через которую обязаны проходить все посетители, уже назвали «унижающей достоинство петербуржца» и «несовместимой с величием исторического комплекса» [11]. Такую информацию приводит на своем официальном сайте Санкт-Петербургское городское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры со ссылкой на информационный электронный ресурс «Фонтанка.ру».
Этот пример автор данной статьи выбрал не случайно. Так как считает его максимально показательным вот с какой точки зрения — вновь обратимся к работе «Город как место памятования»: «...город — это совокупность огромного количества «loci», имеющихся в распоряжении жителей города. Собственно, «loci» означает здесь «известные места», то есть те, расположение которых члены городского сообщества знают из собственного опыта: знают, где находится такая-то улица, такая-то площадь, такой-то дом, дерево, овраг и т. п. и знают, как они выглядят. Подчеркнем, что «знают» не потому, что «выучили», а потому что «прожили». В каждом городе есть достаточно много мест, расположение и облик которых известен всем жителям города. Такие места мы определяем понятием городская loci-совокупность, указывая одновременно на базовую структуру коллективной идентичности городского сообщества» [6].
Стоит пояснить, что понимается под термином loci, не однократно используемого автором в рамках данной статьи. Приведем сформулированную А. В. Дахиным мысль со ссылкой на работу «Искусство памяти» Ф. Йейтс: «Изучая западноевропейские источники, описывающие приемы и методы запоминания / припоминания (мнемоники), Йейтс показала, что в этой уходящей своими корнями в античную культуру традиции существовало устойчивое понимание различия между «естественной памятью» и «искусной памятью»: «искусство будет дополнять природу», — цитирует она известное в древности пособие неизвестного ныне римского учителя риторики, написанное около 86-82 гг. до н. э. [12, с. 28]. Искусная память базируется на том, что использует для запоминания «места» (loci) и «образы». «Образы» предназначены для непосредственного напоминания об объекте памятования, а «места» нужны для запоминания образов в нужном порядке. Искусство состояло в том, чтобы правильно подобрать сначала места для запоминания образов, а потом — правильно подобрать образы для запоминания «вещей» или «слов» [12, с. 18-23].
Автор данной статьи совершенно согласен с понятием городской loci-совокупности. Однако сейчас в крупных городах мы наблюдаем следующую тенденцию, обратную той мысли, которую высказывает в своей работе А. В. Дахин. Сегодня мы можем наблюдать следующее явление — с точки зрения В. Б. Устьянцева, «стихийная на первый взгляд децентрализация культурного пространства крупного города в действительности обусловлена присутствием самых различных субъектов культурной деятельности. В их числе: 1. Творческие элиты, появившиеся в условиях социальной стратификации, отличаются неоднородностью социокультурного состава и ценностных ориентаций. Заметно усиливается влияние в городском пространстве столичных и региональных ин-
теллектуалов, ангажированных федеральной и региональной властями. 2. Новые культурные общности, «творческие неформалы» как субъекты культурной децентрализации, по справедливому утверждению И. А. Бутенко, оказываются носителями «особого умонастроения, которое изменяет интерпретацию мира в постиндустриальную эпоху» [13]. Художники, писатели, философы, уютно чувствующие себя в культурных потоках постмодернизма, выступают с критикой культуры печатной книги, сложившихся «графических» стандартов мышления и порядка регламентированной жизни. В широком плане деконструктивизм постмодернизма, привнося в культурную среду идеи множественности культурных кодов и текстовых структур, создавая оппозицию прежней культуре, не содержат реальные программы преобразования культурного пространства города. 3. Субъекты «повседневной» культурной децентрализации формируются в городской среде под влиянием изменившейся социальной реальности. В духовном мире личности происходит переориентация интересов и ценностных ориентаций с общественных проблем на индивидуальные. Стремление личности к культурной оппозиции весьма разнообразны по своим проявлениям и находят воплощения в категориях и ценностях городской культуры настоящего и прошлого. Культурная оппозиция оказывается необходимым условием для формирования интеллектуального пространства личности, а в более широком плане, для утверждения автономного жизненного пространства в транзитивной городской среде. Сама среда формирует импульсы отчуждения» [2].
То есть получается, что неоднородность городского населения, имеющего абсолютно полярные цели, установки и приоритеты не способствует развитию общей социальной городской памяти. Скорее, наоборот, социальная память города начинает ограничиваться лишь отдельным районом города для каждого жителя, а в самом опасном для социальной памяти города случае — отдельным домом. «Иными словами, разобщенность городской жизни, стандартизация городской культуры усиливают у человека чувство исторического одиночества, провоцируют горожанина к уходу в собственный жизненный мир, где блокированы влияния внешней среды, преобладают личностные интересы, забота о своей частной жизни. Город, — по утверждению Н. В. Заковоротной, — становится «подозрительным символическим порядком». В нем нет ничего выдающегося, особенного, привычного и близкого, ничего, что можно отметить для себя или чем восхищаться, ничего открытого для памяти и сердца, кроме своего дома» [14].
Что делать в данной ситуации? Вопрос, действительно, сложный. Если вернуться к примеру, связанному с Новой Голландией, то, по мнению автора статьи, можно сделать следующие выводы. Несколько лет назад проблемой сохранения культурного наследия острова Новая Голландия были озабочены лишь единицы — неравнодушные градозащитные организации и журналисты, пишущие материалы на эту тему. При этом казалось, что ситуация на историческом объекте в то время должна будет в корне измениться — прежние здания будут снесены, на их месте появится новострой, отвечающий современным коммерческим требованиям. К мнению ученых-археологов и архитекторов прислушивались довольно слабо. На сегодняшний момент положение дел выглядит несколько иначе. Автору, безусловно, не хотелось бы ни в коей мере идеализировать сложившуюся в последние месяцы ситуацию, однако — результат довольно показательный. Горожан привлекли к Новой Голландии — предложили увидеть проекты реконструкции, проголосовать за них, выбрать наиболее понравивший-
ся — это, хоть небольшой, но сдвиг в общественном сознании. Петербуржцы смогли попасть на остров, посмотреть в каком состоянии он находится, оценить обстановку, осознать, что интересы горожанина выходят за рамки только лишь собственного дома. А это шаг к формированию общественного мнения, которое, с точки зрения автора, в последние годы сильно нивелировалось. Конечно, история реконструкции Новой Голландии еще не закончена, как не закончена и история с возведением башни офиса Газпрома. Активная позиция многих петербуржцев позволила изменить планы строительства небоскреба в центре Петербурга с видом на Смольный собор, переместив его на окраину города.
Литература
1. Культура и развитие человека. Киев, 1989. С. 14.
2. Устьянцев В. Б. Культурно-историческое пространство крупного города: исходные структуры, Саратов. URL: http://www.comk.ru/HTML/ustyancev_doc.htm (дата обращения: 04.03.2011).
3. Эфендиев Ф. С. Этнокультура и национальное самосознание. Нальчик: «Эль — Фа», 1999. 304 с.
4. Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 40-41. URL:http://www.nz-online.ru/index.phtml?aid=35011401 (дата обращения: 03.01.2011).
5. Halbwachs Maurice. La Memoire collective [1950] // Maurice Halbwachs. The Collective Memory / translated by F. J. and V. Y. Ditter. New York, 1980. P. 50-87.
6. Дахин А. В. Город как место памятования // Гуманитарная география. Альманах № 4. М.: Институт культурного наследия им. Д. С. Лихачева, 2006. 12 с.
7. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память. Часть 1, 2 // Неприкосновенный запас. 2005. № 40-41. URL: http://www.nz-online.ru/index.phtml?aid=30011360 (дата обращения: 14.12.2011).
8. Петрова И. А. Рациональность в общении посредством текстов // Типы рациональности в культуре // Сб. Ин-та философии РАН. М., 1992.
9. «Живой город». URL: http://www.save-spb.ru/page/articles/itogovyi_doklad_html (дата обращения: 15.04.2011).
10. «Невское время». URL: http://www.nvspb.ru/stories/v_novoj_gollandii_ubivayut_ist (дата обращения: 20.03.2011).
11. Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры. URL: http://voopik.spb.
ru/index.php?option=com_content&view=article&id=880:02082011-----&catid=23:2011-06-30-14-
41-39&Itemid=44 (дата обращения: 03.02.2011).
12. Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 28.
13. Бутенко И. А. Постмодернизм как реальность, данная нам в ощущениях // Социс. 2000. № 4. С. 3-10.
14. Заковоротная Н. В. Информационные технологии: индивидуализм и тотальность // Человек и город. М., 2000. 239 с.
Статья поступила в редакцию 7 марта 2012 г.
