CC BY
464
«В ЭТОМ ЗДАНИИ ЖИЛ И РАБОТАЛ...»: МЕМОРИАЛЬНЫЕ ДОСКИ КАК ОБРАЗ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
«Памятник словесный живет в пространстве эмоций <...> Памятник материальный остается в пространстве города наедине со зрителем, на которого он должен воздействовать каждый раз индивидуально и заново».
Еремеева С. А.1
В течение последних десятилетий разноаспектное изучение теории и практики коммеморации как компонента исторической памяти остается одной из актуальных задач общественных и гуманитарных наук. Благодаря методологическим поискам ученых XX в., направленным на осмысление проблем социальной, коллективной и исторической памяти, было сформировано целое направление сначала в западной, а потом и в отечественной науке, за которым закрепилось англоязычное название «тетогу sta-dies». Инициатором тех исследований стал последователь Э. Дюркгейма (E. Durkheim) французский философ М. Хальбвакс (M. Halbwachs), идеи которого получили затем поддержку и творческое развитие в работах Я. Ассмана (J. Assmann), П. Нора (P. Nora), Ф. Йейтса (F. A. Yates), П. Х. Хаттона (P. H. Hutton)2.
1 Еремеева С. А. Бронзовый век словесности: Памятники писателям в рамках практики монументальной коммеморации: Препринт WP6/2009/04. М., 2009. С. 23.
2 Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007; Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004; Нора П. Проблематика мест памяти. Франция — память. СПб., 1999; Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб., 1997; Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003.
Ключевой в этих научных изысканиях является категория исторической памяти. Не вдаваясь в поиск существенных различий в дифинициях, примем то, что коллективная память рассматривается как «общий опыт, пережитый людьми совместно», а историческая память трактуется как «совокупность донаучных, научных, квазинаучных и вненаучных знаний и представлений социума об общем прошлом»3.
Знание о прошлом не просто самоценно само по себе. М. Хальбвакс (М. Halbwachs) отметил роль исторической памяти как фактора обретения групповой идентичности. События оставляют след в национальном сознании, когда в той или иной части группы жива традиция, связанная с ними.
Неотъемлемыми характеристиками исторической памяти является ее актуальность и избирательность. Под этими свойствами понимается то, что «высвеченные» исторической памятью события во многом обусловливаются постоянно меняющимся настоящим, интересами текущего момента. Историки солидарны в том, что, по словам А. Меггила (А. MegШ), память является «образом прошлого, субъективно сконструированного в настоящем»4.
Таким образом, политика памяти может использоваться в качестве инструмента социального управления. Так, проблемы установки, разрушения, восстановления памятников, выбора тех или иных форм увековечения, обсуждение художественных достоинств монументов — все эти вопросы по-прежнему пребывают в числе наиболее актуальных для общественной и политической жизни, в том числе и в нашей стране.
По наблюдению британского историка Т. Джадта (Т. Judt), существование мемориальных объектов в настоящее время приобретает дополнительный смысл. «До самого последнего времени <...> весь смысл музея, мемориальной доски или памятника состоял в том, чтобы напомнить людям о том, что они и без того знают сами (или думают, что знают). Сегодня, однако, все эти вещи служат другим целям. Музеи и памятники теперь создаются для того, чтобы рассказать людям о вещах, о которых они могут ничего не знать, совершенно забыли или вовсе никогда не слы-
3 Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 42.
4 Цит. по: Оболонкова М. А. Эпизод истории Великой войны как элемент исторической памяти европейцев: Рождественское перемирие 1914 года // Вестник Пермского университета. Серия История. 2010. № 1 (13). С. 8.
хали. Все сильнее нас охватывает страх, что мы забудем свое прошлое, что оно исчезнет, затеряется в суете настоящего»5.
Историческая память общества охраняется и передается при помощи различных социокультурных механизмов и практик: «В то время как историки-профессионалы и другие представители интеллектуальной элиты выстраивают свои суждения о прошлом в соответствии с правилами науки, для большинства людей представления о днях минувших формируются в первую очередь под воздействием множества различных форм “коммеморации”»6.
Пространство повседневной жизни структурировано образами памяти. В поисках ответа на вопрос, как функционирует историческая память, французский исследователь П. Нора (P. Nora) ввел в научный оборот термин «места памяти» (les lieux de memoire)7, в которых сосредоточена коммеморация, т. е. все те многочисленные способы, с помощью которых в обществе закрепляется, сохраняется и передается память о прошлом. Место памяти — это символ присутствия прошлого не только в настоящем, но и в будущем. Обсуждая значимость и саму возможность создания и сохранения мест памяти, люди солидаризируются с той или иной частью местной и национальной истории.
К числу знаков намеренной коммеморации относятся архитектурноскульптурные мемориальные сооружения8, памятные знаки, надписи, мемориальные доски, памятные престолы, храмы и часовни, памятные наименования тех или иных установлений, включая мемориальную топонимику; некрополи, музеи, мемориальные комплексы и др.
С точки зрения культурологии, вслед за А. В. Святославским, можно утверждать, что под коммеморацией понимается «сознательный социальный акт передачи нравственно, эстетически, мировоззренчески или тех-
5 Джадт Т. «Места памяти» Пьера Нора: Чьи места? Чья память? // АЬ 1трепо. 2004. № 1. С. 45.
6 Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Империя и нация в зеркале исторической памяти. Сб. статей. / Ред. Герасимов И., Могильнер М., Семенов А. М., 2011. (ШЬ: http://lib.rus.ec/b/429779 (дата обращения — 04.05.2013)).
7 Нора П. Проблематика мест памяти. Франция — память. СПб., 1999. 328 с.
8 Курилла И. И. Историческая память и публичная коммеморация // Память и памятники: материалы семинара, проведенного Волгогр. гос. ун-том и Ин-том Кеннана Междунар. науч. центра им. Вудро Вильсона 21 апреля 2011 г. / Волгогр. гос. ун-т, Ин-т Кеннана Междунар. науч. центра им. Вудро Вильсона; под ред. д-ра ист. наук И. И. Куриллы; предисл. И. И. Куриллы. Волгоград, 2012. С. 4-12.
нологически значимой информации (или актуализации ее) путем увековечения определенных лиц и событий, то есть введения образов прошлого в пласт современной культуры»9. По его мнению, область коммеморации в совокупности содержательного (кто, когда, кому и чему, с какой целью ставил памятники, давал памятные наименования, вводил памятные даты и т. д.) и формального (какими средствами пользовались при этом) аспектов становится одним из наиболее адекватных показателей мировоззренческих особенностей той или иной культуры10. Памятники, представляющие собой знаки намеренного увековечения, позволяют наиболее полно выявить, что именно хотела транслировать данная культура будущему.
Город — это организованное социокультурное пространство, имеющее свои каналы коммуникации для передачи своеобразных «посланий», адресованных настоящему и будущим поколениям его жителей. Город должен говорить, «повествовать лаконично, емко, но впечатляюще и информативно. Говорить, напоминая и рассказывая о страницах далекого и недавнего прошлого, о замечательных событиях и людях. О традициях, о самом себе. Причем не только зримыми образами, но и впрямую — словом»11.
Одной из самых распространенных практик и форм коммеморации является установка мемориальных досок. Мемориальные доски как знаки исторической памяти приобретают особое звучание в социокультурном пространстве Санкт-Петербурга. Их описание можно найти в основательных справочниках, опубликованных в 1979 и 1999 гг.12 Коллекцию досок, появившихся в городе уже в новом веке, отслеживает, составляет и пополняет интернет-сообщество13.
Факты открытия мемориальных досок, посвященных тому или иному событию и деятелю, или само намерение увековечить таким обра-
9 Святославский А. В. Среда обитания как среда памяти: К истории отечественной мемориальной культуры. Автореф. дис. ... д-ра культурологии. М., 2011. С. 4.
10 Там же.
11 Богуславский Г. А. Город должен говорить // Ленинградская панорама. 1982. № 11. С. 34.
12 Калинин Б. Н., Юревич П. П. Памятники и мемориальные доски Ленинграда: Справочник. Изд. 3-е, доп. и переработ. Л., 1979. 519 с.; Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / Сост.: В. Н. Тимофеев, Э. Н. Порецкина, Н. Н. Ефремова. СПб., 1999. 608 с.
13 Петербургские мемориальные доски XXI века // ЦЯЬ: Шр:/^1.Пуеюита1. com7171075.html (дата обращения — 05.05.2013).
48
зом память о знаменитом человеке было и остается важным информационным поводом в общественной жизни города, предметом обсуждения заинтересованных сторон.
Изучение проблемы мемориальных досок как знака исторической памяти связано с аспектами философского осмысления, политической практики и правового регулирования. Особое место в анализе этого феномена коммеморации отводится выявлению сущности его историко-мемориальной и художественно-эстетической функций.
Через историко-мемориальную функцию этих коммеморативных знаков происходит «очеловечивание» истории, совершенно по-иному воспринимается жизнь и деятельность людей. Мемориальная доска является наглядной репликой истории, позволяющей нашим современникам зримее вообразить ту или иную эпоху через представленное в ней содержание события или строку биографии исторического деятеля. К примеру, 29 мемориальных досок, размещенных на фасадах знаменитого Дома Академиков на набережной Лейтенанта Шмидта, через само перечисление фамилий представителей отечественной академической науки (В. И. Вернадский, П. Л. Чебышев, Б. С. Якоби, М. В. Остроградский. А. П. Карпинский и др.) способны поразить воображение любого скептика. А если к этому добавить посещение сохранившихся в Доме мемориальных интерьеров музея-квартиры И. П. Павлова, эмоциональное восприятие усилится многократно.
Описываемые виды знаков памяти отличаются большей «демократичностью» как средство поддержания и развития исторической памяти по сравнению с монументальными памятниками. Они могут располагаться как на фасадах домов, так и в самом здании или на территории какого-либо мемориального комплекса.
Их легче поместить в окружающий архитектурный ландшафт. Становясь составным элементом городской среды, мемориальные доски, как правило, более «деликатно» вписываются в социокультурное пространство, не требуют специальной, дополнительной его организации, как в случае с архитектурно-скульптурными мемориальными сооружениями.
Наконец, их создание представляется более экономичным, выгодным для городского бюджета, что отмечали еще инициаторы установки первых именных досок в Петербурге. Впервые публично пожелание даже не о создании мемориала в доме на Мойке, а об установке мемориальной доски было высказано 19 мая 1880 г. в газете «Голос» профессором Алек-
сандровского лицея В. В. Никольским: «Я не говорю о покупке дома городом, о помещении в нем пушкинской гимназии, об устройстве в самой квартире поэта пушкинского музея. Это способы чествования, которые требуют и средств, и времени, и многого другого.»14
Именно по этим причинам мемориальные доски зачастую становятся первой формой коммеморации, предшествующей появлению в конкретном месте памяти мемориального музея. Так было с последней квартирой А. С. Пушкина: мемориальная доска появилась в 1880 г., создание мемориального музея-квартиры началось в 1924-м. Подобный ход событий наблюдался и в других случаях: Кузнечный пер., д. 5/2 — мемориальная доска Ф. М. Достоевскому установлена в 1956 г., мемориальный музей-квартира открыт в 1971 г.; ул. Декабристов, д. 57 — мемориальная доска А. А. Блоку установлена в 1946 г., мемориальный музей-квартира открылся в 1980 г.; Коломенская ул., д. 1/15 — мемориальная доска Л. Н. Гумилеву (дар Республики Татарстан) установлена в 1997 г., музей-квартира официально открыт в 2004 г. Этот ряд примеров может быть продолжен.
Вторая — художественно-эстетическая — функция мемориальных досок как знаков коммеморации не просто подкрепляет или усиливает функцию историко-мемориальную. Мемориальные доски, являясь самой массовой на сегодняшний день формой монументального искусства в городе15, имеют свои законы прочтения, выразительности, эмоционального воздействия на зрителя.
По образному выражению Э. Порецкиной и О. Плышевской, мемориальные доски — это «каменные страницы» летописи Петербурга16. И «листая» их одну за другой, зритель может явственно представить эволюцию стилей, характеризующих этот вид мемориального памятника, подмечая в них некоторые художественные особенности того или иного периода развития русского искусства.
14 Цит. по: Абрамович С. Л., Голлер Н. И. Из истории создания Музея-квартиры
А. С. Пушкина на Мойке (1922-1927 гг.) // Музейное дело в СССР. Труды. М., 1977. С. 131-141.
15 Ефремова Н. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга // Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / Сост.: В. Н. Тимофеев, Э. Н. Порецкина, Н. Н. Ефремова. СПб., 1999. С. 15.
16 Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните — в сердцах // Белые ночи: Очерки, зарисовки, документы, воспоминания / Сост. И. И. Слобожан. Л., 1971. С. 66.
Первые «событийные» мемориальные мраморные доски появились в столице Российской империи в середине - второй половине ХУШ столетия. Среди них стоит выделить доски, находящиеся в Петропавловской крепости: маркирующие уровень подъема невской воды при наводнениях 1752, 1777 и 1788 гг. (2 мраморные доски под аркой Невских ворот) и гранитные доски, посвященные «одеванию в гранит» южных стен цитадели. Таких досок три — на стене Нарышкина (бывшего Екатерининского) бастиона, датированная 1780 г., на стене Государева бастиона (1783 г.), на стене Трубецкого бастиона (1785 г.). Простые по оформлению текстовые доски лишь отмечают факты тех событий.
Традиция установления «событийных» досок продолжилась в Петербурге XIX века. И сегодня на стенах зданий центральной части города можно увидеть более десятка мемориальных знаков, отмечающих уровень воды во время наводнения 1824 г. Способы их исполнения уже различны: это и мраморные доски (д. 20/1 по 1-й линии и 2/1 по 7-й линии Васильевского острова, д. 55 по наб. канала Грибоедова), и металлические (оранжерея Ботанического сада, дома 34 и 36 по Дворцовой наб.), и лаконичные надписи, вырубленные на гранитном парапете крыльца (ул. Думская, д. 1/33) или на цоколе здания (Волынский пер., д. 1; ул. Гороховая, д. 19). В то же время, в отличие от предыдущего периода, появляются доски с текстами на двух языках — русском и немецком (1 линия ВО, д. 20/1; пер. Гривцова, д. 9/1) — либо же дающие подробное описание трагических событий 7 ноября 1824 г. (Ждановская наб., д. 13).
К доскам, маркирующим факты наводнений, в XIX в. присоединяется и еще один вид «событийных» памятных знаков. Это мемориальные доски, посвященные созданию того или иного сооружения столицы. Строго говоря, их истоки мы тоже находим в предыдущем столетии — на блоках гранитной облицовки спусков к Неве напротив домов 4, 10, 18, 24,
32 по Дворцовой набережной вырублены даты — 1764, 1766, 1767. Так было отмечено одно из важнейших мероприятий Екатерины II по благоустройству столицы — создание «одетых в камень» набережных.
В XIX в. подобные события отмечались уже, как правило, установкой «полноценных» мемориальных досок (мраморная доска на фасаде дворца Белосельских-Белозерских в честь его постройки А. И. Шта-кеншнейдером, 1847 г.). Новый импульс процесс установки таких знаков получил после того, как в мае 1890 г. Городская дума приняла решение начать установление памятных досок на зданиях, построенных в столице
после введения Городового положения 1870 года. Сегодня образец такой текстовой доски можно увидеть на фасаде Петровской пожарной части (Мичуринская ул., д. 5)17.
Со второй половины столетия в Петербурге появляются «событийные» мемориальные доски, может быть, напрямую и не связанные с самим фатом возведения того или иного здания, но представлявшие огромную важность с точки зрения реализации коммеморативной функции этого знака памяти. Среди них — доски, установленные в конце XIX в. на здании Главного штаба с перечислением основных побед российского оружия в 1696-1881 гг., 19 памятных досок, повествующих об основных событиях царствования Александра II, помещенных на стенах Храма Воскресения Христова и выполненных из гранита создателем храма-памятника архитектором А. Парландом в 1907 г. Выделяются в этом ряду чугунные доски с текстами обращений Петра I к войскам перед Полтавской баталией, после сражения и Слова царя к воинам, павших на поле битвы, которые были размещены на фасадах колокольни Сампсониевского собора в 1909 г., и установленная в 1914 г. на фасаде Пантелеймоновской церкви мемориальная доска с перечислением воинских частей, участвовавших в Гангутском сражении. Их коммемо-ративная функция еще более «высвечивается», подчеркивается самим символическим местом расположения — на фасадах православных храмов, построенных в честь и славу тех побед. Такая традиция установки мемориальных досок, посвященных славе русского оружия, найдет свое продолжение и в XX в.18
С 1880-х гг. в Петербурге появляются мемориальные доски, посвященные деятелям русской культуры. Начало этому типу мемориальных знаков дала доска, украсившая фасад дома по адресу, не требующему объяснений — дом 12 по набережной р. Мойки. Автором проекта той доски стал Н. Л. Бенуа. Позже, в 1890-х гг., он создает доски, посвященные И. А. Гончарову (Моховая ул., д. 3), П. И. Чайковскому (ул. Малая Морская, д. 13/8) и Г. Р. Державину (наб. р. Фонтанки, д. 118).
17 Проект по истории Петербурга // URL: http://www.petersburglife.ru/ (дата обращения — 08.05.2013).
18 Ефремова Н. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга. С. 10; Ильина В. Типология мемориальных досок // VII открытые слушания «Института Петербурга»: Ежегодная конференция по проблемам петербурговедения. 8-9 января 2000 г. (ШГ: http://www.institute-spb.standardsite.ru/3255593552 (дата обращения — 05.05.2013)).
Именно Н. Л. Бенуа заложил основы композиционного решения мемориальных досок рубежа XIX-XX вв.: лаконичный текст, расположенный «спокойным», ровным столбцом, прекрасно вычерченные шрифты, разнообразные по рисунку и отражающие дух времени19, широкие поля, оставлявшие свободной большую часть полированной мраморной поверхности, продуманность каждой детали — от крестообразных розеток крепления до сложного абриса доски, наконец, их «сдержанность», соответствующая строгости и солидности старинных петербургских домов20.
На рубеже столетий в Петербурге по общественной инициативе появляются доски в память о композиторах М. И. Глинке (1892 г., ул. Чехова, д. 7), А. С. Даргомыжском (1911 г., Моховая ул., д. 30), М. А. Балакиреве (1912 г., Коломенская ул., д. 7), А. Н. Серове (1910-е гг., 15-я линия ВО, д. 8). Увековечиваются не только имена деятелей отечественной литературы (здесь стоит еще упомянуть о доске в память Н. В. Гоголя, размещенной в год 100-летнего юбилея писателя по решению Совета Санкт-Петербургского императорского университета, где некоторое время писатель служил адъюнкт-профессором, в научной библиотеке университета) и музыкальной культуры, но и ученых — созданные в 1901 г. архитектором К. В. Бальди доски в честь Н. М. Пржевальского (Столярный пер., д. 6) и П. Л. Шиллинга (знаменитый «дом Адамини» у Марсова поля), и полководцев — А. В. Суворова (1895 г., наб. Крюкова канала, д. 23) и М. И. Кутузова (наб. Кутузова, д. 30).
Говоря о мемориальных досках этого периода, стоит заметить одну интересную особенность. Очень редко (памятные знаки в честь П. Л. Шиллинга и М. И. Кутузова) бывают исключения из общего правила — в тексте первых именных досок присутствуют указания на заслуги «героя», столь характерные для советского и, отчасти, постсоветского времени эпитеты, как «выдающийся», «великий», «знаменитый». Текст включал лишь информацию об имени, датах рождения и кончины человека, не всегда — о местах его рождения и смерти и времени проживания именно по данному адресу.
19 Эту черту художественного решения первых мемориальных досок переняли и мастера, работающие над созданием памятных досок сегодня (см, например: Милорадович Т. Н. «Искусство выше личных симпатий.» // Вечерний Петербург. 2009. 4 декабря).
20 Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните. С. 66.
Такой лаконизм (но никак не скупость!) можно объяснить тем, что инициаторы установки и создатели досок прекрасно сознавали, что деяния и достижения человека, имя которого увидит зритель, остановившийся около памятного места, так хорошо ему известны, что лишняя детализация, подробности только «утяжелят» текст и общее впечатление от памятника. Как не вспомнить в данной связи об уникальной памятной доске, помещенной на фасаде дома 16 по Ковенскому переулку в 1913 г.: «Здесь жила и скончалась Анна Павловна Философова». Доска эта, установленная по ходатайству Российской лиги равноправия женщин, стала первой мемориальной доской Петербурга, запечатлевшей память о женщине. Рассказывать же современникам об А. П. Философо-вой не требовалось. По словам А. В. Тырковой-Вильямс, она была «общепризнанным вождем женского движения в России. Никто ее не выбирал, никто не давал ей официального титула лидера. Но молва народная, которая крепче всяких чинов и выборов, признала ее своего рода старостихой над русскими женщинами»21. Кстати, эту традицию крайнего лаконизма текста в определенных случаях продолжают и современные авторы мемориальных досок. Примером могут служить доски на фасадах дома 10 по 5-й линии ВО и дома 5 по ул. Радищева (арх. Т. Н. Милорадович), установленные соответственно в 1988 и 1991 гг. Тексты их идентичны: «Здесь жил Николай Гумилев». Прошло более 90 лет со дня гибели поэта и офицера Н. С. Гумилева, но граждане нынешней России, в большинстве своем, помнят, что это был за человек.
С точки зрения художественного исполнения мемориальные доски начала XX в. продолжали традиции предшествующих десятилетий. Тем не менее, ряд памятных знаков того времени, времени господства модерна, доносит до сегодняшнего зрителя эстетику этого стиля. Ярким образцом служит доска, закрепленная на фасаде доходного дома С. В. Муяки (ул. Восстания, д. 18/17): «1902-1903. Построен по чертежам и указанию архитектора А. С. Хренова. Знаменская уг. Ковенского 18. 17». Текст, в отличие от всех рассмотренных выше примеров, заключен в рамку, своим рисунком перекликающуюся с узором кованых решеток балконов, ворот, лестниц и некоторых элементов лепного декора фасада этого дома, построенного в формах раннего петербургского модерна.
21 Тыркова А. В. Анна Павловна Философова и ее время: Сб. памяти Анны Павловны Философовой. Т. 1. Пг., 1915. 487с. // URL: http://www.a-z.ru/women/texts/ tirkr.htm (дата обращения — 10.05.2013).
54
Итак, можно присоединиться к мнению тех исследователей, которые считают, что на рубеже XIX-XX вв. мемориальная доска окончательно складывается как особый вид монументального памятника22.
После революционных событий 1917 г. традиция установки памятников и мемориальных досок получает новое — политическое — звучание: «Революционный Петроград поспешно приобретает новый внешний вид, который должен самым убедительным образом говорить о великом историческом моменте, переживаемом революционной Россией»23. В 1918 г. Советское правительство принимает план монументальной пропаганды, начало осуществлению которого было положено декретом СНК РСФСР «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции» (апрель 1918 г.). По воспоминаниям В. Д. Бонч-Бруевича, В. И. Ленин «хотел отметить все дома, в которых жили крупные литераторы, ученые, революционеры, и украсить их мемориальными досками и барельефами, чтобы школьники, рабочие или служащие, совершая прогулку по городу, могли бы узнать, где жили их знаменитые соотечественники»24. Эпизод, приведенный В. Д. Бонч-Бруевичем, подтверждает архивная находка, о которой рассказал известный исследователь истории Петербурга Г. А. Богуславский: «В одном архивном документе я встретил предписание отметить все чем-либо замечательные здания памятными надписями (с рассказом о доме и связанных с ним людях и событиях), выполненными на бумаге под стеклом. То был военный 1918 год»25. Таким образом, создание досок становится делом государственной политики.
В 1920-1930-е гг. по-прежнему создавались мраморные доски небольшого размера — как событийные, так и именные. Однако некоторые принципы их художественного исполнения и содержание меняются.
Если говорить о новых чертах художественного решения памятников, то следует отметить, что авторы досок этого времени используют буквы упрощенного рисунка, напоминающие приемы книжной графики тех лет, в композиции текста чередуются строчки разной длины, в том числе и идущие от края до края доски, без полей. Определенную роль играет черта различной длины и ширины. Она не только акцентирует
22Ефремова Н. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга. С. 10.
23 Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните. С. 60.
24 Там же. С. 61.
25 Богуславский Г. А. Город должен говорить. С. 35.
55
смысл текста, но участвует в ритмическом построении всей композиции. Все это придает надписи особую динамичность, живость и в то же время суровую простоту26.
Очень ограниченно в художественное оформление мемориальных досок начинает проникать символика и эмблематика, традиционно указывающая на определенную область профессиональной, общественной или государственной деятельности человека. Так, в оформлении одной из первых памятных досок, посвященных В. И. Ленину, установленной в апреле 1924 г. на территории Обуховского завода, использована пятиконечная звезда с вписанными в нее серпом и молотом. Среди «событийных» досок, как и в дореволюционный период, встречаются знаки, посвященные разгулу стихии — наводнению 23 сентября
1924 г., причем некоторые из них выполнены уже не из мрамора, а из металла (ул. Большая Пушкарская, д. 10; в здании оранжереи Ботанического сада).
Вообще данный период как этап развития знаков памяти можно оха-растеризовать понятием «коммеморативная плотность»27. Вполне естественно, появляется все больше памятных досок, установленных в честь революционных событий (например, идентичные доски на фасаде дома 35 по 4-й линии и дома 46 по 5-й линии ВО в память о первых баррикадах, выросших в Петербурге 9 января 1905 г. (1925 г.)).
Особенно ярко «коммеморативная плотность» проявилась в группе досок, посвященных профсоюзному движению в России начала XX в. и установленных в 1925-1930 гг. Таких досок в нашем городе насчитывается 35. Ими отмечены, как правило, дома (вплоть до указания квартир), где располагались профсоюзы или проходили собрания профсоюзов рабочих тех или иных специальностей. Таким образом, «они стали маркерами социокультурного пространства города в контексте осмысления революционного прошлого»28.
26 Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните. С. 66; ЕфремоваН. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга. С. 14.
27 Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти. (И^: http://lib.rus.ec/b/429779 (дата обращения — 04.05.2013)).
28 Патрикеева О. А., БесединаЕ. А. 20-летний юбилей Первой русской революции в социокультурном пространстве Ленинграда // Культура и интеллигенция России: Личности. Творчество. Интеллектуальные диалоги в эпохи политических модернизаций: Материалы VIII Всероссийской научной конференции с международным участием в рамках подготовки к 300-летию Омска и празднования юби-
56
Читать сегодня эти доски — крайне занимательно. И дело не в пространности или стиле текста (напротив, он, как правило, весьма строг), а в духе времени, его неповторимом колорите. Вряд ли представители поколений рубежа ХХ-ХХІ вв., не прочитав те доски, задумались бы о том, что 100 лет назад в России существовали профсоюзы «трактирщиков трактирного промысла» (Гороховая ул., д. 42), приказчиков (пер. Гривцова, д. 5), «рабочих экипажного производства» (Дегтярная ул., д. 22), конторщиков-бухгалтеров (Казанская ул., д. 40), поваров (ул. Марата, д. 22), портных (Б. Казачий пер., д. 8), деревообделочников (Гороховая ул., 23) и т. д.
В то же время в группе «событийных» памятных знаков встречаются и мемориальные доски с текстами необычными, образными, и сегодня передающими настроения революционных лет. Так, доска, установленная в 1930 г. рабочими Пролетарского завода на одном из корпусов предприятия, гласит: «1905. Паровым молотом разбивали рабочие-революционеры оружие черносотенцев и судили начальника завода Маркова». И вполне понятны чувства рабочих фабрики «Скороход», по инициативе которых появилась памятная доска на месте гибели в 1919 г. их товарища, рабочего, большевика Я. А. Калинина (Застав-ская ул., д. 38), запечатленные в словах: «Не сожаление, а героическая борьба наша — память о нем».
Не забывали в первое революционное десятилетие и об именных досках. Не всегда ими отмечались заслуги деятелей пролетарского этапа революционного движения. Так, следуя букве плана монументальной пропаганды, летом 1924 г. на фасаде дома 25 по Большой Морской улице (еще в 1918 г. переименованной в улицу Герцена) была закреплена одна из первых именных досок советского периода — в память об
A. И. Герцене. (В 1955 г. она была заменена новой мраморной доской, столь же лаконичной по текстовому и художественному решениям, выполненной арх. М. Ф. Егоровым.) Появлялись и доски, посвященные деятелям науки (химику Д. Н. Кайгородову — Институтский пр., д. 21а,
1925 г.), общественным деятелям (А. Ф. Кони — ул. Маяковского, д. 3, 1928 г.).
1930-е годы отличаются от предыдущего десятилетия прежде всего тем, что маркировка мест памяти все более и более становится преро-
лейных событий российской истории (Омск, 16-18 октября 2012 г.) / Отв. ред.
B. Г. Рыженко, О. В. Петренко. Омск, 2012. С. 393.
гативой государства, а следовательно, политизация коммеморативной функции мемориальных памятников усиливается. В первой половине десятилетия еще можно найти случаи установки мемориальных досок по инициативе общественных организаций, трудящихся какого-либо предприятия и на средства, собранные ими. К концу 1930-х гг. размещение памятной доски без постановления Ленгорсовета становится невозможным. Партийные и государственные органы тщательно проверяют текст доски, сверяя его с историческим материалом.
Важное значение для сохранения, учета, реставрации и изучения монументальных памятников, в том числе и мемориальных досок, имело создание в 1939 г. первого в стране музея городской скульптуры. Основные заказы на их установление, обсуждение художественных достоинств и текстов надписей стали проходить и через музей29.
Новыми чертами было отмечено и художественное исполнение мемориальных досок. Теперь при создании знаков памяти, посвященных отдельным личностям, начали использовать не только графические изображения эмблем и символов, но и скульптурные портреты, которые по своему эмоциональному воздействию были равноценны тексту.
В развитии стилистики текстов именных мемориальных досок можно выделить две тенденции. Первая из них, несомненно господствующая, свидетельствовала о формализации текста, не допускала каких-либо отступлений от установленных «высшими инстанциями» правил. К примеру, текст доски, помещенной в здании НИИ синтетического каучука, гласит: «Здесь с 1930 г. по 1934 г. работал выдающийся ученый, основоположник промышленности советского синтетического каучука, орденоносец, академик Сергей Васильевич Лебедев. Родился в 1874 г., умер в 1934 г.» (дата появления доски — 1937 г.).
Вторая, подчиненная, но продолжавшаяся и в 1940-70-х гг., тенденция характеризуется достаточно подробным представлением личности через основные вехи его биографии (доска, посвященная А. П. Леонову и установленная в трамвайном парке его имени в 1929 г.), доска в память о В. П. Капранове (Дворец культуры имени Капранова, дата установки — 1934 г.), доска в честь Л. Я. Карпова (на здании мыловаренного завода, носившего с 1918 г. его имя, установлена в 1930-е гг.). Такой подход кажется вполне оправданным и справедливым, когда речь идет о появ-
29 Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните. С. 65.
58
лении мемориального знака, объясняющего причину присвоения имени того или иного человека конкретному предприятию, учреждению и т. д. В этом случае создатели мемориальной доски вольно или невольно акцентировали внимание на ее коммеморативной функции: все последующие поколения работающих будут, благодаря подробному тексту, ясно сознавать, чье имя носит их предприятие.
Наконец, в 1930-х гг. была сделана попытка разнообразить материал, из которого можно изготовить мемориальные доски. В Ленинграде появляются доски, выполненные в технике мозаики. Одна из них посвящена И. И. Газа (Старо-Петергофский пр., д. 42), вторая — созданию по проекту Л. Н. Бенуа и открытию в 1904 г. государственного акушерско-гинекологического института (Менделеевская линия, д. 3).
Хотя мемориальные доски появлялись в нашем городе и в первые послевоенные годы, наиболее активный процесс их установки приходится на 1950-1980-е гг., что неслучайно. Именно в это время Советский Союз отмечал ряд юбилейных дат своей истории (40-летний, 50-летний, 60-летний юбилеи Октябрьской революции, 20-летие, 30-летие, 40-летие Победы в Великой Отечественной войне, 50-летие образования СССР, 100-летие со дня рождения В. И. Ленина), и создание новых мест памяти, повышение коммеморативной плотности стало одной из неотъемлемых черт идеологии государства.
Не много уступает по активности периоду 50-х - 80-х гг. XX в. и современный этап развития исследуемой формы коммеморации, что связано, однако, с другими причинами. К ним относится, во-первых, расширение поля исторической памяти, тот самый «образ прошлого, субъективно сконструированный в настоящем». Это подразумевает появление огромного количества новых (точнее, хорошо забытых старых!) событий и имен, справедливо ждущих своего закрепления в исторической памяти нации. Во-вторых, на активизацию процесса влияет возрождающаяся традиция инициативы общественных организаций, фондов, наконец, просто активистов и энтузиастов.
Во второй половине XX в. появляется новый тип мемориальных досок — знаки, дающие исторические справки о происхождении названия новой улицы, проспекта, сквера и т. д. (например, улица Братьев Васильевых (1965 г.), Кондратьевский пр. (1966 г.), ул. Воинова (1970 г.), ул. Лени Голикова (1972)).
Расширяется арсенал материалов для изготовления досок: на смену недолговечному мрамору30 приходит гранит, бронза, сочетания камня и металла. С конца 1940-х гг. в практику создания мемориальных досок прочно входит гальванопластика (все упомянутые выше 29 досок Дома Академиков выполнены этим методом). Претерпевает большие изменения и образный язык мемориальной доски. Теперь архитектурным, декоративным и литературным выразительным средствам отводится различная роль, что дает возможность новых решений памятников. По-прежнему выразителен чисто текстовой памятник. Лучшие образцы современных текстовых мемориальных досок характеризуются строгостью, графичностью, сдержанностью образного решения. Так, по признанию архитектора Т. Н. Милорадович, автора более чем 100 мемориальных досок Петербурга, начавшей работать в этом жанре в 1960-х гг., из шрифтов чаще всего используется классический «антик», который не имеет единого образца, но зато у него много вариаций. Другое правило — шрифт должен передавать дух времени, того периода нашей истории, о котором идет речь в тексте. (Ср., например, выполненные Т. Н. Милорадович мемориальные доски в память о писателе Ф. А. Абрамове, (1992 г., Мичуринская ул., д. 1) и в память о представителях семей Бенуа, Лансере, Серебряковых (1988 г., ул. Глинки, д. 15)). И, наконец, еще одна черта почерка этого архитектора — почерпнутая от античных и древнерусских мастеров традиция использовать всю поверхность камня или доски, занимая ее надписью31.
Интересное решение текстовой доски предложил в целом ряде своих работ В. Б. Бухаев (в основном это доски, посвященные деятелям литературы). Используя прямоугольную гранитную доску более светлого оттенка как основной фон, он размещает на ней овальный медальон из более темного гранита с лаконичным текстом (см., например, доски, посвященные В. В. Капнисту (Загородный пр., д. 18/2), А. А. Дельвигу (Загородный пр., д. 1), А. С. Грину (ул. Декабристов, д. 11)).
С 1990-х гг. новой чертой текстового решения мемориальных досок, посвященных зарубежным политическим и общественным
30 В 1950-х гг. проводится масштабная работа по замене требующих того мемориальных досок первой половины века на новые, при этом зачастую новой редакции подвергается первоначальный текст знаков.
31 Милорадович Т. Н. «Искусство выше личных симпатий.» // Вечерний Петербург. 2009. 4 декабря.
деятелям, представителям культуры, становится размещение на доске текста на двух языках — русском и родном для исторической личности. Одной из первых таких досок стала в Петербурге доска на фасаде д. 9 по Исаакиевской пл. в память о визите Дени Дидро (арх.
В. С. Васильковский, 1991 г.), затем были открыты доски Отто фон Бисмарку (арх. Е. Е. Лазарева, ск. Л. К. Лазарев, 1998 г., Английская наб., д. 50). первому посланнику США в России, а затем 6-му президенту Соединенных Штатов Дж. К. Адамсу (арх. В. Позин, 2004, наб. р. Мойки, д. 66). Часто в роли «разграничительной черты» на таких досках выступают символы, напоминающие об основных профессиональных занятиях «героя» (например, вертикально расположенное перо на доске, посвященной Дени Дидро).
На современном этапе символика и эмблематика все более активно используются в оформлении мемориальных досок. Наряду с привычными эмблематами — лавровой, пальмовой, дубовой ветвью, лирой, книгой, пером, театральным занавесом или маской, авторы памятных знаков ищут новые, необычные, но так же передающие зрителю информацию о профессии или главных достижениях человека символы. Примером может служить мемориальная доска И. О. Дунаевскому работы Т. Н. Милора-дович (Гороховая ул., д. 4), которую, по замыслу архитектора, украсили ноты строки из песни «Широка страна моя родная»32.
Не меньшее эмоциональное воздействие на зрителя могут произвести цитаты-афоризмы, воспроизведенные на мемориальной доске. Как правило, они не имеют отношения к основному ее тексту, но еще раз раскрывают зрителю и характер конкретной личности, и «настроение» конкретной исторической эпохи. Насколько усиливается впечатление от мемориальной доски, посвященной Даниилу Хармсу (арх. В. Б. Бухаев. 2005 г., ул. Маяковского, д. 11), на которой над портретом поэта и тюремным натюрмортом выбита всем известная строчка «Из дома вышел человек.»!
В качестве подобных цитат могут выступать рельефы с изображением персонажей, сцен, эпизодов, связанных с творчеством мастера: полные динамизма фигуры Чапаева и Петьки у пулемета из фильма «Чапаев» на уже упоминавшейся доске, посвященной братьям Васильевым, фигура убегающей Тени в оформлении мемориальной доски в память о Добром
сказочнике Евгении Шварце (арх. Г. А. Бекаревич, ск. П. П. Игнатьев,
С. П. Шевченко, 1997, ул. Малая Посадская, д. 833).
Введение в композицию мемориальной доски портрета во многом повлияло на то, что ныне в этой форме коммеморации изобразительные средства становятся равными литературным, текстовым. При этом исследователи отмечают явную эволюцию портрета — от официально-фиксационного 1950-1970-х гг. к психологическому портрету-образу34. Следовательно, современный зритель уже по портрету, манере его исполнения может судить о времени создания того или иного памятного знака.
Неповторимую — петербургскую — образность городской среды дополняют мемориальные доски, необычные по своему художественному решению. Среди них, например, доски, посвященные М. И. Чигорину (арх. М. Ф. Егоров, ск. А. И. Далиненко, В. И. Татарович, Г. Д. Ястре-бенецкий, 1958, 9-я Красноармейская ул., д. 15), И. Ф. Стравинскому (арх. В. В. Исаева, скульптор Я. Я. Нейман, 1991, наб. Крюкова кан., д. 6), К. Малевичу (В. Б. Бухаев, 2002 г., Исаакиевская пл., д. 9) и др. Однако сегодня у мемориальной доски как формы коммеморации есть и совершенно очевидные проблемы. Их подробное рассмотрение — отдельный, вполне самостоятельный сюжет, поэтому здесь лишь обозначим главные.
К сожалению, изредка появляются в Петербурге — городе с традиционно высоким уровнем произведений монументального искусства — памятные доски невыразительные, слабые по художественному замыслу и профессиональному исполнению. Так, громкий резонанс у петербуржцев вызвала помещенная в 2006 г. на фасаде д. 15 по Большой Морской ул. доска в память начальника Главзапстроя К. А. Глуховского35.
Все еще достаточно остро стоят вопросы охраны мемориальных досок в связи со случаями умышленного вандализма, повреждений, порчи, бесследного исчезновения этих памятных знаков, например, в период ремонта фасада здания.
33 Отметим эту памятную доску при всей неоднозначности отношения к ней общественности Петербурга (см.: ВербловскаяИ. С. Мемориальные доски в свете ахматовского Петербурга // Седьмые Ахматовские чтения. Петербургский диагноз. Сборник. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. СПб., 2002. С. 48).
34 Ефремова Н. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга. С. 16.
35 Золотоносов М. Почему в Петербурге мемориальные доски вешают вопреки законам // URL: http://www.online812.ru/2012/12/05/003/ (дата обращения — 06.05.2013).
Наконец, в последнее время в Петербурге стал актуальным вопрос о необходимости сохранения мемориальных досок: ради размещения рекламы их произвольно перемещают по фасаду здания или просто снимают. Впрочем, так же остро стоит и проблема сочетаемости на фасадах домов, в том числе являющихся объектами, представляющими историческую, научную, художественную или иную культурную ценность, мемориальных досок и коммерческой рекламы. Насколько уместно такое соседство? Влияет ли оно — и каким образом — на развитие исторической памяти?
Все эти вопросы требуют взвешенных, продуманных решений, объединения усилий общественности, т. е. зрителей, к которым и обращены мемориальные доски как особая форма коммеморации, специалистов и государства.
«Человек живет в окружении памятников и посещает места памяти. С точки зрения практики развития культуры, насыщенность ландшафта такими объектами — это ценность»36. Санкт-Петербург, социокультурное пространство которого включает в себя более чем 1500 мемориальных досок, приобретает в наши дни значение поистине уникального центра коммеморации, способствующего развитию исторической памяти нации, приобщению ее к культурному наследию прошлого, формированию художественно-эстетического вкуса.
Информация о статье
УДК 726.825.8+7.067
Авторы: Беседина Елена Анатольевна, кандидат исторических наук, исторический факультет, Санкт-Петербургский государственный университет, besedina70@mail.ru: Буркова Татьяна Вадимовна, кандидат исторических наук, доцент, исторический факультет, Санкт-Петербургский государственный университет, tat burkova@mail.ru
Название: «В этом здании жил и работал..мемориальные доски как образ исторической памяти
Аннотация: В статье исследуется проблема развития мемориальных досок в Санкт-Петербурге как коммеморативных знаков. Культура коммеморации — важный компонент культуры памяти («memory studies»), понимаемой в социально-культурном аспекте и целенаправленно изучаемой мировой наукой. Мемориальные доски как знаки намеренного увековечивания играют роль своеобразного послания Петербурга и петербуржцев прошлого к нынешнему и будущим поколениям горожан.
Авторы рассматривают две функции воздействия мемориальных досок на зрителя: историко-мемориальную и художественно-эстетическую. С одной стороны, они становятся
36 Немцев М. О будущем, или зачем нам памятники? // 60 параллель. 2010. № 1 (36). С. 9.
наглядной репликой истории через представленное в них содержание, выполняют политические функции, маркируя социокультурное пространство города. С другой — эмоционально воздействуют на зрителя благодаря своим художественным чертам и особенностям используемых выразительных средств. Авторами сделана попытка проследить этапы развития этой группы памятников монументального искусства Петербурга с точки зрения их эстетики.
Как знаки памяти в городской среде, мемориальные доски имеют ряд особенностей. Их характеризует большая «демократичность» как средства поддержания и развития исторической памяти, более «деликатное» вхождение в городскую среду. Наконец, все более актуальным становится вопрос о соотношении и взаимодействии в социокультурном пространстве города коммеморативных знаков — мемориальных досок и образцов уличной рекламы. Ключевые слова: коммеморация, мемориальная доска, знак памяти, место памяти, Санкт-Петербург, социокультурное пространство, городская среда, историко-мемориальная функция, художественно-эстетическая функция
Information about the article
Authors: Besedina Yelena Anatolevna, Ph. D. in History, Department of History, St. Petersburg State University, St. Petersburg, besedina70@mail.ru: Burkova Tatyana Vadimovna, Ph. D. in History, Associate Professor, Department of History, St. Petersburg State University, St. Petersburg, tat_burkova@mail.ru
Title: “In this building lived and worked.”: Commemorative plaques as a way of historical memory
Summary: The article examines the problem of expansion of plaques as commemorative signs in Saint Petersburg. The culture of commemoration is an important component of memory studies, understood in the socio-cultural aspect and purposefully studied in the world science. Commemorative plaques as signs of deliberate perpetuation play the role of a message of Saint Petersburg and its dwellers of the past to present and future generations of citizens.
The authors examine two functions of the impact of plaques on the viewer: historico-memorial and art-aesthetic. On the one hand, they become a visual cue of history through the content presented in them: carry out political functions, marking the socio-cultural space of the city. On the other hand, they have the emotional impact on a viewer due to its art features and the characteristics of expression. The authors trace the stages of the development of this group of monumental art in Saint Petersburg in terms of its aesthetics.
As the signs of memory in an urban environment, commemorative plaques have a number of features. They are characterized by a large “democracy” as a means to maintain and develop the historical memory, as well as by more “delicate” entering into an urban environment. Finally, the relationship and interaction of signs of memory — commemorative plaques and designs of outdoor advertising in the social and cultural space of the city is becoming an increasingly important issue. Keywords: commemoration, commemorative plaque, a sign of memory, a place of memory, Saint Petersburg, socio-cultural space, urban environment, historico-memorial function, art-aesthetic function.
Список литературы
1. Абрамович С. Л., Голлер Н. И. Из истории создания Музея-квартиры А. С. Пушкина на Мойке (1922-1927 гг.) // Музейное дело в СССР. Труды. Москва, 1977. С. 131-141. (М-во культуры СССР Центр. музей революции СССР).
2. Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. Москва: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.
3. Богуславский Г. А. Город должен говорить // Ленинградская панорама. 1982. № 11. С. 34-35.
4. Вербловская И. С. Мемориальные доски в свете ахматовского Петербурга // Седьмые Ахматовские чтения. Петербургский диагноз. Сборник. Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Санкт-Петербург: Петрон, 2002. С. 42-49.
5. Джадт Т. «Места памяти» Пьера Нора: Чьи места? Чья память? // АЬ Ітрегіо. 2004. № 1. С. 44-71.
6. Еремеева С. А. Бронзовый век словесности: Памятники писателям в рамках практики монументальной коммеморации: Препринт WP6/ 2009/04. Москва: Изд. дом Государственного университета — Высшей школы экономики, 2009. 52 с.
7. Ефремова Н. Н. Мемориальные доски Санкт-Петербурга // Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / Сост.: В. Н. Тимофеев, Э. Н. Порецкина, Н. Н. Ефремова. Санкт-Петербург: Арт-бюро, 1999. С. 7-18.
8. Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Империя и нация в зеркале исторической памяти. Сб. статей. / Ред. Герасимов И., Могильнер М., Семенов А. Москва: Новое издательство, 2011. (URL: http://lib.rus.ec/b/429779 (дата обращения — 04.05.2013)).
9. Золотоносов М. Почему в Петербурге мемориальные доски вешают вопреки законам // URL: http://www.online812.ru/2012/12/05/003/ (дата обращения — 06.05.2013).
10. Ильина В. Типология мемориальных досок // VII открытые слушания «Института Петербурга»: Ежегодная конференция по проблемам петербурговедения. 8-9 января 2000 г. (URL: http://www.institute-spb.standardsite.ru/3255593552 (дата обращения — 05.05.2013)).
11. Йейтс Ф. Искусство памяти. Санкт-Петербург: Университетская книга, 1997. 480 с.
12. Калинин Б. Н., Юревич П. П. Памятники и мемориальные доски Ленинграда: Справочник. Изд. 3-е, доп. и переработ. Ленинград: Лениздат, 1979. 519 с.
13. Курилла И. И. Историческая память и публичная коммеморация // Память и памятники: Материалы семинара, проведенного Волгогр. гос. ун-том и Ин-том Кеннана Междунар. науч. центра им. Вудро Вильсона 21 апреля 2011 г. / Волгогр. гос. ун-т, Ин-т Кеннана Меж-дунар. науч. центра им. Вудро Вильсона; под ред. д-ра ист. наук И. И. Куриллы; предисл. И. И. Куриллы. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2012. С. 4-12.
14. Мемориальные доски Санкт-Петербурга: Справочник / Сост.: В. Н. Тимофеев, Э. Н. Порец-кина, Н. Н. Ефремова. Санкт-Петербург: Арт-бюро, 1999. 608 с.
15Милорадович Т. Н. «Искусство выше личных симпатий.» // Вечерний Петербург. 2009. 4 декабря.
16. Немцев М. О будущем, или зачем нам памятники? // 60 параллель. 2010. № 1 (36). С. 8-15.
17. Нора П. Проблематика мест памяти. Франция — память. Санкт-Петербург: Изд-во СПбГУ, 1999. 328 с.
18. Оболонкова М. А. Эпизод истории Великой войны как элемент исторической памяти европейцев: Рождественское перемирие 1914 года // Вестник Пермского университета. Серия История. 2010. № 1 (13). С. 8-14.
19. Патрикеева О. А., Беседина Е. А. 20-летний юбилей Первой русской революции в социокультурном пространстве Ленинграда // Культура и интеллигенция России: Личности. Творчество. Интеллектуальные диалоги в эпохи политических модернизаций: Материалы VIII Всероссийской научной конференции с международным участием в рамках подготовки к 300-летию Омска и празднования юбилейных событий российской истории (Омск,
16-18 октября 2012 г.) / Отв. ред. В. Г. Рыженко, О. В. Петренко. Омск: Изд-во Омского гос. ун-та, 2012. С. 390-393.
20. Петербургские мемориальные доски XXI века // URL: http://isl.livejournal.com/171075. html (дата обращения — 05.05.2013).
21. Порецкина Э., Плышевская О. В мраморе, бронзе, граните — б сердцах // Белые ночи: Очерки, зарисовки, документы, воспоминания / Сост. И. И. Слобожан. Ленинград: Лениз-дат, 1971. С. 59-68.
22. Проект по истории Петербурга // URL: http://www.petersburglife.ru/ (дата обращения —
08.05.2013).
23. Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история. 2004. № 5. С. 39-51.
24. Святославский А. В. Среда обитания как среда памяти: К истории отечественной мемориальной культуры. Автореф. дис. . д-ра культурологии. Москва, 2011. 53 с.
25. Тыркова А. В. Анна Павловна Философова и ее Бремя: Сб. памяти Анны Павловны Философовой. Т. 1. Петроград, 1915. 487 с. // URL: http://www.a-z.ru/women/texts/tirkr.htm (дата обращения — 10.05.2013).
26. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. Москва: Новое издательство, 2007. 348 с.
27. Хаттон П. История как искусство памяти. Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2003. 424 с.
28. Энциклопедия Петербурга // URL: http://www.encspb.ru/object/2805554965?lc=ru (дата обращения — 10.05.2013).
References:
1. Abramovich S. L., Goller N. I. Iz istorii sozdanija Muzeja-kvartiry A. S. Pushkina na Mojke
(1922-1927 gg.), inMuzejnoe delo v SSSR. Trudy. Moskva, 1977. S. 131-141. (M-vo kul’tury SSSR. Centr. muzej revoljucii SSSR).
2. Assman Ja. Kul'turnajapamjat. Pis’mo, pamjat’ o proshlom i politicheskaja identichnost’ v vysokih kul’turah drevnosti. Moskva: Jazyki slavjanskoj kul’tury, 2004. 368 s.
3. Boguslavskij G. A. Gorod dolzhen govorit’, in Leningradskaja panorama. 1982. № 11. S. 34-35.
4. Verblovskaja I. S. Memorial’nye doski v svete ahmatovskogo Peterburga, in Sed’mye Ahmatovskie chtenija. Peterburgskij diagnoz. Sbornik. Muzej Anny Ahmatovoj v Fontannom Dome. Sankt-Peterburg: Petron, 2002. S. 42-49.
5. Dzhadt T. «Mesta pamjati» P’era Nora: Ch’i mesta? Ch’ja pamjat’?, inAb Imperio. 2004. № 1.
5. 44-71.
6. Eremeeva S. A. Bronzovyj vek slovesnosti: Pamjatniki pisateljam v ramkah praktiki monumental’noj kommemoracii: Preprint WP6/ 2009/04. Moskva: Izd. dom Gosudarstvennogo universiteta — Vysshej shkoly jekonomiki, 2009. 52 s.
7. Efremova N. N. Memorial’nye doski Sankt-Peterburga, in Memorial’nye doski Sankt-Peterburga: Spravochnik / Sost.: V. N. Timofeev, Je. N. Poreckina, N. N. Efremova. Sankt-Peterburg: Art-bjuro, 1999. S. 7-18.
8. Zerubavel’ Ja. Dinamika kollektivnoj pamjati, in Imperija i nacija v zerkale istoricheskoj pamjati. Sb. statej. / Red. Gerasimov I., Mogil’ner M., Semenov A. Moskva: Novoe izdatel’stvo, 2011. (URL: http://lib.rus.ec/b/429779 (data obrashhenija — 04.05.2013)).
9. Zolotonosov M. Pochemu v Peterburge memorial’nye doski veshajut vopreki zakonam, in URL: http://www.online812.ru/2012/12/05/003/ (data obrashhenija — 06.05.2013).
10. Il’ina V. Tipologija memorial’nyh dosok, in VII otkrytye slushanija «Instituta Peterburga»:
Ezhegodnaja konferencija po problemam peterburgovedenija. 8-9 janvarja 2000 g. (URL: http:// www.institute-spb.standardsite.ru/3255593552 (data obrashhenija — 05.05.2013)).
11. Jejts F. Iskusstvo pamjati. Sankt-Peterburg: Universitetskaja kniga, 1997. 480 c.
12. Kalinin B. N., Jurevich P. P. Pamjatniki i memorial’nye doski Leningrada: Spravochnik. Izd. 3-e, dop. i pererabot. Leningrad: Lenizdat, 1979. 519 s.
13. Kurilla I. I. Istoricheskaja pamjat’ i publichnaja kommemoracija, in Pamjat’ i pamjatniki: Materialy seminara, provedennogo Volgogr. gos. un-tom i In-tom Kennana Mezhdunar. nauch. centra im. Vudro Vil’sona 21 aprelja 2011 g. / Volgogr. gos. un-t, In-t Kennana Mezhdunar. nauch. centra im. Vudro Vil‘sona; pod red. d-ra ist. nauk I. I. Kurilly; predisl. I. I. Kurilly.
Volgograd: Izd-vo VolGU, 2012. S. 4-12.
14. Memorial'nye doski Sankt-Peterburga: Spravochnik / Sost.: V. N. Timofeev, Je. N.
Poreckina, N. N. Efremova. Sankt-Peterburg: Art-bjuro, 1999. 608 s.
15.Miloradovich T. N. «Iskusstvo vyshe lichnyh simpatij.», in VechernijPeterburg. 2009. 4 dekabrja.
16. Nemcev M. O budushhem, ili zachem nam pamjatniki?, in 60parallel'. 2010. № 1 (36). S. 8-15.
17. Nora P. Problematika mestpamjati. Francija — pamjat'. Sankt-Peterburg: Izd-vo SPbGU, 1999. 328 s.
18. Obolonkova M. A. Jepizod istorii Velikoj vojny kak jelement istoricheskoj pamjati evropejcev: Rozhdestvenskoe peremirie 1914 goda, in VestnikPermskogo universiteta. Serija Istorija. 2010. № 1 (13). S. 8-14.
19. Patrikeeva O. A., Besedina E. A. 20-letnij jubilej Pervoj russkoj revoljucii v sociokul‘turnom prostranstve Leningrada, in Kul'tura i intelligencija Rossii: Lichnosti. Tvorchestvo. Intellektual‘nye dialogi v jepohi politicheskih modernizacij: Materialy VIII Vserossijskoj nauchnoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem v ramkah podgotovki k 300-letiju Omska i prazdnovanija jubilejnyh sobytij rossijskoj istorii (Omsk, 16-18 oktjabrja 2012 g.) / Otv. red. V. G. Ryzhenko, O. V. Petrenko. Omsk: Izd-vo Omskogo gos. un-ta, 2012. S. 390-393.
20. Peterburgskie memorial‘nye doski XXI veka, in URL: http://isl.livejournal.com/171075.html (data obrashhenija — 05.05.2013).
21. Poreckina Je., Plyshevskaja O. V mramore, bronze, granite — v serdcah, in Belye nochi: Ocherki, zarisovki, dokumenty, vospominanija / Sost. I. I. Slobozhan. Leningrad: Lenizdat, 1971.
S. 59-68.
22. Proekt po istorii Peterburga, in URL: http://www.petersburglife.ru/ (data obrashhenija —
08.05.2013).
23. Repina L. P. Istoricheskaja pamjat’ i sovremennaja istoriografija, in Novaja i novejshaja istorija. 2004. № 5. S. 39-51.
24. Svjatoslavskij A. V. Sreda obitanija kak sredapamjati: K istorii otechestvennoj memorial’noj kul’tury. Avtoref. dis. ... d-ra kul’turologii. Moskva, 2011. 53 s.
25. Tyrkova A. V. Anna Pavlovna Filosofova i ee vremja: Sb. pamjati Anny Pavlovny Filosofovoj. T. 1. Petrograd, 1915. 487 s., in URL: http://www.a-z.ru/women/texts/tirkr.htm (data obrashhenija — 10.05.2013).
26. Hal’bvaks M. Social’nye ramki pamjati. Moskva: Novoe izdatel’stvo, 2007. 348 s.
27. Hatton P. Istorija kak iskusstvo pamjati. Sankt-Peterburg: Vladimir Dal’, 2003. 424 s.
28. Jenciklopedija Peterburga, in URL: http://www.encspb.ru/object/2805554965?lc=ru (data obrashhenija — 10.05.2013).
