CC BY
239
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2014. № 3 (3). С. 37-47.
УДК 27-726.6:351.746.2 (47+57) "1920/1940"
А. И. Савин
СОТРУДНИЧЕСТВО С ТАЙНОЙ ПОЛИЦИЕЙ КАК СПЕЦИФИЧЕСКАЯ ФОРМА
ПОЛИТИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ ВЕРУЮЩИХ В СОВЕТСКОМ ГОСУДАРСТВЕ
(1920-1940-е гг.)*
Статья посвящена специфической форме адаптации верующих, в первую очередь протестантов, к советскому режиму. Негласное сотрудничество с органами государственной безопасности являлось одним из главных способов приспособления верующих в неблагоприятной политической обстановке. Возможность контролировать религиозные организации и манипулировать ими стала ключевым условием сохранения церкви в советском государстве в 1920-1930-е гг. Она же сделала возможной легализацию конфессий в ходе политико-идеологического поворота сталинского режима в годы Великой Отечественной войны.
Ключевые слова: религиозные организации; протестанты; органы государственной безопасности; осведомление; адаптация; репрессии; Сибирь.
A. I. Savin
COOPERATION WITH THE SECRET SERVICE INSTITUTIONS AS A SPECIFIC WAY OF POLITICAL ADAPTATION OF BELIEVERS IN THE SOVIET UNION (1920-1940)*
This article focuses on a specific way of adaptation of believers, especially Protestants, to the Soviet regime. Secret cooperation with the organs of Secret Service was one of the main ways of believers to adapt to the disadvantageous political conditions. The ability to control religious organizations and manipulate them became a key issue of the preservation of church in the Soviet Union in the 1920s -1930s. It also made confessions legalization possible during political and ideological turn in Stalin's regime in years of Great Patriotic War.
Keywords: religious organizations, Protestants, Secret Service organs, informing, adaptation, repressions, Siberia.
В годы Великой Отечественной войны сталинское руководство осуществило серьезный политико-идеологический поворот, который в том числе привел к возрождению церковных организаций и легализации религиозной жизни. Государство, в духе меткого замечания М. М. Пришвина о том, что рано или поздно власти «разрешат и молиться, конечно, при условии, чтобы минимум одна молитва была за советскую власть» [1, с. 502], наконец-то признало за наиболее крупными религиозными организациями право на определенное место в обществе и государстве. 4 сентября 1943 г. произошла
историческая встреча И.В. Сталина в Кремле с тремя митрополитами Русской православной церкви (РПЦ). Результатом встречи стало указание Сталина об избрании патриарха и дозволении открытия церковных учебных заведений. Спустя еще год, 27 октября 1944 г., в ходе объединительного совещания руководителей евангельских христиан и баптистов был создан Всесоюзный совет евангельских христиан и баптистов (ВСЕХБ), что, в свою очередь, позволило легализовать существование протестантских евангельских общин. Всё это - общеизвестные факты.
* Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 14-01-00313.
© Савин А. И., 2014
Историки неоднократно обращались к этим событиям, предлагая разные объяснения случившегося. В настоящее время в историографии сложился определенный консенсус в отношении причин, которые легли в основание «нового курса» в церковно-государственных отношениях. Их характеристика приведена в монографии И. А. Кур-ляндского. На первых позициях, считает Курляндский, выражая солидарную точку зрения, находилось стремление использовать церковь во внутриполитических и внешнеполитических акциях сталинского режима в условиях тяжелейшей войны, а также желание лишить религию и церковные организации ореола гонимых, теснее привязать к советскому государству и тем самым ослабить их популярность среди верующих [2; 3]. Нельзя не согласиться с Кур-ляндским также и в том, что с самого начала «сталинского ренессанса» «церковные структуры оказались в тисках своеобразного гетто, они были опутаны бюрократическими и административными ограничениями и запретами» [4], и в этом смысле ни о каком резком разрыве преемственности в содержании советской политики в отношении религии и церкви говорить не приходится.
И всё же возьмём на себя смелость утверждать, что от внимания коллег остался скрыт принципиальный момент: содержание церковно-государственной политики действительно осталось прежним, но коренным образом, на 180 градусов изменился ее внутренний, скрытный вектор. Если до Великой Отечественной войны тактическое кредо антирелигиозной политики традиционно гласило: «Разделяй и властвуй» , то в ходе и после войны оно стало звучать так: «Объединяй и властвуй». Если в 1920-1930-е гг. власть сама организовывала расколы внутри церквей всех деноминаций, активно поддерживала любые разногласия между верующими и делала все, чтобы воспрепятствовать объединению религиозных организаций, то теперь все усилия соответствующих институтов государственного аппарата, в первую очередь двух специально созданных органов - Совета по делам Русской православной церкви при Совете народных комиссаров (СНК) СССР и Совета по делам религиозных культов при СНК СССР - были направлены на объедине-
ние верующих в рамках крупных всесоюзных церковных организаций.
Почему так произошло? Дело в том, что уже к началу войны значительная часть оставшихся в живых высших иерархов РПЦ, а также руководителей протестантских церквей, были либо негласными сотрудниками Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), либо открыто демонстрировали власти свою лояльность и готовность к сотрудничеству . Сталинское руководство могло наконец-то пожинать плоды многолетних репрессий и гонений на церковные организации. Начиная с середины 1940-х гг. проводником государственной политики должно было служить руководство церквей, готовое платить высокую цену сотрудничества с тайной полицией и другими властными органами за выживание и легальное существование церковных структур. В этой ситуации любой раскол в церкви, в отличие от довоенного времени, теперь не только не поощрялся, но пресекался и строго преследовался.
В настоящей публикации предпринимается попытка через призму преимущественно истории протестантских церквей проследить генезис формирования в 1920-1930-е гг. такой специфической формы адаптации верующих к сталинскому режиму, как сотрудничество с органами политической полиции. Выбор протестантских организаций не случаен. С одной стороны, органы государственной безопасности традиционно уделяли «сектантам» повышенное внимание, считая их организации крайне опасными, даже в сравнении с РПЦ. С другой стороны, протестанты обладали относительно небольшой церковной структурой и сравнительно скромной численностью, что облегчало поставленную задачу. В отношении РПЦ, в том числе учитывая сложность такого масштабного процесса, как инспирированный властью раскол на «обновленцев» и «тихоновцев», вопрос требует специального изучения.
Также автор хотел указать на то, что при обращении к такой непростой теме он далек от какого-либо стремления к «срыванию масок» и морализаторству. Гораздо важнее в данной ситуации адекватно понять само явление, имевшее важнейшее значение для истории церковно-государственных отношений. Поэтому при упоминании того или ино-
го лица, являвшегося сотрудником тайной полиции, автор предпочитает использовать вместо настоящей фамилии агентурную кличку, несмотря на то, что все установленные законом сроки секретности и тайны личной жизни прошли, а в литературе, на которую присутствуют ссылки, приводятся, как правило, полные данные. Необходимо также указать на вынужденную фрагментарность источниковой базы, которая задается по-прежнему существующими жесткими ограничениями на доступ исследователей к архивам советской тайной полиции. В историографии церковно-государственных отношений есть несколько специальных публикаций, посвященных исследуемой проблеме, но они относятся главным образом к послевоенному периоду [5; 6; 7; 8]3. В целом же в литературе обычно лишь констатируется наличие широкой сети секретных сотрудников и осведомителей из числа верующих и руководства религиозных организаций, но не более
4
того .
Сегодня можно считать установленным фактом, что советские люди пытались вести в чрезвычайных условиях сталинизма нормальную жизнь, в результате чего в 1930-е гг. «выкристаллизовывался» гомо советикус, главная способность которого заключалась в умении выживать в тяжелых бытовых и политических условиях. Его также характеризовали двойная идентичность - показная общественная и «настоящая» частная, фатализм и менталитет игрока - из-за непредсказуемости режима. Конечно же, отдельные социальные, национальные, конфессиональные и этноконфессиональные группы вырабатывали свои специфические поведенческие стратегии и практики.
Настоящим чемпионом по выживанию и сохранению своих жизненных миров стали верующие. По меткому выражению известного партийного деятеля и редактора журнала «Безбожник у станка» М. М. Костелов-ской, религия в СССР являлась «единственным легальным, защищенным от ЧК контрреволюционным течением» [9]. Такое место религиозных организаций в советском обществе во многом определяло как специфику вероисповедной политики государства, так ответные действия верующих. Верующие, в том числе протестанты, умело адаптирова-
лись к неблагоприятным политическим условиям и предпочитали идти на компромиссы с властью, стремясь сохранить свой легальный статус. Для этого широко использовалось «оружие слабых» - политическая мимикрия. Границы мимикрирования были достаточно широки: от камуфляжа в форме пения религиозных песен на мотив революционных маршей, многочисленных «писем во власть», представлявших собой приветствия религиозных органов и съездов, жалобы на «перегибы» местных властей, а также заверения в демократичности культа и готовности принимать активное участие в социалистическом переустройстве жизни вплоть до образования «сектантских» кооперативов и колхозов [10].
Однако только политическая мимикрия и готовность верующих идти на некоторые уступки не могли удовлетворить власть. По сути дела, с самого начала руководство ВЧК, на откуп которой фактически была отдана реализация государственной политики в отношении религии и церкви, заявило о необходимости вербовки лиц, занимающих высокие посты в церковной иерархии. Один из творцов чекистской «церковной» политики, М. И. Лацис, выступая 3 февраля 1920 г. на 4-й конференции Всероссийской Чрезвычайной комиссии (ВЧК), так объяснял преимущества «заагентуривания» перед репрессиями: «Попа, который получал от патриарха приказание предать анафеме сов[етских] сотрудников, мы расстреливали. Но считаясь с тем, что большинство наших крестьян и рабочих продолжают посещать церковь и этого попа колдуна слушать, мы решили изменить нашу тактику. <...> Если в темных уголках деревни имеются слепые верующие люди, спрашивающие благословения, отправляясь на фронт, то в наших интересах чтобы поп это благословение дал. Нам ни тепло, ни холодно, если этот слепой крестьянин получит благословение, но если этот крестьянин услышит от попа, что и эта власть от бога, то нам не придется иметь дело с теми крестьянскими восстаниями, которые происходят. <...> Когда мы сумеем заставить попов давать это благословение, то у нас не будет восстаний на этой почве». Имея в виду массовую вербовку священнослужителей, связанных подпиской, Лацис отмечал: «Я от
многих [чрезвычайных] комиссий получил доклад, что этот перелом произошел и попы сделались нашими сотрудниками и подписались под квитанцией после чего они уже не имеют возможности отступления» [11].
Объявив тотальную войну религии и церкви, чекисты первоначально, очевидно, не представляли себе всей сложности поставленной задачи и того многообразия конфессий и деноминаций, которые им предстояло уничтожить или вытеснить на задворки общественной жизни в ходе борьбы за культурную гегемонию, поэтому руководство ВЧК во главе с Дзержинским настаивало на скорейшей ликвидации церкви оперативными методами [12]. Однако уже вскоре большевики продемонстрировали понимание всей сложности ситуации, пересмотрели свои радикальные установки на «сиюминутное» устранение религии и пришли к осознанию необходимости достижения временного компромисса и создания лояльных церквей. Эффективным инструментом формирования такой «советской» церкви оставалась вербовка в качестве «агентов влияния» лиц из числа священнослужителей, проповедников, пресвитеров и т. п.
Приказ ВЧК № 150 «Об усилении борьбы с контрреволюционным подпольем» от 1 декабря 1920 г. наглядно свидетельствует, что к концу 1920 г. евангельские церкви уже однозначно были отнесены руководством ВЧК к наиболее опасным для советской власти группировкам. Акцентируя внимание чекистов на переход роли главной контрреволюционной силы от монархистов и кадетов к эсерам и «другим соглашательским партиям», авторы документа утверждали, что для осуществления своей антисоветской деятельности эсеровское подполье вступит в контакт с «легализованными общинами евангелистов и толстовцев, под флагом которых контрреволюционеры собираются действовать исподволь и осторожно». Для успешного противодействия планам контрреволюции органам ВЧК приказывалось организовать постоянный учет всех членов социалистических партий, анархистов, а также «всех настоящих и бывших членов евангели-ческо-христианских и толстовских обществ», вести за подучетным контингентом «неослабное наблюдение для выяснения их зна-
комств, связей и т. д.», а также «влить в указанные партии и организации достаточное количество опытных, способных и вполне компетентных осведомителей, которым предписать принимать активное участие в их жизни» [13].
Таким образом, деятельность по «оперативному обслуживанию» протестантских церквей началась одновременно с широкомасштабной вербовкой осведомителей из числа православного духовенства. Однако можно предположить, что интенсивность этой деятельности в 1921-1922 гг. была невелика, поскольку львиная доля сил была брошена против православной церкви, в первую очередь - на осуществление кампании по изъятию церковных ценностей. Но уже к концу 1922 г. эта кампания, приведшая к разгрому РПЦ, в целом по стране была завершена. Очередной целью большевистской атаки на религию стали протестантские церкви баптистов, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня и меннонитов, которые вызывали к этому времени серьезные опасения у большевистского руководства как образования, способные в рамках религиозных организаций аккумулировать значительное число сторонников, в том числе верующих, отпавших от ортодоксии. В подобной обстановке логичным было начать борьбу с «контрреволюцией, прикрывающейся флагом сектантства».
В конце 1922 - начале 1923 г. Государственное Политическое управление (ГПУ) провело в ряде губерний страны широкомасштабную репрессивную акцию, направленную на ликвидацию общин евангельских церквей. Воспользовавшись начавшейся перерегистрацией обществ, союзов и объединений, не преследующих целей извлечения прибыли, в результате которой к 1 января 1923 г. все «^зарегистрировавшиеся» организации, в том числе и церковные, должны были быть распущены, чекисты с помощью различных уловок сделали для «сектантских» общин невозможным выполнение требования регистрации, а потом организовали ликвидацию всех незарегистрированных общин. Так, в Сибири в результате этой чекистской операции была фактически прекращена легальная деятельность всех протестантских конфессий [14].
Несмотря на репрессии, большинство «сектантских» общин в стране продолжало существовать, перейдя на нелегальное положение. Неожиданным для властей стал рост популярности «сектантов» среди деревенского населения как мучеников, гонимых и преследуемых советской властью. В данной ситуации больший эффект должна была принести деятельность, направленная на разложение «сект» изнутри и инспирирование борьбы между различными течениями. Выполнение этих задач было возложено на Секретный отдел (СО) ГПУ - ОГПУ при СНК СССР.
Если в случае с РПЦ предлогом для раскола был избран вопрос о реформировании церкви, то для евангельских церквей в качестве «яблока раздора» была с успехом использована проблема «добровольного» признания для верующих-пацифистов обязательности военной службы с оружием в руках. В этой ситуации очень много зависело от того, какое решение примет XXV Всероссийский съезд баптистов, который проходил 30 ноября - 8 декабря 1923 г. под жестким контролем Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б) и СО ОГПУ. Только оппозиция значительной части делегатов не позволила чекистам добиться желаемого результата [15]. Неудача не охладила решимость властей заставить баптистов «добровольно» признать военную службу. 12 декабря 1923 г. Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б) отдала поручение ОГПУ и дальше проводить деятельность по расколу баптистов, используя «военный» вопрос [16].
Чрезвычайный интерес для адекватного понимания роли, которая отводилась руководством тайной полиции осведомителям из числа верующих, представляет директива руководства ОГПУ СССР № 51342, направленная 20 декабря 1923 г. всем начальникам губернских отделов. В директиве оценивались результаты действий органов ОГПУ на местах по оперативному «обслуживанию» баптистов в связи с XXV Всероссийским съездом и давались указания о проведении дальнейшей деятельности по инспирированию раскола [17]. Очевидно, что документ, подписанный заместителем председателя ОГПУ В. Р. Менжинским, начальником СО ОГПУ Т. Д. Дерибасом и начальником 6-го
отделения СО Е. А. Тучковым, был подготовлен 6-м отделением СО ОГПУ СССР, скорее всего, непосредственным автором директивы являлся Е. А. Тучков.
Оценивая итоги баптистского съезда, руководство ОГПУ констатировало, что он «в общем и целом прошел для нас неудовлетворительно. Главным образом он не вынес определенного постановления по вопросу военному, т. е. по тому самому вопросу, который нас более всего интересует». Ответственность за неудачу возлагалась на те губот-делы и полномочные представительства ОГПУ, которые недооценили серьезность борьбы с сектантством и не учли «того огромного вреда, который они приносят своей антимилитаристической пропагандой» [18]. Только чекисты юго-востока России и Закавказья удовлетворительно провели подготовительную работу среди местных баптистов и добились того, чтобы среди делегатов съезда оказались завербованные ими лица. Наиболее слабо «отработали» чекисты Петрограда, в результате чего из восьми делегатов съезда от северной столицы четверо якобы были бывшими офицерами.
В свете продолжения и углубления работы по инспирированию раскола как между евангельскими христианами и баптистами, так и внутри конфессий, всем губернским отделам ОГПУ и Полномочным представительствам (ПП) ОГПУ приказывалось «обзавестись наиболее солидным осведомлением» и контролировать как выносимые общинами резолюции, так и ход выдвижения депутатов на очередной баптистский съезд.
В результате интенсивная работа по вербовке секретных сотрудников из числа протестантов началась именно в 1924 г., о чем свидетельствуют как региональные, так и центральные документы. По данным начальника 6-го отделения СО ОГПУ Е. А. Тучкова, только за 1924 г. «число осве-домов по всей Республике» среди «церковников и сектантов» выросло в шесть раз. Количество агентуры по губерниям распределялось неравномерно, но в целом, как считал Тучков, «почти каждая губерния имеет удовлетворительный освед[омительный] аппарат» [19]. В 1924 г. глава Секретного отдела ОГПУ Т. Д. Дерибас назвал в числе объектов «работы» отдела «многочисленные сектант-
ские общины с миллионным составом» и «антимилитаристов военного времени». Всего же, по мнению Дерибаса, под постоянным наблюдением ОГПУ должно было находиться более 2 млн политических противников режима, для самого «элементарного освещения» их деятельности требовалось 1617,5 тыс. осведомителей . В свою очередь, в докладе СО ОГПУ от 27 мая 1924 г. «Баптисты и евангелисты» численность протестантов определялась в СССР в 2,5-3 млн человек [20].
О том, какой размах приобрела в это время агентурная деятельность среди верующих в Сибири, можно только догадываться на основании редких отрывочных данных. Сразу же после завершения репрессивной «антисектантской» акции, 28 июня 1923 г. руководство 1111 ОГПУ по Сибири потребовало от начальников губернских отделов направить «нашу работу по борьбе с сектантством в сторону их внутреннего разложения и дробления на отдельные группки, что, конечно, может быть выполнено лишь при наличии солидно поставленного влиятельного осведомления, которое до сих пор в губотделах отсутствует, договоритесь [по] этому вопросу с губкомами» [21]. 1 августа 1923 г. это распоряжение было фактически еще раз продублировано, к 15 октября 1923 г. все губернские отделы ОГПУ были обязаны «представить по соответствующей форме, с характеристиками, списки осведомителей по сектантству» [22].
В начале мая 1924 г. в Ново-Николаев-ске под руководством заместителя Полномочного представителя ОГПУ по Сибири Б. А. Бака прошла губернская конференция уполномоченных Ново-Николаевского губ-отдела ОГПУ. В работе конференции приняли участие все крупные руководители губернского масштаба: секретарь губкома П. С. Заславский, председатель губисполко-ма И. В. Громов, председатель губсуда С. Г. Чудновский, начальник Ново-Николаевского губотдела ОГПУ Г. А. Молчанов, а также прокурор Сибирского края П. Г. Алимов. Вопрос о борьбе с сектантством стал одним из основных среди обсуждавшихся. Будущий начальник СО ОГПУ СССР Г. А. Молчанов потребовал создать «вполне надежный и правильно функционирующий
осведомительный аппарат, который, проникая своими разветвлениями в деревню, позволил бы быстро и своевременно получать всестороннее освещение жизни уезда» [23]. В итоге конференция приняла решение о реорганизации осведомительной сети. Работа «по сектантству» была поручена уполномоченному губотдела ОГПУ по политическим партиям [24].
Эти указания были приняты на местах к исполнению. Так, уже осенью 1923 г. при содействии «влиятельного осведомителя» чекистами было осуществлено «разложение» большой общины баптистов, около 700 членов, в Минусинском уезде Енисейской губернии [25]. Этот же осведомитель был избран делегатом на XXV съезд баптистов. Редкие дела, сохранившиеся в фондах прокуратуры Сибирского края, содержат сведения о реакциях верующих на действия чекистов. В апреле 1925 г. по обвинению в «раскон-спирации» был взят под стражу член Иркутской общины баптистов П. А. Пестерев, который публично сообщил братьям по вере о том, что состоит сексотом Иркутского губ-отдела 1111 ОГПУ по Сибири и дает чекистам сведения о деятельности общины [26]. Аналогичным образом повели себя проповедник и руководитель Бурлуковской общины евангельских христиан Кузнецкого округа П. П. Петров и член общины П. П. Баталов. Петров, будучи вызван в 1925 г. для инструктажа, «по возвращении из Щегловска... на собрании верующих сообщил, что над ним в ОГПУ якобы издевались, где якобы его подвергли мучениям, а также и раскон-спирировался перед верующими». В свою очередь, Баталов «систематически уклонялся от выполнения порученных ему заданий органами ОГПУ и расконспирировал себя перед обвиняемым Петровым». В итоге оба баптиста отказались от сотрудничества с ОГПУ «по мотивам религиозных убеждений» [27].
Некоторое представление о том, какой «плотности» могла достигать сеть секретных сотрудников и осведомителей, дает Смета расходов на работу ГПУ среди религиозных группировок Украины на первое полугодие 1928 г. от 23 апреля 1928 г., подписанная начальником Секретного отдела ГПУ Украины В. М. Горожаниным. Верхушку осведоми-
тельной сети «по религиозным и сектантским группировкам» составлял 41 секретный сотрудник, отвечавший за «обслуживание» религиозных организаций в 41 округе Украинской ССР. Каждый из них получал по 10 рублей в месяц (всего 2 460 рублей на шесть месяцев). Кроме того, деньги выделялись на осведомителей, являвшихся членами «руководящих органов религиозных и сектантских группировок» (200 рублей), «разъезды» и «командировки» сексотов «всех группировок по всем округам Украины» (600 рублей) и на непредвиденные расходы (300 рублей) [28].
В пояснительной записке к смете В. М. Горожанин пояснял, что «общее количество секретного состава по религиозным и сектантским группировкам. исчисляется в 383 человека», причем «особенно ценным сотрудникам» приходится выплачивать в месяц до 60 рублей и более. Общую сумму в размере 28 640 рублей на шесть месяцев высокопоставленный чекист считал «минимальной». Начальник Секретного отдела цинично констатировал: «Вербовка попов особенной трудности не представляет, но использование их возможно только при условии выплаты денежной компенсации. Привлекать сектантов, особенно примыкающих к мистическим сектам, к секретной работе очень трудно ввиду их фанатичности, наличие денежных ресурсов играет большую роль во время вербовки». Особое внимание чекисты уделяли руководящим органам «церковных группировок и сект». «В целях обеспечения постоянного руководства с нашей стороны в этих органах нам необходимо держать под своим влиянием относительное большинство членов руководящих церковных единиц. Через них мы проводим соответствующую политику и получаем сведения о поведении отдельных членов», - констатировал Горожанин. Особенно подчеркивалась в документе необходимость «работы» среди немцев-меннонитов как «одной из наиболее сильных сект на Украине, сумевшей до сих пор успешно противиться советскому влиянию» [29]. Кстати, именно занимаясь вербовкой среди меннонитов, в 1928 г. осваивал азы чекистской работы будущая легенда советской разведки П. В. Судоплатов, занимая должность «сводчика» ИНФО Мелитопольского окружного отдела ОГПУ [30].
В ходе начавшейся коллективизации деревни изощренная церковная политика ОГПУ, направленная на разложение конфессий изнутри, на время уступила место недвусмысленным административно-запретительным и репрессивным методам. Объявив о несовместимости колхозного строя и религии, местные органы власти начали массовое закрытие церквей и молитвенных домов в районах сплошной коллективизации. Однако уже вскоре после появления в печати 2 марта 1930 г. сталинской статьи «Головокружение от успехов», где резкой критике в том числе были подвергнуты административные меры в борьбе с религией, чекисты также предпочли вернуться к опробованным средствам. В марте 1930 г. руководство ОГПУ СССР разослало своим подразделениям Циркулярное письмо № 37 о состоянии и перспективах церковного движения и очередных задачах органов ОГПУ»7. Констатировав, что «подавляющее большинство деревенского населения и даже часть бедняков были заражены религиозными предрассудками», руководство ОГПУ признало: «Мы не могли при этих условиях административно-оперативным путем ликвидировать церковь». Не отрицая необходимости применения административного давления и репрессий, циркуляр настаивал на тщательной подготовке и реализации этих мер, а также на приоритете специфических приемов, нацеленных на создание и поддержку конфликтных отношений внутри религиозных организаций.
Свою приверженность курсу на манипулирование конфессиями органы ОГПУ продемонстрировали, попытавшись использовать в своих интересах очередную кампанию по перерегистрации всех религиозных общин и объединений, развернувшуюся в феврале 1930 г. Руководство Секретного отдела ОГПУ в лице начальника отдела Я. С. Агранова и начальника 6-го отделения Е. А. Тучкова потребовало от подчиненных связать ее «с проводимой нами работой по церковникам» и «в процессе перерегистрации использовать все агентурные возможности, ведущие к углублению раскола» [31].
Показательно, что даже на пике своей карьеры Е. А. Тучков лично не пренебрегал вербовочной работой, при этом делал это
виртуозно. Будущая жена писателя М. М. Пришвина В. Д. Пришвина (Вознесенская-Лебедева), арестованная в апреле и приговоренная в июле 1932 г. к трем годам ссылки как «активный член церковно-монархи-ческой контрреволюционной организации Истинно-православной церкви», вспоминала в своем автобиографическом романе «Невидимый град», как мастерски пытался ее завербовать Тучков [32].
Крупного стратегического успеха чекистам удалось добиться в 1933 г., когда баптистский союз возглавили два секретных сотрудника НКВД. Председателем Союза стал агент по кличке «Советский», а секретарем -агент по кличке «Бобров» («Ильин»). Первый сотрудничал с органами как минимум с 1927 г., второй - с 1925 г. С этого момента и до 1935 г. вся деятельность все еще легально существовавших протестантских общин протекала под непосредственным контролем НКВД. Однако в марте 1935 г. карьера обоих секретных сотрудников прервалась - они были арестованы по обвинению в том, что «расконспирировались» друг перед другом «как секретные работники СПО ГУГБ по баптистам», рассказывали о заданиях, полученных от НКВД, давали читать друг другу составленные ими отчеты и сводки и пытались, как утверждалось в обвинительном заключении от 5 апреля 1935 г., «в корыстных целях провоцировать НКВД». Через два дня Особое Совещание при НКВД СССР приговорило обоих обвиняемых к пяти годам лагерей [33].
В ходе подготовки и проведения массовой репрессивной операции по приказу № 00447 руководство НКВД постоянно акцентировало внимание подчиненных на неустанной работе по вербовке секретных сотрудников и агентов среди верующих. Косвенно, но весьма симптоматично вопрос о сектантах и оперативной «работе» в их отношении затронул на февральско-мартов-ском пленуме 1937 г. Н. И. Ежов. Критикуя методы работы с агентурой, практиковавшиеся в НКВД при Г. Ягоде, он заявил: «Вдруг нечаянно видели, что, предположим, в такой-то области сектанты или попы какие-нибудь немножко активизировались. Спрашивают - есть у вас агентура? Нет. Директива: давай, вербуй агентуру. В три дня, в неде-
лю доносят - навербовали 200 человек агентов. Самая сплошная кампанейщина» [34]. Выступая 11 марта 1937 г. перед мобилизованными на работу в НКВД молодыми коммунистами и комсомольцами, Н. И. Ежов при объяснении новоиспеченным чекистам специфики работы по разложению религиозных организаций, вновь привел «сектантов» в качестве примера. По мнению Ежова, высказанном в этом же выступлении, одной из первоочередных задач органов НКВД была вербовка «крупной церковной агентуры», которая «занималась бы не только передачей нам сведений, но занималась бы и разложен-ческой работой, т. е. внутри разлагала бы само движение, раскалывала бы, размалывая частички на муку» [35].
Судя по документам НКВД Татарской АССР, республиканское начальство требовало в августе 1937 г. от начальников районных отделений НКВД ни в коем случае не допустить ослабления «работы с осведомлением и агентурой в процессе операции по активно действующему кулацкому, уголовному элементу и контрреволюционному повстанческому, эсеровскому, церковно-сектант-скому и националистическому подполью» [36]. Очевидно, что в случае с требованием усилить агентурную работу речь здесь шла о тиражировании директив центра, принятых к руководству органами на местах. Так, 8 февраля 1938 г. в Управлении НКВД по Алтайскому краю проводилось оперативное совещание, на котором чекистам была дана установка «вербовать смелее из той среды, которую собираетесь разрабатывать», в первую очередь «для активизации разработки бывших партизан и сектантов» [37].
В результате чекисты располагали информацией о деятельности конфессий из первых рук. Так, в январе 1938 г. был арестован и впоследствии осужден на 8 лет лагерей председатель Всесоюзного совета евангельских христиан, который обвинялся в том, что, «будучи секретным сотрудником ГУГБ НКВД СССР, скрывал известные ему факты антисоветской деятельности связанных с ним сектантов и сообщал уполномоченным евангелистов адреса высланных из СССР еванге-листских деятелей.» [38]. Многолетним осведомителем НКВД был также уполномоченный евангельских христиан по Западной
Сибири, расстрелянный в декабре 1937 г. В вину ему ставилось то, что он, «будучи секретным сотрудником НКВД, проводил к[онтр]-р[еволюционную] работу по активизации антисоветской деятельности сектантских групп» [39]. Здесь необходимо принципиально отметить, что, как правило, верующие, а особенно проповедники и пресвитеры протестантских общин, всегда были весьма ненадежными «сексотами». Будучи вынужденными дать согласие на сотрудничество, они нередко саботировали выполнение требований органов, а также часто «расконспирировали» себя перед членами общины, сообщая им о вербовке, что подтверждают вышеприведенные факты.
В 1939 г. власти вновь стали отмечать активность евангельских верующих как в городах, так и в сельской местности. Протест-ные акции верующих диссидентов стали особенно явными при проведении в 1939 г. Всесоюзной переписи населения и выборов в местные советы депутатов. Так, в Новосибирской области чекисты зафиксировали случаи отказа верующих от участия в выборах. 26 декабря 1939 г. Секретно-политический отдел УНКВД сообщил первому секретарю Новосибирского обкома ВКП(б) Г. А. Боркову, что всего в выборную кампанию «по области зарегистрировано 27 случаев отказа от участия в голосовании, преимущественно из числа церковно-сектантских элементов» [40]. В результате практически все областные и краевые управления НКВД сибирского региона активизировали в 1939 г. свою репрессивную деятельность в отношении «сектантов». Выполняя указания Л. П. Берии, который в своем письме от 26 октября 1939 г. потребовал от УНКВД по Новосибирской области «по-большевистски организовать борьбу по разгрому контрреволюционных формирований», сотрудники управления ликвидировали ряд антисоветских групп и «повстанческих» организаций, среди которых были «эсеро-сектантская организация "Паутина"», «вскрытая» в г. Ста-линске, и сектантская группа «Богословцы» -в г. Томске [41].
В октябре 1939 г. и в августе 1940 г. руководством УНКВД по Омской области местным подразделениям были разосланы два специальных сборника справок «по контрре-
волюционной деятельности церковников и сект». Констатировав переход большинства общин евангельских церквей на нелегальное положение, руководство областного управления требовало активизации агентурно-оперативной деятельности среди верующих, «являющихся базой для всевозможных к [онтр]-р [еволюционных] формирований». Целью разосланных справок было оказание помощи оперативным работникам, пришедшим в органы НКВД после чистки «ежов-ских кадров» и не имевшим «достаточного теоретического и практического опыта в агентурно-оперативной работе вообще и, в частности, по контрреволюционному сектантству и церковникам» [42]. В свою очередь, содержание этих справок, подготовленных отдельно по каждой из церковных организаций, дает возможность оценить уровень чекистских «наработок» в области вербовки верующих к началу Великой Отечественной войны.
Главное внимание в справках уделялось вопросам вербовки агентов из числа баптистов и евангельских христиан. Особо отмечалась высокая резистентность баптистов. В частности, в справке говорилось: «Следует отметить, что наша работа по баптистам требует особого подхода и изворотливости, особенно в подборе агентуры. Опыт работы по баптистам показывает, что очень часто приобретенная среди них агентура двурушничает, занимается дезинформацией. Вербовка агентуры среди баптистов затруднительна, особенно при обработке фанатичной части актива, как правило, эти люди при вербовке отказываются от сотрудничества с нами, ссылаясь на библейское учение "не обижай своего брата, как и самого себя"» [43]. Чтобы добиться успеха, чекистам предлагалось вербовать лиц, на которых имелся серьезный компромат, или верующих, отошедших от религии, с последующим «раскаянием» и возвращением в ряды общины. В противном случае вербовку проводить не рекомендовалось, так как она обычно кончалась провалом.
И всё же, несмотря на всё сопротивление верующих, сотрудники органов госбезопасности к началу Великой Отечественной войны имели все возможности для контроля и манипулирования религиозными организациями. А. В. Горбатов обоснованно утвер-
ждает: «Несмотря на протесты и заявления священнослужителей и им сочувствующих, что данной проблемы не существует вообще, все же следует признать присутствие осведомителей и агентов внутри религиозных организаций. Эти отношения нередко пронизывали всю религиозную организацию: от высшего до низшего звена церковной служебной лестницы» [44]. Сотрудничество с властью в лице органов государственной безопасности в условиях жесткой дискриминационной и репрессивной политики советского государства в 1920-1930-е гг. стало одним из специфических, но весьма действенных способов выживания религиозных организаций в целом. Конформистская позиция руководства конфессий порождала у власти чувство уверенности в том, что подконтрольные религиозные организации не представляют более угрозы и не являются серьезными конкурентами на поле идеологического противостояния. Именно сотрудничество высшей церковной иерархии с «органами» позволило религиозным организациям выглядеть в глазах коммунистического руководства «советской» церковью и легализовать свою деятельность в послевоенном советском государстве. Однако цена этого для многих верующих, вынужденных пойти на компромисс с совестью, оказалась слишком высокой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Широко известна судьба Русской православной церкви, расколотой на «обновленцев» и «ти-хоновцев», которую повторили лютеране и буддисты. Попытки раскола предпринимались в отношении ислама. Задача разложения протестантских церквей баптистов, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня, меннонитов и молокан на ряд враждующих течений и групп также занимала одно из центральных мест в советской антирелигиозной политике. См., например: Савин А. И. «Разделяй и властвуй». Религиозная политика советского государства и евангельские церкви в 1920-е годы // Вестник Тверского государственного университета. Серия: История. - 2008. - № 15 (75). - С. 3-23.
2 О вынужденном сотрудничестве высших иерархов РПЦ с органами НКВД-НКГБ и оценку этого сотрудничества см.: Курляндский И. А. Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства в 1922-1953 гг.). - М., 2011. - С. 540-541.
3 Показательно, что и в художественной литературе вопрос освещается применительно к послевоенному времени. Так, героя повести
Б. Ш. Окуджавы «Похождения секретного баптиста» сотрудник КГБ вербует в 1955 г. под предлогом внедрения в одну из сибирских баптистских общин.
4 Вот типичное утверждение такого рода: «В большинстве религиозных общин имелся информатор или секретный сотрудник, докладывавший обо всем, что происходит. Не стала исключением и тюменская община». См.: Протестантизм в Тюменском крае. История и современность. - СПб., 2006. - С. 89.
5 Всего на конец 1924 г. СО ОГПУ имел в своем распоряжении 5911 оплачиваемых секретных сотрудников, в том числе 360 в Сибири. Другие отделы ОГПУ имели 3635 сексотов. Разумеется, только платными сотрудниками осведомительная сеть органов государственной безопасности не ограничивалась. См.: Измозик В. С. Глаза и уши режима. Государственный политический контроль за населением советской России в 1918-1928 годах. - СПб., 1995. - С. 115-117.
6 За предоставленный текст циркуляра автор благодарит канд. ист. наук Н. Рублеву (Киев).
ЛИТЕРАТУРА
1. Пришвин М. М. Дневники. 1928-1929. - Кн. 6. - М. : Русская книга, 2004. - С. 502.
2. Курляндский И. А. Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства в 1922-1953 гг.). - М. : Кучково Поле, 2011. -С. 576-578.
3. Одинцов М. И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917-1953 гг. - М. : РОССПЭН, 2014. -С. 261-272.
4. Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. -С. 587.
5. Маслова И. И. Русская православная церковь и КГБ (1960-1980 гг.) // Вопросы истории. -2005. - № 12. - С. 86-96.
6. Маслова И. И. «Ватиканское направление»: из истории секретных операций КГБ // Религия и право: информационно-аналитический журнал. - 2005. - № 2. - С. 11-14.
7. Горбатов А. В. КГБ и религиозные организации // Вопросы истории. - 2008. - № 6. -С. 128-132.
8. Смыкалин А. С. Идеологический контроль и Пятое управление КГБ СССР в 1967-1989 гг. // Вопросы истории. - 2011. - № 8. - С. 30-40.
9. Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. - М. : Политиздат, 1991. - С. 290.
10. Савин А. И. Евангельские верующие в 1930-е годы: практики политической адаптации // Жизнь в терроре: социальные аспекты репрессий : материалы V Международной научной конференции по истории сталинизма (Санкт-Петербург, 18-20 октября 2012 г.). -М. : РОССПЭН, 2013. - С. 317-324.
11. Центральный архив Федеральной службы безопасности (ЦА ФСБ). - Ф. 1. - Оп. 4. -Д. 6. - Л. 27-28. Автор признателен канд. ист. наук А. Г. Теплякову за предоставленную информацию.
12. О генезисе представлений большевистского руководства см.: Бордюгов Г. А. Правила для служебного пользования. Из документов Ф. Дзержинского // Неизвестная Россия. XX век. - М. : Историческое наследие, 1992. -С. 34-35 ; Крапивин М. Ю. «Необходимо сделать все, чтобы унизить церковь в глазах народа». Докладная записка М. И. Лациса. 1920 г. // Исторический архив. - 2011. - № 2. - С. 91-102.
13. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1991 : справочник. - М.,
2003. - С. 373-374.
14. Советская власть и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг. Документы и материалы / сост. А. И. Савин. - Новосибирск : Посох,
2004. - С. 20-29, 113-141.
15. Более подробно о ходе съезда см.: Крапивин М. Ю., Лейкин А. Я., Далгатов А. Г. Судьбы христианского сектантства в Советской России (1917 - конец 1930-х годов). - СПб., 2003. - С. 91-92.
16. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). - Ф. 17. -Оп. 112. - Д. 565а. - Л. 48.
17. Савин А. И. «Эта работа... произведет соответствующее впечатление и на Европу». Из документов руководства ОГПУ СССР о методах борьбы с религиозными организациями в первой половине 1920-х годов // Гуманитарные науки в Сибири. - 2005. - № 2. - С. 74-78.
18. Там же.
19. Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 19221925 гг. / сост.: Н. Н. Покровский, С. Г. Петров. - Кн. 2. - М. ; Новосибирск : Сибирский хронограф, 1998. - С. 442.
20. РГАСПИ. - Ф. 17. - Оп. 87. - Д. 176. - Л. 184187.
21. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). - Ф.п. 1. - Оп. 2. - Д. 372. - Л. 24.
22. Там же. - Л. 134.
23. Там же. - Ф. 20. - Оп. 2. - Д. 5. - Л. 4-10.
24. Там же. - Л. 5.
25. Там же. - Ф.п. 1. - Оп. 2. - Д. 254. - Л. 266271.
26. Там же. - Ф. 20. - Оп. 3. - Д. 32. - Л. 91, 165.
27. Там же. - Оп. 2. - Д. 109. - Л. 556-557.
28. Церковь должна оставаться церковью. Необратимые десятилетия 1917-1937 гг. в истории евангельского и баптистского движения. - М., 2008. - С. 276
29. Там же. - С. 276-277.
30. Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. - М., 1996. - С. 7.
31. Тумшис М. ВЧК. Война кланов. - М. : Эксмо, 2004. - С. 108.
32. Пришвина В. Д. Невидимый град. Глава из романа // Октябрь. - 2000. - № 9. - С. 111-144.
33. Церковь должна оставаться церковью. -С. 64-65.
34. Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. -1994. - № 10. - С. 3-27.
35. Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. - С. 576-578.
36. Степанов А. Ф. Расстрел по лимиту. Из истории политических репрессий в ТАССР в годы «ежовщины». - Казань, 1999. - С. 55.
37. Отдел специальной документации Управления Архивным делом Алтайского края (ОСД УАДАК). - Ф.р. 2. - Д. 11544. - Л. 112.
38. Архив Управления Федеральной службы безопасности по Новосибирской области (АУФСБ по НСО). - Д. 5038. - Л. 164.
39. Советская власть и евангельские церкви Сибири в 1920-1941 гг. - С. 323.
40. ГАНО. - Ф.п. 4. - Оп. 34. - Д. 75. - Л. 363.
41. Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД в 1936-1946 гг. // Минувшее. М. ; СПб., 1997. - Вып. 21. - С. 240293.
42. Государственный архив социально-политической истории объединений Тюменской области (ГАСПИТО). - Ф. 3894. - Оп. 1. - Д. 64. -Л. 5-9. См. также: Чернышев А. В. Протестантские религиозные течения ХХ-ХХ1 веков в Западной Сибири. Историография, библиография, документы. - Тюмень, 2005. - С. 8990.
43. ГАСПИТО. - Ф. 3894. - Оп. 1. - Д. 64. - Л. 9.
44. Горбатов А. В. Государство и религиозные организации Сибири в 1940-е - 1960-е гг. -Томск : Изд-во ТГПУ, 2008. - С. 80.
