CC BY
28
СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА
Попов А.П. Зинченко И.А.
8.2. СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА В ДОКТРИНАЛЬНОЙ МОДЕЛИ ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННОГО ПРАВА РФ
Попов Алексей Павлович, д-р юрид. наук, доцент. Должность: профессор. Место работы: Российский экономический университет им Г.В. Плеханова. Филиал: филиал в г. Пятигорске. Подразделение: кафедра уголовного права и процесса. E-mail: [email protected]
Зинченко Игорь Анатольевич, канд. юрид. наук, доцент. Должность: доцент. Место работы: Московский Международный университет. Филиал: Калининградский филиал. Подразделение: кафедра государственно-правовых дисциплин. E-mail: [email protected]
Аннотация: Опубликованная в апреле 2015 г. Док-тринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ, подготовленная группой авторов под руководством проф. А.С. Александрова [3], вызвала неоднозначную реакцию в среде ученых-процессуалистов и сотрудников органов уголовной юстиции. Предметом анализа в литературе уже были: ее общая характеристика [11], закрепление института следственного судьи [2; 4; 6] и ряд других проблем. В предлагаемой статье-диалоге авторы обращаются к вопросам, касающимся развития в Доктринальной модели состязательных начал досудебного производства.
Ключевые слова: теория доказывания, доказательственное право, состязательность, док-тринальная модель доказательственного права.
ADVERSARIAL OF PRETRAIL PROCEEDINDS IN THE DOCTRINAL MODEL OF THE LAW OF EVIDENCE OF THE RUSSIAN FEDERATION
Popov Aleksey Pavlovich, Dr. of Law, Associate Professor. Position: Professor. Place of employment: Russian Economic University named after G.V.Plekhanov. Branch: Pyatigorsk branch. Department: Criminal Law and Procedure chair. Email: [email protected]
Zinchenko Igor Anatolevich, PhD atf Law, Associate Professor. Position: Associate Professor. Place of employment: Moscow International University. Branch: Kaliningrad branch. Department: State-Legal disciplines chair. E-mail: [email protected]
Annotation: Published in April 2015 Doctrinal model of criminal procedure of the Russian Federation of evidence law, prepared by a group of authors under the direction of prof. A.S. Alexandrov, caused ambiguous reaction among scientists and emloyees of criminal justice. Discussed were: its general characteristics, inclusion at it the institute of the investigating judge and a number of other problems. In this article-dialog, our authors are turning to issues related to development in the Doctrinal models of arms began pre-trial proceedings.
Keywords: theory of proof, law of evidence, adversarial, doctrinal model of law of evidence.
А.П.: В ряду теоретико-правовых проектов, созданных в последние годы и нацеленных на грядущее реформирование отечественного уголовного судопроизводства, особое место принадлежит доктринальной модели уголовно-процессуального права РФ (далее -
Доктринальная модель, ДМ) [3]. В политико-идеологическом отношении Доктринальная модель -леволиберальный проект. Критика этого проекта в литературе в принципе уже прозвучала.
ДМ, поскольку она создана, можно обсуждать, однако адаптация ее положений к современным российским реалиям, в том числе, рассматриваемым в их развитии, представляется проблематичной: у государства, общества и граждан немало других нерешенных проблем. Создатели ДМ в качестве образчика постоянно ссылаются на опыт западноевропейских государств. Но в большинстве этих стран (например, в Германии, во Франции), при развитом в обществе либерализме и демократии, на высоком уровне функционирует достаточно консервативная организация досудебного уголовного производства. И при этом, она никак не отвергает такие провозглашаемые авторами ДМ ценности как свобода и справедливость, состязательность и равноправие сторон, достоинство личности, равенство всех перед законом. Они успешно сосуществуют.
И.З.: С этими фактами нельзя не считаться. Но согласитесь, в дискуссиях 2013 - начала 2016 гг. проблемы совершенствования предварительного расследования, а именно им, на мой взгляд, принадлежит первостепенная роль в преобразовании уголовного процесса в целом, приобрели наибольшую остроту. В этом контексте мировоззренческие и правовые идеи, заложенные в ДМ, способны оказать влияние на формирование адекватных представлений о путях развития досудебного уголовного производства.
А.П.: Говоря о развитии состязательных начал, прежде всего, хочу отметить, что я однозначно являюсь сторонником смешанной формы уголовного процесса, такой его организации, в которой сочетаются мощное розыскное досудебное производство (при максимально допустимом участии защиты) и развитое состязательное судебное разбирательство [7; 9, с. 28 - 31]. Эта позиция во всех отношениях согласуется с идеей об укреплении процессуальной самостоятельности следователя, его независимости [8, с. 229]. Сторонники же состязательной парадигмы доказательственного права постулируют: не существует идеального субъекта доказывания. Не может существовать и объективная истина, поскольку у каждой из сторон истина своя, своя «правда»:
каждая из сторон заботится о своих интересах, и это предопределяет односторонность освещения и относительность результатов досудебного доказывания. Из этого следует, что обе стороны - обвинения и защиты - должны быть в равных правах, касающихся собирания доказательств [3, с. 8].
И.З.: Перечисленные идеи звучат заманчиво и убедительно и для специалистов и для рядовых граждан. Но если идеи равенства сторон в доказывании абсолютизировать, то можно прийти к absurdum idea о том, что уголовные дела к производству должны принимать как бы два следователя (детектива): один - по уголовному преследованию, другой - по государственному ограждению невиновного от незаконного привлечения к уголовной ответственности.
Однако, если говорить серьезно, то отношение к принципу состязательности в уголовном судопроизводстве должно быть осмотрительным. В его исследованиях целесообразно придерживаться реальной практики и правового поля. К сожалению, в литературе можно встретить суждения, авторы которых в борьбе
«с пережитками советского прошлого» (а, всего вероятнее, с собой самими - со своими совсем недавними убеждениями) привлекают в качестве инструментария сомнительные аргументы. Например, С.Б. Россинский, анализируя принцип состязательности, упрекает судей и следователей, осмелюсь сказать, в психической неполноценности, в неспособности адекватно «воссоздать в своем сознании мыслительные образы ... соответствующие событию преступления». Лечение же этого недуга автору видится не в визите к врачу, а в участии субъектов со стороны защиты [12, С. 89]. Стремление избавиться от натурализма, согласно которому объект познания предстает перед исследователем в готовом виде, понятно, но согласитесь, так называемый обвинительный уклон в работе части субъектов доказывания правоохранителей и их «неспособность создавать мыслительные образы» -не одно и то же, и как эти аргументы автора увязываются с идеями состязательности представить себе сложно.
Обсуждаемая нами Доктринальная модель свободна от подобного рода искажений. Она построена так, что следователь в ней логично отнесен к стороне обвинения. Он лишен процессуальной самостоятельности, представляя обвинительную власть прокурора. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы [3, с. 7 и др.] позволяют предположить об общем замысле - в перспективе организационно заменить следственные подразделения и следователей органами федеральной полиции. Однако, на обвинительных (следственных) принципах построена положительно зарекомендовавшая себя на протяжении многих десятилетий современная система российского досудебного производства. Я солидарен с тем, что ее развитие целесообразно осуществлять в рамках укрепления и совершенствования именно этих направлений. В какие же формы воплощены они в обсуждаемой Доктри-нальной модели?
А.П. Развитие розыскных начал досудебного производства в ДМ, безусловно, наличествует. Свидетельство тому - выведение досудебного производства из состава судебного доказывания, превращение следователя в детектива, в «слугу прокурора», сочетающего в своей работе производство гласных и негласных следственных действий (суть - оперативно-розыскных мероприятия).
И.З.: ДМ - единственный источник, в котором действующей организации предварительного расследования удалось противопоставить статус следователя, сопоставимый со статусом детектива, со «слугой» представителя обвинительной власти - прокурора, сочетающего в своей работе производство гласных и негласных следственных действий. Ни в законодательстве, ни уголовно-процессуальной теории этого сделать пока не получается.
А.П.: В рамках настоящего диалога предлагаю обсудить три из большой совокупности закрепленных в ДМ новелл. Во-первых, о процессуальной функции следователя. Во-вторых, о равенстве сторон в полномочиях, касающихся собирания доказательств в досудебном производстве, и, в-третьих, об общих условиях производства негласных следственных действий.
И.З.: В ответе на вопрос о процессуальных функциях можно сделать немало ошибок (ведь любая деятельность, даже работа на конвейере, состоит из действий и операций, а значит - многофункциональна), чему примеров в литературе достаточно, если прежде не определиться с дефиницией основной процессуальной
функции следователя. Думается, например, не правы авторы, допускающие существование в работе следователя не одной, а нескольких таких функций - расследование преступлений, обвинение и разрешение уголовного дела [1, с. 14].
После принятия УПК РФ в уголовно-процессуальной доктрине все большее распространение находит идея (она выражена и в Доктринальной модели) о существовании в уголовно-процессуальной деятельности лишь трех основных функций - обвинения, защиты и разрешения дела. Специфическому виду деятельности - расследованию преступления - в этой триаде нет места. Она включена в состав функции обвинения. Конечно, сам закон создает для этого основания: в п. 47 ст. 5 УПК РФ следователь, наряду с другими участниками (прокурором, дознавателем, потерпевшим, частным обвинителем и др.), назван стороной обвинения. В наименовании гл. 6 УПК РФ редакция этой формулировки смягчена. Думается, она более удачна. В ней следователь назван не «стороной обвинения», а «участником со стороны обвинения», но суть при этом остается неизменной.
А.П.: Исключение предварительного расследования из числа основных уголовно-процессуальных функций - абсурд. Логичнее допустить, что суд и государственный обвинитель должны поделиться частью своих полномочий со следователем. Конечно, пишущие об этом коллеги способны подобрать любые аргументы для защиты того или иного мнения или для опровержения точки зрения оппонента, но как самостоятельный и весьма специфический вид государственной деятельности он существует независимо от позиции теоретиков [10, с. 29 и др.]. Рассуждения же о характере познаваемой следователем истины, о необходимости выявления всех подлежащих по каждому уголовному делу обстоятельств и т.п. не должны заслонять или опровергать это, как представляется, очевидное положение. Что же касается обвинения, являющегося неотъемлемой составляющей государственной обязанности по уголовному преследованию, то оно - важнейший компонент функции предварительного расследования (обусловленный характером, выполняемой ею задач), который, однако, им - обвинением - не исчерпывается. Замечу, что в иных правовых системах функция предварительного расследования может возлагаться на должностных лиц, не обязательно называемых следователем (например, по УПК Республики Молдовы соответствующее должностное лицо именуется «офицером по уголовному преследованию»). Но в любом случае эти сотрудники реализуют одни и те же функции - осуществляют мероприятия по своевременному предупреждению и раскрытию преступлений, изобличению виновных, подготовке доказательственной базы для предстоящего судебного разбирательства.
И.З. Обратим внимание еще на один аспект этой проблемы. В традиционных классификациях участников уголовного процесса, ни у кого не вызывающих принципиальных возражение выделение в них группы субъектов, именуемой «участники, имеющие в деле самостоятельный правовой интерес, их представители и защитники». (Следователя в этой группе быть не может). В нее включаются субъекты, представляющие обе стороны - обвинения и защиты. Характерная черта участников, ее составляющих (потерпевшего, обвиняемого, защитника и др.), - наличие правового интереса в уголовном деле. И не только правового: судьба
СОСТЯЗАТЕЛЬНОСТЬ ДОСУДЕБНОГО ПРОИЗВОДСТВА
Попов А.П. Зинченко И.А.
уголовного дела это и их судьба. Правовой и личный интересы глубоко переплетены.
Защитник - особая фигура. Помимо правового интереса клиента, в его работе также совмещаются профессиональный и личный интересы. Не побоимся сказать, что для защитника участие в деле еще и игра, ибо исход - результат, завершающий уголовное производство, оценивается им и окружающими - клиентами, коллегами по цеху, обществом - как поражение или победа.
Должен ли следователь, будучи стороной, «соревноваться», бороться с защитником? Казалось бы, можно сказать, что нет, поскольку в уголовном процессе состязаются не личности, а обвинение и защита. Но стороны при этом персонифицированы, они олицетворяются процессуальными противниками. В этом смысле следователь - процессуальный противник обвиняемого и его защитника. Вместе с тем, следователь лишен какого-либо личного интереса. Для него предварительное следствие - исключительно публичная (от лат. ex officio) государственная должностная обязанность.
А.П.: Допускаю, что в этой части диалога мы не сделали серьезных открытий, но вот в контексте обсуждения Модели они могут представлять интерес. Предлагаю, однако, перейти к обсуждению вопроса о равенстве сторон в состязательной модели доказательственного права.
И.З. В действующем законодательстве принцип равенства сторон в уголовном процессе не абсолютизируется. УПК РФ (ч. 4 ст. 15, ст. 244) предусматривает: равенство сторон заключается лишь в равных возможностях по заявлению ходатайств, представлению суду доказательств, участию в их исследовании, а также участию в судебных прениях. В ДМ предлагается наделить стороны дополнительными полномочиями и в досудебном производстве, что в принципе правильно. Претензии же мои заключаются в предоставлении Доктринальной моделью (ст. 4.17 и 4.18 ДМ) сторонам полномочий на самостоятельное производство следственных действий по собиранию доказательств. В ДМ они, правда, не перечисляются (разграничиваются лишь гласные и негласные действия), в силу чего презюмируется, что речь в данном случае идет о всех известных доказательственному праву следственных действиях. Здесь невольно вспоминается вымышленная, но популярная в определенную эпоху фраза о том, что «любая кухарка должна уметь управлять государством». Если экстраполировать ее на анализируемые нормы, то можно дойти еще до одного абсурда и сказать: каждый гражданин должен будет уметь проводить следственные действия по собиранию доказательств.
А.П.: Действительно, в Доктринальную модель включены нормы, требующие разъяснения. Например, в ч. 2 ст. 4.17 ДМ содержится правило, согласно которому «сторона защиты, равно как и частный обвинитель, вправе в пределах, установленных настоящим Кодексом, сама производить следственные действия». (Специальное ограничение есть лишь относительно следственных действий, сопряженных с ущемлением конституционных прав человека и гражданина или нарушением прав на охраняемую законом тайну: с ходатайством об их производстве сторонам надлежит обратиться к следственному судье). В ч. 1 ст. 4.18 ДМ закреплено право обвиняемого и частного обвинителя за собственный счет самостоятельно или с помощью
защитника, представителя собирать материалы для представления суду в качестве доказательств.
ДМ - не законопроект. Не смотря на то, что представленные в ней идеи и заключены в форму нормативного акта, она не перестает быть моделью доктринальной. Тем не менее, в нее следовало бы, пусть даже в самых общих чертах, включить разъяснения относительно механизма реализации права обвиняемого, потерпевшего и других представителей сторон на самостоятельное производство следственных действий.
И.З. Зарубежному законодательству этот механизм известен. Например, в ст. 111 УПК Грузии включены нормы, согласно которым:
- по ходатайству стороны защиты, на основании определения суда (судьи-магистрата) следственные действия производит следователь, который не может являться лицом, ведущим следствие по данному делу;
- следователя подбирает руководитель следственного органа. О его личности и контактных данных уведомляется сторона защиты;
- возмещение расходов, связанных с производством следственного действия, возлагается на обвиняемого;
- сторона защиты не вправе обращаться в суд с ходатайством о производстве обыска и выемки.
Подобные правила можно рекомендовать в будущем использовать и авторам Доктринальной модели.
А.П.: Предлагаю далее перейти к заключительному вопросу для обсуждения. Гл. 11 ДМ «Тайные следственные действия» предоставляет следователю полномочия производства действий, по сути являющихся оперативно-розыскными. В случае преображения лица, ведущего досудебное производство, из следователя в детектива, подобные полномочия вполне естественны. Известно, что негласные (в иной терминологии - «специальные», «оперативные») следственные действия уже успешно интегрированы в уголовный процесс стран Балтии, Грузии, Молдовы, Украины. Включены они и в проект нового УПК Армении. Каково Ваше к ним отношение?
И.З.: Ранее нам в соавторстве с И.А. Поповой уже доводилось писать о целесообразности интеграции розыскных начал в досудебное производство [5], поэтому в целом мое отношение к этой новации положительное. Более того, нами выдвигался ряд конструктивных предложений, которые авторами ДМ учтены. Это, во-первых, суждение о том, что тайные следственные действия не должны умалять самостоятельного значения оперативно-розыскной деятельности, осуществляемой на основании действующего законодательства. Во-вторых, это ряд ограничений по их применению (например, возможность производства лишь по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях при условии, что иными способами не представляется возможным получить сведения о преступлении и лице, его совершившим).
А.П. В заключение хотел бы еще раз вернуться к мысли, высказанной в начале нашей дискуссии. Многие из содержащихся в Доктринальной модели новелл могут быть учтены в ходе работы по совершенствованию УПК РФ. Но в целом она ориентирована скорее не на современное законодательство и даже не на уголовно-процессуальное право РФ ближайшего будущего, а на некую идеальную «среду обитания». Создавая свою правовую конструкцию доказательственного права, ее авторы абстрагировались от существующей системы правоохранительных органов, политического
режима и состояния российского общества. Именно поэтому, в ходе обсуждения, не отвергая доктриналь-ного значения Модели, мы допускаем ее реализацию в условиях некоего воображаемого правового государства, обеспеченного высококвалифицированными и высоконравственными служителями уголовной юстиции, каких нет в действительности, но какими им надлежит быть.
Список литературы:
1. Быков В.М. Следователь в уголовном процессе России. М.: Юрлитинформ, 2014.
2. Григорьев В.Н., Зинченко И.А., Попов А.П. Компаративистские заметки об институте следственного судьи в досудебном уголовном производстве // Международное уголовное право и международная юстиция. 2016. № 1. С. 13 - 19.
3. Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права Российской Федерации и комментарии к ней / под ред. А.С. Александрова. М.: Юрлитинформ, 2015.
4. Зинченко И.А., Попов А.А. Структура уголовно-процессуального института депонирования показаний, цель и основания его применения // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 1 (18). С. 301 -308.
5. Зинченко И.А., Попова И.А. Интеграция розыскных начал в уголовное судопроизводство (компаративистский взгляд) // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 4 (9). С. 19 - 29.
6. Попов А.А. Проблемы регламентации досудебного депонирования показаний в уголовном процессе // Пробелы в российском законодательстве. 2014. № 6. С. 196 - 200.
7. Попов А.П. Оперативно-розыскная инициация уголовно-процессуальной деятельности // Профессионал. 1998. № 5-6. С. 34 - 38.
8. Попов А.П. Уголовный процесс России: целепола-гание, система задач и средства. Пятигорск: РИА на КМВ, 2016.
9. Попов А.П. Целеполагание в современном отечественном уголовном судопроизводстве: автореф. дис. ... докт. юрид. наук. Н. Новгород, 2006.
10. Попов А.П., Попова И.А., Зинченко И.А. Уголовный процесс: проблемы доказательственного права современной России. Пятигорск: РИА на КМВ, 2014.
11. Розовский Б.Г., Зинченко И.А. К дискуссии о Док-тринальной модели уголовно-процессуального доказательственного права // Электронный журнал. URL: http://www.iuaj.n et/taxo n o my/te rm/11
12. Россинский С.Б. Методологические проблемы доказывания в состязательном уголовном процессе // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2016. № 1 (24). С. 79 - 92.
Рецензия
на рукопись статьи А.П. Попова и И.А. Зинченко «Состязательность досудебного производства в Доктри-нальной модели доказательственного права РФ».
Доктринальная модель доказательственного права РФ - объемный и сложный для восприятия научный продукт. В этом отношении рецензируемая статья, посвященная ее анализу, несомненно актуальна. Высказанным авторами суждениям свойственна новизна: они не только комментируют новеллы Модели, но и высказывают мнения по ее совершенствованию. Занятые авторами рукописи позиции по проблемам, затрагивающим статус следователя, производство следственных действий, интеграцию розыскных начал в досудебное производство и др., как мне представляется, имеют не только научное, но и практическое значение.
Статья написана на высоком научном уровне, доходчивым языком, соответствует профилю журнала «Пробелы в российском законодательстве», изложена в нетривиальной и, на мой взгляд, уместной в данном случае форме - диалога авторов.
Вывод: рукопись статьи А.П. Попова и И.А. Зинченко «Состязательность досудебного производства в Док-тринальной модели доказательственного права РФ» соответствует требованиям, предъявляемым к соответствующим научным работам. Она может быть в представленном виде рекомендована к опубликованию.
Рецензент:
заведующая кафедрой уголовного процесса, криминалистики и правовой информатики юридического института Балтийского федерального университета им. И. Канта, доктор юридических наук, профессор Т.С. Волчецкая
