CC BY
641
DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10003
Д.В. Ефременко
СОПРЯЖЕНИЕ КИТАЙСКОЙ ИНИЦИАТИВЫ «ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ПОЯС ШЕЛКОВОГО ПУТИ» И ИНТЕГРАЦИОННОГО ПРОЕКТА «ЕВРАЗИЙСКИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СОЮЗ» В КОНТЕКСТЕ ТРАНСФОРМАЦИЙ СОВРЕМЕННОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА*
Аннотация. Рассмотрены геополитические трансформации, связанные с процессом сопряжения китайской инициативы «Экономический пояс Шелкового пути» (ЭПШП) и интеграционного проекта «Евразийский экономический союз» (ЕАЭС). Показано, что заключение торгово-экономического соглашения между КНР и ЕАЭС существенно укрепит международную субъектность Евразийского экономического союза. В перспективе результатом сопряжения ЕАЭС и ЭПШП может стать появление новой модели евра-
*— Статья отражает результаты работы по исследовательскому проекту «Формирование общего экономического пространства в Евразии: Исследование вопросов сопряжения строительства Экономического пояса Шелкового пути и Евразийского экономического союза», осуществляемого при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (Отделение гуманитарных и общественных наук) и Китайской академии общественных наук (грант № 16-27-21001).
зийского регионализма. Сопровождающая процесс сопряжения разработка концепции Большой Евразии отражает объективную динамику усиливающейся экономической взаимозависимости, но в то же время способствует конструированию макрорегиона на основе идей и идентичностей, гармонизация которых будет служить интересу Китая, России, других стран ЕАЭС, а также более широкому кругу евразийских акторов.
Ключевые слова: Россия, Китай, Евразийский экономический союз, «Экономический пояс Шелкового пути», трансформации мирового порядка, Большая Евразия, непреференциальные торговые соглашения, транспортные коридоры.
40-летняя годовщина экономических реформ, начатых КНР в декабре 1978 г. под руководством Дэн Сяопина, позволяет оценить в широком историческом контексте огромные изменения в мировой политике и экономике, происшедшие за эти 4 десятилетия. Данная годовщина дает основание констатировать, что следствием успешной китайской стратегии глубокого реформирования экономики при сохранении политического контроля со стороны государства и коммунистической партии, а также очевидной неудачи другой модели преобразований, представленной советской политикой перестройки под руководством М. Горбачева, стали фундаментальные геополитические и геоэкономические трансформации в современном мире. Нет сомнений, что важнейшая роль Китая в современной системе международных экономических и политических отношений является непосредственным результатом политики, которую проводят несколько поколений китайских лидеров, начиная с Дэн Сяопина и заканчивая Си Цзиньпином.
Свое признание успех китайских реформ получил и на Западе. По крайней мере, термин «Пекинский консенсус» — западное изобретение, авторство которого принадлежит известному американскому политическому аналитику Джошуа Рамо. Рамо называет следующие факторы успеха «Пекинского консенсуса»: твердое осознание необходимости и самостремление к модернизации и инновациям, сочетание долговременных целей и прагматичной тактики, опора на национальный суверенитет и стабильный экономический рост, социально-ориентированная экономика и «инструменты асим-
метричной силы», например, значительные накопления государственных долговых обязательств иностранных государств1. Суть «Пекинского консенсуса» состоит в том, что основным инструментом достижения экономического процветания становится сильное государство, управляемое эффективными лидерами, мало озабоченными степенью соответствия их действий западной ценностной матрице2.
Преимущества китайской модели, убедительно продемонстрированные и в ходе мирового финансового кризиса, порождают на Западе волну алармистских комментариев. Например, политический обозреватель Анатоль Калецки полагает: «Перед Западом стоит выбор: или мы уступим и признаем, что Китай, как показывают пять тысяч лет изученной истории человечества, показал себя более успешной и долговечной культурой, нежели Америка или Западная Европа, и теперь возвращает себе естественное положение мирового лидера, или же перестанем отрицать факт соперничества между китайской и западной моделями и начнем всерьез думать о том, как можно реформировать западный капитализм, чтобы у нас было
3
больше шансов на победу» .
Следует подчеркнуть, что для алармистских заявлений западных экспертов появляется все больше оснований. Выдвинутая Си Цзиньпином инициатива «Экономический пояс Шелкового пути» (чуть позже расширенная до мегапроекта «Один пояс, один путь», включившего также субпроект «Морской Шелковый путь XXI века») может иметь беспрецедентный трансформирующий эффект в масштабе всего евразийского континента. Принятое в мае 2015 г. решение лидеров России и Китая добиваться сопряжения инициативы ЭПШП и интеграционных процессов в рамках ЕАЭС способно стать в этом плане подлинным поворотным пунктом.
Значительная часть комментариев и аналитических материалов о перспективах сопряжения ЭПШП и ЕАЭС отражают существующие тенденции в изучении российско-китайских отношений. Многие авторы, в особенности в странах Запада и России, сами эти отношения рассматривают как контекстуально зависимые от отношений Китая и США, России и стран Запада. Соответственно, новый шаг в развитии российско-китайского сотрудничества они склонны трактовать всего лишь как реакцию на нарастание напряженности между Россией и Западом в связи с украинским кризисом. Для этого
подхода характерно нежелание либо неспособность признать возможность формирования единого экономического пространства в Евразии как качественно нового феномена, противоречащего европоцентристской картине международных экономических и политических отношений. Явно или неявно, но мировая политика рассматривается этими экспертами в качестве игры с нулевой суммой, где выигрыш одной из сторон равнозначен проигрышу другой.
Вместе с тем другая часть экспертов обращает внимание на то, что российско-китайское стратегическое партнерство является мощной движущей силой трансформации международных экономических и политических отношений, формирования нового, более справедливого мирового порядка, отвечающего интересам большинства человечества. Экономическое сближение между государствами Евразии, гармонизация различных интеграционных проектов способны дать мощный импульс развитию экономик целого ряда стран и — в конечном счете — сформировать новые источники роста в мировой экономике. Именно с этой точки зрения имеет смысл проанализировать актуальное состояние многоплановой работы по сопряжению ЭПШП и ЕАЭС.
Само введение в 2015 г. в дипломатический лексикон понятия «сопряжение» указывало на необходимость решения нетривиальных политических задач. Первоочередная из них — поиск формата, в котором сформулированную в достаточно общих выражениях долгосрочную стратегическую инициативу трансконтинентального масштаба (ЭПШП) можно было бы совместить с уже реально функционирующими структурами и механизмами регионального экономического интеграционного объединения (ЕАЭС). Как справедливо отмечает С.Г. Лузянин, китайская инициатива вряд ли станет когда-нибудь институциализированным проектом — она, по всей видимости, останется инструментом экономического, инвестиционного, транспортного и гуманитарного освоения евразийского простран-ства4. ЕАЭС же, как, впрочем, и ШОС, ориентирован на укрепление институциональной базы. Эта концептуальная асимметрия двух проектов, если не сказать эклектика, представляет объективную трудность, с которой, тем не менее, можно справиться при условии общей заинтересованности и наличии политической воли к поиску оптимальных решений.
Подтверждением наличия общей политической воли стало подписание в мае 2018 г. торгово-экономического соглашения между КНР и Евразийским экономическим союзом. Тем самым был сделан первый важный шаг в направлении институционализации достигнутых между лидерами России и Китая договоренностей о сопряжении ЕАЭС и ЭПШП. Это соглашение является непреференциальным, оно затрагивает проблематику таможенных процедур, содействия развитию торговле, прав на интеллектуальную собственность, межведомственного сотрудничества, государственных заказов, электронной коммерции и других вопросов5. Очевидно, что эта сделка является более «скромной», чем уже вступившее в силу соглашение о создании зоны свободной торговли (ЗСТ) между ЕАЭС и Вьетнамом. Несмотря на то, что интересы стран-участниц ЕАЭС по отношению к Китаю весьма далеки от совпадения, в настоящий момент членов Евразийского союза объединяет неготовность к снятию тарифных барьеров и открытию своих рынков для китайских товаров и услуг. Однако сам факт заключения этого соглашения существенно укрепляет международную субъектность ЕАЭС, поскольку демонстрирует его признание одним из важнейших акторов глобальной политики и экономики, а именно — Китаем. Вместе с тем в более отдаленной перспективе вопрос о либерализации торговых отношений между ЕАЭС и КНР практически неизбежно вернется в повестку дня.
Заключение торгово-экономического соглашения между ЕАЭС и КНР должно убедительно опровергнуть утверждения ряда западных аналитиков о том, что сопряжение ЕАЭС и инициативы ЭПШП так и останется политической декларацией в силу слабости и ригидности ЕАЭС, неготовности входящих в него стран к полноценной экономической конкуренции, а также доминирования в процессах евразийской экономической интеграции России, которая якобы стремится превратить саму эту интеграцию в барьер на пути политико-экономического проникновения на постсоветское пространство таких мощных внешних игроков, как Европейский союз и Китай6. На деле, однако, прогресс в деле сопряжения продемонстрирует принципиальные различия между устремлениями Китая и экспансионистской стратегией Евросоюза, практическим выражением которой стала программа «Восточное партнерство».
Очевидно, что Пекин пошел навстречу Москве и столицам других стран ЕАЭС, выразив готовность перевести регулирование ряда значимых вопросов на уровень взаимодействия с интеграционными структурами постсоветского регионализма. В числе этих вопросов — сотрудничество в развитии инфраструктуры, промышленности, транспорта, стимулирование инвестиционной активности, регулирование доступа на финансовые рынки, рынок услуг и др. Благодаря достигнутому соглашению также появятся дополнительные инструменты выравнивания существующих дисбалансов в торгово-экономических отношениях Китая и стран ЕАЭС.
Текущий этап сопряжения характеризуется постепенной адаптацией России и других стран ЕАЭС к особенностям продвижения китайской инициативы «Один пояс, один путь» (ОПОП), объединяющей ЭПШП и проект «Морского Шелкового пути XXI в.». Однако еще рано говорить, что все сложности преодолены. Среди остающихся проблем является своеобразная «размытость» ряда ключевых параметров сотрудничества в рамках ОПОП, выражающаяся в готовности Пекина каждый раз определять эти параметры ad hoc, с учетом специфики обстоятельств и интересов конкретного партнера, с которым ведется диалог. В этом контексте успешное завершение переговоров по подготовке торгово-экономического соглашения между КНР и ЕАЭС как раз и является очень важным этапом в процессе определения конкретных условий и формата сопряжения.
Развитие транспортной и сопутствующей ей инфраструктуры евразийского континента, способной обеспечить надежное снабжение ресурсами и расширение экспортных возможностей китайской экономики, является важнейшей задачей инициативы «Один пояс, один путь». Соответственно, этот аспект неизбежно выйдет на первый план и в процессе сопряжения ЭПШП и ЕАЭС. Именно качественное обновление транспортно-логистической инфраструктуры, надежно соединяющей крупнейшие рынки Евразии — Китая и Европейского союза, обеспечит процессу сопряжения подлинно трансконтинентальную значимость. Торгово-экономическое соглашение между ЕАЭС и КНР создаст более благоприятные условия для инфраструктурного строительства и инвестиций. Вместе с тем пока еще нет оснований говорить о каком-то прорыве в деле создания современной транспортно-логистической инфраструктуры Евразии.
Существует большое количество обстоятельств и факторов, препятствующих быстрому запуску столь масштабных инфраструктурных проектов. В их числе — недостаточность тех вариантов развития транспортно-логистической инфраструктуры, которые сводят роль большинства стран и регионов по пути прохождения соответствующего транспортного маршрута только к обеспечению транзита товарных грузов и пассажиров. Необходима интенсификация торговой и производственной активности на всем протяжении транспортного коридора, обеспечивающая максимальную загрузку контейнеров, судов и автомобильных фур и способствующая тем самым повышению экономической связанности территорий и общей эффективности инфраструктурных проектов.
Такая постановка задачи, в свою очередь, требует от государств, заинтересованных в развитии трансконтинентальной инфраструктуры, нового качества инфраструктурной политики и управления транспортными потоками, позволяющего преодолеть диспропорции в функционировании рынка транспортных услуг и системы доставки внешнеторговых грузов через морские и речные порты. Однако в настоящее время не только на уровне межгосударственного взаимодействия на постсоветском пространстве, но даже в самой России отсутствует орган оперативного регулирования перевозок грузов в ее единой транспортной системе (ЕТС)7. Вместо этого внутри страны функционируют и взаимодействуют друг с другом несколько систем оперативного управления железнодорожным, водным, автомобильным транспортом. В результате хронической болезнью российской ЕТС становятся такие «узкие места», как, например, скопления грузов на подходах ко многим морским портам. Запуск гигантских проектов развития евразийской транспортно-логистической инфраструктуры без расшивки «узких мест» в лучшем случае будет изначально обречен на низкую экономическую эффективность, а в худшем — приведет к постановке вопроса об их «автономизации» относительно существующих структур управления ЕТС и даже передаче важнейших элементов вновь созданной инфраструктуры под контроль основного инвестора. Между тем одной из важнейших задач, которую необходимо решить в процессе формирования на территории стран ЕАЭС транспортных коридоров ЭПШП, является обеспечение экономической связанности всего макрорегиона, для
чего необходимы как модернизация механизмов управления ЕТС, так и «сфокусированная» на этих проектах региональная, промышленная, инвестиционная и торговая политика отдельных государств и интеграционных структур ЕАЭС. По сути дела, речь идет о том, что транспортные коридоры ЭПШП должны одновременно стать коридорами развития внутри ЕАЭС.
Несомненно, что расшивка «узких мест» уже существующей транспортной инфраструктуры может дать значительный экономический эффект и обеспечить решение части задач транспортно-ло-гистического характера в рамках сопряжения ЭПШП и ЕАЭС. Для этого необходимы строительство среднеформатных логистических центров, модернизация отдельных участков железных дорог, пограничных переходов и особенно — задействование в полном объеме современных цифровых технологий (в том числе систем обработки так называемых Больших данных, Интернета вещей и облачных технологий управления).
Тем не менее, стратегические решения относительно развития евразийской сети транспортных коридоров в географическом ареале сопряжения ЭПШП и ЕАЭС еще не приняты8. Россия и ее партнеры по Евразийскому экономическому союзу находятся в непростой ситуации, когда поспешные и непродуманные решения могут иметь высокую экономическую цену, но чрезмерное промедление с их принятием также может привести к не только экономическим, но и серьезным геополитическим последствиям. Существующая транспортная инфраструктура в ряде важнейших сегментов (Транссиб, Московский регион) работает практически на пределе возможностей. Ее модернизация позволит наиболее экономически эффективно решить ряд текущих задач, но уже в среднесрочной перспективе инфраструктурные ограничения вновь дадут о себе знать в полную силу.
Проводимый американской администрацией курс на усиление протекционизма и свертывание участия США в многосторонних форматах межгосударственного экономического и торгового взаимодействия лишь делает более контрастной тенденцию, проявившуюся еще до прихода в Белый дом Д. Трампа: откат глобализаци-онной волны и подъем новой волны торгово-экономической и ва-лютно-финансовой регионализации. Провозглашая инициативу «Один пояс, один путь», лидер КНР Си Цзиньпин не только пред-
восхитил эту перемену, но и сделал самую серьезную заявку на лидерство Китая в меняющихся условиях. Конкретизация инициативы ОПОП вполне может привести к появлению на пространстве Евразии нескольких вариаций регионализма, в каждой из которых существенным будет присутствие КНР.
Одна из таких вариаций будет связана с сопряжением ЭПШП и ЕАЭС как крупнейшего интеграционного проекта на постсоветском пространстве. Однако возможности, которые в настоящий момент открывает сопряжение для государств ЕАЭС, следует рассматривать в качестве своеобразного экзамена на эффективность и политическую зрелость постсоветских элит. Эти возможности можно считать эксклюзивными, отражающими как высокую степень заинтересованности России и Китая во взаимной поддержке, так и доверительный характер отношений их лидеров — В.В. Путина и Си Цзиньпи-на. Но общий благоприятный фон российско-китайских отношений вовсе не означает, что нынешнее «окно возможностей» вечно будет открытым.
Очевидно, что странам ЕАЭС необходимо не только выработать и сохранить единую позицию в отношении сотрудничества с КНР, но и обеспечить практическую реализацию договоренностей с Пекином на таком уровне, который позволит и заинтересованным внешним акторам считать проект сопряжения успешным. По сути дела, речь идет о том, что сопряжение ЭПШП и ЕАЭС придаст мощный импульс развитию нового евразийского регионализма. На концептуальном уровне это прежде всего выразилось в разработке представлений о Большой Евразии9. Концепция Большой Евразии, с одной стороны, отражает объективную динамику усиливающейся экономической взаимозависимости, а с другой — способствует конструированию особого макрорегиона на основе идей и идентичностей, гармонизация которых будет служить интересам Китая, России, других стран ЕАЭС, а также более широкому кругу евразийских акторов.
Различия в интенциях ключевых акторов сопряжения и их подходах к регионализму (например, контраст между проактивным подходом Китая при разработке инициативы «Один пояс, один путь» и «охранительными» установками России как инициатора интеграционных процессов на постсоветском пространстве10) не стоит преувеличивать. Российское понимание Большой Евразии исходит из ви-
дения сотрудничества и экономической интеграции в более широком, чем бывший СССР, географическом ареале. В содержательном отношении идея Большой Евразии достаточно тесно сближается с китайским концептом «Сообщества общей судьбы». Этот концепт впервые был сформулирован еще предыдущим лидером КНР Ху Цзиньтао, но в развернутом виде представлен в выступлениях Си Цзиньпина и официальных партийных документах, одобренных XIX съездом КПК11. Если первоначально аргументация «Сообщества общей судьбы» была адресована отдельным странам, в первую очередь — ближайшим соседям Китая, то в своей новейшей версии идея «Сообщества общей судьбы» становится максимально широкой идеологической платформой для доверительного сотрудничества Китая с любым сегментом мирового сообщества, имеющим с КНР общие экономические интересы и готовым разделить ответственность за безопасность и решение глобальных и региональных проблем12. В документах XIX съезда КПК эта версия широко представлена под термином «Сообщество единой судьбы человечества».
В то же время реальное сопряжение ЕАЭС и «Экономического пояса Шелкового пути» подразумевает перенос акцента с общих концептов к установлению совместных правил и норм практического сотрудничества между Китаем и Евразийским экономическим союзом. Более того, вслед за подписанием соглашений, фиксирующих эти нормы, следует ожидать институционализации механизмов сотрудничества. Конкретный дизайн совместных институтов позволит сделать выводы о характерных особенностях модели регионализма, импульсом для формирования которой стало историческое решение В.В. Путина и Си Цзиньпина о сопряжении интеграционного проекта ЕАЭС и инициативы «Экономический пояс Шелкового пути». Наконец, практическая реализация достигнутых соглашений, обеспечение эффективного функционирования институтов сопряжения и строительство современной инфраструктуры евразийских транспортных коридоров позволят России (а вместе с ней и ЕАЭС) возобновить диалог с Европейским союзом в новом формате — в опоре на расширенный потенциал евразийского регионализма. Нет сомнений, что и Китай воспользуется позитивными результатами сопряжения для укрепления своих позиций как первоклассного глобального игрока.
Необходимо понимать: трек сопряжения в рамках стратегии ЭПШП/ОПОП является для Пекина одним из важнейших, но все же далеко не единственным. Для Москвы это означает необходимость постоянного мониторинга процессов на южном фланге ЭПШП, прежде всего развития транспортных коридоров, идущих в обход России. Сейчас нет оснований полагать, что Китай намерен ослабить роль РФ как ключевой страны-транзитера евразийского континента. Однако КНР в любом случае стремится к диверсификации транспортных маршрутов, а длительная задержка в реализации крупномасштабных проектов развития транспортно-логистической инфраструктуры на территории России будет подталкивать Пекин к
большей активности на альтернативных направлениях.
* * *
Особенность текущей ситуации состоит в том, что процесс сопряжения, возможно, приближается к важной развилке. Прежде всего, вполне четко просматривается траектория поступательного движения: подписание торгово-экономического соглашения, вступление его в силу, перевод значимых направлений экономического сотрудничества в формат взаимодействия «КНР—ЕАЭС», постепенное расширение сфер сотрудничества, регулируемых в этом формате, углубление кооперации (в частности, переход к подготовке преференциального торгово-экономического соглашения и предметному обсуждению вопроса о создании зоны свободной торговли «КНР— ЕАЭС»), практическая реализация проектов развития транспорт-но-логистической инфраструктуры Большой Евразии. Но вместе с тем вероятно и продвижение и по другой, мобилизационной траектории. Переход на такую траекторию может быть вызван давлением внешних сил, заинтересованных в подрыве экономических и политических возможностей России и Китая. Выбор администрации США в пользу неприкрытого протекционизма и достижения односторонних преимуществ в торгово-экономических отношениях со своими партнерами, угроза торговой войны с Китаем и санкционная война с Россией способны привести к глубокому переформатированию (вплоть до фрагментации) глобальной финансово-экономической системы. В этих обстоятельствах Пекин и Москва имеют доста-
точно оснований для разработки совместных мер и программ (в частности, в сферах страхования рисков, дедолларизации банковских расчетов, их перевода на независимую от SWIFT телекоммуникационную систему передачи коммерческой информации и электронных платежей), направленных на нейтрализацию давления Вашингтона. Само это давление рано или поздно будет направлено на подрыв единства ЕАЭС. Удивляться этому вряд ли приходится, поскольку уже сейчас через механизм санкций Вашингтон вполне успешно лишает российские компании ряда важных для них рынков сбыта. Соответственно, используя имеющиеся у него рычаги, Вашингтон может предпринять усилия, направленные на разрушение интеграционного поля Евразийского экономического союза. Если же Москва и Пекин решат совместно и на системной основе противостоять американскому давлению, то, по всей видимости, не останутся в стороне от соответствующей активности и структуры взаимодействия между КНР и ЕАЭС.
При всех проблемах и рисках, сопряжение ЕАЭС и ЭПШП остается начинанием, сулящим выигрыш всем его участникам. Именно с сопряжением в ближайшие годы, по всей видимости, будут связаны очень серьезные геоэкономические и геополитические трансформации на Евразийском континенте. По этой же причине нетрудно предсказать и новые вызовы, с которыми придется в ближайшее время иметь дело России вместе с другими странами ЕАЭС и Китаем. Успех политики сопряжения далеко не запрограммирован. Но наличие политической воли к тому, чтобы реализовать огромный потенциал сопряжения, в конечном счете может принести плоды, которыми будут пользоваться страны и народы Большой Евразии.
Примечания
1 Ramo J. C. The Beijing Consensus. London: Foreign Policy Center, 2004.
2 См.: Marks S. Introduction. / African perspective on China in Africa / Firoze M. Manji and Stephen Marks (eds.). Cape Town: Fahamu, 2007. P. 3—9.
3 Kaletsky A. We Need a New Capitalism to Take on China // The Times. 04.02.2010.
4 Лузянин С.Г. Поглощение, сопряжение или конфликт? ШОС, китайский проект «Шелкового Пути» и ЕАЭС: варианты взаимодействия в Евразии. Итоговый экспертно-аналитический доклад по проекту РФФИ № 16-07-00024. URL: http://www.ifes-ras.ru/images/stories/2018/report_2018_luzyanin_s_g.pdf
5 Китай и ЕАЭС завершили переговоры по торгово-экономическому соглашению. URL: https://ria.ru/economy/20171001/1505949651.html
6 Popescu N. Eurasian Union: the Real, the Imaginary and the Likely. Chaillot Paper no. 132. Paris, EU Institute for Security Studies, 2014.
7 Куприяновский В.П., Куренков П.В., Мадяр О.Н. Грузопассажирские транспортные коридоры в евро-азиатском цифровом пространстве // Транспорт: наука, техника, управление. Научный информационный сборник. 2017. № 11. С. 8—17.
8 В сентябре 2017 г. завершено проектирование высокоскоростной магистрали «Москва—Казань», проект передан на экспертизу; подготовлены совместные соглашения и меморандумы о привлечении китайских инвестиций через Фонд Шелкового пути. (РЖД завершили проектирование высокоскоростной магистрали Москва — Казань.) URL: https://lenta.ru/news/2017/09/07/misharin_vsm/
9 Бордачев Т.В. Новое евразийство // Россия в глобальной политике. 2015. № 5. С. 194—205; Ефременко Д.В. Рождение Большой Евразии // Россия в глобальной политике. 2016. № 6. С. 28—45; Караганов С.А. С Востока на Запад, или Большая Евразия. URL: http://www.globalaffairs.ru/pubcol/S-Vostoka-na-Zapad-ili -Bolshaya-Evraziya-18438; Kuznetsova A. Greater Eurasia: Perceptions from Russia, the European Union, and China / P. Schulze (Ed.). Core Europe and Greater Eurasia — A Roadmap for the Future. Frankfurt am Main — NY: Campus Verlag, 2017. P. 177—191.
10 Kaczmarski M. Non-Western Visions of Regionalism: China's New Silk Road and Russia's Eurasian Economic Union// International Affairs. V. 93. No. 6. November 2017. P. 1357—1376.
11 Mardell J. The 'Community of Common Destiny' in Xi Jinping's New Era. URL: https://thediplomat.com/2017/10/the-community-of-common-destiny-in-xi-jinpings -new-era/
12 См.:Wang Yiwei. The Belt and Road: What Will China Offer the World in Its Rise. Beijing: New World Press, 2016.
