CC BY
17
В данном случае уместным будет использование калькирования «Мистер 80%», но при переводе так или иначе рекомендуется сделать сноску с настоящим именем ученого - Хироси Нисиура.
v0\ tt„ Sekai o fukyo ni oikomi, hitobito no seikatsu o ippen sa sete iru shingata koronauirusu no pandemikku. Kono kansen-sho no kyoi o zofuku shite iru no ga, joho no hanran, infodemikku da. - 'Угроза, исходящая от ввергшей мир в кризис и резко поменявшей жизнь всех людей на планете пандемии, усиливается благодаря всплеску инфодемии'. Использование транслитерации термина f [infodemikku] - «инфодемия» - является допустимым приёмом, так как это понятие уже просочилось в русский язык и используется в таком же значении -распространение ложных сведений.
Ore koronada. Aichi ken'nai de, shingata koronauirusu ni kansen wo shite iru ka no yona hatsugen wo shite taiho sa reru jiken ga aitsuide iru. - '«Я - носитель» - фраза, с которой связан ряд арестов в префектуре Айти в отношении людей, заявивших, что заражены ко-ронавирусом'.
Дословным переводом фразы ffinn^tt [ore koronada] будет являться «я - корона», что звучит достаточно странно, поэтому применение модуляции как адаптации семантики выражения становится лучшим вариантом.
По итогам анализа представляется возможным определить специфику японских неологизмов, появившихся в период пандемии, а также особенность их переноса с японского языка на русский. Неологизмы напрямую связаны с настроением в обществе, в связи с этим в текстах могут попасться новообразования как описание каких-либо событий, так и абсолютно новые термины.
Следует отметить, что среди всех видов словообразования самым распространенным среди неологизмов периода пандемии стали понятия, полученные
Библиографический список
из сложения общеупотребительных слов и корней - 11 из 30 отобранных слов появились в языке именно этим способом.
При переводе неологизмов, возникших в определенный период потрясения общества, как в данном случае, необходимо учитывать различные социокультурные особенности, грамотно использовать добавления и замены с опорой на особенности японского языка, которые невозможно адекватно перенести на русский язык. Наиболее часто используемыми трансформациями были калькирование и описательный перевод.
Поскольку вспышка нового коронавируса была очень резкой, почти для каждого нового явления (события, места, люди, меры предосторожности) появились новые лексемы, каждая из которых требовала своего подхода для перевода, поэтому были использованы почти все трансформации, упоминаемые в классификации В.Н. Комиссарова [7]. Транслитерация была использована для адаптации уже существующего в языке термина, модуляция стала раскрытием понятия, дословный перевод которого невозможен, генерализация применялась для расширения значения термина, чаще используемого в языке перевода, а описательный перевод, в свою очередь, помогал адекватно передать смысл японских слов, значение которых не умещается в таковое в русском языке.
Подводя итог, хотелось бы отметить, что результаты проведенного анализа свидетельствуют о том, что при переводе неологизмов, появившихся в период пандемии CОVID-19, одной из главных трудностей являлся поиск эквивалентов к терминам, описывающих реалии, свойственные японской культуре. Трудность также представляет перевод японских слов, значение которых в русском языке занимает словосочетание или целое предложение. При переводе неологизмов данной сферы очень важным является подбор подходящей лексико-граммати-ческой трансформации при отсутствии эквивалента, а также учет лингвокуль-турологических отличий японского и русского языков. Перспективность данного исследования, к сожалению, очевидна: вследствие продолжающейся пандемии появления неологизмов, связанных с этой темой, неизбежно, поэтому будет необходим поиск новых путей их передачи.
1. Котелова Н.З. Теоретические аспекты лексикографического описания неологизмов. Советская лексикография. Москва: Энциклопедия, 1988: 46 - 63.
2. Попова Т.В. Русская неология и неография: учебное пособие. Екатеринбург: ГОУ ВПО УГТУ-УПИ, 2005.
3. Сенько Е.В. Теоретические основы неологии. Владикавказ: Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова, 2001.
4. Lawson R. Coronavirus has led to an explosion of new words and phrases - and that helps us cope. The Conversation: Academic rigour, journalistic flair. 2020. Available at: https:// theconversation.com/coronavirus-has-led-to-an-explosion-of-new-words-and-phrases-and-that-helps-us-cope-136909
5. Linguistic diversity in a time of crisis: Language challenges of the COVlD-19 pandemic. Вестник научных статей. Available at: https://www.degruyter.com/document/ doi/10.1515/multi-2020-0136/html
6. Словообразовательные схемы в японском языке: электронный справочник. Available at: https://referatbooks.ru/kursovaya-rabota/slovoobrazovatelnyie-shemyi-v-yaponskom-yazyike-2/
7. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение: учебное пособие. Москва: ЭТС, 2004.
References
1. Kotelova N.Z. Teoreticheskie aspekty leksikograficheskogo opisaniya neologizmov. Sovetskaya leksikografiya. Moskva: Enciklopediya, 1988: 46 - 63.
2. Popova T.V. Russkaya neologiya i neografiya: uchebnoe posobie. Ekaterinburg: GOU VPO UGTU-UPI, 2005.
3. Sen'ko E.V. Teoreticheskie osnovy neologii. Vladikavkaz: Severo-Osetinskij gosudarstvennyj universitet im. K.L. Hetagurova, 2001.
4. Lawson R. Coronavirus has led to an explosion of new words and phrases - and that helps us cope. The Conversation: Academic rigour, journalistic flair. 2020. Available at: https:// theconversation.com/coronavirus-has-led-to-an-explosion-of-new-words-and-phrases-and-that-helps-us-cope-136909
5. Linguistic diversity in a time of crisis: Language challenges of the COVID-19 pandemic. Vestniknauchnyh statej. Available at: https://www.degruyter.com/document/doi/10.1515/ multi-2020-0136/html
6. Slovoobrazovatel'nye shemy v yaponskom yazyke: 'elektronnyj spravochnik. Available at: https://referatbooks.ru/kursovaya-rabota/slovoobrazovatelnyie-shemyi-v-yaponskom-yazyike-2/
7. Komissarov V.N. Sovremennoeperevodovedenie: uchebnoe posobie. Moskva: 'ETS, 2004.
Статья поступила в редакцию 11.01.22
УДК 83'373.6
Telpov R.E., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of General and Russian Linguistics, Pushkin State Institute of the Russian Language
(Moscow, Russia), E-mail: roman-telpov@yandex.ru
Kang Anqi, BA student, Pushkin State Institute of the Russian Language (Moscow, Russia), E-mail: roman-telpov@yandex.ru
THE COMPARATIVE ANALYSIS OF PRINCIPLES OF FORMATION OF TOPONYMS AND EXPLANATION OF THEIR NAMES CHARACTERISTIC OF RUSSIAN AND CHINESE LINGUOCULTURES (THE CASE STUDY OF TOPONYMS OF VORONEZH REGION AND PROVINCE OF SHENGXI). The article presents a comparative analysis of principles of naming settlements of Voronezh Region (Russian Federation) and Shangxi Province (People's Republic of China). The article examines both scientific and folk etymological versions of names explaining the origin of local and district-level toponyms grouped within two separate regions of Russia and China. At the end of the article the following conclusions are made: unlike Russian toponyms, explained by not only scientific and folk etymological versions of origin, Chinese toponyms are explained by only one of the versions; Chinese toponyms are more often than Russian are named as a result of an arbitrary act, and do not arise spontaneously; Chinese toponyms do not just have an orienting function, but stimulate an axiological function, implicitly or explicitly contain a positive aesthetic assessment, good luck, etc.
Key words: toponymy, toponymic legends, folk etymology, linguoculture, transonymization.
Р.Е. Тельпов, канд. филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина», г. Москва,
E-mail: roman-telpov@yandex.ru
Кан Аньци, бакалавр, ФГБОУ ВО «Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина», г. Москва,
E-mail: roman-telpov@yandex.ru
СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ПРИНЦИПОВ ОБРАЗОВАНИЯ ТОПОНИМОВ И ОБЪЯСНЕНИЯ ИХ НАЗВАНИЙ, ХАРАКТЕРНЫХ ДЛЯ РУССКОЙ И КИТАЙСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУР (НА ПРИМЕРЕ ТОПОНИМОВ ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ И ПРОВИНЦИИ ШЭНЬСИ)
В статье представлен сопоставительный анализ принципов именования населенных пунктов Воронежской области (Российская Федерация) и провинции Шэньси (Китайская Народная Республика). Рассматриваются как научные, так и народно-этимологические версии названий, объясняющих происхождение топонимов местного и районного уровней, сгруппированных в пределах двух отдельно взятых регионов России и Китая. В конце статьи делаются следующие выводы: в отличие от русских топонимов, объясняемых посредством не только научной, но и народно-этимологической версий происхождения, китайские топонимы трактуются с помощью только одной из версий; они чаще, чем русские, именуются в результате произвольного акта; китайские топонимы не просто обладают ориентирующей функцией, но стимулируют аксиологическую функцию, имплицитно или эксплицитно содержат положительную эстетическую оценку, пожелание удачи и т.д.
Ключевые слова: топонимика, топонимические легенды, народная этимология, лингвокультура, трансонимизация.
В последнее время антропоцентрический подход, применяемый к языковым явлениям, приобретает все большую актуальность. В соответствии с данным подходом к рассмотрению привлекается все больше классов слов, в том числе и топонимов, становившихся предметом исследования отдельных работ как в сопоставительном аспекте (см. подробнее [1; 2; 3]) или в аспекте преподавания русского языка как иностранного [4], так и в психолингвистическом аспекте [5]. Целью данной работы является сопоставление принципов именования и объяснения названий, расположенных в Воронежской области и в провинции Шэньси. Поставленная цель достигается через решение следующих задач: сопоставление топонимов провинции Шэньси с топонимами Воронежской области по параметрам, представленным в сборнике «Топонимические предания Воронежской области» [6]. Воронежская область и провинция Шэньси выступают в нашей работе в качестве произвольно взятых регионов, на примере которых мы можем рассмотреть сопоставимые по месту в классификации названия объектов районного и локального уровней. Для российской лингвокультуры названия деревень и районных центров, на наш взгляд, являются явлениями одного порядка в силу явлений трансонимизации, о которых мы еще скажем ниже. Новизна нашей работы обусловлена тем, что в ней впервые комплексно представлено исследование и сопоставление топонимических единиц одного уровня (прежде всего, названия деревень и районных центров) в отдельно взятом регионе РФ и КНР (Воронежская область и провинция Шэньси), а также тем, что в ней сравнивается как научно-этимологическое объяснение происхождения топонимов, так и их трактование с позиций народной этимологии. Теоретическая значимость нашей работы обусловлена тем, что она углубляет и расширяет наши представления о сходствах и отличиях русской и китайской топонимики. Практическая значимость обусловлена тем, что ее результаты могут быть использованы в практиках преподавания курсов, связанных с диалектологией, лингворегионоведением, ономастикой, могут быть использованы в практике преподавания русского языка как иностранного.
Стоит отметить, что относительно русских топонимов существуют, как правило, две версии происхождения, одна из которых связана с народной этимологией, а вторая - с научной. Вслед за А.В. Барандеевым мы отделяем народную этимологию от ложной, ошибочной, антинаучной и псевдонародной этимологии [7]. За последними мы признаем в качестве основополагающей черты их преднамеренный характер, не являющийся основополагающей чертой народной этимологии, для которой больше характерна искренняя попытка объяснить название того или иного места, сделать его более запоминающимся. Относительно происхождения китайских топонимов, как правило, не существует разделения на народную этимологию и научную. Вымысел и исторические факты в китайской топонимике неразрывно связаны друг с другом, что обусловлено, видимо, разной формой первоначальной фиксации топонима, которая в китайской лингвокуль-туре, как правило, осуществляется в письменной форме, в отличие от русской лингвокультуры, для которой больше характерно изначально долгое бытование в устной форме. Устная форма, в силу которой изначальное название подвергается переосмыслению и искажению, приводит к тому, что относительно российских топонимов, как правило, существуют две версии происхождения - народно- и научно-этимологическая (зачастую и сами топонимы имеют вид, отличающийся от первоначального). В качестве примера взаимодействия разных версий происхождения можно привести две группы вариантов о происхождении названия села Братки, которое по научной этимологии, выдвинутой выдвинутой В.П. Загоров-ским (цит. по: [6, с 51]), сложилось на основе названия урочища Бродки, видимо, образованного от слова брод. В результате влияния аканья оно изменилось на Брадки, а затем - на Братки. Это научная этимология названия Братки.
В народном сознании легенда о происхождении названия Братки входила в круг названий, объединенных образом братьев (ср. легенды об основании Киева, Рима и т.д.). В объяснении топонима Братки приводится подобная же легенда с варьируемым количеством братьев и разной степенью подробности описываемых событий. В сборнике преданий Воронежского края приводится легенда об основании села двумя братьями из Москвы [6, с. 18]. В лаборатории региональной лингвистики, фольклора и этнографии Борисоглебского филиала Воронежского государственного университета (руководитель - кандидат филоло-
гических наук, доцент В.Ф. Филатова) мы обнаружили легенду героями, которой являются уже три брата: Братки называется. Они раньше назывались. Тут жили три брата, но вот теперича эти братья уехали, куда не знаем. Глеб, Борис и Костя их звали (Понарина Зинаида Михайловна, 1933 гр., незаконченное среднее образование), а в книге воронежского краеведа В.А. Прохорова приводится своеобразное продолжение этой истории с изменением имени одного из братьев: «Жили братья, завистничали, ссорились. Один из них - Костя - отделился, перешел на другое место. И кончилась вражда в селе, которое ныне зовется Братками. Если кто-нибудь не поверит легенде, то ему скажут: а почему же тогда село, что находится рядом, называется Костино-Отделец. Легенда называет и еще одного брата - Макара. Потому и появилось якобы село Макарово (ныне Листопадовка в Грибановском районе)» (цит: по [8, с. 193]). Изменение слова, сложившееся в результате устной передачи рассматриваемого нами названия, приводит к возникновению целой истории, полноценными участниками которой становятся окрестные топонимы. Примечательно, что при такой мотивации имен «братьев-основателей» окрестными топонимами становится понятным, почему двух других братьев звали Борис и Глеб - связано это, скорее всего, с названием города Борисоглебска, который до 1917 г был уездным городом для села Братки.
Названия китайских населенных пунктов происходят из самых разных источников - от имен известных людей, которые внесли большой вклад в развитие этой местности и увековечены народом, от особенностей ландшафта, от географического положения и т.д. Но в отличие от русской топонимии китайские названия мест доходят до нас практически в полностью неизменном виде, что обусловлено иероглифической системой письма и первоначальной письменной фиксацией китайских топонимов.
Как в регионе Шэньси, так и в Воронежской области названия даются по особенностям окружающего ландшафта, связаны с названиями ручьев, гор, озер, лесных массивов и лугов. В качестве примера мы можем назвать село Боровое в Воронежской области и город Юйлинь (Ш#) в провинции Шэньси. Оба населенных пункта названы по особенностям растительного покрова, характерного для этих мест. Название Боровое мотивировано тем, что река, протекающая до этого по открытым полянам, вступает здесь в густой сосновый лес, бор [6, с. 7]. А название Юйлинь (Ш#) мотивировано тем, что почва здесь хорошо подходит для произрастания вязов (слово состоит из иероглифов Ш, yu 'вяз' и #, lin 'лес') [9].
В обоих регионах представлено большое количество названий, связанных с животными. Разница между топонимическими легендами данных тематических групп заключается в том, что в Воронежской области топонимы чаще мотивированы названиями реальных животных: Коршево, Русская Журавка и др. [6, с. 12-13].
В отличие от названий сел в Воронежской области названия населенных пунктов провинции Шэньси чаще связаны с доисторическими или мифологическими животными, например, город Баоцзи (S$), район Линьюй (№№). Рассмотрим название района Линьюй, относительно этого названия существует следующая легенда. В древних китайских сборниках - «Книга Суй» (Pf^) и «Книге о топонимике эпохи Тан» - написано [9]: в первый год правления
императора Гун династии Суй (617 г) летом император Гун спасался от жары и ушёл из императорского дворца (он жил во дворце Жэньшоу - этот дворец строили императору для спасения от летней жары). Тогда во дворце Жэньшоу приземлился феникс, и император издал указ о создании района Фэнци ДЙ^, название которого образовано от сочетания слов фэн 'феникс'(Д, feng) и ци 'отдых' (в, qi) (истолковать название можно посредством фразы 'феникс здесь отдыхал') в районе дворца Жэньшоу. А во втором году однажды утром весной во дворце внезапно появился серебряный свет, озаривший половину неба, и директор дворца Жэньшоу доложил императору Гуну, что во дворце Жэньшоу появился белый цилинь (почитаемое в Китае существо с головой дракона, чешуйчатой кожей, телом коня, ногами оленя, хвостом быка). Император посчитал появление белого цилиня благоприятным предзнаменованием и издал указ об изменении первоначального местоположения дворца с района Фэнци на район Линьюй, что означает 'прибытие цилиня'.
В Воронежской области в качестве примера одного из подобных топонимов можно привести название села Костенки, происхождение которого объясняется
легендой с участием чудовища Ихиндры, которая пыталась выпить всю воду реки Дон, но это ей не удалось, она разозлилась и лопнула, а кости её разлетелись по всему правому берегу Дона [6, с. 14]. Легенда об Ихиндре является, видимо, переосмысленным вариантом легенды об Индрике, образ которого описан О.В. Беловой как 'мифический зверь, хозяин водных источников' [10]. Примечательно, что русские топонимические наименования никак не связаны с аксиологической сферой, они отражают чисто внешнюю деталь - факт неоднократного обнаружения рядом с селом Костенки костей различных живых существ, населявших это место в доисторический период. В отличие от объясняемого с использованием мифологического образа русского названия, наименование китайского города Линьюй имеет выход в аксиологическую сферу - оно связано с традиционным для китайской лингвокультуры пожеланием удачи и процветания (цилинь приносит удачу). Схожая мысль отражена в работе Лю Л., который говорил о связи китайских топонимов с эстетическим восприятием места [1, с 104]. В качестве других примеров, доказывающих ориентацию китайских топонимов скорее на аксиологическую сферу, чем на эстетическую, можно привести следующие наименования: город Сиань (Ш$) был назван в 1369 году правительством династии Мин, название этого города можно дословно перевести выражением 'стабилизировать северо-запад' ($йШЬ: $ an 'стабилизировать', Ш xi 'запад'); город Анькан 'an ning kang tai': $ an 'порядок', í ning 'лучше', Ш kang 'спокойствие', Étai 'радостный') - в названии данного населенного пункта воплотились мечты народа о радостной и спокойной жизни. В качестве еще одного примера можно привести название района Чэнгу (№Ш), которое дословно можно перевести как 'начало создания города построено на прочном фундаменте на севере' (féshi^ cheng ffi er MyiS qi jbbei Ц gu: Й cheng - город, H gu - фундамент и т.д.).
В Воронежской области представлено большое количество названий, связанных с именами переселенцев - например, названия село Перлёвка, которое основали два брата - Пётр и Лёвка; уже упомянутое нами село Братки - всего по подсчетам исследователей в Воронежской области около сорока названий связано с именами первопоселенцев [1]. В Шэньси меньше названий, связанных с первопоселенцами, а те, что есть, не очень типичны. Нам удалось найти только три примера: район Наньчжэн
(ЖР - название связано с народом государства Чжэн (РР zheng)), район Нинцян
(í® - название связано с народностью Цзя (^qiang)) и район Убу (^S -название связано с народом государства У (^ wu)) [11].
В Шэньси в отличие от Воронежской области нет местных названий, связанных с монголо-татарским нашествием. Они широко представлены во Внутреннем монгольском автономном районе Китая. В Воронежской области много местных названий объясняется связью с монголо-татарским нашествием, среди которых одним из наиболее типичных является история об утонувшей дочери хана [6, с. 29-30], названия Сторожевое и Карачун [там же, с. 32]. Последнее по народно-этимологической версии возникло на основе татарского карачун, что значит 'чёрная смерть'. Существует предание, что во время татарского нашествия на месте этого села была битва татар и русских князей. Татары в этой битве потеряли много своих воинов, поэтому и назвали это место Карачун. Что касается села Сторожевое, то оно так названо по старинному сторожевому посту над Доном, откуда следили за татарскими перелазами.
Библиографический список
Естественно, что в отличие от Воронежской области, в которой представлено множество названий, связанных с названиями монастырей и церквей (село Монастырщина, село Вознесеновка, село Александровка и т.д.), в провинции Шэньси таких названий нет Отчасти заменяют их названия, связанные с гробницами и мавзолеями. Например, в Шэньси есть район Хуанлин (SÉ), где находится гробница императора Хуана, и где люди построили храм Хуанлин, чтобы облегчить поминовение императора Хуана [12].
Высшие представители власти давали названия широко как в Китае, так и в России, но в отличие от России в Китае нет императора-«демиурга», подобного Петру I, с которым связано огромное количество собственных наименований: село Кривая Поляна, село Дивногорье, село Коротояк и т.д. [6, с. 35-38]. В Китае есть названия, связанные с разными историческими деятелями: императорами (Яньань Ханьчжун КФ и др.), воинами (район Уци ^Ё, район Сисян ffi^ и др.), даосами (район Цзыян и др.). В Китае с древнейших времен существует практика, когда именно правитель целенаправленно давал названия местам, некоторые из которых сохранились, а некоторые были изменены на другие названия. Этот факт, на наш взгляд, дал основания Лю Л. говорить о субъективных факторах в именовании объектов, способствующих образованию китайских топонимов и объективных факторов, содействующих появлению русских топонимов [1, с. 104]. Данная особенность также, на наш взгляд, отличает китайскую топонимику от русской, которая зачастую складывается стихийно и чаще характеризуется трансонимичными отношениями: название реки - название села - название города (разбор одного из подобных процессов на примере топонима Грибановка см. подробнее в работе Тельпова Р.Е. [13].
В качестве особенностей именно китайской топонимики, которые нехарактерны для России, стоит отметить распространенность названий, связанных со сторонами света (про значимость названий частей света для китайской лингво-культуры см. подробнее в работе Ван Х., Бабенко И.И. [14]): юг, (Ш nan) север, (bb bei) запад, (Ш xi) восток (S dong). По такому принципу создано названия Сяньян (ЙВВ - в древности северная часть воды и южная часть горы назывались ян (И yang), а слово cянь (Й xian) означает 'все', 'есть') - населенный пункт Сяньян получил свое название от того, что он расположен к югу от гор Цзюбянь и к северу от реки Вэй, т.е. находится поблизости как от гор, так и от реки. В качестве еще одного примера можно привести название Вэйнань (1Ш). Оно возникло во второй год Ганьлу бывшей династии Цинь (360 г. н.э.) - населенный пункт был назван так по месту своего расположения на южном берегу реки Вэй. Город Ханьчжун (ЯФ) был номинирован так из-за своего расположения в среднем течении реки Хань (слово чжун (Ф zhong) переводится как 'среднее течение', Хань (Я han) - название реки).
В заключение отметим, что китайские принципы именования и объяснения названий населенных пунктов отличаются от аналогичных принципов, используемых в России, в следующих моментах:
1) в отличие от русских китайские именования имеют одну версию происхождения;
2) китайские топонимы чаще чем русские именуются в результате произвольного акта, а не возникают стихийно;
3) для китайских топонимов менее характерна трансонимизация;
4) китайские топонимы не просто обладают ориентирующей функцией, но стимулируют аксиологическую функцию, содержат положительную эстетическую оценку, пожелание удачи и т.д.
1. Лю Л. Способы и мотивы наименования географических объектов в китайском и русском языках. Litera. 2021; № 5; 97 - 105.
2. Ши Ц. Сопоставительный анализ топонимов Китая и России (на примере наименования улиц). Диссертация ... кандидата филологических наук. Москва, 2021.
3. Абдуллина Л.Б., Султанбаева Х.В., Федорова А.П. К вопросу об оронимах в русском, башкирском и китайском языках. Сolloquium-joumat; 2019; № 25 (49): 8 - 10.
4. Цюй Ю., Васильева Н.В. Параметризация топонимического материала как основа построения обучающей базы данных «Московская топонимика». Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Проблемы языкознания и педагогики. Пермь; № 4: 20 - 29.
5. Дмитриева Л.М., Чжан Ю. Топонимы «Россия», «Москва», «Барнаул» в сознании китайских студентов. Гуманитарный вектор. 2021; Т. 16, № 4: 78 - 88.
6. Топонимические предания Воронежской области. Составитель Е.А. Орлова. Воронеж, 2001.
7. Барандеев А.В. Народная этимология в русской топонимии. Русский язык в школе. 2014; № 4: 90 - 97.
8. Юрина А.А. О топониме Братки в Воронежской области (по словарным материалам). Психолингвистика и лексикография: сборник научных трудов. Воронеж: Истоки, 2016: 193-195.
9. №И±Ш>,®41 , 2018 Available at: //https://wuxizazhi.cnki.net/Magazine/NAME201804.html
10. Белова О.В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. Москва: Индрик, 1993.
11. 2021^. Available at: https://wenku.so.eom/d/c1e92de477deb150da4b8d741c8c576f
12. 1997^. Available at: https://www.researchgate.net/publication/342654698_zhongguozhengzhideliyudeyuanzhengzhililunyanjiuzhanwangqingnianxuezhe bitan
13. Тельпов РЕ. Грибань и Грибановка: словообразовательные процессы при трансонимизации. Славянские этносы, языки и культуры в современном мире: материалы VII Международной научно-практической конференции, посвященной 95-летию доктора филологических наук, профессора Леонида Михайловича Васильева. Уфа: РИЦ БашГУ, 2021: 210 - 215.
14. Ван Х., Бабенко И.И. Номинации сторон света в китайской и русской лингвокультурах. Вестник Томского государственного педагогического университета. 2021; № 3 (215): 49 - 57.
References
1. Lyu L. Sposoby i motivy naimenovaniya geograficheskih ob'ektov v kitajskom i russkom yazykah. Litera. 2021; № 5; 97 - 105.
2. Shi C. Sopostavitel'nyj analiz toponimov Kitaya i Rossii (na primere naimenovaniya ulic). Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 2021.
3. Abdullina L.B., Sultanbaeva H.V., Fedorova A.P. K voprosu ob oronimah v russkom, bashkirskom i kitajskom yazykah. Solloquium-journal; 2019; № 25 (49): 8 - 10.
4. Cyuj Yu., Vasil'eva N.V. Parametrizaciya toponimicheskogo materiala kak osnova postroeniya obuchayuschej bazy dannyh «Moskovskaya toponimika». Vestnik Permskogo nacional'nogo issledovatel'skogo politehnicheskogo universiteta. Problemy yazykoznaniya ipedagogiki. Perm'; № 4: 20 - 29.
5. Dmitrieva L.M., Chzhan Yu. Toponimy «Rossiya», «Moskva», «Barnaul» v soznanii kitajskih studentov. Gumanitarnyj vektor. 2021; T. 16, № 4: 78 - 88.
6. Toponimicheskie predaniya Voronezhskoj oblasti. Sostavitel' E.A. Orlova. Voronezh, 2001.
7. Barandeev A.V. Narodnaya 'etimologiya v russkoj toponimii. Russkij yazyk v shkole. 2014; № 4: 90 - 97.
8. Yurina A.A. O toponime Bratkiv Voronezhskoj oblasti (po slovarnym materialam). Psiholingvistika i leksikografiya: sbornik nauchnyh trudov. Voronezh: Istoki, 2016: 193 - 195.
9. №И±Ш>,®41 , 2018 Available at: //https://wuxizazhi.cnki.net/Magazine/NAME201804.html
10. Belova O.V. Slavyanskijbestiarij. Slovar'nazvanijisimvoliki. Moskva: Indrik, 1993.
11. "RitMWii^Atff^A+Ati^raffi", 2021^. Available at: https://wenku.so.com/dZc1e92de477deb150da4b8d741c8c576f
12. 1997^. Available at: https://www.researchgate.net/publication/342654698_zhongguozhengzhideliyudeyuanzhengzhililunyanjiuzhanwangqingnianxue zhebitan
13. Tel'pov R.E. Griban' i Gribanovka: slovoobrazovatel'nye processy pri transonimizacii. Slavyanskie 'etnosy, yazyki i kul'tury v sovremennom mire: materialy VII Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii, posvyaschennoj 95-letiyu doktora filologicheskih nauk, professora Leonida Mihajlovicha Vasil'eva. Ufa: RIC BashGU, 2021: 210 - 215.
14. Van H., Babenko I.I. Nominacii storon sveta v kitajskoj i russkoj lingvokul'turah. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. 2021; № 3 (215): 49 - 57.
Статья поступила в редакцию 12.01.22
УДК 811.112.2
Khlystunova Yu.Yu, Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Novosibirsk State Pedagogical University (Novosibirsk, Russia),
E-mail: pivovarova-julia@mail.ru
Ulianova N.N., Cand. of Sciences (Philology), Novosibirsk Military Order of Zhukov Institute n.a. General of the Army I.K. Yakovlev of National Guard Troops
of the Russian Federation (Novosibirsk, Russia), E-mail: natascha297@mail.ru
WAYS OF EXPRESSION THE SEMANTICS OF A PHASE IN THE GERMAN LANGUAGE (BASED ON THE MATERIAL OF MODERN PUBLICISTIC WRITINGS). The article describes features of expression of phase semantics in the German language in modern publicistic writings. This investigation and analysis is aimed at the content properties and compatibility of lexical units that actualize the meanings and ways of expression in the statement of the nature of the existence of events / phenomena - the course of phases of actions in time. The material presented in the paper leads to conclusion that the phase includes some definite regularities of functioning. The extralinguistic and linguistic components make themselves evident in the fact that they interact with the initial phase and the final phase of the action when the last-named finds its expression through semantic affiliation (verbs, nouns, adverbs). It should be emphasized that the medial phase is expressed implicitly in the sentence, the phase semantics at the same time occurs only within the context and becomes explicitly expressed directly in the presence of the initial phase and the final phase of the action.
Key words: phase, phase meaning, German language, publicistic writings, temporality.
Ю.Ю. Хлыстунова, канд. филол. наук, доц., Новосибирский государственный педагогический университет, г. Новосибирск,
E-mail: pivovarova-julia@mail.ru
Н.Н. Ульянова, канд. филол. наук, Новосибирский военный ордена Жукова институт имени генерала армии И.К. Яковлева войск национальной
гвардии Российской Федерации, г. Новосибирск, E-mail: natascha297@mail.ru
СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ СЕМАНТИКИ ФАЗОВОСТИ В НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ (НА МАТЕРИАЛЕ СОВРЕМЕННЫХ ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ)
Статья посвящена описанию особенностей выражения семантики фазовости в немецком языке, которое осуществляется на основе исследования современных публицистических текстов, с целью изучения и анализа содержательных свойств и сочетаемости лексических единиц, которые актуализируют значения и способы выражения в высказывании характера существования событий/явлений - протекание фаз действий во времени. Представленный материал позволяет сделать вывод о закономерностях функционирования фазовости во всем многообразии ее проявления. Экстралингвистический и лингвистический компоненты проявляются во взаимодействии фазы начала и фазы конца, причем последняя находит свое выражение посредством семантической принадлежности (глаголы, существительные, наречия). Следует подчеркнуть, что фаза середины действия выражается имплицитно в предложении, фазовая семантика при этом проявляется только в рамках контекста и становится эксплицитно выраженной непосредственно при наличии фазы начала и фазы конца действия.
Ключевые слова: фазовость, фазовые значения, публицистический текст, темпоральность.
Время - феномен чрезвычайно абстрактный, доступ к сущности и восприятию которого возможен посредством языка, формирующего представления о времени и его качественном и количественном наполнении. Оно имеет начало и конец, его невозможно в реальной жизни ни остановить на мгновение, ни вернуть назад. Поэтому актуальность и новизна исследования средств выражения фазовости, которая непосредственно имеет отношение к темпоральности, состоит в выделении общих и частных семантических признаков, которые актуализируют временной план в соответствии с моментом речи или передают время действия относительно момента совершения другого действия.
Фазовость - это неотъемлемая часть существования природы и человека, поскольку она имеет отношение к любой процессной ситуации или событию, отражая при этом периодичность/одномоментность явлений, выражая эксплицитно любую сферу жизнедеятельности человека посредством логико-понятийной категории и имплицитно - бытие природы, характеризуя эволюцию жизни на земле. Исследования российских и зарубежных лингвистов, посвященные проблеме фазовости и ее семантики, имеют различные подходы к ее изучению и представленности в языке. Труды таких лингвистов, как В.С. Храковский, Л.В. Салазнико-ва, Ю.П Коновалов, А.В. Бондарко, Ю.С. Маслов, С.П. Тиунова, рассматривают категорию фазовости в различных аспектах.
Ю.С. Маслов в своих исследованиях рассматривал фазовость как один из компонентов качественной аспектуальности: «Эта детерминация есть выделение одной из фаз в протекании действия или состояния - начальной, серединной или конечной» [1, с. 18].
С.П. Тиунова, рассматривая фазовую категорию в лексико-грамматическом аспекте, выделяет фазы действия как в русском, так и в английском языках и считает, что «фазовость - именно та категория, которая непосредственно смыкает категории вида и модальности, способа глагольного действия и таксиса» [2, с. 3].
И.В. Архипова пишет, что фазовость тесно связана с таксисом и представляет собой многогранную структуру, которая включает в себя «семантические классы фазовых глаголов; лексические, грамматические, лексико-грамматиче-ские и контекстуальные средства, служащие для выражения фазовых значений; лексемы и словосочетания, выражающие фазовые значения и сочетающиеся с семантическими классами фазовых глаголов» [3, с. 56].
Е.Я. Титаренко определяет фазовость «как отношение процесса, обозначенного глаголом, к его завершению, началу или повторяемости» [4, с. 92].
Несмотря на то, что на современном этапе развития лингвистической науки предлагаются различные подходы к изучению данного вопроса, общепринятым является принцип триединства: начало - середина - конец.
Н.Н. Ульянова пишет: «В немецком языке категория аспектуальности отсутствует, поэтому для заполнения имеющейся лакуны и выражения аспектуальных значений и различий требуются особые лингвистические средства, к которым можно отнести собственно фазовые глаголы, глагольные лексемы с лекси-ко-грамматическими маркерами начала, продолжения или завершения действия, темпоральные наречия и союзы, предлоги, а также употребление временных форм в определенном контексте» [5, с. 607].
Теоретическая и практическая значимость представленного исследования заключается в расширении знаний о фазовости, реализующейся в немецком языке как эксплицитно, так и имплицитно, что поможет в преподавании теоретических курсов не только по части морфологии, но и синтаксиса.
Цель данной статьи заключается в изучении и анализе содержательных свойств и сочетаемости немецких лексических единиц, выражающих фазовую семантику, для описания механизмов их взаимодействия. Для достижения поставленной цели были поставлены следующие задачи: 1) отобрать актуальный фактический материал; 2) проанализировать способы реализации фазовости
