CC BY
20
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ НЕКОТОРЫХ ФОРМ ЛИЧНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ В БАЛКАНО-РОМАНСКИХ ЯЗЫКАХ Семенова Е.А. Email: [email protected]
Семенова Екатерина Алексеевна - кандидат филологических наук, доцент,
кафедра романского языкознания, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва
Аннотация: в статье анализируются некоторые формы личных местоимений. Особое внимание уделяется местоимениям третьего лица в балкано-романских языках. Несмотря на то, что большинство форм личных местоимений достаточно однообразны в большинстве романских языков, в том числе и в балкано-романских, формы 3 лица по сравнению с латинскими этимонами имеют ряд интересных особенностей. В статье прослеживается также вариативность данных форм, особенно типичная для малых балкано-романских языков, в большинстве из которых отсутствует наддиалектная норма.
Ключевые слова: личные местоимения, балкано-романские языки, румынский, арумынский, мегленорумынский, истрорумынский, романские языки.
COMPARATIVE ANALYSIS OF SOME FORMS OF PERSONAL PRONOUNS IN BALKAN-ROMANCE LANGUAGES Semenova E.A.
Semenova Ekaterina Alekseevna - PhD in Philology, Associate Professor, DEPARTMENT OF ROMANCE LANGUAGES, MOSCOW STATE UNIVERSITY "LOMONOSOV", MOSCOW
Abstract: the article analyses some forms of personal pronouns. Special attention is paid to the 3rd person of personal pronouns in Balkan-Romance languages. Although the majority of forms are quite similar to each other in all the Romance languages, these forms in comparison to their Latin etimons have some interesting peculiarities. Different variations of these forms are also taken into consideration, which is quite typical for minor Balkan-Romance languages the majority of which do not have a single norm.
Keywords: personal pronouns, Balkan-Romance languages, Romanian. Aromanian, Meglenoromance, Istroromance, Romance languages.
УДК 811.135
Функция личных местоимений - индивидуализация, то есть выделение предмета на фоне других, причем такая индивидуализация требует дополнительного контекста. У местоимений 1 и 2 лица она проявляется в процессе коммуникации. Значение местоимений 3 лица выявляется в определенной коммуникативной ситуации. Здесь имеет место явление дейксиса или анафорической индивидуализации (то есть отсылка к тому, что уже указано в тексте).
Личные местоимения имеют следующие категории:
1. Лицо. Соответственно своему названию, личные местоимения указывают на некий предмет речи, находящийся в известных отношениях к субъекту речи, то есть к говорящему лицу. Эти отношения выявляются в трех ипостасях:
- говорящий сам может быть предметом речи (eu, noi);
- предмет речи - тот, кому адресована речь (tu, voi);
- предмет речи - тот, о ком говорят (el, ea, ei, ele).
2. Число. Все романские местоимения различают единственное и множественное число местоимений. Однако различия в числе для первого лица имеют особую семантику. Говоря «мы», автор актант речи имеет в виду не «много я», но «я + еще кто-то».
3. Род. Категория рода существует только для 3 лица ед. и мн.ч. Местоимения первого и второго лица не изменяются по родам. В большинстве романских языков, в том числе и в балкано-романском ареале, местоимения третьего лица имеют женскую и мужскую парадигму рода.
4. В некоторых языках существует противопоставление по одушевленности/неодушевленности. Например, в испанском есть специальная форма для обозначения непредметности - ello podra ser verdad (это может быть правдой). Говоря о балкано-романском ареале, в качестве языка, различающего категорию одушевленности - неодушевленности у местоимений, можно привести лишь румынский, формальным показателем такого различия становится предлог ре, причем только для винительного падежа.
5. В романских языках личные местоимения имеют падежную систему: существуют субъектные и объектные местоимения, которые в свою очередь делятся на прямые и косвенные. Особенностью балкано-романской зоны является трехпадежная система, в отличие от привычной для других романских языков двухпадежной системы.
6. Автономность/неавтономность.В западно-романских языках эта категория Термин автономность/неавтономность для балкано-романского ареала не всегда употребительно. Так, Т.А. Репина заменяет его понятием ударности/неударности [4, 220].
Наиболее интересными в плане развития в балкано-романских языках можно назвать местоимения третьего лица. Являясь, как и во многих других романских языках, продолжением указательного местоимения ille, преобразованного в личное местоимение, 3 лицо ед.ч. в целом не очень отличается во всех балкано-романских языках (ср. рум. ille ^ *illus ^ el; illa(m) ^ ea). Как и в 1 л. ед.ч., всем балкано-романским языкам свойственна йотация начального гласного. (Йотация - термин Т.А. Репиной. Под влиянием гласного i на конце слова предыдущий согласный палатализуется или же становится африкатой, в то время как сама гласная замолкает, например t + i ^ ts + 0) Это явление можно рассматривать как одно из выражений общероманской тенденции к палатализации согласных перед гласными переднего ряда.
В арумынском языке в 3 л. ед.ч. появляется местоимение nîsu (nasu), ведущее свое происхождение не от традиционного для большинства романских языков местоимения ille, а от местоимения ipse, также бытовавшего в народной латыни в качестве выразителя значения 3 л. личного местоимения. Впоследствии большинство романских языков вывело из употребления это местоимение, оставив лишь местоимение ille, однако в некоторых языках, например, в сардинском, именно ipse легло в основу образованных языком личных местоимений 3 лица. В итальянском языке местоимение ipse легло в основу местоимений essa, esso, использующихся в основном для неантропонимов.
Судьба ipse в балкано-романских языках довольно интересна. Почти для всех балкано-романских языков оно явилось источником нескольких, довольно разнообразных, форм: рум. dînsul (dînsa, dînçi, dînse), раннерумынское nîs, nus, арум. nessu (nessa, neçii, nesse), истрорум. ans (ansa, ânçi, anse). В арумынском языке, как уже было сказано выше, оно используется наравне с ille и в том же значении. Однако, в отличие от итальянского языка, ассоциирующего с этим местоимением в основном неодушевленные предметы, арумынский, напротив, ассоциирует это местоимение в основном с одушевленными лицами:
Se noptezä noptea acea cu ne^ii 'она провела эту ночь с ними'
Se hibä se aibä vir-nu om ninga nessu 'чтобы находился какой-нибудь человек рядом с ним'
Ahurhi ¡ji nessa se spunä 'начала и она говорить'.
В целом, в рассмотренных нами текстах на арумынском языке местоимение näsu и его дериваты не употребляются по отношению к неодушевленным предметам.
В истрорумынском языке местоимение, производное от ipse, чаще всего употребляется в значении усилительного местоимения «сам», например:
Mladichiu carle zeigreit ans sire 'этот молодец и говорит сам себе'
Mes-a Lucifer ans din Martin 'пошел Люцифер сам к Мартину'
Однако встречаются такие предложения, в которых местоимение ans напоминает скорее личное, чем усилительное местоимение, например:
Case ie lucrat-a smirom an covaciie, che l'-a dosta bire amnat ¡i dosti bire jint-a, cum a vrut ans cu se mul'ere 'дома он мирно работал в кузнице, с которой очень хорошо управлялся и жил так, как он хотел, со своей женой'.
Ie s-a plins lu cesaru che-i ans 'Он рассказал царю, что это он'.
В последних двух случаях местоимение ans можно перевести скорее как «он», а не как «сам». Несложно заметить, что в этих же предложениях наряду с формой, производной от ipse (ans), употребляется также форма, образованная от традиционного для романских языков ille (ie). Разница в значении этих двух местоимений практически не ощущается. Поэтому, хотя ans не упоминается в качестве личного местоимения в грамматиках истрорумынского языка, можно предположить, что в речи оно употребляется не только как усилительное, но и как личное местоимение.
Гипотезу о том, что производные от ipse местоимения входили в парадигму личных местоимений в период балкано-романской общности, можно подтвердить на примере румынского языка.
В современном румынском существует два вида местоимений, производных от ipse: это ínsu^i и его дериваты, входящие в современном языке в группу усилительных местоимений (сам), и dínsul и его дериваты, входящие в разряд так называемых «местоимений вежливости», или аллокутивных местоимений. В последнем значении оно употребляется при вежливом обращении по отношению к 3 лицу (особенно когда это лицо присутствует при разговоре). Например: Am vorbit cu dínsa despre chestiunea aceasta... 'я говорил с ней о данном вопросе'.
Однако при рассмотрении ранних румынских текстов, а также текстов народных румынских сказок и т.д. мы увидели, что в процессе своей эволюции местоимения, производные от ipse, употреблялись несколько иначе.
Так, в ранних религиозных текстах местоимение nis и его варианты (nus, ns) употребляются наряду с местоимением el, и в том же значении. Разница лишь в том, что nis обычно является объектным местоимением, употребляясь всегда с предлогом. Существование в ранних румынских текстах застывшей формы местоимения с предлогом cunusul было отмечено Й. Гецие [11, 234 - 235]. Нам же хотелось бы добавить, что, хотя форма cunusul является наиболее частотной, предлог cu - не единственный предлог, который употребляется с этим местоимением. Приведем несколько примеров:
N-a vrut cu nusul sa läcuiascä, ce s-au impär{it de-nsul. 'Он не хотел с ним делиться тем, что принадлежало ему'. «Marturie».
Invinse Hristos ¡i noi cu nusul unisem 'Победил Христос, и мы с ним объединились' «Psaltirea Scheiana».
Nejtiindu numele de ín^ii 'не зная их имен' «Psaltirea Todorescu».
В данных текстах местоимение nis (nus) по значению идентично местоимению el, однако оно, в отличие от местоимения el, не употребляется с неодушевленными предметами или же без предлога, то есть сфера его употребления довольно
ограничена. Возможно, именно поэтому в современном румынском языке возникает местоимение dinsul (^ de-ins), то есть застывшая конструкция предлог + местоимение.
В текстах на молдавском варианте, датируемых XIX веком, встречается уже только местоимение, образованное из застывшей конструкции с предлогом dins, dinsa, однако сфера его значения расширяется: оно употребляется уже не только с одушевленными, но и с неодушевленными предметами. Например: Apoi a§eaza o leasa de nuiele numai inttinata, §i ni§te frunzan peste dinsa... 'потом кладет решетку из прутьев, лишь слегка укрепленную, и немного листьев на нее' [10, 124]. В данном предложении речь идет о решетке, которая является предметом неодушевленным.
Вообще следует сказать, что в молдавском варианте наблюдается тенденция, обратная румынскому языку: если румынский стремится ассоциировать производное от ipse местоимение в основном с одушевленными предметами, то молдавский имеет тенденцию, общую с итальянским, когда подобное местоимение называет чаще всего, наоборот, неодушевленные предметы.
Таким образом, можно заключить, что местоимения ille и ipse в балкано -романском ареале, как и во многих других регионах древней Романии, были равноправными вариантами местоимения 3 лица ед.ч. Однако, в отличие от западно-романских языков, которые, как правило, оставили в парадигме личных местоимений только одно из них, большинство балкано-романских языков на протяжении очень долгого времени употребляли оба. Возможно, этому способствовало отсутствие наддиалектной нормы в случае малых балкано-романских языков, и очень позднее развитие письменной традиции в случае румынского языка. Однако впоследствии бытовавшие в общебалканороманский период потомки латинских местоимений ipse и ille были восприняты и интерпретированы по-разному каждым из балкано-романских языков. Румынский на основе ipse создал два разных местоимения, принадлежащие к различным категориям, арумынский оставил местоимения el и nisu как варианты одного и того же местоимения 3 лица ед.ч., а истрорумынский воспринял местоимение ipse в его этимологическом значении «сам».
В мегленорумынском языке местоимение, производное от ipse, исчезло полностью. Оно не приводится в грамматиках [9, 25] и не встречается ни в одном из рассмотренных нами текстов. Однако мегленорумынский язык вводит в систему личных местоимений другую форму, также общую для местоименных систем балкано-романских языков в целом. Это местоимение telfa). Этимология его восходит к латинскому указательному местоимению ille в сочетании с частицей ecce «вот». Остальные романские языки, восприняв латинское указательное местоимение ille как личное, создали новое указательное местоимение. В случае балкано-романских языков это местоимения, производные от ecce + ille (напр., рум. acel). Мегленорумынский, создав новое указательное местоимение, снова отождествляет его с личным, получив, таким образом, личное местоимение tel(a): tela fe§i §a §i batu mai ancola 'он сделал так и ударил туда'. Интересно то, что для женского рода существует лишь форма местоимения, восходящая к ille - ia. Местоимение tel(a) передает лишь значение 3 лица мужского рода наряду с местоимением ial. В грамматиках tel(a) приводится в том же значении, то есть как личное местоимение [9, 180].
Переход указательных местоимений в систему личных, то есть фактическая утрата дейктического значения, в романских языках процесс не только исторический, но и живой. См., например, использование указательного местоимения в качестве личного в итальянской устной речи: ho telefonato a Mario, ma quello non era a casa 'я позвонил Марио, но его (того) не было дома'. Мегленорумынский, таким образом, продолжает общероманскую тенденцию.
3 лицо единственное число дательного падежа. Ударные формы образованы от латинских: illius ^ *illuius ^ *illui ^ lui, *illei ^ ei. Подобные формы характерны и для некоторых других романских языков, как, например фр. lui, ит. lui, lei. В малых балкано-
романских языках дательный падеж местоимения образуется с помощью предлога: «а» для арумынского и истрорумынского, и la для мегленорумынского. Арумынский и истрорумынский следуют романской традиции образования датива автономных местоимений: например, в итальянском языке автономные формы также образуются с помощью предлога а: a lui, a lei (ср. арум. a lui, a l'ei, истрорум. A lui, a l'ei).
Мегленорумынский язык утратил этимологическую форму дательного падежа, заменив ее формой винительного с предлогом la (la ial, la ia). Предлог la (^лат illae) вообще нетипичен для западнороманских языков (не исключено, что это происходит потому, что он был бы омонимичен объектному местоимению 3 л. ед.ч. женского рода). В балкано-романском ареале, однако, этот предлог достаточно широко распространен, так как выразителем 3 лица в объектном падеже ед.ч. ж.р. является местоимение о, весьма специфичное по своей форме и этимологии и не существующее в западно-романских языках. Об особенностях этого местоимения речь пойдет ниже. Возвращаясь к предлогу la, отметим, что во всех балкано-романских языках, кроме меглено-румынского, la управляет винительным, а не дательным падежом. Предлог la - не единственный предлог в меглено-румынском, который употребляется для выражения значения дательного падежа. Хотя данный факт не получил отражения в грамматиках меглено-румынского языка, нужно отметить, что часто вместо предлога la (Ali zis-au la el 'он сказал ему') показателем дательного падежа местоимений становится предлог di: zi-li di el sä darä unä masä 'скажи ему, чтобы он дал нам какую-нибудь еду'. Таким образом, мегленорумынский язык, утратив этимологическую форму дательного падежа, стремится к ее замене формами с предлогом, однако окончательного выбора предлога дательного падежа в мегленорумынском не происходит.
Говоря о неударных формах датива, нужно отметить, что во всех балкано -романских языках, кроме румынского и арумынского, они часто совпадают с формами аккузатива. Датив 3 л. ед.ч. мужского рода, произошел от лат. illi ^ ii. В румынском языке под влиянием конечного -i произошла йотация звука -l. В арумынском это местоимение сохранило согласный -l (il). В остальных языках наблюдается смешение форм датива и аккузатива неударных местоимений, причем используются формы именно винительного падежа (мегл., истрорум. äl').
В истрорумынском языке существует только одна форма для выражения как датива, так и аккузатива местоимений: äl'. Например: l'-a zis (сказал ему) и l'-a pozdravit (поздравил его), где формы датива и аккузатива не различаются. Истрорумынский язык поэтому часто, если возникает необходимость особо выделить значение адресата или субъекта действия, использует ударные формы местоимений, где различие присутствует.
Т. Капидан для мегленорумынского языка дает несколько неударных форм дательного падежа 3 лица мужского рода (äl, äi, l-, i-). Некоторые из них совпадают с формами винительного падежа (äl). Мы же при анализе текстов на мегленорумынском языке встретили и другие варианты форм дательного падежа, не отмеченные в грамматике: ali zis-au la bärbatu-su 'она сказала своему мужу', и la zis-au la ni§ti mo§ 'она сказала одному старику'. Последняя форма, lä, полностью соответствует форме винительного падежа, lä, которая приводится в грамматике Капидана для винительного падежа и которая в этом же значении употребляется и в рассмотренных нами текстах, например: Di tea iel zisirä sä la punä unä di iel ficior (он сказал, чтобы положили одного из его сыновей).
Винительный падеж 3 лица мужского рода неударных местоимений, образованный от лат. illu(m) ^ il, ilu, отличается по форме от дательного падежа лишь в румынском и арумынском языках. Здесь прослеживается четкая падежная дифференциация местоимений в 3 лице мужского рода. Возможно, на это повлияла довольно развитая письменная традиция, которая, конечно же, способствует, с одной стороны, более продуктивному развитию, и, с другой стороны, лучшей консервации языка. В
меглено-румынском и истрорумынском языках, как уже говорилось выше, формы датива и аккузатива в 3 лице мужского рода совпадают.
Винительный падеж 3 лица женского рода неударных местоимений заслуживает особого внимания. Несмотря на то, что в балкано-романских языках формы этого местоимения похожи (ср. арум. u, мегл. аи, ou, истрорум. o, vo, рум. о), они не находят общих параллелей в западно-романских языках. В первую очередь интересна этимология этого местоимения. Происхождение этой формы от латинского illa(m) невозможно с точки зрения исторической фонетики балкано-романских языков. Мы постараемся проследить этимологию этого местоимения, учитывая не только фонетические законы, но и возможные сдвиги в значении.
Так, Т.А. Репина указывает, что румынское местоимение о в значении местоимения «среднего рода» (то есть когда оно реферирует к неким обобщенным понятиям) происходит от латинского hoc. Например, рум. o §trn 'я это знаю' [4, 35]. Наличие такого же значения у вариантов местоимения о в других балкано-романских языках (напр. арум. dzi-ni-u 'скажи мне это') предполагает общее происхождение местоимения «среднего» и женского рода. Тенденция замещения объектного местоимения illa(m) местоимением, происходящим от лат. hoc, могла поддерживаться в балкано-романских языках также под влиянием соседних языков. Например, можно предположить, что существование в турецком языке местоимения о, которое, по стечению обстоятельств, также является формой 3 лица ед.ч., повлияло на развитие и закрепление балкано-романских форм о (и).
Доказательством древнего происхождения местоимения о (и) в балкано-романских языках является не только общность его форм (o под влиянием различных фонетических процессов часто переходит в и на территории балкано-романского ареала: o ^ ou ^ и), но и наличие в языках множества фразеологических оборотов с этим местоимением, например рум. a o 1иа la faga 'сделать ноги, убежать'. Помимо этого, форма о (и) в некоторых балкано-романских языках (румынский, истрорумынский) функционирует не только в качестве местоимения ж.р. винительного падежа, но и в качестве неопределенного артикля женского рода, заменив собой типичный для западно-романских языков артикль ипа: ср. исп. una chica - рум. o fata.
Местоимение о (и) выделяется из общей системы личных местоимений не только своим происхождением, но и функционированием в текстах. Так, в румынском языке это местоимение имеет особое место в сочетаниях с глаголом. Например, в сложном перфекте, где все местоимения становятся проклитиками: l-a adus, ne-a adus, местоимение о остается энклитикой: a ad^-o. Нетипичное для других форм положение этого местоимения в предложении характерно и для других языков. Например, в истрорумынском, где в сложном перфекте большинство местоимений становятся в препозиции к вспомогательному глаголу: le-a pozdravit 'поздравил их', la pus la §ir de jachete 'он положил его в нагрудный карман жакета', местоимение vo становится в постпозиции к вспомогательному глаголу: tras-a vo pira-n cea plate 'он ее вытащил на поверхность'.
Список литературы /References
1. Будагов Р.А. Этюды по синтаксису румынского языка. Москва, 1958.
2. Вольф Е.М. Грамматика и семантика местоимений. Москва, 1974.
3. Десницкая А.В. Грамматический строй балкано-романских языков. Исследования
по семантике грамматических форм. Ленинград, 1976.
4. Заюнчковский Ю.П., Репина Т.Б. Румынский язык, 1996.
5. Печек Н. Исследования в области личных местоимений молдавского языка
(эволюция, семантика и синтактико-стилистические функции). Кишинев, 1963.
6. Репина Т.А. Об одном процессе в грамматике румынского языка: местоименная антиципация // Современные процессы в языках. Санкт-Петербург, 1997.
7. Черняк А.Б. Местоименная реприза в румынском языке // Проблемы синтаксиса языков балканского ареала. Ленинград, 1979.
8. Abeleanu D. Neamul Aromanesc din Macedonia. Bucure§ti, 1916.
9. Capidan T. Romanitatea balcanica. Bucure§ti, 1936.
10. Creanga I. Amintiri din copilarie. Bucuresti, 1976.
11. Dic^ionarul ortografic, ortoepic §i morphologic al limbii romane. Bucure§ti, 1982.
12. Ghefie Ion, Mare§ Al. Graiurile dacoromane in secolul al XVI-lea. Bucure§ti, 1974.
13. Grosu M. Texte de literatura veche Romaneasca. Bucure§ti, 1957.
14. Gu{u Romalo V. Sintaxa limbii romane. Probleme §i interpretari. Bucure§ti, 1973.
15.Manoliu Manea M. Sistematica substitutelor din romana contemporana standart. Bucure§ti,1968.
16. Petrovici E. Texte dialectale, supliment la Atlasul lingvistic roman, II, Sibiu-Leipzig, 1943.
