Научная статья на тему 'Сопоставительный анализ чешско-русской и словацко-русской фразеологической компетенции'

Сопоставительный анализ чешско-русской и словацко-русской фразеологической компетенции Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
247
38
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКАЯ КОМПЕТЕНЦИЯ / РУССКИЙ / ЧЕШСКИЙ / СЛОВАЦКИЙ ЯЗЫК / СЕМАНТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ / RUSSIAN/ CZECH/ SLOVAK LANGUAGE / PHRASEOLOGICAL COMPETENCE / SEMANTIC INTERPRETATION OF SET PHRASES

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Балакова Дана, Ковачова Вера

В статье исследуются актуальные для современной языковой ситуации вопросы чешско-русской и словацко-русской фразеологической компетенции. В работе представлены результаты межъязыкового сопоставительного исследования фразеологической компетенции на материале романа польского писателя А. Саповского.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Балакова Дана, Ковачова Вера

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

COMPARATIVE ANALYSIS OF CZECH-RUSSIAN AND SLOVAK-RUSSIAN PHRASEOLOGICAL COMPETENCE

The article is a study of Czech-Russian and Slovak-Russian phraseological competence issues that are of high importance for nowadays linguistic situation. The article presents results of interlinguistic comparative study of phraseological competence on the basis of the novel by a Polish writer, A. Sapovsky.

Текст научной работы на тему «Сопоставительный анализ чешско-русской и словацко-русской фразеологической компетенции»

THEMATIC INITIATION AND PROGRESSION IN PUBLIC DIALOGUE

R. A. Usmonov

Public discourse of office-holders as a rule covers several utterances and possesses a high degree of coherence. Actions like introducing, changing, shifting, completing, or weakening theme-line would entail other actions to actualize the theme. Among these, for example, are questions, offers, etc.

Key words: public discourse, utterance, communication.

© 2010

Д. Балакова, В. Ковачова

СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ЧЕШСКО-РУССКОЙ И СЛОВАЦКО-РУССКОЙ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ

В статье исследуются актуальные для современной языковой ситуации вопросы чешско-русской и словацко-русской фразеологической компетенции. В работе представлены результаты межъязыкового сопоставительного исследования фразеологической компетенции на материале романа польского писателя А. Саповского.

Ключевые слова: фразеологическая компетенция, русский / чешский / словацкий язык, семантическая интерпретация фразеологизмов.

Словацкий лингвист М. Олоштяк, ссылаясь на теории Й. Дольника, В. Крупы и Й. Фурдика, в рамках проблематики языковых контактов останавливается на проблематике межъязыковой близости, которую он определяет как „языковое и экстралингвистическое расстояние между двумя (либо несколькими) языками, вступающими в контакт"1. Поскольку языковое расстояние опирается на генетический, типологический и структурный параметр определения языковой близости, то экстралингвистическое расстояние представлено посредством временного, территориального и социально-психологического параметров — как отражение экономических, политических, культурологических, конфессиональных, демографических факторов, т.е. факторов, относящихся к функционированию общества2. В наших рассуждениях о межъязыковой славянской фразеологической компетенции понятие межъязыковой близости является предварительным в смысле теоретических замечаний о взаимоотношении славянских языков, представленных выборочно в нашей статье на материале словацкого, чешского

1 01о§Иак 2004, 131-132.

2 Кроме параметров языковой близости при этом необходимо учитывать и её внутренние особенности, которые влияют на вышеназванные параметры: дистанционность, реляционность, век-торность, интенсивность, стратификационность и речистрируемость (01о§йак 2004, 131-132).

и русского языков (с неизбежным обращением и к польскому языку), которое помогает исключать гипотезы и последующее обоснование результатов исследования фразеологической компетенции в широких славяноязычных отношениях.

Если исходить из межъязыковой близости таких славянских языков, как словацкий-чешский-русский (и фоновый польский), то неудивительно, что наибольшую как языковую, так и экстралингвистическую близость демонстрируют западнославянские словацкий и чешский языки (чешско-словацкая подгруппа), типологически и структурно «близкородственные». Среди экстралингвистических параметров нельзя не упомянуть и территориальное соседство, многолетнее общественно-политическое партнёрство в общем государстве (аспект общественно-исторического развития) либо высокую степень этнопсихологической близости и культурного родства. Дольник3 именно в отношениях высокой степени близости в случае чешского языка и его отношения к словацкому языку указывает на факт, что о чешском языке в Словакии говорят не как о языке иностранном, а как о языке контактном. И даже в изменившихся общественно-политических условиях после возникновения двух самостоятельных государств, вопреки определенному ограничению множества причин, воздействующих на актуализацию потенциальной компетенции восприятия языка, что оценивается в исследованиях взаимоотношений словацкого и чешского языков либо как тезис об отдалении их друг от друга, либо как тезис о сближении чешского и словацкого языков (N4-Ьё1коуа, МШ;ег), отношения этих языков представляют собой определённый тип исключительного взаимодействия, в пределах которого не предполагается более выразительная степень межкоммуникативного непонимания (как реакция на определённое уменьшение контакта со словацким языком в чешской среде, что, особенно в молодёжной среде, указывает на определённый дискомфорт, вызываемый отсутствием навыка воспринимать словацкие тексты4 — „между чешским и словацким языками существовало и до сих пор существует отношение полукоммуникации, когда чешские и словацкие собеседники используют в общении свои языки и понимают друг друга " 5.

Иным является положение русского языка в сравнении с чешским и словацким. Степень языкового родства здесь хотя и относительно высока, что обусловлено их генетической характеристикой, однако и определённые различия обусловлены даже генетическими факторами (словацкий и чешский — западнославянские языки, а русский — восточнославянский) и, естественно, исходят из внутренних тенденций развития названных языков. Иной является и оценка экстралингвистического отдаления — географическое расстояние, различное общественно-историческое развитие, разные политические и культурные условия либо меньшая степень этнопсихологической близости не даёт возможности оценивать межъязыковую близость на уровне взаимного сходства словацкого и чешского языков. Пассивное или активное овладение русским языком носителями словацкого и чешского, в недавном прошлом значительно качественно обусловленное обязательным обучением в начальных и средних школах, имеет сейчас тенденцию

3 БоЫк 2007, 113.

4 №Ьё1коуа 2005, 251, 258.

5 ОМгфуй 2005, 246.

к уменьшению — особенно в среде молодёжи, поскольку сейчас в школах преобладает ориентация на изучение английского языка.

Как уже выше указывалось, в нашей статье учитывается (хотя и спорадически) и фон польского языка (подробнее о польско-словацких языковых отношениях см.: Buffa 1998). Это обусловлено тем, что исходным произведением, которое было использовано в качестве материала для межъязыкового словацко-чешско-русского сопоставления, был роман польского писателя А. Сапковского (A. Sap-kowsky). Андржей Сапковский, автор трилогии «Башня дураков» — словацк. Veza blaznov (Narrenturm, 2002), «Господни воины» — Bozi bojovnici (Bozy bojowni-cy, 2004) и «Вечный свет» - Svetlo vecne (Lux perpetua, 2007), является одним из самых популярных современных представителей славянской литературы жанра «фэнтези». Уже первое знакомство с авторским идиолектом свидетельствует о том, что А. Сапковский относится к писателям, работающим с экспрессивностью, которая создаётся им — помимо других стилистических средств — путём частого использования фразеологизмов. Поскольку его произведения переведены на многие языки (не исключая словацкий, чешский и русский), его произведения являются хорошей основой сопоставительного фразеологического потенциала соответствующих языков. Одновременно они дают возможность вглядеться как в межъязыковую (чешско-русскую и словацко-русскую) фразеологическую компетенцию представителей двух языковых обществ (и тем самым способствовать расширению фактов, позволяющих исследовать фразеологические системы близкородственных языков), так и во фразеологическую компетенцию как таковую (исходя из факта, что знание фразеологии является важным мерилом овладения как родным, так и иностранным языком).

В своём исследовании мы сосредоточились на анализе способности к подходящей семантической интерпретации (далее — СИ) фразем родственного славянского языка (идентификация архисемы) у анкетируемых чешских и словацких школьников на основе исследовательской модели6, продуцируемой представителями современной молодёжи. Мы исходили из предположения, что корректная фразеосемантическая интерпретация обусловливает восприятие и беспроблемное понимание иноязычного коммуниката и контролирует коммуникативные способности пользователей языка (уверенность и искусность в употреблении фразем).

Целью анкетного обследования было адекватно семантически интерпретировать ограниченный комплекс фразем, извлечённых из романа «Башня дураков» Veza blaznov (в оригинале и в чешском переводе — Narrenturm), название которого переведено на русский язык как Башня шутов (Е. П. Вайсброт, 2004), а также определить соответствующий семантический эквивалент родного языка.

Исследуемый комплекс фразем создавали приведённые фразеологические единицы (для наглядности приведём их как в форме польского оригинала, так и в отдельных переводах):

6 Исследовательская модель была взаимно сопоставима как количественно — (со словацкой стороны в анкетировании участвовало 187 опрашиваемых, с чешской — 185), так и качественно — анкетируемые являются школьниками в возрасте от 15 до 19 лет (учащиеся словацкой гимназии в городе Ружомберок; учащиеся чешской гимназии и торгового училища в городе Лоуны).

Czteroosobowa zaloga uwijala siç jak w ukropie, szyper kl^l i poganial. //... rovnez ctyri clenové jeho posádky se ani na chvíli nezastavili. // Stvorclenná posádka dobre ze sa od roboty nepretrhla... //Экипаж из четырёх человек мотался как чумной.

1. Az wlosy podnosilo. // ... z nehoz vstávaly vlasy na hlave. // Cloveku az vlasy stávali dupkom. // Так что волосы вставали дыбом.

2. Jak grzyby po deszczu wyrastaj^ falszywi prorocy... // Jako houby po desti se vsude kolem mnozí falosní proroci... // Ako huby po dazdi vyrastajú falosní proroci... // Словно после дождя вырастают ложные пророки.

3. Masz raz na zawsze wybic z glowy zonç Gelfrada Sterczy... // Jednou provzdy si vyzeñ z hlavy zenu Gelfrada Stercy... // Raz a navzdy si vybi z kotrby zenu Gelfrada Sterczu... // Ты должен раз и навсегда выбить у себя из головы мысли о жене Гельфрада Стерчи...

4. Nie suknia zdobi czlowieka — odrzekl zimno Szarlej. // „Saty nedelají cloveka," — odtusil nevzrusene Sarlej. // Saty nerobia cloveka, — l'adovo zareagoval Sarlej. // Не одежда красит человека — холодно ответил шарлей.

5. Kl^l siç, ze zabôjcç pana Neumarkta, gdy go zlapie, zywcem ze skóry oblupi. // Zarekl se pry, ze vraha pana Nemarkta musí dostat za kazdou cenu, aby ho mohl zaziva stáhnout z kûze. // Zaprisahal sa, ze ked' chytí vraha pána Neumarkta, tak ho zaziva z koze zderie. // Клялся, что с убийцы господина Ноймаркта, когда его поймают, живьём шкуру сдерет.

6. Co tchórzliwsi wziqli z miejsca nogi za pas. // Bázlivejsí z nich vzali rovnou nohy na ramena. // Co bojazlivejsí hned vzali nohy na plecia. // Те, что потрусливей, сразу же взяли ноги в руки.

Что касается дифференциальных графических систем сопоставляемых языков ( латиница verzus кириллица), то с учётом предположения о низкой степени знания кириллицы у словацких и чешских школьников необходимо заметить, что словацкие и чешские опрашиваемые работали с вопросником, в котором соответствующая русская фразема передавалась латиницей, а в качестве иллюстрации та же фразема подавалась кириллицей в скобках. Вышеозначенный комплекс ФЕ, извлечённых из польского оригинала и словацкого, чешского и русского переводов, мог бы позволить взглянуть на фразеологическую проблематику и с позиций транслятологии, но это не было целью авторов данной статьи. Поэтому в отношении перевода мы хотим обратить внимание лишь на факт, что в то время как ФЕ № 2 — № 6 являются эквивалентными ФЕ с одинаковым (симметрическая эквивалентность фразем) либо частично различающимся лексическим составом (симметрично-асимметричная эквивалентность фразем) и одинаковым значением (взаимная полисемия ФЕ — напр., ФЕ № 6, хотя здесь актуализация соответствующего значения продиктована контекстом), то в случае с ФЕ № 1 возникла ситуация, в которой переводчики по сравнению с оригиналом используют единицы, наиболее подходящие к данному контексту и адекватно воспринимаемые читателями. Здесь речь идёт, по классификации Е. Секаниновой7 об асимметрической эквивалентности фразем,, в которй определённая денотативная ситуация отражается различным лексическим составом ФЕ (о проблематике перевода фра-

7 Sekaninovа 1993.

зем и их эквивалентности см., напр.: Hrdlicka 2005). Учитывая приведённый факт, нужно подчеркнуть, что в анкете именно так словацкие и чешские опрашиваемые работали с русской полисемантической ФЕ мотался как чумной. Последствия её многозначности будут описаны ниже.

Ещё более сложные проблемы с семантической интерпретацией (как это показывает график № 1) обнаружились у словацких и чешских опрашиваемых по отношению к трём фраземам — № 1, 3 и 6. Степень интерпретационной неудачи у обеих моделей, предложенных студентами, была почти идентична в случае с ФЕ № 1.

График № 1 — сравнение успешности (%) чешских (CSS) и словацких студентов (SSS) при передаче отдельных архисем русских фразеологических единиц:

□ 4sS ■ sss

Фразема №. 1: Экипаж из четырех человек мотался как чумной.

У словацких и чешских студентов неуспех был обусловлен сосредоточением их внимания на глаголе мотался. Хотя они и поняли, что имеют дело со сравнением, они не смогли идентифицировать компонент чумной:

а) либо они его игнорировали и стремились передавать архисему буквальным значением «передвигаться неуверенно, шатаясь из стороны в сторону», ассоциируя это с состоянием опьянения (напр.: motal sa ako opity или ещё более экспрессивное jako ozraly, jak doga, prase, jak cuné; motal sa spity pod obraz bozí); либо относили к значению «бесцельно ходить, слоняться, шататься» sa" (напр.: chodil, motal sa ako bez duse, nic ho nebaví, ponevieral sa) или связывали её с фразеологизмами motal se jak nudle v bandé, motal sa ako Marek po pekle). В более редких случаях они соотносили эту архисему со значением словацкого глагола zavadzat' «препятствовать, мешать» либо связывали её с глаголом motat sa в устойчивых сравнениях motal sa popod nohy «путался под ногами» „был неловким, был помехой" motal se jako slon v porcelánu и т. д.;

б) либо, наоборот, сосредоточивали на ней своё внимание, что «соблазняло» особенно чешских испытуемых к ответам, отталкивающимся либо только от значения глагола cumiet' (словацк. zízat', civiet) «глядеть, праздно смотреть», т. е.: podívej se, kam cumís, cucís; 4 lidi na mé blbé cumeli; motaj se jak cumilové; motají se a cumí okolo.8

Фразема №. 3: Словно после дождя вырастают ложные пророки.

У этой фраземы успешность опрашиваемых весьма дифференцирована: для словацких школьников она была самой проблемной, для чешских студентов —

8 Один из чешских респондентов предлагает в рамках ответа свою «теорию толпы»: Cím víc lidí, tím víc cumí — jesltize jsou ctyri, motaj se jak Cumilové.

100

График № 1

третьей в шкале неуспешности. Как показывает график, результаты обеих моделей испытуемых количественно значительно отличаются в ущерб словацких (5 % SSS — 16 % CSS), поэтому для интерпретации интересны их ответы и причины неуспеха, причём — не только по отношению к русской ФЕ, но и с точки зрения чешско-словацкого сопоставления, в то время как в словацком и чешском языках существует одинаковый эквивалент — jako houby po desti/ako huby po dazdi. Прежде всего необходимо констатировать, что словацкие студенты отказались здесь давать какой-либо ответ, а именно — в 96 случаях (для сравнения — из чешских опрашиваемых не ответило 73 человека). Причиной низкого процента восприятия фразем было отсутствие семантической интерпретации, т.е. словаки (так же, как впрочем и чехи) проводили лишь эквивалентные ФЕ, что, в соответствии с поставленной целью нашего исследования — установить фразеологическую компетенцию — было недостаточным и поэтому такие ответы не были засчитаны (об этом см. в заключении нашей статьи). Третьей причиной неуспеха по сравнению с чешскими студентами была более высокая степень сосредоточенности на контексте ФЕ, на оборот ложные пророки, который в сочетании с русским сравнительным союзом словно (который в двух моделях у опрашиваемых ассоциативно связывался с лексемой слово (словацк. slovo) и вместе с предлогом после приводил к неверной интерпретации, тематизирующей концепты Бога, пророков и их пророчеств (приведём для иллююстрации несколько примеров: «Budiz voda. Povedal Pán Boh a bola voda; slovo násho Boha zostáva naveky; slovo proroka padlo na neúrodnú pödu; z dazd'a vyrastajú slávni (slovní) proroci; slovo poslem do dazd'a a vyrastie prorok; pred dazdom sú tu nejaké predzvesti; bude prsat, kedproroci predpovedajú dázd; po dazdi je kazdy prorok; чешские СИ: slovo bozí je svaté; slovo posla bozího vytrestá falesné proroky; slovo posla potvrdili proroci; jak pfisli brzo vsichni proroci и т. д.;). В то время как словаки связывали компонент ложные лишь со значением «лживый», т. е. им было достаточно первого слога для идентификации значения лексемы, чехи, наоборот, кроме этого пошли ещё дальше и «использовали» и другую часть слова, результатом чего явились ответы, включающие слово loznice (спальня) (zprávy poslali proroci v posteli; nékdo poslal nékoho, aby néco udélal s lozním prádlem; slovo poslední má kazdy, kdo vychází z loz-nice и т. п.).

Следующую многочисленную группу СИ (как чешских, так и словацких) представили ответы, исходящие лишь из одного компонента, — из компонента дождь, и толкования относились либо к погоде, либо приобретали подчёркнуто антропологический характер (напр.: po dazdi vyjde slnko/po boufce se vyjasní; ziad-ny smútok netrvá vecne/po boufce pfijde néco pékného).

Фразема №№ 6: Клялся, что с убийцы господина Ноймаркта, когда его поймают, живьем шкуру сдерет.

У этой ФЕ — для чехов второй, а для словаков третьей самой проблемной (3 % — CSS; 10 % — SSS) — мы зарегистрировали при обработке анкет самое большое число данных (у чешских опрашиваемых 99, у словацких — 108). Естественно, что этот факт отразился и в низкой процентности успешности. На основе анализа ответов можно констатировать тенденции, подобные тем, которые были отмечены для вышеназванных фразем. Мы приводим лишь эквивалентные формы без их семантической интерпретации (в намного большей степени для

чешского материала) с акцентом лишь на одном или двух компонентах ФЕ и вытекающей из этого дезинтеграцией. Компонент живьём навёл чешских опрашиваемых на отражающее в СИ значение глагола «жить» (zit) (zijem doopravdy spatnä, strasne; zivi jsme a budem), реже — «содержать» (zivit) либо «кормиться, питаться», и в комбинации с неидентифицированным компонентом шкуру мы могли зарегистрировать более или менее ожидаемые ассоциации (напр., zivim celou rodinu, kopu deti, hodne sester, nepraveho, oskliveho skreta, hnusnou seredu; zivim se kürou ze stromü, kürkou chleba, skrobem).

Значимой причиной неверных ответов, однако, был и другой фактор. Русская ФЕ драть (сдирать/содрать) шкуру ([по] две (три) шкуры, семь шкур) с кого9 в русском, чешском и словацком языках имеет значение «эксплуатировать кого-л. с крайней жестокостью», «немилосердно обирать, обкрадывать кого-л.», «жестоко наказать, избить кого-л.». Поскольку контекст этой ФЕ в нашем конкретном примере (Клялся, что с убийцы господина Ноймаркта, когда его поймают, живьем шкуру сдерёт) делал возможным лишь толкование «жестоко наказать, избить кого-л.», то ответы студентов, отразившие первые два значения ФЕ, мы не учитывали, а следовательно, не включили их в категорию правильных, что довольно выразительно снизило процент их успешности (на 2-м этапе оценки мы, однако, этой проблемой занимались — см. заключение статьи). Очевидно, что в случае данной ФЕ опрашиваемые либо на сосредоточивали внимания на контексте, либо обратили на него минимальное внимание (соответственно, внимание на него обратили лишь некоторые опрашиваемые).

Хотя, как видим, можно констатировать, что самые сложные проблемы с СИ обнаружились у трёх ФЕ из оцениваемого комплекса, это не означает, что опрашиваемые не имели проблем при СИ с другими ФЕ. Степень неуспешности, однако, здесь была по сравнению с ФЕ № 1, 3 и 6 менее выразительной (ФЕ № 4 и № 5), соответственно в двух случаях способность верно определить архисему либо на одной, либо на другой стороне превысила границу 50 % — у ФЕ так что волосы вставали дыбом чешские школьники достигли 55 %-й успешности, а словацкие при интерпретации ФЕ взяли ноги в руки — 67 %. Можно представить квоту успешности по мере её повышения по результатам СИ в таком порядке: ФЕ № 5, № 4, № 2 и № 7.

Frazema с. 5: Не одежда красит человека — холодно ответил Шарлей.

Оценивая результаты исследования способности интерпретировать данную фразему в её реализуемой форме, следует сразу же отметить, что в рамках неверных попыток установить её архисему мы ожидали две линии, ведущие к интерпретационному неуспеху опрашиваемых. И наши ожидания оправдались: первая линия, т.е. переводческая и ассоциативная, отталкивалась от стремления опрашиваемых опереться на русские лексические единицы, которые они могли (верно или неверно) семантически идентифицировать, перевести их на родной язык и затем, с помощью ассоциаций, связанных с приведённым компонентам, установить (неадекватную) СИ (красить — человека: nedej na kräsu cloveka, neskräsluj cloveka, cloväk je odjakziva kräsny, nemozno kräslit cloveka, niet krajsieho na svete okrem mna, neokrästcloveka, neni potrebakazit cloveka, nekreslit cloveka; одежда — человека: nie

9 Stepanova 2007, 857.

od dazd'a je clovek krásny, od dazd'a je krása cloveka). В другой интерпретационной линии опрашиваемым удалось верно идентифицировать отдельные единицы русского фразеологизма и распознать его образное значение — связанное, тем не менее, с его инвариантным видом. В этих случаях неадекватная интерператция была вызвана неспособностью осмыслить и разузнать актуализацию фраземы, достигаемую с помощью отрицания (Одежда красит человека versus Не одежда красит человека) — опрашиваемые обычно оставались на уровне значения, соответствующего инвариантам фразем Saty robia cloveka/ Saty délají clovéka, что указывает на факт, что как словацкие, так и чешские анкетируемые подошли к этой единице как к единице неизменяемой, окаменевшей, с прочно устоявшейся положительной формой (без ожидания трансформации формы фраземы), и это подтверждает фразеологическую некомпетентность, относящуюся к реализации подобной фраземы.

Различий в процентно соотносимой успешности чешских и словацких школьников не было — чешские школьники достигли 24 %-й, а словацкие — 22 %-й успешности.

Фразема № 4: Ты должен раз и навсегда выбить у себя из головы мысли о жене Гельфрада Стерчи...

Русская ФЕ, соответствующая в словацком и чешском языках эквивалентам vybit si z hlavy/kotrby niekoho/nieco, vyhnat si z hlavy nékoho/néco, вызвала при попытках СИ проблемы как у одной, так и у другой стороны опрашиваемых, с более заметными негативными результатами для словацких испытуемых. Релевантным для оценки результатов оказывается достаточно высокий процент отказа от ответов (48 % из всего числа словацких школьников в сравнении с неответив-шими 35 % чешских), что свидетельствует о том, что проблема идентификации фразеологического, образного значения является «надстроечным» (из тех словацких опрашиваемых, кто попытался установить архисемы, ответили неверно 36 %, а верно — 16 %, чешских же — 33 % неверных ответов и 32 % ответов с корректной фразеосемантической интерпретацией). Основой столь заметного неуспеха является сниженная межъязыковая компетенция школьников, проявляющаяся в незнании русских лексических единиц, хотя в этом случае и доминировали слова, имеющие праславянское происхождение и употребляемые как в современном словацком, так и в чешском языках (естественно, с отражением соответствующей семантической эволюции). В ответах, которые опрашиваемые — пусть в конечном итоге и неверно — попытались объяснить своё понимание семантики ФЕ можно заметить, что мотивационным фактором для установления определённой СИ были не только постоянные слова-компоненты ФЕ выбить (ассоциация с насилием), мысли (в сочетании с компонентом голова ассоциации с процессом мышления — забывание или вспоминание), но и факультативный компонент (важный для контекстуальной реализации ФЕ) — о жене (особенно в сочетании с глаголом выбить — ассоциация с насилием, совершаемым над женщинами)10.

10 В числе неверных ответов для иллюстрации приводим несколько примеров, распределенных по рабочим группам согласно аспектам:

• аспект деструктивный: vybit niekomu zub, vybijem mu styri zuby, vybit si zlost/vybít si zlost/vybít si vztek, oko za oko, zub za zub, bit zeny je trestné, nebi doma nikoho, vybít si síly na zené, vybít vsechny slabomyslné;

Фразема № 2: Так что волосы вставали дыбом.

Фразема № 2 принесла при сопоставлении ответов словацких и чешских школьников более положительный результат для чешской стороны, которая достигла при фразеосемантической интерпретации 55 %-й успешности в отличие от словацких школьников, лишь 27 % которых смогли правильно определить архисему. В качестве болезненного пункта в ответах словацких опрашиваемых проявилась именно неспособность СИ фраземы, поскольку определённая часть опрашиваемых (55 ответивших, т. е. 29 % из их общего числа) не ответила вообще, соответственно осталась на уровне представления словацкого эквивалента, но без соответствующего толкования значения (отказ от определения архисемы). В случае, когда мы не учитывали обязательную задачу анкеты (попытку объяснить значение) и принимали лишь приведение эквивалента, который может, но не должен подтвердить фразеологическую компетенцию отвечающего в плане понимания значения данной ФЕ, процент успешности в словацкой аудитории значительно бы возрос — до 65 %. Более уравновешенные «результаты» в этом отношении представляют чешские школьники, где приведение эквивалента без адекватной интерпретации представляет лишь 1 % (55 %-я против 56 %-й успешности). Что касается неуспешных интерпретаций, то можно отметить, что определённым «путеводителем» для этого числа опрашиваемых стали либо лескическая единица встать (вставали), которую подсказали им временные ассоциации с утренним вставанием, а быть может, и ассоциации с воскресением из мёртвых (словацк. zmrtvychvstania) (напр., takco budem vstávat?, takco, chlapi, vsta-neme?, tak co kdybychom vstávali/brzo, v kolik hodin jste vstáli, uz jste mali dávno vstávat, vstali z mrtvych), либо же — слово волосы (с характерным восточнославянским полногласием, которое на основе фонетической структуры опрашиваемые отождествили с osa/(v)osy «оса», «осы» (takto vosy umírali kvúli dymu, popíchali me vosy, bytpostípan vosami, vosy vyleteli z dubu), voly (tak tri voli vstali domú, voli stáli u dubu), osel/(v)osel (tak proc osly sli dymem, tak ktery vosel vstával tak brzo). Приведённые типы ответов (тип взять и тип волосы) при этом не характерны для словаков (в одном случае мы даже зафиксировали у словацких школьников ответ, отталкивающийся от случайного звукового сходства слов волосы и völ «вол» — völ ostane volom, вероятно даже в коннотации с пословицей Nikto uceny z neba ne-padol). Поскольку ключевым словом для интерпретации стало существительное волосы, то речь шла о верном понимании значения данной лексемы, вследствие чего избрана ассоциативная ориентация на причёску (напр., neupravené, strapa-té vlasy, vlasy, vstañte chytro — эта линия вторично зафиксирована и в ответах чешских студентов — mél vrabcí hnízdo na hlavé, ze spaní), либо — в сочетании с глаголом vstávat' «вставать» — на значение «не выспаться, плохо поспать».

• аспект креативный: vyburcovat sa v myslení, vydat zo seba myslienku, zamyslet se, probud' u sebe zdravou mysl, vzchop se, nalézt ve své mysli, dostat ze sebe dobré myslenky, vymyslet si néco, vylovit z paméti, osvítil mé duch svaty;

• аспект достоверности: povedat'presne to, co s o nej myslím, povie, co si myslí, byt' úprimny, mat na vec vlastny názor;

• аспект забывания (вне зависимости от контекста): dostat' z hlavy zlú myslienku o niekom, co oci nevidí, to srdce nebolí, doucit se, co jsem zapoméla, na nic nemyslet, mítprázdnu hlavu, jednou za cas si vycistit hlavu, zíde z ocí, zíde z mysle;

• аспект религиозный: uz není vérící...

Хотя и спорадически, но при идентификации архисемы у чешских и словацких школьников вызвал и компонент дыбом (напр. dymem, domu, dubem — diabol...), но при анализе верных ответов можно констатировать, что данный компонент не был источником выразительных различий, даже несмотря на то, что в словацком языке он полностью утратил свою исходную мотивацию (первоначальная форма в инварианте словацкой фраземы — dubkom), о чём свидетельствует и факт, что в письменном виде в его составе всё чаще употребляется фонетический коррелят p вместо b11. Данный факт проявился и в орфографическом варьировании (b/p) словацких опрашиваемых. Чешские же в большинстве случаев воспринимали компонент дыбом как факультативный элемент и для верного образного толкования им оказалось достаточным (имея в виду чешский эквивалент фраземы) сочетание глагола vstàvat с существительным vlasy.

Фразема № 7: Те, что потрусливей, сразу же взяли ноги в руки.

Правильность фразеосемантической интерпретации приведённой соматической фраземы здесь достигла самой высокой степени процентной успешности у словацких школьников (67 %), что представляло неивысшую степень корректного установления архисемы в соответствующих словацких и чешских школьников вообще. На 38 %-ю успешность, а следовательно и 62 %-ю неуспешность чешских опрашиваемых в большинстве случаев повлиял именно соматизм ruky, который — из-за межъязыкового различия соматических компонентов в составе фраземы (vzit nohy na ramena — vziat' nohy na plecia — взять ноги в руки) — в соотноишении с глагольной формой vziat' направлял их внимание к другой ФЕ с компонентами vziat' и ruky: vzit (spravedlnost, osud, prà-ci) do vlasnich/svich rukou, соответственно в рамках попыток о СИ выявилось явное влияние nogi (ноги) с её неверной расшифровкой: vzali noze do ruky (а в< результате — и vysli do boje), vzali v noci za ruku (в последнем случае при этом и с целью верной расшифровки предыдущего контекста «те, что потрусливей», как это и подтверждает ответ: «té co se boji, vzali v noci za ruku) или v noci mi ruku vzali. Лишь спорадично появился в качестве проблематичного компонент vziali/взяли: svaz jim nohy a ruce. Как частнотное явление при оценке результатов — вместо фразеосемантической интерпретации — проявилось стремление упрощённого буквального перевода ФЕ на чешский язык: vzali nohy do ruky, иногда и с помощью приведённого эквивалента vzali nohy na ramena, чем опрашиваемые с одной стороны демонстрировали знание их собственного фразеологизма, с другой, однако, — отсутствие презентации действительного понимания как русского, так и чешского варианта ФЕ, т. е. фразеосемантическая интерпретация русской ФЕ и её чешского эквивалента оказывались несовместимыми. Со словацкой стороны, кроме правильного вышеприведенного, ответы создавались лишь с помощью словацкого эквивалента, но без необходимой идентификации значения фраземы, соответственно — при непонимании ФЕ путём отказа от ответов.

Как мы уже показали в предыдущих частях своей статьи, процент успешности или неуспешности связан не только со степенью родства или близости языков (западнославянские — восточнославянские языки), т.е. с большей или меньшей понимаемостью компонентов русского языка, входящих в ФЕ, где существенную роль играют лексические, фонетические или морфологические различия. В не-

11 Mlacek 2007, 136.

которых случаях на результаты нашего опроса нужно смотреть более широко: как с точки зрения фразеологической компетенции, так и с позиций различительного характера контекста фраземы. И поэтому мы на втором этапе подведения итогов приступили к переоценке результатов, т.е. учли сложность фразеосемантической интерпретации и отнесли к верным и те ответы, в которых фигурировал лишь чешский или словацкий эквивалент. С тех же позиций мы подошли и к случаям, когда фраземы обеспечивали различную семантическую интерпретацию, обусловленную контекстом — ФЕ № 6 драть (сдирать/содрать) шкуру ([по] две (три) шкуры, семь шкур) с кого, и тем самым мы признали верными и ответы, вытекающие лишь из текста, обозначенного жирным шрифтом. Как показывает график № 2 и график № 3, результаты для некоторых фразем были весьма различными.

График № 2 и график № 3, — сопоставление успешности отдельных архисем русских ФЕ без учёта эквивалентов и после учёта эквивалентов без семантической (Св§1 и С8§2 — график № 2; 8§§1 а 88§2 — график № 3)

График № 2

График № 3

Степень «чуждости» языка с точки зрения опрашиваемых (кроме неуспешных) в соответствии с попытками интерпретаций, выраженных в анкетах, подтверждает и довольно высокий процент отказов определить архисему — до 33 % всех чешских ответов и до 41 % всех словацких ответов (число опрашиваемых было почти идентичным: 185-187), т.е. испытуемые намеренно отказались от возможности интерпретировать материал хотя бы ассоциативно. Особо явно отражается беспомощность этого типа у трёх ФЕ, причём сходно и для чехов, и для словаков — в последовательности: 6-й, 1-й и 3-й фразем. Число опрашиваемых, которые сигнализировали таким способом неидентифицируемость архисемы, было выше у словацких школьников: 108-102-96 (для сравнения — результаты у чешских испытуемых: 99-74-73).

График № 4 — сравнение успешности (%) чешских и словацких школьников для отдельных архисем русских ФЕ после учёта эквивалентов без семантической интерпретации (CSS 2 a SSS 2)

График № 4

Общие результаты процентной успешности испытуемых на первой и второй фазе оценки демонстрируют графики № 5 и № 6. При первом подведении итогов определилась более высокая успешность чешских испытуемых, при втором, наоборот, — на 1 % впереди оказались словацкие школьники. В обоих случаях, однако общая способность восприятия эквивалентности двух языков является более выразительной и одновременно сопоставимой при принятии критериев, очерченных на втором этапе оценки верности/ неверности ответов, что свидетельствует, как нам представляется, об одинаковом отношении чешского и словацкого языков к русскому.

График № 5 — сопоставление общей успешности (%) фразеологической компетенции словацких школьников без учёта эквивалентов 1 —

успешность 1) и при учёте эквивалентов 2 — успешность 2)

SSS1

SSS2

График № 5

График № 6 — сопоставление общей успешности (%) фразеологической компетенции школьников (CSS) без учёта эквивалентов (CSS 1 — успешность 1) и после учёта (CSS 2 — успешность 2)

CSS1

CSS2

График № 6

Подведение итогов по определению успешности/ неуспешности СИ и вытекающей из этого словацко-русской и чешско-русской фразеологической компетенции у словацких и чешских школьников подтвердило сопоставимость достигнутых результатов, а именно — как для первого, более строгого (SSS: 21 %, CSS: 24 %) этапа оценки результатов обследования с эксплицитным подтверждением понимания ФЕ, так и для второго этапа (SSC: 34%, CSS: 33%) оценки с расширенным диапазоном положительного рассмотрения ответов, даже без приведения фразеосемантической интерпретации, но с верным фразеологическим эквивалентом на родном языке. Равновесие результатов тем самым через фразеологическую призму межъязыковой близости чешского/ словацкого и русского языков отражает известный факт, что чем удалённее друг от друга славянские языки как лингвистически, так и экстралингвистически, тем их принадлежность к славянской языковой семье (несмотря на ощутимую опору в морфологии и лексике с праславянских времён) всё-таки автоматически не обеспечивает у носителей определённого славянского языка понимание другого славянского языка — без активного развития коммуникативной компетенции на соответствующем языке. Родство языков (в нашем случае западно-восточнославянских) может способствовать семантической «расшифровке» лексических компонентов, но, с другой стороны, именно близость языков может оказывать отрицательное влияние на такую расшифровку из-за множества формально похожих, но семантически различных единиц, как отмечает М. Шинделаржова12. Это можно увидеть и в стремлениях словацких и чешских опрашиваемых «перевести» с русского на родной язык, где инициатором «переводческого» результата оказывалась во многих случаях фонематическая структура определённых лексем, ассоциативно связываемых со значением родной лексемы с похожей фонетической структурой. Очевиден и факт, что школьники исходят из звуковых и лексических и вытекающих из них ассоциаций при работе с русским текстом и в случаях, когда опрашиваемый способен верно идентифицировать определённый круг русских лексических единиц, но из-за «белых пятен» в знании лексики русского языка не способен понять контекст (как напр., у ФЕ № 5 Не одежда красит человека роль «белого пятна» во многом играл глагольный компонент красит). A поскольку при верной семантической интерпретации невозможно обойти и вопрос первичного (исходного) и вторичного (переносного) значения, то на степень знания языка наслаивается тем самым фразеологическая компетенция, подразумевающая способность заметить ФЕ в тексте и «приписать» ей соответствующую семантическую ценность, причём не только с учётом инвариантной формы ФЕ, но и со всеми модификациями и спецификациями её контекстуального значения.

Доклад написан в рамках работы над исследовательским «VEGA 1/4734/07 Dynamické tendencie v súcasnej slovenskej frazeológii (Динамические тенденции в современной словацкой фразеологии).

12 Sindeláíová 2007.

ЛИТЕРАТУРА

Сапковский А. 2007: Башня шутов. М.

Buffa F. 1998: Z pol'sko-slovenskych jazykovych vzt'ahov. Konfrontacny nacrt. Presov.

Dolnik J. 2007: Sücasna spisovna slovencina a jej problemy. Bratislava.

HrdlickaM. 2005: Frazeologizmy a jejich translace // Eurolitteraria @ eurolingua. 297-304.

Mitter P. 2007: K recepci slovenstiny v CR a cestiny v SR. // Jazyk a komunikacia v süvislostiach II. 229-238.

Mlacek J. 2007: Studie a state o frazeologii. Ruzomberok.

Näbelkovä M. 1999: Slovencina a cestina dnes. Kontakt ci konflikt // Slovencina v kontaktoch a konfliktoch s inymi jazykmi. Sociolinguistika Slovaca. 4, 75-93.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Näbelkovä M. 2005: Slovenska pritomnost' v sücasnej ceskej (jazykovej) situacii. // Eurolitteraria @ eurolingua. 250-260.

Olostiak M. 2004: O interlingvalnej proxemike (prispevok k poznaniu medzijazykovych süvislosti) // Sücasna jazykova komunikacia v interdisciplinarnych süvislostiach. 131-142.

Ondrejovic S. 2005: Niekolko glos k majoritnym a minoritnym spolocenstvam / Eurolitteraria@eurolingua. 243-249.

Sapkowski A. 2003: Veza blaznov. Preklad K. Chmel. Bratislava.

Sapkowski A. 2005: Narrenturm. Preklad S. Komarek. Ostrava.

Sapkowski A. 2007: Narrenturm. Warszawa.

Sekaninovä E. 1993: Dvojjazycna lexikografia v teorii a praxi. Bratislava.

Stepanova L. 2007: Rusko-cesky frazeologicky slovnik. Olomouc.

Sindelärovä M. 2007: Znalost a chapani frazemü u cizincü // Frazeologicke stüdie V Principy lingvistickej analyzy vo frazeologii. / D. Balakova — P. Durco. Ruzomberok, 343-357.

COMPARATIVE ANALYSIS OF CZECH-RUSSIAN AND SLOVAK-RUSSIAN PHRASEOLOGICAL COMPETENCE

D. Balakova, V. Kovachova

The article is a study of Czech-Russian and Slovak-Russian phraseological competence issues that are of high importance for nowadays linguistic situation. The article presents results of interlinguistic comparative study of phraseological competence on the basis of the novel by a Polish writer, A. Sapovsky.

Key words: phraseological competence, Russian/ Czech/ Slovak language, semantic interpretation of set phrases.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.