CC BY
327
УДК 340.11 ББК 67
Федин Илья Геннадьевич Fedin Ilya Gennadievich
соискатель Алтайского государственного университета.
Aspirant, the Altai State University. E-mail: [email protected]
СООТНОШЕНИЕ ДОБРОСОВЕСТНОСТИ С КАТЕГОРИЯМИ «РАЗУМНОСТЬ» И «СПРАВЕДЛИВОСТЬ»
Correlation of conscientiousness with categories of «reasonableness» and «justice»
Статья посвящена понятию добросовестности как наиболее обсуждаемой в российской научной литературе категории, которую исследователи пытаются объяснить посредством устоявшихся подходов. Автор предпринимает попытку комплексного анализа добросовестности на предмет степени сопряженности с понятиями «разумность» и «справедливость». Целью статьи является определение места добросовестности в системе смежных и сопряженных категорий для устранения конкуренции между ними и разработки в будущем научных гипотез для разграничения последних. Возможность и степень такого разграничения определяются раскрываемой в статье природой данных категорий.
Ключевые слова: добросовестность, разумность, справедливость, принципы права, правовые категории, российская правовая культура.
В настоящее время понятие «добросовестность» является одной из наиболее обсуждаемых в научной литературе оценочных категорий, в исследовании которой наблюдается постоянное применение ранее опробованных методов. Вместе с тем применение устоявшихся теоретических подходов к пониманию добросовестности вопреки целям исследователей приводит скорее к повышению абстрактности в трактовке этого понятия, чем к разработке теоретически значимых результатов. В связи с этим актуальным является вопрос о применении новых подходов к исследованию добросовестности.
Как показывает сложившаяся практика, одним из эффективных методов исследования отдельно взятой категории является определение ее места в системе смежных и совместимых понятий. Учитывая это, необходимо определить, какие правовые понятия являются сопряженными с категорией добросовестности
The article is devoted to the concept of conscientiousness, as the category most discussed in the Russian scientific literature, which is constantly being tried to explain it, through established approaches. For the purpose of overcoming the current situation, the article attempts to analyze the integrity of integrity in terms of the degree of contiguity of this category with the concepts of «reasonableness» and «justice». The purpose of the article is to determine the place of conscientiousness in a system of related and related categories, to eliminate competition between them and to develop in the future scientific hypotheses for the delineation of the latter. The possibility ofsuch a distinction and its degree are determined by the nature of these categories disclosed in the article.
Keywords: conscientiousness, reasonableness, justice, principles of law, legal categories, Russian legal culture.
и в какой степени их пересечение определяет природу добросовестности. В контексте сказанного необходимо отметить, что существующие научные разработки на тему добросовестности не дают хотя бы частичного понимания в вопросе ее разграничения с иными понятиями и их градации в рамках определенной иерархии правовых категорий. Имеющиеся исследования затрагивают лишь вопросы о смысловом наполнении добросовестности и иных основополагающих оценочных понятий.
Анализ действующего законодательства показал, что добросовестность, в случае ее использования при конструировании нормативного материала в совокупности с другими оценочными понятиями, чаще всего применяется в комплексе с категорией «разумность». Например, согласно ч. 3 ст. 602 ГК РФ при разрешении спора между сторонами об объеме содержания, которое предоставляется или должно предоставляться гражданину, суду не-
обходимо руководствоваться принципами добросовестности и разумности [1].
Согласно ч. 2 ст. 6 ГК РФ, при невозможности использования аналогии закона, права и обязанности сторон определяются, исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости [1]. В представленной норме понятие «добросовестность» тесно взаимосвязано со смысловыми единицами «разумность» и «справедливость», что указывает на наличие, с точки зрения законодателя, определенной связи между перечисленными концептами.
Постоянное, одновременное, а также преимущественное использование законодателем понятий «добросовестность», «разумность» и «справедливость», схожесть их смыслового наполнения при поверхностном рассмотрении позволяют с опорой на представленную эмпирическую базу сделать вывод, что перечисленные категории являются правовыми и как минимум смежными, а как максимум сопряженными и пересекающимися. Неопределенность в вопросе о степени сопряжения данных понятий требует углубленного исследования их соотношения для последующего разграничения.
Не вдаваясь в глубокий анализ понятий «разумность» и «справедливость», а исследуя их лишь в той степени, которая позволяет познать соотношение таковых с категорией «добросовестность», рассмотрим сначала понятие «разумность». В общеизвестном значении разумность - это свойство человеческого сознания, основанное на интеллектуально-волевой деятельности, направленное на реализацию поставленной им цели оптимальным способом, причем поставленная цель должна соответствовать критериям истинности. Следовательно, в общем понимании разумная деятельность - это интеллектуальная и волевая деятельность, имеющая адекватные цели.
В большинстве исследований, посвященных разумности, последняя определяется как средний интеллектуальный уровень. К примеру, разумными, по мнению В. И. Емельянова, следует считать действия, которые совершил бы человек, обладающий нормальным или средним уровнем интеллекта, знаний и жизненного опыта [12, с. 102]. Именно поэтому в отечественной юридической литературе разум-
ность, применимую к соответствующему субъекту, предлагается называть «средний человек» [8, с. 101]. Следовательно, разумные действия - это адекватные и рациональные действия, которые может и должен совершать субъект, обладающий средним уровнем интеллекта.
Анализируя соотношения принципов разумности и добросовестности, выделяют две позиции, в соответствии с которыми приведенные категории предлагается рассматривать как два обособленных принципа или понимать принцип разумности как часть принципа добросовестности [9]. Рассмотрим соотношение указанных принципов с точки зрения названных позиций.
Подвергнув категории разумности и добросовестности глубокому анализу в работе «Категории "добросовестность" и "разумность" в гражданском праве: вопросы соотношения», Е. В. Василенко отмечал, что рассмотренные принципы являются самостоятельными [9, с. 16]. Между тем в своем исследовании ученый сделал важные выводы, указывающие на вторичность принципа разумности по отношению к принципу добросовестности: «Категории "разумность" и "добросовестность" являются тесно взаимосвязанными. При решении вопроса о добросовестности следует учитывать действие принципа разумности». Добросовестность, по его мнению, в большей степени характеризует объективную сторону осуществления прав, а разумность - субъективную [9, с. 17].
Данное умозаключение наглядно демонстрирует разделение добросовестности в процессе анализа на объективную и субъективную части и включенность в состав субъективной стороны добросовестности категории разумности.
Придерживаясь противоположной точки зрения и развивая позицию единства рассматриваемых категорий, Л. Н. Симантович отметила, что разумность является более узкой категорией, чем добросовестность. Разумность - это основанный на добросовестности баланс своих и чужих интересов, то есть осмысленность субъектом своего поведения, предполагающая наличие соответствующего опыта. В отличие от механизма воздействия императивных норм, точно описывающих меру дозволенного или запрещенного поведе-
ния, требование разумности заставляет субъекта взвешивать на весах совести свои и чужие интересы, основываясь на личном мнении. При этом разумным является действие, не нарушающее границу интересов другого лица [17, с. 81-82].
Данные выводы формируют один из важных тезисов, утверждающих, что разумность как более узкий принцип базируется на принципе добросовестности.
К такому же выводу приходят высшие судебные инстанции. К примеру, Верховный суд Российской Федерации в одном из обзоров судебной практики определил, что о недобросовестности приобретателя могут свидетельствовать обстоятельства, подтверждающие, что он знал или при проявлении разумной осмотрительности должен был знать о приобретении имущества у лица, не имевшего права его отчуждать [3]. Выдержка из данного правового акта подтверждает, что с точки зрения высших судебных органов разумность входит в добросовестность как критерий субъективной оценки, имеющий определенную, установленную данными органами характеристику.
Требуется подчеркнуть, что позицию, согласно которой категория «добросовестность» является более общей по отношению к категории «разумность», разделяют большинство исследователей. Так, М. Ф. Лукьяненко отмечала: «Разумность выступает лишь в качестве признака, свойства других явлений. Понятие "разумность" самостоятельного значения как оценочное понятие в гражданском праве не имеет» [15, с. 253]. Приведенное мнение уточняет сказанное о соотношении категорий, обнаруживая разумность как предельно узкий и несамостоятельный принцип. Подобное мнение имеет и А. В. Волков, который полагает: «Разумность представляет собой структурную сторону добросовестности, а добросовестность - собирательную форму здравого адекватного, честного поведения» [10, с. 150].
Вместе с тем, если принимать во внимание тезис о том, что разумность входит в добросовестность как составная часть, то при рассмотрении законодательных норм, в которых ссылка производится одновременно на разумность и добросовестность или только на разумность, можно прийти к обратному выводу, что последняя является самостоятельным принципом. В качестве примера можно при-
вести п. 4 ст. 450 ГК РФ, согласно которому сторона, которой предоставлено право на одностороннее изменение договора, должна при осуществлении этого права действовать добросовестно и разумно [1]. Однако считаем, что указанное предположение и приведенная норма не опровергают формируемую нами гипотезу, так как в положении законодательства и в иных подобных нормах законодатель, не смотря на включенность в добросовестность разумности, говоря о последней, акцентирует внимание на субъективной стороне добросовестности. Соответствующее предписание, таким образом, обязывает предполагаемого добросовестного правоприменителя осуществлять более пристальный субъективный анализ юридически значимых действий.
Обращение к эмпирической базе настоящего исследования будет являться наиболее наглядной демонстрацией обоснованности этой гипотезы. Статья 1 ГК РФ, устанавливая принцип добросовестности в качестве основополагающего, не называет в числе таковых принцип разумности. Между тем ст. 1 0 ГК РФ, определяя признаки злоупотребления правом, а, следовательно, и добросовестного поведения, указывает, что добросовестность и разумность участников правоотношений предполагается [1]. Таким образом, законодатель, обязывая участников правоотношений на уровне фундаментальных принципов действовать добросовестно, определяет на более низком по юридической силе уровне, что добросовестность предполагается до тех пор, пока не доказано иное, и дополнительно требует придерживаться разумности как второстепенного критерия оценки действий субъектов в рамках добросовестного поведения.
Исходя из раздела 6 Международных правил толкования торговых терминов «Инкотермс 2000», слово «разумный» требует оценки не с точки зрения мировой практики, а с учетом более сложного принципа добросовестности и честной деловой практики [2]. Следовательно, отстаиваемая позиция имеет свое эмпирическое подтверждение на уровне международных правовых актов. Представляется, что включение принципа разумности в принцип добросовестности связано с необходимостью ограничения непосредственно принципа разумности для более гармоничного их сочетания при реализации, в том числе по отдельности.
Продвигаясь по пути исследования вопросов соотношения основополагающих правовых категорий с добросовестностью, остановимся на кратком анализе справедливости. Справедливость означает такое положение вещей, которое рассматривается как должное, отвечающее представлениям о сущности человека, его неотъемлемых правах, исходящее из признания равенства между всеми людьми и необходимости соответствия между деянием и воздаянием за добро и зло [14, с. 16]. Справедливость является крайне абстрактной категорией, встречающей различное понимание.
В научной литературе существуют точки зрения, которые полностью разграничивают понятия «добросовестность», «разумность» и «справедливость». Анализируя рассматриваемые понятия, Е. Е. Богданова указывает: «Большей гибкости и эффективности для применения будет способствовать использование данных принципов по отдельности и в определенных случаях в совокупности. Наряду с несомненной важностью введения добросовестности в качестве общего принципа гражданского права следует такое же внимание оказать принципам разумности и справедливости» [7, с. 22]. Действительно, развитие данных принципов как обособленных, их умозрительное разграничение и применение по отдельности способствовало бы эффективной реализации соответствующих правовых норм, в которые данные категории включены. Однако в юридической литературе преобладающее количество исследований дает основание для выводов о имеющемся единстве данных категорий.
Так, по мнению известного специалиста в области римского права Д. В. Дождева: «На уровне индивидуальных поведенческих установок и ценностных ориентаций комфортность (ориентация на общепринятые стандарты поведения) принципам справедливости выражает понятие добросовестности. Этот психологический аспект правового поведения, являясь продуктом и отражением правового принципа формального равенства и соразмерности в отношениях обмена, отражает необходимое соучастие субъекта правового общения в формировании и поддержании правовых установок и принципов» [11, с. 97]. Позиция Д. В. Дождева указывает на то, что с субъективной позиции правоприменителя рассматри-
ваемые понятия неразделимы, а характеристика обстоятельств с точки зрения одной лишь добросовестности включает в себя анализ ситуации в рамках справедливости и не требует ссылки на последнюю в правовых текстах. Приведенное мнение ученого отражает также иерархию рассматриваемых категорий при их теоретическом осмыслении, в рамках такой градации основополагающим является принцип равенства, из которого вытекает добросовестность, являющаяся в свою очередь фундаментальной категорией для справедливости и разумности.
Р. Гуд также определяет добросовестность через понятие «справедливость», отмечая, что добросовестность представляет неопределенное понятие справедливости, которое делает судебные решения непредсказуемыми [21]. Как и другие исследователи, Р. Гуд отмечает таким образом включенность справедливости в структуру добросовестности.
Европейский суд по правам человека в рамках одного из последних и широко обсуждаемых в юридическом сообществе судебных актов по делу «Гладышева против Российской Федерации», обосновывая добросовестность приобретателя и указывая на необходимость защиты его прав, определил, что вмешательство в право на уважение собственности должно устанавливать «справедливое равновесие» между потребностями общества или общим интересом и требованиями защиты фундаментальных прав лица [4]. Такой подход, сформулированный в акте международной юстиции, обязательном для Российской Федерации, выражает необходимость учитывать принцип справедливости при оценке действий субъекта на предмет добросовестности.
Принимая во внимание, что настоящая статья посвящена исследованию своего предмета в рамках российского права, при анализе связи между добросовестностью и справедливостью считаем необходимым обратиться к пониманию их соотношения в правовой культуре и правосознании. Такой метод, по нашему мнению, учитывая уникальность сферы, в рамках которой исследуется предмет, позволит объективно определить понимание соотношения рассматриваемых категорий в российском праве.
Рассуждая на эту тему, судья Конституционного суда РФ В. Д. Зорькин отметил: «За-
щищая права и свободу человека, Конституционный Суд исходит из того, что само понятие свободы не беспредельно. С позиций христианской этики свобода может подпасть под власть греха, в своей извращенной форме пробуждать самые низменные инстинкты, которые превращают человека в зверя. Именно поэтому Конституция предполагает в необходимых случаях ограничение прав и свободы человека, чтобы свобода не превратилась в анархию, а искаженное понимание права - в правовой беспредел» [13, с. 302]. Изложенное примечательно тем, что даже судья Конституционного суда Российской Федерации указывает на необходимость учета в отечественной юрисдикции канонов христианской этики на самом высоком правоприменительном уровне, в противном случае могут быть извращены фундаментальные правовые основы.
Размышляя в данном русле, В. Д. Зорькин также подчеркнул: «Конституционное положение о социальной справедливости и социальном государстве находится в серьезном противоречии с идеологией радикального либерализма, которая считает социальную справедливость в условиях рынка атавизмом» [13, с. 305-306]. Таким образом, можно вполне обоснованно утверждать, что нынешняя либеральная политико-правовая парадигма, на которой строится правовая система Российской Федерации, рассматривает справедливость с определенной точки зрения, не согласующейся с традиционными для российского общества христианскими ценностями.
По мнению В. В. Сорокина, ценности свободы, равенства и справедливости выглядят неполноценными в отрыве от ценностей высшего порядка - религиозно-нравственных духовных основ. Справедливость без милосердия может оказаться причиной гуманитарной катастрофы [19, с. 125]. Данное мнение демонстрирует, что категорию «справедливость» для ее эффективного использования в рамках правового регулировании необходимо базировать на основаниях более высокого порядка, имеющих нравственные и духовные истоки.
Концентрированно, наглядно и убедительно эта позиция раскрывается в выводе В. В. Сорокина: «Следование Правде (в рос-
сийской правовой традиции) позволяло избегать противоречий между истиной и справедливостью и разрешать споры по совести. Истина здесь представлена Божьими заповедями, справедливость означает жажду и возможность обретения этой истины, совесть -внутренний нравственный закон, вложенный Богом в сердца людей, а Правда есть синтезированное выражение права и нравственности. В любом случае Правда не возникала стихийно, от эфемерной природы либо вследствие опытного творчества людей; Правда была положена человеку извне в виде Божественной истины и дара совести» [19, с. 148].
Приведенную позицию ученых считаем применимой к рассматриваемым вопросам, поскольку понятие «совесть» для христианского понимания может обходиться без понятия «добро» и быть при этом эквивалентным по содержанию понятию «добросовестность». Следовательно, именно совесть (добрая совесть, добросовестность) является главным арбитром в преодолении противоречия между истиной как основной целью идеального разрешения юридической ситуации и справедливостью, как стремлением к такому разрешению казуса. Данное глубинное восприятие традиционных для российской правовой культуры правовых категорий делает добросовестность надпринципом и руководящей идеей по отношению к справедливости.
Переводя данный тезис в практическое русло, можно отметить, что простое применение принципа справедливости при анализе юридической ситуации позволит руководствоваться лишь рациональными соображениями и пользоваться «сухой» математикой. Использование же принципа добросовестности как главенствующей идеи, в рамках которой реализуется справедливость, позволяет задуматься над интересами и различным статусом всех участников правоотношения с учетом специфики каждой конкретной ситуации, тем самым применив надрациональ-ный подход, что позволяет наиболее эффективно и качественно реализовать принцип справедливости. Такой подход в понимании соотношения категорий добросовестности и справедливости способен избежать принятия необоснованных правоприменительных решений.
Аналогичная точка зрения о соотношении
исследуемых категорий в российской правовой культуре выражена в мнении С. С. Алексеева, согласно которому: «Справедливость есть порождение глубоких трансцендентальных начал совести и добра и складывается под влиянием чувства права и утверждающихся на его основе правовых принципов» [5, с. 253].
Возможность понимания добра и совести, а следовательно, и добросовестности как порождения трансцендентальных начал позволяет раздвинуть границы познания соотношения категорий добросовестности и справедливости, шагнув далеко за пределы эмпирических границ, диктуемых законодателем, и устоявшейся политико-правовой идеологии, и отнести добросовестность к универсальным предметам метафизического познания, являющимся по своей сути основанием для последующей выработки сначала правовых идей, а затем и материального права. При таком подходе добросовестность в российской правовой культуре по отношению к справедливости необходимо рассматривать как глубоко фундаментальную категорию. Справедливость в этом соотношении является второстепенным концептом, вытекающим из более поверхностных аспектов национального правопонимания.
В связи с этим вполне адекватным и обоснованным видится реализованное на сегодняшний день стремление законодателя поставить добросовестность в число главенствующих категорий и принципов. Речь идет о том, что только добросовестность при рассмотрении триады «добросовестность, разумность, справедливость» возведена в частном праве в ранг основополагающих принципов. Кроме того, при упоминании в законодательстве одновременно трех указанных
Литература
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) // Собрание законодательства РФ. 1996. № 5.
2. Международные правила толкования торговых терминов Инкотермс 2010. URL: http://standartparts .ru/d/685376/d/inkoterms-2010.pdf.
3. Обзор судебной практики по делам, связанным с истребованием жилых помещений от граждан по искам государственных органов
принципов добросовестность всегда ставится на первое место.
Обобщая сказанное о разумности и справедливости, необходимо привести повсеместно встречающуюся позицию ученых, согласно которой предлагается считать категорию «добросовестность» объединяющей в себе «разумность» и «справедливость». Так, В. В. Сорокин и К. Е. Коваленко отмечали тесную взаимосвязь категорий «добросовестность», «справедливость» и «разумность» [18, с. 11]. Данную связь отразила, проанализировав базовые нормы отечественного и зарубежного законодательства, А. В. Попова, сделав вывод: «Под определение требования добросовестности подпадают следующие три категории: добрые нравы; добрая совесть; разумность и справедливость» [16, с. 5]. И наконец, теоретик в области современной цивилистики В. А. Белов, рассматривая принципы добросовестности, справедливости и разумности в рамках гражданского права, отстаивает гипотезу о том, что принцип добросовестности является общим понятием по отношению к двум другим - принципам разумности и справедливости [6, с. 50].
Данные авторитетные в юридической науке точки зрения наглядно и кратко обобщают все сказанное о соотношении рассмотренных категорий. Следовательно, позиция, указывающая на добросовестность как комплексную и фундаментальную категорию по отношению к разумности и справедливости, является в полной мере обоснованной. При этом связь данных понятий в современной науке является до конца неоцененной и требует более углубленного анализа на предмет каждой отдельно взятой категории для их последующего разграничения.
Bibliography
1. Civil code of the Russian Federation (part one) // Russian Federation Code. 1996. № 5.
2. International commercial terms Incoterms 2010. URL: http://standartparts.ru/d/685376/d/ inkoterms-2010 .pdf.
3. The review of court practice on the affairs connected with reclamation of premises from citizens in claims of public authorities and local government bodies (the Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation is approved by Presid-
и органов местного самоуправления (утвержден Президиумом Верховного Суда РФ 25.11.2015) // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2016. № 5.
4. Постановление Европейского суда по правам человека от 06.12.2011 «Гладышева (Glad-ysheva) против Российской Федерации». Жалоба № 7097/10. URL: http://www.consultant.ru/.
5. Алексеев С. С. Самое святое, что есть у Бога на земле: Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху. М., 1998.
6. Белов В. А. Добросовестность, разумность, справедливость как принципы гражданского права // Законодательство. 1998. № 8.
7. Богданова Е. Е., Василевская Л. Ю., Гринь Е. С. и другие. Договорное право России: реформирование, проблемы и тенденции развития: монография / под общ. ред. Л. Ю. Василевской. М., 2016.
8. Брагинский М. И. Осуществление и защита гражданских прав. Сделки. Представительство. Доверенность. Исковая давность // Вестник ВАС РФ. 1995. № 7.
9. Василенко Е. В. Категории «добросовестность» и «разумность» в гражданском праве: вопросы соотношения: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2012.
10. Волков А. В. Злоупотребление гражданскими правами. Проблемы теории и практики. М., 2009.
11. Дождев Д. В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип // Политико-правовые ценности: история и современность. М., 2000.
12. Емельянов В. И. Понятие «разумность» в гражданском праве России // Вестник ВАС РФ. 2002. № 10.
13. Зорькин В. Д. Россия и Конституция в XXI веке. 2-е изд., доп. М., 2008.
14. Кобликов А. С. Юридическая этика: учебник для вузов. М., 2002.
15. Лукьяненко М. Ф. Оценочные понятия гражданского права: разумность, добросовестность, существенность. М., 2010.
16. Попова А. В. Понятие принципа добросовестности в обязательственном праве: европейские и российские подходы // Юрист. 2005. № 9.
17. Симантович Л. Н. Добросовестность и разумность в гражданском праве (вопросы теории и практики) // Ученые труды Российской академии адвокатуры и нотариата. 2012. № 2 (25).
ium of the Supreme Court of the Russian Federation 25.11.2015) // Bulletin of the Supreme Court of the Russian Federation. 2016. № 5.
4. Resolution of European Court of Human Right of06.12.2011 «Gladysheva against the Russian Federation». Complaint № 7097/10. URL: http://www.consultant.ru/.
5. Alekseev S.S. The most sacred that God has on the earth: Immanuel Kant and problems of the right in present period. Moscow, 1998.
6. Belov V. A. Conscientiousness, rationality, justice as principles of civil law // Legislation. 1998. № 8.
7. Bogdanova E. E., Vasilevskaya L. Yu., Grin E. S., etc. Contract law of Russia: reforming, problems and tendencies of development: the monograph / under a general edition of L. Yu. Vasilevskaya. Moscow, 2016.
8. Braginsky M. I. Implementation and protection of the civil rights. Transactions. Representation. Power of attorney. Limitation period // Messenger of the Supreme Court of Arbitration of the Russian Federation. 1995. № 7.
9. Vasilenko E. V. Categories «conscientious-ness» and «rationality» in civil law: ratio questions: abstract dis. ... PhD in law. Krasnodar, 2012.
10. Volkov A. V. Abuse of the civil rights. Problems of the theory and practice. Moscow, 2009.
11. Dozhdev D. V. Conscientiousness (bona fides) as legal principle // Political and legal values: history and present. Moscow, 2000.
1 2. Yemelyanov V. I. Concept «rationality» of civil law of Russia // Bulletin of the Supreme Court of Arbitration of the Russian Federation. 2002. № 10.
13. Zorkin V. D. Russia and the Constitution in the 21st century. 2nd prod., additional. Moscow, 2008.
14. Koblikov A. S. Legal ethics: the textbook for higher education institutions. Moscow, 2002.
15. Lukyanenko M. F. Estimated concepts of civil law: rationality, conscientiousness, importance. Moscow, 2010.
16. Popova A. V. Concept of the principle of conscientiousness of liability law: European and Russian approaches // Lawyer. 2005. № 9.
17. Simantovich L. N. Conscientiousness and rationality in civil law (questions of the theory and practice) // Scientific works of the Russian Academy of legal profession and a notariate. 2012. № 2 (25).
18. Сорокин В. В., Коваленко К. Е. Диалектика общих принципов права // История государства и права. 2012. № 12.
1 9. Сорокин В. В. Понятие и сущность права в духовной культуре России: монография. М., 2007.
20. Черкашин В. А. Разумность в гражданском процессе: сущность и перспективы // Российский судья. 2011. № 6.
21. Goode R. The Concept of «Good Faith» in English law. URL: http://www.cnr.it/CRDCS/ goode.htmj.
18. Sorokin V. V., Kovalenko K. E. Dialectics of the general principles of the right // History of state and law. 2012. № 12.
19. Sorokin V. V. A concept and essence it is right in spiritual culture of Russia: monograph. Moscow, 2007.
20. Cherkashin V. A. Rationality in civil process: essence and prospects // Russian judge. 2011. № 6.
21. Goode R. The Concept of «Good Faith» in English law. URL: http://www.cnr.it/CRDCS/ goode.htmj.
