CC BY
119
УДК 81.00 ББК 81.00
С.З. Амирова
СОКРОВЕННОСТЬ МЕТАФОРЫ В БУНИНСКОМ ТЕКСТЕ
Статья посвящена внутритекстовой роли метафоры. Отмечается, что метафора в текстах И.А. Бунина отличается особой прочувствованностью. Вне актуализации фоновой информации семантическая нагрузка метафоры не определяется. Метафора в этом случае не прочитывается. Метафоры в текстах И.А. Бунина составляют смысловой и эмоциональный центр высказывания. Если не востребован глубинный смысл метафоры, то остается неясным и весь текст.
Ключевые слова: метафора; сокровенность; фоновая информация; контекст; конфигурация
S.Z. Amirova
on innermost nature of the metaphor in the bunin text
The article focuses on the role of metaphor in the text. I argue that metaphor in the semantic structure of the text is notabale for its unique secrecy.
Key words: metaphor; secrecy; background information; context; configuration
Характерной особенностью метафор в текстах И.А. Бунина является их своеобразная интимность. Непосредственная связь с историко-культурной информацией делает необходимой экспликацию этой информации, так как вне ее содержания не совсем понятна, или вовсе непонятна, и метафора. Однако интимность фоновой информации делает ее закрытой для постороннего адресата. И.А. Бунин как будто пишет для себя. Такого рода метафоричность текста напоминает язык поэзии. Бунинские метафоры раскрываются настолько, насколько нам известна судьба дворян, оказавшихся после революции в эмиграции. Судьба эмиграции задает основной тон повествованию, и все переосмысления, все метафоры предполагают прочтение в этом контексте.
Другая особенность состоит в том, что метафора у Бунина носит не абсолютный, а относительный характер. Ее содержание раскрывается в конфигурации, которая состоит из самой метафоры и того слова или словосочетания, составляющего в тексте ее окружение, что способствует реализации ее значения.
Обратимся к текстам. Анализ проводится на материале рассказа «Роза Иерихона». «И
уже совсем отвесно падает туманно-золотистый столп сияния в млечную зеркальность летаргией объятого моря» [Бунин, 1988, с. 219].
В текстах Бунина образ летаргии встречается довольно часто. Это устойчивый эталон «оцепенения», к которому обращается писатель. Однако в семантической структуре слова летаргия присутствует признак «болезненность» [Ожегов, 1990, с. 324]. Летаргия - болезненное состояние, похожее на сон, с очень слабым дыханием и пульсом. Контекст свидетельствует о положительной коннотации образа моря, поэтому образ летаргии, казалось бы, не совсем уместен. Тем не менее, И.А. Бунин прибегает к нему. Видимо, обращение к этому образу мотивировано одним когнитивным признаком - «сон», или «неподвижность». Важным является ощущение полной неподвижности, «как бы смерти». «И непрестанный, ни на секунду не смолкающий звон, наполняющий молчание неба, земли и моря своим как бы сквозным журчанием, стал еще более похож на какие-то дивные, все как будто растущие хрустальными винтами цветы... Чего же наконец достигнет это звенящее молчание?» [Бунин, 1988, с. 219].
Фрагмент этого текста является в высшей степени характерным для поэтической прозы И.А. Бунина. Характерность непосредственно связана с обилием метафор, сравнений, их системностью, не только взаимосвязанностью, но и взаимообусловленностью. Следует подчеркнуть непосредственную детерминированность знака в системе текстовых обозначений у И.А. Бунина. У него нет ничего случайного или произвольного. Каждый раз писатель выбирает оптимальные средства выражения заданного смысла. Создается впечатление, что выбор обусловлен текстом, а не писателем.
В приведенном фрагменте использованы такие метафоры, как молчание неба, земли и моря, сквозное журчание, хрустальные винты роста, звенящее молчание.
Метафора молчание неба понятна, поскольку реализует обычные представления. Системность в данном случае в том, что молчание неба непосредственно коррелирует с летаргией моря. Кроме того, молчание неба связано с молчанием земли и моря, хотя отдельность денотатов сохраняется, несмотря на единство конфигурации: молчание неба, земли и моря.
Метафора сквозное журчание создает особый настрой, так как, с одной стороны, актуализирует когнитивный признак «монотонность звучания», а также «легкость звучания», с другой стороны, дает понять, что, несмотря на молчание неба, земли и моря, даже летаргию, присутствует сквозное, т. е. охватывающее все: и небо, и землю, и море журчание.
Совершенно особое место в семантической структуре текста занимает, конечно же, конфигурация «ни на секунду не смолкающий звон ... стал еще более похож на какие-то дивные, все как будто растущие хрустальными винтами цветы». Как будто растущие хрустальными винтами цветы - и метафора, и сравнение, и метаморфоза одновременно. Видимо, это сквозной звон поднимается от земли и моря к небу, отсюда сравнение с цветами, которые хрустальными винтами (метаморфоза) растут. В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова значение слова метаморфоза определяется следующим образом: «МЕТАМОРФОЗА 1. Превращение, переход из одной формы в другую с приобретением нового внешнего вида и функ-
ций (науч.). Метаморфоза гусеницы в бабочку. Метаморфоза листа в усик. 2. Значительное изменение, необыкновенная перемена в чем-нибудь (шутл.). С ним произошла метаморфоза: он стал серьезным. Полная метаморфоза» [Ушаков, 2001, с. 667].
Важно также отметить, что в данной конфигурации реализуется модель «зрительный образ - слуховой образ». Образ растущих цветов переносится на сквозное журчание.
Наконец, восприятие спящей природы дополняет образ женщины: «Еще есть нечто, что сильнее всех моих умствований. Еще как женщина вожделенно мне это водное ночное лоно» [Бунин, 1988, с. 219].
Центральным в этом фрагменте является слово лоно и, конечно, ассоциация моря с женщиной. Важно также то обстоятельство, что слово лоно характеризуется в русском языке высокой стилистикой. Стилистическая возвышенность метафоры придает высокую тональность всему предложению. Если метафора не вписывается в контекст, то она просто не уместна. Вписывается же она как семантически, так и стилистически. Выпукло представляя объект, она организует центр высказывания или один из центров и таким образом задает тон всему высказыванию.
Анализ метафор в прозе И.А. Бунина свидетельствует о том, что метафора составляет рематический центр высказывания. Конечно, писатель вполне мог бы функцию рематической нагрузки возложить на слова, употребляющиеся в своих основных номинативных значениях. Однако, связывая функцию ремы с метафорой, единицей вторичной номинации, он придает тексту особую экспрессивность, особую интенсивность выражения смысла.
Знак, выполняющий функцию ремы, акцентирован сам по себе. Он находится в центре высказывания, ради него в принципе и создано это высказывание. Следует, однако, учитывать и то обстоятельство, что рематический центр высказывания может быть произвольно изменен. Акцентологическая структура предложения поддается переразложе-нию. Метафора, будучи единицей вторичной номинации, создает в тексте некоторый эффект шока. Следовательно, акцентологическая структура получает фиксацию и исключает переразложение. Метафора становится центром высказывания, значительно увели-
чивая его коммуникативную эффективность. В пространстве художественного текста коммуникативная эффективность неотделима от эффективности эстетической. Таким образом, И.А. Бунину удается и убедить своего адресата, поразить его степенью выразительности, и максимально точно объяснить ему, о чем идет речь. При этом, как отмечалось выше, метафора выполняет и функцию сигнала, знака, за которым стоит историко-культурная информация, предполагающая знание предмета и его культурно-психологической сокровенности. Огромное количество людей испытало сильнейший стресс, потеряв все и оказавшись на чужбине. Писатель масштаба Бунина выражает чувства этих людей. Переживали миллионы, выразить за всех смог один. Тут и оказывается, что метафора представляет собой незаменимый источник и средство выражения сокровенного смысла. В Словаре С.И. Ожегова значение слова сокровенный объясняется следующим образом: «СОКРОВЕННЫЙ
- Свято хранимый и тайный» [Ожегов, 1990, с. 743]. Следовательно, создание метафоры у И.А. Бунина не строится на механическом перенесении свойств одного явления на другое. Каждая метафора глубоко прочувствована. «Так утешаюсь и я, воскрешая в себе те светоносные древние страны, где некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я свое первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю господа нашего Иисуса Христа. В великом покое вековой тишины и забвения лежали перед нами ее палестины - долы Галилеи, холмы иудейские, соль и жупел Пятиградия. Но была весна, и на всех путях наших весело и мирно цвели все те же анемоны и маки, что цвели и при Рахили, красовались те же лилии полевые и пели те же птицы небесные, блаженной беззаботности которых учила евангельская притча» [Бунин, 1988, с. 5-6].
Слово светоносный не фиксируется в Словаре С.И. Ожегова. Уже в словаре Д.Н. Ушакова оно дается с пометой устаревшее : «СВЕТОНОСНЫЙ - светоносная, светоносное; светоносен, светоносна, светоносно (книжн. ритор. устар.). Несущий, излучающий свет. Светоносный луч» [Ушаков, 2001, с. 156].
Фактически в этой словарной статье раскрывается внутренняя форма слова, его буквальное значение. Раз светоносный, следовательно, несущий свет.
В тексте И.А. Бунина светоносными оказываются древние страны. Вырванные из контекста, эти слова могут быть неверно поняты. Сам же текст, включая весь рассказ, а не только данный абзац, дает повод интерпретировать слово светоносный в самых разных значениях. Например, в первом предложении, как мы помним, речь идет о Востоке, где в древности Розу Иерихона клали в гробы, в могилы. Отсюда следует, что светоносными странами являются восточные страны. Определение древний здесь также многозначно. С одной стороны, оно указывает на то обстоятельство, что жизнь началась на Востоке. С другой стороны, актуализируются наши представления о древневосточной цивилизации, о религиях, возникших на Древнем Востоке.
Но светоносный связан с Востоком и чисто фактически, поскольку солнце встает на востоке. Восток светоносен для И.А. Бунина, поскольку на Востоке зародилось христианство. Как известно, христианство зародилось в I в. в Палестине, в иудейской среде в контексте мессианских движений ветхозаветного иудаизма (4). Архимандрит Никифор в созданной им «Библейской энциклопедии» указывает на происхождение названия христиане: «Происхождение этого названия изложено в книге Деяний апостольских (XI, 19-26). По кончине первомученика Стефана разсеявшиеся от гонения прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, благовествуя Господа Иисуса. «И была рука Господня с ними, и великое число уверовав, обратилось к Господу». В Антиохии от Церкви Иерусалимской был отправлен Варнава, из Тарса пришел Савл, «и целый год собирались они в церкви и учили не малое число людей; «и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами» [Архимандрит Никифор, 1891, с. 757].
О святом Стефане читаем: «Святой Стефан (греч. Прютоцартира^ Етвфауо^) - первый христианский мученик, происходивший из диаспоры евреев; был привлечен к суду Синедриона и побит камнями за христианскую проповедь в Иерусалиме около 33-36 года» (4).
Таким образом, слово светоносный в тексте употребляется совсем не в том букваль-
ном значении, которое дается у Д.Н. Ушакова. Одновременно это и не обычная метафора, обыгрывающая корень свет и использующая его в переносном значении. Как можно было убедиться, это слово в рассматриваемом тексте реализует большой объем фоновой информации. Кроме того, эта информация оказывается актуальной в различных аспектах. Слово оживляет разные ассоциации, и все они значимы.
Следующая метафора фактически также реализуется в сложной иносказательной конфигурации: «некогда ступала и моя нога, те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни». Сложность конфигурации в том, что она неоднозначна. В частности, полдень жизни или на полудне стояло солнце моей жизни ассоциативно напоминает Данте, первые строки «Божественной комедии»: «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу». Конечно, у И.А. Бунина речь идет о другом, но ассоциации очевидны. Если такие ассоциации оправданы, то здесь также можно увидеть семантику противопоставления, придающую особую экспрессию плану выражения. В обоих случаях реализуется семантика половины пути. У И.А. Бунина полдень - не просто половина дня, а кульминация счастья, пик солнечного сияния, солнцестояния. У Данте, напротив, поэт оказался в сумрачном лесу. Сегодня сказали бы, что у Данте кризис среднего возраста. Метафора сумрачный лес обозначает «душевный кризис». Символом переноса, или ассоциативным признаком, организующим метафору у Данте, является сема «мрак». См. у Д.Н. Ушакова: «МРАК 2. перен. О чем-нибудь тоскливом, мрачном. Мрак на душе» [Ушаков, 2001, с. 695].
В словаре С.И. Ожегова по первому значению слова спутник дается в качестве иллюстративного материала словосочетание спутник жизни. В скобках отмечается, что это переносное значение слова спутник, имеется в виду муж [Ожегов, 1990, с. 757]. Что же касается женского коррелята - слова спутница, то оно дается за знаком ромба, т. е. как компонент фразеологической единицы. Например, «спутница жизни (перен. о жене)» [Там же].
Совершенно непонятно, во-первых, почему спутница жизни не дается рядом со спут-
ником жизни как равнозначная иллюстрация по этому значению. Во-вторых, непонятно, почему при словосочетании спутница жизни дается помета переносное. Если это сочетание дается за ромбом, как фразеологизм, то причем здесь переносное значение.
Наконец, в-третьих, непонятно также, почему иллюстрация спутник жизни дается по первому значению, которое определяется как «тот, кто совершает путь вместе с кем-нибудь» [Ожегов, 1990, с.757].
Как слово спутник, так и форма женского рода спутница, имеют переносное значение, которое необходимо было отметить. Именно поэтому Бунин дает слово спутница без окружения жизни: «бог судил быть моей спутницей до гроба».
На наш взгляд, словосочетание брачное путешествие также употребляется здесь не в прямом значении, или не только в прямом. Иногда фразеологические сочетания употребляются одновременно как в прямом, так и в переносном значении. Такое употребление становится возможным в ситуации, где актуальны оба значения. Точнее, говоря о фразеологизме, следует использовать термины внутренняя форма и актуальное значение, а не прямое и переносное, что допустимо по отношению к словосочетанию. В подобном случае фразеологизм используется в совмещенной функции.
Словосочетание брачное путешествие представляет собой не фразеологизм, а именно сочетание слов. Но в данном контексте нам представляется, что это словосочетание используется в параллельных планах. Так, выражение спутница жизни свидетельствует о том, что брачное путешествие означает «путешествие после свадьбы». Это абсолютно ясное выражение, поскольку существует общеизвестная традиция, в соответствии с которой новобрачные в медовый месяц совершают путешествие. В бунинском тексте это значение, безусловно, реализуется. Однако контекст предполагает и другое прочтение, не исключающее и первого. Так, дистрибуция до гроба и дальнее странствие предполагает, на наш взгляд, осмысление в этом контексте и словосочетания брачное путешествие, которое означает не только «путешествие новобрачных после свадьбы», а «жизненное путе-
шествие с избранницей, с которой ты обвенчан перед лицом Господа». Не случайно поэтому И.А. Бунин пишет, что это брачное путешествие было одновременно и «паломничеством во святую землю господа нашего Иисуса Христа».
Заключительный абзац этого небольшого рассказа также полностью метафоричен. Роль отдельных метафор и в этом контексте не столь велика, однако все вместе они составляют одно органическое целое, своеобразную систему метафор, ориентированную на усиление экспрессии выражаемой мысли: «Роза Иерихона. В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого - и вот опять, опять дивно прозябает мой заветный злак. Отдались, неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце - и уже навеки покроет прах забвения Розу моего Иерихона» [Бунин, 1988, с. 6].
Метафоры в этом контексте представлены в составе конфигураций. Например, живая вода сердца, чистая влага любви, печали и нежности, корни и стебли моего прошлого, дивно прозябает мой заветный злак, прах забвения, Роза моего Иерихона. Эти метафоры организуют не просто смысл высказывания, не просто его рематические центры. Они актуализируют огромный потенциал фоновой информации, который многое открывает информированному адресату. Весь этот текст, включая все его метафоры, может интерпретироваться как тоска по родине. Россия живет в сердце писателя. Не просто Россия, реальная Совдепия, а Россия ушедшая и живущая в воспоми-
наниях, в сердце. Роза Иерихона И.А. Бунина
- его воспоминания, умирающие и воскресающие. Оскудеет и иссохнет сердце означает «забвение». Поэтому он и говорит: «отдались, неотвратимый час, когда иссякнет эта влага, оскудеет и иссохнет сердце». Вовсе не о конце жизни здесь идет речь, как это может показаться, поскольку использовано словосочетание неотвратимый час.
Приведенный фрагмент может служить образцом бунинского использования метафор. Во-первых, все метафоры представляют собой часть конфигурации, вне которой они обнаруживают лишь относительную ценность. Во-вторых, все метафоры, использованные как в этом фрагменте, так и в рассказе в целом, носят системный характер. Иными словами, они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Таким образом, метафорическим оказывается весь текст рассказа. Наконец, в-третьих, за каждой из бунинских метафор стоит большой объем фоновой информации.
Библиографический список
1. Библейская энциклопедия. Труд и издание Архимандрита Никифора [Текст]. - М. : Тип-я А.И. Снегиревой, 1891. - 903 с.
2. Бунин, И.А. Роза Иерихона [Текст] / И.А. Бунин // Собрание сочинений: в 4 т. - М. : Правда, 1988. -Т. 3. - С. 5-6.
3. Ожегов, С.И. Словарь русского языка [Текст] / С.И. Ожегов. - М. : Рус. яз., 1990. - 917 с.
4. Стефан Первомученик [Электронный ресурс]
- Режим доступа : www.wikipedia.org (дата обращения : 12.06.2013).
5. Ушаков, Д.Н. Толковый словарь русского языка [Текст] : в 3 т. / Д.Н. Ушаков. - М. : Вече, Мир книги, 2001. - Т. 3. - 672 с.
УДК 82. 09
ББК 83. 3 (2 Рос = Рус) 1
Н.М. Кузьмищева
ОБРАЗНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ПРОБЛЕМ УРБАНИЗМА В РАССКАЗАХ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «СОН СМЕШНОГО чЕЛОВЕКА», «МАЛЬчИК У ХРИСТА НА ЕЛКЕ»
Анализ рассказов Ф.М. Достоевского под углом зрения урбанистической тематики позволил открыть некоторые художественные и смысловые нюансы творчества писателя.
Ключевые слова: урбанистическая тематика; хронотоп города; утопия; позиция менип-пейного мудреца; самоотчуждение от мира; градация эпизодов
