CC BY
9
абсолютно субъективна, поскольку в Иванове не было никаких «объективных» условий для возникновения многолетнего разговора о Соловьёве. Самым весомым оказался фактор единичного личного интереса основателя семинара к данной теме, который в других случаях обычно рассматривается в последнюю очередь. Опасность дилетантского непрофессионального подхода к со-ловьёвской тематике со стороны большинства участников семинара ивановского философского сообщества - оборачивается неожиданным развертыванием тематики в самые разнообразные сферы современного философского дискурса.
Поэтому думаем, что даже сами трудности, возникающие в ходе организации и продолжения деятельности семинара, образуя своеобразный «событийный шлейф», становятся тем самым асимметричным фактором стимуляции научной жизни, мотивации живого, который не позволит превратиться возникшему десять лет назад философскому феномену - в пустую безжизненную форму. Соловьёвский семинар в Иванове избыточен по отношению к семинарам «идеального типа» по многим показателям, как позитивно влияющим на его ход, так и негативно отражающимся на нем. Это тоже своего рода «идеальный прототип» научного семинара, на «затруднениях» которого оттачивается как философская мысль в целом, так и отдельный поступок, конкретный вид социально-значимой деятельности.
Г.С. СМИРНОВ
д-р филос. наук, профессор кафедры философии Ивановского государственного университета
СОФИЙНОСТЬ И НООСФЕРНОСТЬ: ПАРАДОКСЫ ВЫСОКОГО СОПРИКОСНОВЕНИЯ ДВУХ ГЕНИЕВ
Всего одно десятилетие разделяет время рождения B.C. Соловьёва (1853) и В.И. Вернадского (1863). С одной стороны, это говорит о том, что они принадлежат к одной целостной интенсивно развивающейся, а не только заимствующей культуре. Более того, они принадлежат к особой — столичной и элитной
— российской культурной традиции, которую можно обозначить термином классическая русская интеллигенция. С другой стороны, перед нами представители разных культур по другому основанию классификации: B.C. Соловьёв — представитель высоко-гуманитарной (антропо-исторической, художественной, религиозной) традиции, а В.И. Вернадский — образец высоконаучной (непозитивистской) традиции русского космизма.
Десятилетие между временем рождения русских гениев определило то, что они принадлежат к разным социокультурным временам: в трансформации российской культуры этот временной промежуток незаметно определил закономерность смены религиозно-философских приоритетов в духовно-интеллектуальной истории России на естественнонаучные. Именно по этой причине высокое соприкосновение творчества этих мыслителей оказывается чрезвычайно важным для понимания формирования мирови-дения будущего России в настоящее время.
На заседании Соловьёвского семинера: Г.С. Смирнов, И.Л. Иголь, М.Б. Балябина.
Первый раз пути B.C. Соловьёва и В.И. Вернадского пересеклись в начале 90-х годов XIX века при организации кампании «помощи голодающим крестьянам Центральной России — жертвам засухи. Решение об этом принималось при участии Льва Толстого, Владимира Соловьева и будущих основателей конституционно-демократической партии И.И. Петрункевича,
A.A. Корнилова, Д.И. Шаховского, В.И. Вернадского» (Волков
B.П. Публицистика В.И. Вернадского // Вернадский В.И. Публицистические статьи. М., 1995. С. 13)
В одном из писем В.И. Вернадского жене (1890 г.) можем обнаружить следующую запись: «С Федором (Ольденбург Ф.Ф. — Г.С.) они решили, чтобы компания — три члена могли выбирать книги для чтения, т.е. желательно, чтобы все прочли эти вещи; таким образом, они указали: Beliamy Кеннана, Mizerable, Hugo, и «Очерки русского самосознания» Влад. Соловьева, но я отказался читать эти вещи, которые кроме Кеннана, меня совсем не интересуют!» (Вернадский В.И. Письма Н.Е. Вернадской (1889—1992). М., 1991. С. 104). Это, впрочем, не говорит о том, что идеи Соловьёва не были знакомы молодому ученому. В письме Вернадского от 1892 года читаем: «... ходит письмо Соловьёва Победоносцеву и, говорят, ответ Победоносцева» (Вернадский В.И. Письма Н.Е. Вернадской (1889—1992). М., 1991. С. 207). В примечаниях поясняется, что речь идет о «политике религиозных преследований и насильственного распространения казенного православия»). Философские взгляды B.C. Соловьёва были известны В.И. Вернадскому, ибо его связывали контакты с коллегами по Московскому университету — С.Н. и E.H. Трубецкими — последователями соловьёвского творчества.
В опубликованных дневниках ученого упоминаний имени B.C. Соловьёва также немного, но тем более важно обратить внимание на уникальный факт личностно-экзистенциального бытия. В московской записи от 24 марта 1921 года Вернадский (после высылки из Крыма) пишет: «Вчера очень на меня неприятно подействовала отсрочка отъезда в Питер. И пришлось сделать над собой усилие, чтобы взять себя в руки. Читал поэтов ({Владимир} Соловьев, Баратынский). Фаррара — «Darkness and Dawn». Но совершенно с собой справился и сейчас силен духом и готов к работе» (Вернадский В.И. Дневники: март 1921 — ав-
густ 1925. М., 1998. С. 23). Как видно из примечаний к приведенному тексту, в 1921 году вышло 7-ое издание стихов B.C. Соловьёва, и, очевидно, эта книга оказалась в руках ученого. По тому, какое культурное наследие спасает человека в минуты отчаяния, можно судить о его интенциональности в культуре.
В дневниках послереволюционного периода, относящихся к пребыванию в Париже (1922—1924), обнаруживает себя стремление к более глубокому пониманию и изучению русской философии. В 27 мая 1924 года в Париже В.И. Вернадский посетил лекцию Н. О. Лосского, о которой записывает: «Разговор с B.C. Малышевой о вчерашней лекции Н. Лосского, на которой был. Полная аудитория. Слушали внимательно — усталые люди. 1,5 часа лекции. Православная философия. Еще в Москве, помню, первые разговоры с С. Трубецким — у меня в Минералогическом кабинете. Мне казалась странной такая зависимость философии от православия. Лосский дал почувствовать, что это большое творческое создание поколений. Славянофилы — Соловьев — теперешние». (Вернадский В.И. Дневники: март 1921 — август 1925. М., 1998.С. 116
Конечно, столь «пестрые цитаты» не дают возможности выявить линии творческих взаимодействий философа и ученого, но, вне всякого сомнения, «тонкое духовное» влияние В. Соловьёва на В. Вернадского видно не только из контекста круга знакомств, но из действительного духовно-поэтического созвучия. Такой небольшой экскурс в синергию российской культуры поясняет, как может обнаружиться, если не пересечение, но хотя бы соприкосновение двух параллельных линий религиозно-философского и научного дискурса.
Отметим несколько аспектов соприкосновения идей этих российских мыслителей с точки зрения принципа догоняющей дополнительности: мысль обнаружившая себя в одном знание-вом пространстве, вдруг находит свое креативное применение в другой, достаточно далекой, области знания.
Во-первых, для них была органично приемлема идея цельности и единства знания. Идея цельного знания B.C. Соловьёва (Соловьёв B.C. Философские начала цельного знания (1877) // Соловьёв B.C. Философское начало цельного знания. Мн., 1999) появилась на двадцать пять лет раньше лекций В.И. Вернадского
«О научном мировоззрении» (1902) (Вернадский В.И. Очерки по истории современного научного мировоззрения // Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М., 1981. С. 76) и, думается, что перед нами имеет место отчетливая преемственность в размышлениях о все более расширяющемся универсуме человеческого знания.
Во-вторых, для B.C. Соловьёва и В.И. Вернадского оказывается удивительно созвучным универсумность понимания мира. Единство знания определяется единством самого мира. Наиболее ярким примером универсумного видения мира Соловьёвым является его письмо A.A. Фету (См.: Смирнов Г.С. B.C. Соловьев как универсолог // Владимир Соловьёв и философско-культурологическая мысль XX века: Материалы Международной научной конференции. Иваново, 17—19 мая 2000 г. Иваново, 2000. С. 50—53). Существуют аналогии между структурой Софии и структурой Ноосферы, а единство неживого, живого и разумного вещества в пространстве биосферы-ноосферы близко по своей модели Вселенскому универсуму Соловьёва, который «включает» в себя и камни, и растения, и животных, и людей, и ангелов.
Особенностью культурного развития России XIX — XX века (хотя, думается, такое положение характерно и для общемирового развития) стало действие полианалогических (или взаимоаналогических) моделей формирования систем знания по герметическому принципу «что вверху, то и внизу, а что внизу, то и в верху»: наука фактически взорвала изнутри «казенное» религиозное сознание, вставшее перед необходимостью общественно-ориентированной трансформации по образу и подобию западно-католического неотомизма; философия стала развиваться под диктовку науки «как идеологической формы»; наука на ее высших этажах постоянно «подпитывалась» выношенными тысячелетиями софийными (религиозно-философскими) формами. Большой синтез духовной целостности, отражающий единство Универсума, неизбежно должен быть дополнен всеобщим синтезом искусства, религии, философии и науки. Синтез искусства, религии, философии в этом контексте предстает как своеобразная калька общенаучного синтеза.
Таким образом, естественно вызревает мысль о том, что соловьёвские (но также и «соловьиные») религиозно-философские концепты «всеединства» и «софийности» интен-ционально (в контексте развития всего мира российской культуры) созвучны всей «ноосферной» методологии (и «идеологии»), начавшей свое вызревание в неотомизме П. Тейяра-де-Шардена и получившей научное выражение в творчестве В.И. Вернадского, которого Р. Штильмарк парадоксально называл «первым богословом XX века».
Современное прочтение наследия двух великих русских гениев позволяет увидеть, что «софийность» B.C. Соловьёва и «ноосферность» В.И. Вернадского неожиданно близки, особенно, если рассматривать эти феномены как различные стороны одной и той же культуры. Такая близость подтверждается и тем, что в конце 20-х годов XX века П.А. Флоренский гениально почувствует в «Биосфере» В.И. Вернадского (1926) созвучие научных и философских подходов и сформулирует идею «пневматосферы», которая, думается, выросла не только из биосферных представлений Вернадского, но и из соловьёвских представлений о всеединстве и софийности. В постреволюционной России вплоть до 90-х годов XX века обе эти высокие духовные формы оказались замороженными, их медленное оттаивание для культурного синтеза наступает только сейчас: появляется возможность смотреть на ноосферное развитие не только из контекста научной мысли как планетного явления, но и оценить масштабность размышлений о роли сознания в истории человечества, полноформатно понять софийный смысл ноосферной коэволюции общества и природы.
С.М. УСМАНОВ,
д-р ист. наук, профессор кафедры новой и новейшей истории Ивановского государственного университета
ДОСТОЙНЫЙ ОПЫТ СЛУЖЕНИЯ НАУКЕ И КУЛЬТУРЕ
Созданный профессором М.В. Максимовым «Соловьёвский семинар» оказался очень интересным и значимым начинанием в
