CC BY
19
Т. В. Чернышова
Алтайский государственный университет
Событийный концепт как компонент концептуальной организации текста: фактор адресата (на материале публицистики)
Согласно мнению Ю.М. Лотмана, Н.Д. Арутюновой, Т.Г. Винокур и др. исследователей1, фактор адресата в современной лингвистике, ориентированной на принципы антропоцентризма, ставящего перед собой цель «очеловечить язык» [Мурзин, 1995, с. 11], становится особенно актуальным, поскольку позволяет исследователям увидеть в текстах прежде всего человека во всех сторонах его бытия, а также ответить на вопрос о том, как человек воздействует на используемый им язык, какова мера его возможного влияния на него, какие участки языковых систем зависят от «человеческого фактора» [Кубрякова, 1995, с. 144-238]. Современный уровень развития науки о языке позволил исследователям говорить об ан-тропотексте2 как особом (антрополингвистическом) аспекте рассмотрения текста - с опорой на языковую личность автора и адресата (интерпретатора) текста в качестве его главной детерминанты. Очевидно, что за интересом к тексту просматривается интерес к проблеме языковой личности, поскольку «нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носите -лю, пользователю - к человеку, к конкретной языковой личности» [Караулов, 1987, с. 8].
Цель данного исследования - с одной стороны, выявить и описать когнитивные структуры текста, благодаря которым адресат (интерпретатор) может извлечь информацию «из сложных процессов понимания речевых актов и высказываний, из наблюдений, из имеющихся или полученных путем логического вывода предположений» [Т. ван Дейк, 1989, с. 16], а, с другой стороны, проследить, как данные когнитивные структуры «настраиваются» на фактор адресата. Т.е., цель работы - определить те когнитивные и лингвостилистические структуры текста, кото -рые, говоря словами Ю.М. Лотмана, как бы включают «в себя образ «своей» идеальной аудитории», в то время как аудитория также включает в себя образ «свое -го» текста [Лотман, 2001, с. 203-204]. Владея некоторым набором языковых и культурных кодов, мы можем на основании анализа текстов выяснить, на какой тип аудитории они ориентированы.
По замечанию У. Эко, код, с одной стороны, «представляет собой систему вероятностей, которая накладывается на равновероятность исходной системы, обеспечивая тем самым возможность коммуникации» [Эко, 1998, с. 44]. При этом он устанавливает репертуар противопоставленных друг другу символов, правила их сочетания; окказионально взаимнооднозначное соответствие каждого символа какому-то одному означаемому. С другой стороны, код - это и процесс означивания, «значащая форма, которую адресат-человек должен наполнить значением». Таким образом, означающее - это «смыслопорождающая форма, производитель смыслов, исполняющийся множеством значений и созначений, благода-
1 См. об этом: [Лотман, 2001]; [Винокур, 1993]; [Арутюнова, 1981] и др.
2 См. об этом: [Голев, 1995]; [Голев, Чернышова, 2003].
ря кодам и лексикодам», причем эти вторичные коды и лексикоды (в отличие от исходных денотативных значений) «известны не всем, а только какой-то части носителей языка» [Там же, с. 45-56] (выделено нами - Т.Ч.). Очевидно, что тексты, ориентированные на разного читателя-интерпретатора, будут по-разному представлять один и тот же объект.
Предполагаем, что разный способ представления одного и того же объекта обусловлен разными задачами коммуникации в разных СМИ, объединенных единой целью: найти общий язык со «своим» читателем, т.е. «преуспеть в совершении такого языкового отбора для высказывания, который свидетельствует о способности говорящего актуализировать навыки, равные (или сходные) с навыками слушающего (выделено нами - Т.Ч.), в соответствии с ожиданиями последнего» [Винокур, 1993, с. 60-63], ибо любой речевой акт рассчитан на определенную модель адресата, и удовлетворение пресуппозиций последнего рассматривается исследователями как важное условие эффективности речевого акта [Арутюнова, 1981, с. 358].
Все изложенное обусловливает необходимость изучения особенностей коммуникативного взаимодействия автора и адресата через текст в сфере газетной коммуникации, что, в свою очередь, побуждает исследователей обращаться, с одной стороны, к изучению когнитивной структуры продукта коммуникативного взаимодействия - текста - с точки зрения того, «как структуры языкового знания представляются ("репрезентируются") и участвуют в переработке информации» [Демьянков, 1994, с. 22], а, с другой стороны, изучать различные способы, представляющие один и тот же объект (событие) в текстах разной психосоциальной направленности.
В качестве основной единицы, участвующей в построении когнитивной модели текста, мы предлагаем ввести понятие событийный концепт. Событийный концепт (СК) мы рассматриваем как структурный компонент концептуальной организации текста, «оперативную содержательную единицу памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга..., всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Кубрякова, Демьянков и др., 1998, с. 90], которая актуализируется в сознании адресата-интерпретатора в процессе концептуального освоения факта-события, получившего в тексте статус языкового факта.
Таким образом, событийный концепт служит не только «объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека» [Там же], но и позволяет охарактеризовать те когнитивные процессы интерпретационной деятельности человека в ходе освоения им языкового факта-события через текст, которые обусловлены его психосоциальными установками, а также дискурсивными особенно -стями той социальной (идеологической) среды, которая воспринимающим индивидом оценивается как «своя».
Объективная реальность, существующая независимо от каждого человека, отражается в текстах. Текст состоит из отдельных суждений (высказываний). Каждое суждение, описывающее фрагмент реальной действительности, может быть как истинным, так и ложным. Убедиться в истинности или ложности суждения можно, лишь соотнеся содержание суждения с действительностью (произведя верификацию). Только после этого истинное суждение превращается в факт. «Значит, факт не существует в самой действительности: это результат нашего осмысления или переработки информации о действительности» [Понятие чести и достоинства., 1997, с. 45.]. Данная мысль перекликается с мнением В.З. Демьян-кова, утверждающего, что при интерпретации текста адресатом «значения вычисляются интерпретатором, а не содержатся в языковой форме» [Демьянков, 2001, с. 309]. Таким образом, осмысление информации (факта) может быть разным в
разных СМИ, ориентированных на определенные психосоциальные стереотипы сознания того или иного социально-культурного сообщества.
Итак, реальное событие, описываемое в публицистическом тексте, будучи интерпретируемым автором с учетом фактора адресата, становится языковым фактом. Языковой факт, с одной стороны, будучи текстом, является социально-речевым фактом, с другой, будучи результатом мыслительной деятельности автора, отражает определенные социальные стереотипы (идеологемы) и является социальным фактом. Социальный факт, пропущенный через авторские и читательские установки, становится мифологемой.
Под мифологемой будем понимать устойчивые стереотипы языкового сознания читателей. Мифологема, по мнению Ю.М. Лотмана, помимо своего референ-циального значения и вне зависимости от того, обладает ли оно сигнификативным значением или нет, в памяти говорящего/слушающего включена в некоторый круг привычных ассоциаций, понятных только носителю данной культуры. Подобного рода ассоциации могут материализоваться в виде постоянных эпитетов или других слов-спутников, сопровождающих, как правило, появление данной мифологемы в тексте [Лотман, 2001]. Круг привычных ассоциаций, возникающих в сознании адресата в ходе интерпретации языкового факта-события, будем называть «ассоциативным полем событийного концепта (СК)».
Рабочая гипотеза нашего исследования состоит в предположении, что «свои» устойчивые стереотипы сознания (мифологемы), включенные в круг привычных ассоциаций, характерны для газетных текстов разной идеологической направленности, ориентированных на «своего» получателя информации. Представляется также, что мифологемы того или иного газетно-публицистического издания будут постоянны независимо от характера интерпретируемого факта-события.
Полагаем, что для успешного взаимодействия автора и адресата в газет-но-публицистической сфере необходимо «пересечение» концептуальных систем автора и адресата через текст. Представляется, что такое пересечение можно осуществить через общность системы концептуальных установок (совокупность событийных концептов), представленных в тексте через систему ключевых слов (опорных пунктов интерпретации), являющихся узлами ассоциативно-вербальной (концептуальной) сети. Ключевые слова - это центры семантического притяжения, своеобразные узлы концептуальной сети, вокруг которых группируются дру -гие единицы текста. Ключевые слова несут основную смысловую нагрузку. Они обозначают признак предмета, состояние, действие [Андреев, Хромов, 1991, с. 65] и составляют предметно-логическую основу текста. Это такие элементы, «без которых нет текста, которые являются для данного текста ключевыми, опорными... понятия, передающие смысл, предметные отношения, содержание сообщения» [Одинцов, 1980, с. 53]. Полагаем, что ключевые слова не только соотносят текст с действительностью [Там же, с. 55], но и, с позиций текста, организуют его когнитивную структуру, отражая те концептуальные основы в языковом сознании авто -ра, благодаря которым он устанавливает контакт со «своим» читателем.
Смысловой анализ газетного текста с опорой на ключевые слова позволяет выявить тот круг понятий, которые прежде всего актуальны для читателя и, хотя и отражают позицию автора, учитывают потребности адресата.
Данные положения находят подтверждение при сопоставительном анализе текстов одной тематики в средствах массовой информации, ориентированных на разных получателей информации1. Эта ориентированность проявляется как на содержательном уровне текста - через интерпретацию события (совокупность событийных концептов), так и на языковом уровне - через отбор языковых средств -через языковые приемы выразительности, стилистическую окраску языковых еди-
1 См. об этом: [Чернышова, 2003]; [Голев, Чернышова, 2003 ]; [Чернышова. 2003а] и
др.
ниц и стилистическую тональность публикации в целом, позволяющие авторам публикаций оставаться в привычной для своего читателя языковой и смысловой парадигме, независимо от тематики и особенностей отображаемого факта-события.
Объектом изучения в данной статье послужили газетные публикации, посвященные террористическому акту в Москве («Теракт на Дубровке») в октябре 2002 года1.
Прием свертывания (отбор ключевых слов - опорных пунктов интерпретации), осуществленный на материале разных газетных публикаций, позволил выделить в качестве смыслообразующей концептуальной основы текстов, отражающих описываемое факт-событие, следующие языковые единицы, составляющие «узлы» вербально-семантической (по Ю.Н. Караулову): теракт - террористы -заложники, спецназ - власть - спецоперация - президент - политики - СМИ -война в Чечне - терроризм - мы. Очевидно, что каждое из этих понятий в сознании «разноориентированных» читателей (вне контекста) включено в некоторый круг привычных ассоциаций (ассоциатов), и этот круг привычных ассоциаций должен быть учтен пишущими, заинтересованными в установлении контакта со «своим» читателем, т.е. он должен поддерживаться на уровне контекста.
Схема № 1. Общая когнитивная структура факта-события (по материалам газет)
Центр
Уровень 1: событие и его участники: теракт - террористы - заложники - Россия (место события);
Уровень 2 (зеркальный): контрсобытие и его участники: спецоперация (контрдействие, противопоставленное теракту) - спецназ (антипод террористов) -власть, принимавшая решение - президент (главный субъект, принимающий решение) - спасенные - убитые (заложники - террористы) - врачи;
Периферия - то, что сопутствовало событию
Уровень 3: что привело к созданию ситуации (до события): действия (бездействие) властей - война в Чечне - международный терроризм - заказчики - «антитеррористическая коалиция» - мир;
Уровень 4 (во время события): заочное участие в событии: СМИ - политики.
В данной статье мы остановимся на описании только одного событийного концепта - теракт. Анализ текстов разной психосоциальной направленности позволил выявить различия в интерпретации этого события разными газетными изданиями, которые мы условно, по идеологическому принципу (в соответствии с нашей гипотезой), поделили на три группы: левоориентированные, правоориентированные, нейтральные.
Так, во всех публикациях, независимо от их идеологической направленности, отдается дань трагичности произошедшего (см. таблицу 1, п. 1):
Таблица № 1. Событийный концепт теракт
1 Было проанализировано более 50-ти публикаций из следующих изданий: 1) центральные издания: «Аргументы и факты», 26.10.02; «Аргументы и Факты-Интернет» 29.10.02; 30.10.02; «Известия RU», 28.10.02; «КоммерсантЪ», 2.11.02; «Коммерсантъ-Власть», 4-10.11.02; «Комсомольская правда», 25.10.02; «Комсомольская правда», 26.10.02; «Комсомольская правда», 29.10.02; «Итоги», 29.10.02; «Независимая газета», 2829.10.2002; «Российская газета», 30.10.02; «Советская Россия», 29.10.2002; «Труд»; 2) газеты, издаваемые на Алтае: «Алтайская неделя», 31.10-6.11.2002; «Вечерний Барнаул», 29.10.02; «Вечерний Барнаул», 6.11.2002; «Маркер-Экспресс», 30.10.2002; «Свободный курс», 31.10.2002.
Левоориентированные Правоориентированные Нейтральные
1) трагические дни; московская трагедия; кровь и дым; трагедия (2); дни потрясений и утрат; случившаяся трагедия; 1) трагедия; драма в центре столицы; трагедия 2325 октября, 56 кошмарных часов - время скупых новостей и томительных переговоров; страшная трагедия; чума; трагедия в Москве; 1) трагические события(4); теракт; события на Дубровке; произошедшие события;
2) удар для всего общества; урон, нанесенный обществу; 2) Горе Москвы - горе всей России;
3) акция террористов на Дубровке; ужасный и отчаянный шаг (террористов); 3) захват; зверское преступление; беспрецедентный захват сотен заложников; грубого шантажа, направленного на подрыв устоев государственности; 3) исполнителей акции, камикадзе, не считавших нужным даже кормить предназначенных на убой людей;
4) Наискандальнейший провал лично его /Патрушева/ и всей Лубянки; Цена вашей /депутатов/ продажности мае 1999-го;
5) Третий «Курск»; «Курск», набитый детьми и женщинами в самом центре Москвы 5) У России теперь есть свое 11 сентября - трагедия 23-25 октября, которая должна объединить нацию
- 6) удар в сердце всего человечества -
7) Не в санаторных условиях они пребывали 57 часов, а в настоящем концлагере; в зале было дикое зловоние
Однако набор ассоциатов, связанных с этим событием, у разных изданий разный (см. таблицу 1, п. 2-7). Так, для левоориентированных изданий теракт -это трагедия, удар (урон) для всего общества (при этом общество и Россия не одно и то же), акция, шаг (ужасный и отчаянный) террористов, провал спецслужб, цена продажности депутатов, третий Курск (событийный ряд, подтверждающий бездейственность и беспомощность властей). Далее, используя прием интерпретационного анализа, мы можем установить, с какими другими событийными концептами ассоциативно связан СК теракт в представлении «левоориентированного» читателя. Ими являются СК общество, террористы, спецслужбы, депутаты (власть), а также некий событийный ряд (третий Курск), позволяющие в привычной для читателя манере интерпретировать факт-событие как оче-
редной провал действующей политической системы: Наискандальнейший провал лично его /Патрушева/ и всей Лубянки; Третий «Курск»; «Курск», набитый детьми и женщинами в самом центре Москвы; предтеча нынешней трагедии -октябрь 1993; Цена вашей /депутатов/продажности в мае 1999-го взыскивается с народа сегодня - в октябре 2002; Трагедия на Дубровке является прямым следствием попыток Кремля и лично Путина впрячься в «антитеррористическую» колесницу, коренниками в которой являются Буш и Блэр и др. («Советская Россия»).
Для правоориентированных изданий теракт - это трагедия; драма (страшная, кошмарная); горе всей России (Россия = общество); захват; зверское преступление; беспрецедентный захват; грубый шантаж террористов; свое 11 сентября (Россия - мир, Америка1); удар в сердце всего человечества. Таким образом, событийный концепт теракт соотносится с СК Россия (общество), террористы, мир (Америка), человечество.
Для СМИ, придерживающихся идеологического нейтралитета, с терактом ассоциируются трагические события; акция камикадзе (террористы); настоящий концлагерь для заложников, т.е. СК теракт соотносится с СК террористы и заложники.
Схема № 2. Ассоциативное поле СК теракт по публикациям разноорентированных СМИ
Очевидно, что представление факта-события в разноориентированных СМИ различно (см. схему 2). Различие это проявляется как на содержательном уровне текста (через круг привычных для «своего» читателя ассоциаций), так и на уровне языкового кода.
Более или менее одинаково разнориентированные СМИ описывают само событие, причем, если в левоориентированных СМИ основным средством описания являются лексемы трагедия, трагический в значении (перен.) «трагическое со-
1 Интересно отметить, что события 11 сентября 2001 г. в Америке правоориентированные издания трактовали как всемирную катастрофу; черный день цивилизации; вызов человечеству, в то время как ассоциативный ряд левоориентированных изданий был более разнообразен (за исключением ассоциата всемирная катастрофа): трагедия Америки, позор Америки, крушение мифа о несокрушимости Америки, месть Америке, возмездие, справедливое возмездие Америке. См об этом: [Чернышова, 2003, с. 94-103].
бытие, происшествие, несчастный случай»2: трагические дни; московская трагедия; трагедия (2); случившаяся трагедия; а также продолжающие этот ряд описательные конструкции дни потрясений и утрат; кровь и дым2; то в правоориентированных СМИ номинативный ряд, ассоциированный с лексемой теракт, более разнообразен и выразителен: трагедия; трагедия 23-25 октября; трагедия в Москве; страшная трагедия (данное определение, как и два последующих, актуализирует дополнительное значение лексемы трагедия как «тяжелое событие, глу -бокий конфликт, приносящие горе, являющиеся причиной глубокого нравственного страдания»; 56 кошмарных часов - время скупых новостей и томительных переговоров; драма в центре столицы (ср.: драма - перен. «тяжелое событие, несчастье, переживание, являющееся причиной глубокого нравственного страдания»); чума. Последнее наименование можно рассматривать как контекстуальный синоним, поскольку содержащаяся в его значении сема «тяжелое событие, несчастье», объединяющая все ранее упомянутые номинации, не представлена словарными дефинициями (ср.: «1. Острая заразная эпидемическая болезнь; 2. прост. Употребляется как бранное слово) и актуализируется лишь под влиянием контекста.
В нейтральных СМИ теракт характеризуется более сдержанно как события на Дубровке; трагические события (4 словоупотребления); произошедшие события. Таким образом, общую тональность языковых единиц, обозначающих теракт в разноориентированных СМИ, можно представить в виде своеобразной «шкалы экспрессивности»: теракт - событие (нейтральные СМИ); трагедия (левоориентированные); страшная трагедия (правоориентированные).
Все прочие событийные концепты, ассоциированные с СК теракт, в разноо-риентированных СМИ образуют самостоятельные ассоциативные поля, которые практически не пересекаются (см. схему 2), поскольку ориентированы на определенного получателя информации, и по-разному организованы.
1. Например, СК теракт в сознании левоориентированного читателя ассоциируется с концептом вины. Наиболее общее направление интерпретации факта-события в левоориентированных СМИ, даже в первых публикациях, - теракт => виновники теракта - действующая (предыдущая) власть, поскольку она является оплотом иных, чем принято в данной идеологической группе, установок). Таким образом, мифологема выводит понятие «событийный концепт» за пределы конкретного текста в дискурсивное пространство, отражающее особенности языкового сознания левоориентированной части современного российского общества через СМИ.
Идеологизированное сознание левоориентированного читателя делит мир на две непримиримые части, к одной из которых относится СК мы (как правило, положительная эмоционально-экспрессивная окраска и мелиоративная оценочность) и они - власть и все, что с ней связано (ярко выраженная сниженная эмоциональ -но-экспрессивная окраска с пейоративной оценочностью, усиливаемая функционально-стилевой окраской разговорности, просторечности, жаргонности), см. таблицу 2.
1 Здесь и далее ссылки даются по следующим словарям: [Ожегов, 1984], [Словарь русского языка, 1981-1984].
2 Интересно, что номинация кровь и дым, хотя и располагается в номинативном ряду теракт, но ассоциируется не с захватом заложников, а с его последствиями, носившими трагический характер: со штурмом, с действиями спецназа, врачей и т.п.
Таблица № 2 Представление событийных концептов мы и они в левоориентированной прессе
_МЫ (со знаком «плюс»)_
1) выражаем сочувствие: Разделяем боль наших соотечественников, скорбим вместе с ними, соболезнуем; Слова признательности спецназовцам;
2) испытываем гордость: гордимся, что у России есть доктора, для которых их врачебный долг - превыше всего;
3) все знаем и правильно понимаем: Такие переговоры следовало вести не с исполнителями, а с главарями; Эйфория российских СМИ по поводу освобождения заложников не должна заслонять от нас подлинные причины случившейся трагедии; В основе случившегося лежат две чеченские войны, первая из которых развязана преступным режимом Ельцина, вторая -режимом Путина;
4) заботимся об интересах народа: Правда нужна живым, чтобы не повторять своих ошибок;
5) единое целое со своим народом: Давайте искать истину вместе, всем миром;
6) объективно оцениваем ситуацию: Тщательный анализ обстоятельств самого захвата заложников, комментарий западной и российской прессы, свидетельства очевидцев и другие материалы...._
_ОНИ (со знаком «минус»)_
1) безнравственны: Уже в том, что многие политиканы (ср.: политикан - «презр. Беспринципный политик, политический деятель, неразборчивый в средствах для достижения своих целей») не считают нужным выражать соболезнование родным и близким убитых, говорит о безнравственности власти и всей так называемой российской элиты; культ чистогана (разг.), блатняка (жарг.), легкой наживы, всемерно пропагандируемый в стране, может давать и вои такие плоды; коррупция им даже на руку; Говорит о безнравственности власти и всей так называемой российской элиты;
2) избрали геноцид политикой: для власти, которая уничтожает до миллиона жителей страны в год, 120 убитых заложников - сущий пустяк (ср.: геноцид - «порожденная империализмом и фашизмом политика истребления отдельных групп населения по расовым, национальным или религиозным мотивам»);
3) скрывают правду, лгут: Она (правда) все равно проступит через кровь и дым, через мутную завесу неискренности, фальши (ср. фальшь -«притворство, лживость, неискренность»), которую уже сейчас пытаются набросить на трагедию;
4) бессильны, неспособны управлять страной: Где в это время были правоохранительные органы, милиция, администрация ДК, постановщики мюзикла? Вряд ли можно найти пример столь вопиющей беспечности и безответственности; стремление изобразить войну в Чечне как часть всемирного террористического заговора против России выгодно Кремлю. Оно продиктовано бессилием российской власти справиться с ситуацией в республике;
5) продажны: Цена вашей /депутатов/ продажности (эмоционально-сниженная окраска) в мае 1999-го взыскивается с народа сегодня - в октя-
бре 2002; Президент Путин, ...разумеется, тоже считает, что Россия является неотъемлемой частью «антитеррористического фронта», и делает все, что в его силах, чтобы приковать ее к этому фронту; откровенно, не скрываясь, продают ...свои голоса; Это же вы не дали в мае 99-го положить конец геноциду, оградили кровавого Ельцина (ярко выраженная пейоративная окраска) от ответственности за чеченскую бойню (ср.: бойня -массовое убийство людей, резня, побоище»), за пачку долларов спасли его от импичмента!
6) виновны в распространении терроризма: Его режим вскормил русской кровью чудовище террора (о Ельцине); Тогда Мовсару Бараеву было только 12 лет... Годы оголтелого (разг.) антисоветизма и русофобства воспитали из него бандита; Зловещая тень Ельцина и семьи лежит на этой трагедии._
При этом СК мы, с одной стороны, собирателен: это и «простые» люди, и народы мира, ср.: Между тем народы мира все отчетливее понимают, что т.н. «антиимпериалистическая операция» является всего лишь ширмой войны США за мировое господство; это и «мы с вами», т.е. журналисты, пишущие в этих изданиях, и «свои» читатели, например: «Давайте спрашивать, ставить острые вопросы перед властью; Давайте искать истину вместе, всем миром, чтобы спасти свой мир от новых потрясений и утрат («Советская Россия»). С другой стороны, СК мы обезличен, представлен либо через определенно-личные односоставные предложения, причем позиция подлежащего может быть формально замещена местоимением «мы», в действительности же носит неопределенный характер, например: разделяем боль, скорбим, соболезнуем; испытываем гордость: гордимся., либо предложениями безличными: переговоры следовало вести не с исполнителями, а с главарями и т.п.
Напротив, СК они предельно конкретизирован, начиная от субъектов власти: президент, политики, депутаты, и заканчивая «пофамильным» перечислением «виновников трагедии»: Кровью невинных людей он (спецназ) смывал провалы, предательство и ротозейство Путина, Патрушева, Рушайло, Грызлова, Лужкова, Пронина и иже с ними .(«Советская Россия»).
2. В сознании правоориентированного читателя СК теракт ассоциируется прежде всего со страшной трагедией, произошедшей в Америке 11 сентября 2001 г.: У России теперь есть свое 11 сентября - трагедия 23-25 октября, которая должна объединить нацию. Именно поэтому произошедшее рассматривается в аналогичном ряду и характеризуется, с одной стороны, как горе всей России, а с другой, - как удар в сердце всего человечества (ср. аналогичную оценку теракта в Америке правоориентированными СМИ как «всемирной катастрофы», «угрозы цивилизации», «вызова человечеству» [Чернышова, 2003, с. 94-103]). Наиболее общее направление интерпретации факта-события в правоориентированных СМИ следующее: теракт => террористы. Событие в аспекте действий террористов характеризуется как захват; зверское преступление (ср.: зверский - «жестокий, свирепый, дикий»); беспрецедентный захват сотен заложников (ср.: беспрецедентный - «не имеющий примера в прошлом; беспримерный, небывалый») ; грубый шантаж, направленный на подрыв устоев государственности (ср.: грубый - «отличающийся отсутствием необходимого такта; резкий»; «нарушающий элементарные правила чего-л.; непозволительный, недопустимый»; шантаж - «запугивание, угроза.»). Последнее словосочетание, являясь по сути тавтологическим, придает действиям террористов дополнительную отрицательную оценочность. Для сравнения можно отметить, что интерпретация левоориентированными СМИ действий террористов далеко не так однозначна: от нейтрального акция террористов на Дубровке; до конструкций, передающих сочувствие к «чеченским маль-
чишкам и девчонкам», совершившим этот ужасный и отчаянный шаг. Если учесть, что лексема отчаянный («впавший в отчаяние») имеет еще несколько значений, отмеченных в толковых словарях как разговорные, например: отчаянный -«чрезвычайно тяжелый, безвыходный»; «не знающий страха, способный на самый рискованный поступок»; «чрезвычайный по силе своего проявления» и т.д., то данная характеристика действий террористов может рассматриваться как весьма положительная1.
Если теперь «наложить» структуру СК теракт на общую когнитивную структуру факта-события (см. схему 1), то окажется, что часть СК, с которыми соотносится СК теракт2, относится к ее центру (ядру) - общество (Россия), террористы, заложники, а часть - к периферии: спецслужбы, власть (левоориентированные издания); мир (Америка), человечество (правоориентированные издания). Мы предполагаем, что СК, соотносимые с периферией когнитивной структуры факта-события, представляют собой понятия, непосредственно направленные на установление контакта того или иного издания со «своим» адресатом, и являются областью продуцирования мифологем (устойчивых стереотипов сознания, обусловленных идеологической ориентацией субъекта речи). В этом смысле мы разделяем мнение исследователей о том, что мыслительное (понятийное, смысловое, логическое) содержание включает в себя и « а ф ф е к т и в н ы й ( э м о ц и о -нально-экспрессивный) компонент содержания» [Бондарко, 1978, с. 4], а «некоторым структурам присуща передача эмоций совместно с основной информацией» [Торсуева, 1976, с. 229].
Таким образом, разноориентированность газетных СМИ проявляется как через ассоциативную связь СК, извлеченного читателем из текста, с некой совокупностью привычных ассоциаций, понятных только носителю той или иной идеологии и выступающих часто в виде привычных мифологем сознания, сформированных в пределах определенного политического (идеологического) дискурса, так и через привычные способы описания того или иного факта-события. Данное наблюдение, на наш взгляд подтверждает мнение И.О. Стернина о существовании так называемого плюралистического дискурса, «допускающего сосуществование различных дискурсов, содержащих несовпадающие оценки одних и тех же фактов, ситуаций, теоретических положений, политических позиций» [Стернин, 1998, с. 30].
Литература
Андреев О.А., Хромов Л.Н. Техника быстрого чтения. М., 1991.
Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978.
Голев Н.Д. Антропологическая и собственно лингвистическая детерминанты речеязыковой динамики (процессы номинации и деривации в лексике) //Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики. Екатеринбург, 1995.
Голев Н.Д., Чернышова Т.В. Публицистический антропотекст как отражение социальной позиции адресата //Вестник Томского государственного университета. Общенаучный периодический журнал. Серия «Философия. Культурология.
1 Ср. похожую оценку действий террористов при атаке на Америку 11 сентября 2001 г. журналистами левоориентированных изданий: «Атака с воздуха была организована и проведена в высшей степени на необъяснимо высоком уровне. Фантастическом уровне! Почти одновременно захватить четыре самолета., направить лайнеры на небоскребы, точно вырулить на Пентагон, да еще подготовить несколько взрывов на улицах городов - ну знаете ли!» (Атака на Америку, «Правда», 13.09.01), «Террористы сумели подготовить крупномасштабный заговор, синхронно и бесстрашно нанесли серию ударов» (Трагедия силы, «Советская Россия», 13.09.01) [Чернышова, 2002, с. 166-172].
2 Как правило, это то, что имеет отношение к событийной информации, без которой невозможно описание факта-события.
Филология». 2003. № 277.
Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. Сборник работ. М., 1989.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // «Вопросы языкознания». 1994. № 4.
Демьянков В.З. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные и национальные (идеоэтнические) стратегии //Язык и культура. Факты и ценности. К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова. М., 2001.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигматического анализа) // Язык и наука конца 20 века. М., 1995.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузин Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997.
Лотман Ю.М. Мифологема // CD-диск «Психолингвистика». 2001. / www. psycho.ru
Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2001.
Мурзин Л.Н. Антропологическая ниша в языковой науке // Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики. Екатеринбург, 1995.
Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980.
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1986.
Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации. М., 1997.
Словарь русского языка. В 4-х томах. Т. 1 / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981-1984.
Стернин И.А. Общественные процессы и развитие современного русского языка. Очерк изменений в русском языке конца XX века. Воронеж - Пермь, 1998.
Торсуева И.Г. Эмоциональность в речи // Смысловое восприятие речевого сообщения в условиях массовой коммуникации. М., 1976.
Чернышова Т.В. Фактор адресата как определяющий в сфере массовой коммуникации (на материале событий 11 сентября 2001 г.) // Вопросы филологии, методики преподавания иностранных языков и страноведения. Вып. IV. Нижний Новгород, 2002.
Чернышова Т.В. Особенности коммуникативного взаимодействия автора и адресата через текст в сфере газетной публицистики // «Филологические науки. Научные доклады высшей школы». 2003. № 4.
Чернышова Т.В. Тезаурус как способ репрезентации внутренней когнитивной структуры публицистического текста. Фактор адресата // Актуальные проблемы русистики. Мат-лы Междунар. науч. конф, посвященной 85-летию томской диалектологической школы и 125-летию Томского государственного ун-та. Томск, 21-23 октября 2003 г. Вып. 2. Ч. 1. Томск, 2003а.
Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. М., 1998.
