CC BY
49
5. Zubareva V. Nastoyashchee i budushchee Egorush-ki: «Step'» v svete pozitsionnogo stilya [Egorush-ka's present and future: "The Steppe" in the light of positional style]. In: Desyat'shagovpo «Stepi» [Ten steps along the "Steppe"]. Charles Schlacks, Jr. Publisher Idyllwild, CA, pp. 6-33.
6. Shchepanskaya T.B. Kul'tura dorogi v russkoy miforitual'noy traditsii XIX-XX vv. [Culture of road in Russian mytho-ritual tradition of 19th-20th centuries]. Moscow, Indrik, 2003, 528 p.
7. Propp V.Ya. Morfologiya [Morphology]. In: Is-toricheskie korni volshebnoy skazki [Historical roots of fairytale]. Moscow, Labirint, 1998. 512 p.
8. Belova O.V. Etnokul'turnye stereotipy v slavyans-koy narodnoy traditsii [Ethnocultural stereotypes in Slavic tradition]. Moscow, Indrik, 2005. 288 p.
9. Chekhov A.P. Step' ["The Steppe"]. In: A.P. Chekhov. Sochineniya [Works]. In 18 vol. Vol. 7. Moscow, Nauka, 1977, pp. 13-104.
10. Kataev V.B. «Step'»: dramaturgiya prozy [«Steppe»: the dramaturgy of prose]. In: Taganrog-skiy vestnik, No. 3. «Step'» A.P. Chekhova: 120 let: mat-ly mezhdunar. nauch.-prakt. konf. [Taganrog Herald. «Steppe» A.P. Chekhov: 120 years. Proc. Int. Sci.-Prac. Conf.]. Taganrog, Lukomor'e Publ., 2008, pp. 3-9.
11. LosevA.F. Antichnaya mifologiya [Ancient mythology]. Moscow, State Educational and Pedagogical Publ., 1957, 620 p.
12. Lyubomishchenko T.M. Puteshestvie v daleko (Chekhovskaya syuzhetnaya model' v rasskaze A. Gaydara «Golubaya chashka») [Journey to the far (Chekhov story model the story by A. Gaidar, «the Blue Cup»)]. In: Taganrogskiy vestnik, No. 3. «Step'» A.P. Chekhova: 120 let: mat-ly mezhdunar. nauch.-prakt. konf. [Taganrog Herald. «Steppe» A.P. Chekhov: 120 years. Proc. Int. Sci.-Prac. Conf.]. Taganrog, Lukomor'e Publ., 2008, pp. 106-112.
13. Tarabukina A.V. Traditsiya v fol'klore i literature [Tradition in folklore and literature]. St.-Peters-burg, 2000, pp. 191-230.
14. Muchnik A. A.P. Chekhov i evrei. Postanovka problem [Chekhov and Jewish people. Problem statement], available at: http://berkovich-zametki. com/2014/Zametki/Nomer9/AMuchnik1.php (accessed February 2, 2018).
15. Vinogradova L.N., Tolstaya S.M. Dedy [Ancestors]. In: Slavyanskie drevnosti: etnolingvistiches-kiy slovar' [Slavic antiquities: ethnolinguistic dictionary]. In 5 vol. Vol. 2. Moscow, Mezhdunarod-nye otnosheniya, 1999, pp. 43-45.
16. Belova O.V Evrey [Jewish]. In: Slavyanskie drevnosti: etnolingvisticheskiy slovar' [Slavic antiquities: ethnolinguistic dictionary]. In 5 vol. Vol. 2. Moscow, Mezhdunarodnye otnosheniya, 1999, pp. 173-176.
Публикация подготовлена в рамках реализации ПФИ Президиума РАН 1.52 «Обеспечение устойчивого развития Юга России в условиях климатических, экологических и техногенных вызовов» (ГЗ ЮНЦРАН на 2018 г., № гр. проекта АААА-А18-118011990322-1).
28 февраля 2018 г.
УДК 821.161.1.0.
СНЫ, ВИДЕНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ В РАССКАЗЕ А.П. ЧЕХОВА «НА ПОДВОДЕ»: РЕАЛЬНОСТЬ И ИРРЕАЛЬНОСТЬ МИРА ПЕРСОНАЖА
Ли Хо
DOI 10.18522/2072-0181-2018-93-1-102-106
Творчество А.П. Чехова интересовало и интересует не только литературоведов и лингвистов, но и психологов, культурологов, социологов, историков, так как в нем представлена не столько жизнь России XIX в., сколько универсальные ценности бытия. Его образы имеют общечеловече-
Ли Хо - аспирант кафедры русского языка Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 150, e-mail: kria@sfedu.ru; liweifeng9971@g.g.com.
ское значение, о чем пишут и отечественные, и зарубежные исследователи [1-13]. По мнению Л.Я. Гинзбург, при всём многообразии персонажей, «в разных вариантах это всё тот же человек - неудовлетворённый, скучающий, страдающий, человек слабой воли, рефлексирующего ума и уязвлённой совести» [3, с. 71-72].
Li Huo - Southern Federal University, 150, Pushkins-kaya Street, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: kria@sfedu.ru; liweifeng9971@g.g.com.
Пространство произведений А.П. Чехова наполнено большим количеством персонажей разной социальной, профессиональной, возрастной принадлежности. Это «глобальная перепись» населения России рубежа Х1Х-ХХ вв. Г.Я. Бялый считает, что в творчестве А.П. Чехова отразились «общие социальные закономерности его эпохи. Но они отразились у писателя в их специфической русской форме. Россия последней четверти XIX столетия отражена в рассказах и пьесах Чехова всеми своими сословиями и классами. В его произведениях действуют помещики разных групп и степеней культурности, купцы городские и деревенские, цивилизованные и «дикие», крестьяне богатые и бедные, ремесленники и мастеровые разных профессий, каторжники и ссыльные, люди социального «дна», чиновники всех рангов, духовенство разных ступеней духовной иерархии, учителя, профессора, врачи (их особенно много), адвокаты, инженеры, писатели, актеры; изредка появляются рабочие, хотя этот класс населения был менее других художественно изучен и понят Чеховым. Русский город и русская деревня, столица и провинция, разные края и области России - от Сахалина и Сибири до Кавказа и Крыма, русский пейзаж и жанр - все это уместилось в рамках чеховского творчества. Великий патриот, Чехов всю жизнь думал и писал только о России, до боли душевной волновала его судьба русских людей, живущих в специфически русских условиях, исторических и бытовых [1, с. 431].
Рассказ «На подводе» (1897) представляет жизнь учительницы сельской школы со всеми социальными и бытовыми проблемами, и в то же время читатель узнает о сложном внутреннем мире героини. Цель статьи - показать, какими языковыми средствами формируется срез прошлой и настоящей жизни героини, как взаимопроникают внешний и внутренний миры, как реальность и ирреальность создают целостность жизненного пространства.
В рассказе представлены несколько персонажей: учительница Марья Васильевна, помещик Ханов, извозчик Семен, мужики в трактире. Это персонажи, с которыми знакомится читатель в течение описываемого в рассказе реального времени - одного дня, во время которого старик Семен везет Марью Васильевну из города, где она получала жалованье, в деревню Вязовье, в которой находится школа. В размышления, воспоминания, видения героини о жизни включены и другие персонажи. Но главное, куда вводит А.П. Чехов читателя, - это внутренний мир Ма-
рьи Васильевны. Он полон драматизма, обусловленного жизненными обстоятельствами, из которых невозможно найти выхода.
Целостная картина жизни Марьи Васильевны складывается у читателя из описаний ее снов, воспоминаний, видений, размышлений во время езды на телеге из города в школу. Она уже тринадцать лет здесь учительствует и почти все забыла из своей прошлой жизни. В начале рассказа период жизни до начала работы описан в воспоминаниях героини, из предметных реалий о нем напоминает только фотография матери, на которой из-за сырости в комнате уже почти ничего не видно.
«Когда-то были у нее отец и мать; жили в Москве около Красных ворот, в большой квартире, но от всей этой жизни осталось в памяти что-то смутное и расплывчатое, точно сон. Отец умер, когда ей было десять лет, потом скоро умерла мать... Был брат офицер, сначала переписывались, потом брат перестал отвечать на письма, отвык» [14, с. 335].
Эти воспоминания определяются в мыслях героини не сном, а чем-то «смутным и расплывчатым», похожим на сон, на сновидение. В конце рассказа вновь в сознании героини возникает прошлая жизнь, но более предметная, как и причина их появления. Телега пропускает курьерский поезд, и на площадке одного из вагонов Марье Васильевне видится женщина, похожая на мать.
«Какое сходство! У матери были такие же пышные волосы, такой же точно лоб, наклон головы. И она живо, с поразительной ясностью представила себе мать, отца, брата, квартиру в Москве, аквариум с рыбками и все до последней мелочи, услышала вдруг игру на рояле, голос отца, почувствовала себя, как тогда, молодой, красивой, нарядной, в светлой, теплой комнате в кругу родных; чувство радости и счастья вдруг охватило ее, от восторга она сжала себе виски ладонями и окликнула нежно, с мольбой:
- Мама!
И заплакала, неизвестно отчего.... Да, никогда не умирали ее отец и мать, никогда она не была учительницей, то был длинный, тяжелый, странный сон, а теперь она проснулась...» [14, с. 342].
Видение героини введено глаголом «представила» в значении «мысленно воспроизвести, вообразить» [15, с. 961]. Описание московской жизни наполнено не только перечислением родных людей, как в начале рассказа, в нем много предметных и звуковых реалий, ощущений кра-
соты и тепла. В этом представлении прежней жизни реальная во времени жизнь осмысляется как «длинный, тяжелый, странный сон», и героиня «просыпается», т.е. пробуждается, выходит из состояния сна, и вновь, как ей кажется, прежняя жизнь - это и есть ее настоящая, реальная жизнь. Таким образом, лексема «сон» в начале рассказа включена в нечеткие воспоминания героини о жизни в Москве («что-то смутное и расплывчатое, точно сон»), в конце рассказа в формировании видения той же прошлой жизни этой лексемы нет, она определяет уже настоящую жизнь («длинный, тяжелый, странный сон»). Существительное «сон», дважды включенное в эти фрагменты, и глагол «проснуться» дают представления о жизни героини в разное время (детство с родителями в Москве, работа учительницей), о ее реальном мире, в котором она жила и живёт. Эти слова позволяют в рассказе совместить пространство реальности и ирреальности, соотнести мир внешний и мир внутренний.
В настоящей жизни Марье Васильевне все-таки снятся сны, которые наполнены различными субстанциями, появляющимися там вполне закономерно и соответствующими реальной действительности («сниться» - «видеться во сне, являться в сновидениях») [14, с. 1223].
«А ночью снятся экзамены, мужики, сугробы» [14, с. 339].
Существительные во множественном числе, оформленные рядом однородных членов, обозначают и обобщают те реалии картины мира героини, которые на протяжении тринадцати лет работы составляют ее трудную повседневную жизнь. Первое существительное - «экзамены» - связано с профессиональной жизнью Марьи Васильевны. На экзамены надо готовить учеников, это ответственный период работы, и она много об этом думает: «Марья Васильевна думала о своей школе, о том, что скоро экзамен и она представит четырех мальчиков и одну девочку»; «Марья Васильевна думала все о школе, о том, какая будет задача на экзамене - трудная или легкая», [14, с. 336]; «И опять она думала о своих учениках, об экзамене, о стороже, обучилищном совете » [14, с. 338]; «И ей всегда казалось, что самое главное в ее деле не ученики и не просвещение, а экзамены [14, с. 339]. Слово «экзамен» и однокоренные слова «экзаменовать», «экзаменатор» встречаются в тексте девять раз, обозначая не только факт подготовки к экзаменам, но и людей, проводящих прием экзаменов, о чем читатель узнает из размышлений Марьи Васильевны о своей работе.
Размышления Марьи Васильевны о личной жизни также связаны с экзаменами. Одним из экзаменаторов был помещик Ханов, случайно встретившийся ей по дороге из города в деревню, что и является толчком ее раздумий о нем. В размышлениях учительницы о Ханове как об экзаменаторе и деятеле народного образования помещик охарактеризован не очень положительно: «Она привыкла видеть у себя экзаменаторов холодных, рассудительных, а этот не помнил ни одной молитвы и не знал, о чем спрашивать, и был чрезвычайно вежлив и деликатен, и ставил одни пятерки» [14, с. 336]; «Жертвует он в школы одни только глобусы и искренно считает себя полезным человеком и видным деятелем по народному образованию. А кому нужны тут его глобусы!» [14, с. 337]. При этом в ее мыслях о Ханове много и положительного как о человеке, который ей нравится, с которым могло бы сложиться ее женское счастье, устроилась бы ее личная жизнь. Звук отъезжающего экипажа, в котором находился Ханов, переводит ее раздумья о реальностях жизни в счастливую ирреальность, которой нет даже в сознании героини.
«И опять она думала о своих учениках, об экзаменах, о стороже, об училищном совете; и когда ветер доносил справа шум удалявшейся коляски, то мысли мешались с другими. Хотелось думать о красивых глазах, о любви, о том счастье, какого никогда не будет...» [14, с. 338].
Марья Васильевна пытается объяснить себе невозможность такого будущего личными качествами Ханова и обстоятельствами жизни: «он добр, мягок, наивен, не понимает этой грубой жизни, не знает ее так же, как на экзамене не знал молитв» [14, с. 336]. Она считает, что быть женой и влюбиться в такой ее трудной жизни просто не представляется возможным. Но в конце рассказа при встрече с Хановым на железнодорожном переезде Марья Васильевна вновь вообразила счастье, «какого никогда не было». Мысли о будущем постоянно перемежаются о мыслями о настоящем, раскрывая сложный внутренний мир героини.
В предложении, вводящем субстанции в сон героини, второе существительное из ряда однородных членов - «мужики» - обобщает многих участвующих в жизни учительницы людей, они представлены в рассказе без имен (кроме извозчика Семена) и включены как в описываемый в рассказе день (встреча с мужиками в трактире), так и во фрагменты действительности, воспроизводимые в размышлениях героини: «Марья Васильевна сидела и пила чай, а за
соседним столом мужики, распаренные чаем и трактирной духотой, пили водку и пиво» [14, с. 339]; «Марья Васильевна пила чай с удовольствием и сама становилась красной, как мужики, и думала опять о дровах, о стороже...» [14, с. 340]; «Ей крестьяне не верили; они всегда так думали, что она получает слишком большое жалованье - двадцать один рубль в месяц (было бы довольно и пяти), и что из тех денег, которые она собирала с учеников на дрова и на сторожа, большую часть она оставляла себе» [14, с. 341]; «Вот уже два года, как она просит, чтобы уволили сторожа, который ничего не делает, грубит ей и бьет учеников, но ее никто не слушает [14, с. 337]. Существительные «мужик», «мужики» в тексте встречается восемь раз; в жизненном пространстве учительницы есть также люди, названные в тексте только по производственной или социальной принадлежности: «извозчики», «крестьяне», «сторож», «попечитель -малограмотный мужик».
Существительное «сугробы» (третье в ряду однородных членов при описании реалий сна) дает представление о природном явлении и о тех сложностях, которые вносит в жизнь учительницы холодное время года. Существительное «сугробы» встречается только при описании сна, т.е. в ирреальном пространстве; в реальной жизни «холод» сопровождает героиню постоянно и представлен в тесте в описании природы, жилья, места работы (школы), необходимости заготовки дров, половодья, мешающем ездить в город: «Зима, злая, темная, длинная, была ещё так недавно» [14, с. 335]; «...В канавах и в лесу лежал ещё снег» [14, с. 335]; «От прежних вещей сохранилась только фотография матери, но от сырости в школе она потускнела» [14, с. 335]; «Утром холодно, топить печи некому, сторож ушел куда-то; ученики поприходили чуть свет, нанесли снегу и грязи, шумят; все так неудобно, неуютно» [14, с. 338]; «Около трактира, на унавоженной земле, под которой был ещё снег, стояли подводы» [14, с. 339]; «... Марья Васильевна почувствовала в ногах резкий холод» [14, с. 341].
Мысли, видения, сновидения Марьи Васильевны составляют основную часть рассказа, и именно эти фрагменты дают представление о всей жизни учительницы, включая детство в Москве и тринадцатилетнюю работу в деревенской школе. Описание настоящей, реальной, трудной жизни, которую подолгу выносили «только молчаливые ломовые кони, вроде этой Марьи Васильевны» [14, с. 339], формируется посто-
янно перемежающимися фрагментами текста, содержащими либо представление об одном дне из ее жизни, поездки из города в деревню, либо видениями, размышлениями героини о разных людях, процессах, явлениях, составляющих ее жизнь в настоящей и прошлой жизни. Эти фрагменты вводятся разными словами (сон, снится, думать, вообразить, представить, казаться), позволяющими автору ввести читателя в пространство ирреальности, во внутренний мир героини. Это пространство ирреальности основано на реальном внешнем мире героини и дает возможность создать целостную картину как мира внешнего, так и мира внутреннего. Оба мира драматичны, поскольку реальность останется прежней и она же не позволяет даже представить другую ирреальность. Мастерство А.П. Чехова состоит в том, что обозначенная им художественная функция сновидений, размышления героини (ирреальности в действительности) позволяет читателю представить полную картину жизни героини в прошлом и настоящем, жизни, состоящей из рутинной повседневности (реальности), а также формирует представление о модели будущего мира Марьи Васильевны.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бялый Г. А. Чехов // История русской литературы: В 10 т. Т. 9. Литература 70-80-х годов. Ч. 2.М.; Л.: АН СССР, 1956. С. 345-432.
2. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979, 220 с.
3. Гурвич И.А. Проза Чехова (человек и действительность). М.: Художественная литература, 1970. 182 с.
4. Есин А.Б. О чеховской системе ценностей // Русская словесность. 1994. № 6. С. 3-8.
5. Катаев В.Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М.: Изд-во МГУ, 1979. 326 с.
6. Кибальник С.А. Художественная феноменология Чехова // Русская литература. 2010. № 3. С. 31-38.
7. ОлейникА.Н. «Мы давно уже едем, давно страдаем» (об одном мотиве чеховских произведений) // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2010. № 4. С. 21-28.
8. Winner Th. G. Myth as a Device in the Works of Chekhov. Myth and Symbol: Critical approaches and applications essays by N. Frye, L.C. Knights etc. Lincoln, 1963. P. 71-78.
9. Sherbinin J.W. De Chekhov and Russian Religious Culture: The Poetics of the Marian Paradigm. Evan-ston, IL: Northwestern University Press, 1997. 189 p.
10. Senelick L. Chekhov and the bubble reputation // Chekhov Then and Now: The Reception of Chekhov in World Culture. N. Y.: Peter Lang, 1997. P. 5-18.
11. Rayfield D. Understanding Chekhov. A Critical Study of Chekhov's Prose and Drama. Bristol Classical Press, London, 1999. 295 p.
12. Schefski H. Chekhov and Tolstoyan philosophy // New Zealand Slavonic Journal. 1985. P. 81-88.
13. Corrigan Y. Chekhov and the Divided Self // The Russian Review. 2011. Vol. 70. P. 272-287.
14. Чехов А.П. На подводе // А.П. Чехов. Полн. собр. соч.: В 30 т., соч. в 18 т. Т. 9. М.: Наука, 1977. С. 335-342.
15. Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С.А. Кузнецова. СПб.: Норинт, 2000. 1536 с. С. 342.
REFERENCES
1. Byaliy G.A. Chekhov. In: Istoriya ruskoy literatury: v 10t. [History of Russian Literature: in 10 vols.]. T. 9: Literature of the 1970s and the 1980s. Part. 2. Moscow, Leningrad, USSR Academy of Science, 1956, pp. 345-432.
2. Ginzburg L. Ya. O literaturnom geroe [About the literary hero]. Leningrad, Sovetskiy pisatel', 1979, 220 p.
3. Gurvich, I.A. Proza Chekhova (chyelovek y deist-vyteylnost) [Chekhov's Prose. (Human-Being and Reality)]. Moscow, Khudozhestvennaya literatura, 1970, 182 p.
4. Esin A.B. Russkaya slovesnosf, 1994, no. 6, pp. 3-8.
5. Kataev V.B. Proza Chekhova: problemy interpretat-sii [Chekhov's prose: problems of interpretation]. Moscow, Moscow University Publ., 1979, 326 p.
6. Kibalink S.A. Russkaya literature, 2010, no 3, pp. 31-38.
7. Oleinik A.N. Vestnik Udmurtskogo universiteta. Istoriya ifilologiya, 2010, no. 4, pp. 21-28.
8. Winner Th. G. Myth as a Device in the Works of Chekhov. Myth and Symbol: Critical approaches and applications essays by N. Frye, L.C. Knights etc. Lincoln, 1963, pp. 71-78.
9. Sherbinin J.W. De Chekhov and Russian Religious Culture: The Poetics of the Marian Paradigm. Evan-ston, IL: Northwestern University Press, 1997, 189 p.
10. Senelick L. Chekhov and the bubble reputation. In: Chekhov Then and Now: The Reception of Chekhov in World Culture. New York, Peter Lang, 1997, pp. 5-18.
11. Rayfield D. Understanding Chekhov. A Critical Study of Chekhov's Prose and Drama. London, Bristol Classical Press, 1999, 295 p.
12. Schefski H. New Zealand Slavonic Journal, 1985, pp. 81-88.
13. Corrigan Y. The Russian Review, 2011, vol. 70 (April), pp. 272-287.
14. Chekhov A.P. Na podvode [In the cart]. In: A.P. Chekhov. Poln. sobr.soch. ollected works in 30 vols., Works in 18 vols]. Vol. 9. Moscow, Nauka, 1977, pp. 335-342.
15. Bal'shoi tolkovoy slovar' ruskovo yazyka [Big explanatory dictionary of the Russian]. Ed. by S.A. Kuznetsova. St.-Petersburg, Norint, 2000. 1536 p., p. 342.
12 марта 2018 г.
