CC BY
278
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2007. № 6
ОНТОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
А.С. Кравец
СМЫСЛЫ И ЦЕННОСТИ
Понятия «смысл» и «ценность» давно уже вошли в обиход повседневной жизни, и вместе с тем они занимают важное место в теоретическом сознании. Ими постоянно пользуются филологи, философы, культурологи, социологи, политологи, психологи, как только речь заходит о понимании человеческих действий, их мотивации, коммуникативных процессах, активности человеческого сознания, духовных ориентациях культуры, закономерностях творчества и т.д. Несмотря на глубокую укорененность этих концептов в обыденном языке, теоретическая строгость данных понятий все еще остается неудовлетворительной, недостаточно отрефлектированной, что, конечно, сказывается на качестве гуманитарных исследований. В понимании соотношения указанных понятий существуют подходы, как попросту отождествляющие их, трактующие как синонимы, так и противопоставляющие одно другому. Существующая неопределенность в понимании весьма непростых понятий, безусловно, должна быть преодолена, и роль философского анализа в решении этой задачи становится все более актуальной.
Среди многочисленных подходов и концепций смысла можно определить две линии, расходящиеся своими установками в трактовке самых общих определяющих признаков смысла.
Первая линия связывает смысл с содержанием человеческой мысли. Для представителей этого подхода (тех исследователей, которые опираются прежде всего на результаты лингвистических и логических исследований) элементарной единицей смысла является правильно сформулированная мысль, ее некий экстракт (получивший позже название пропозиции), содержательный инвариант, не зависящий от формы выражения мысли (прежде всего от модальности выражения и прагматических коннотаций мысли) и сохраняющийся во всех переводах этой мысли. Более сложные смысловые образования (фразы, тексты, теории, романы, технические описания и т.п.) строятся на основе этой единицы, образуя сложный смысл. Такой подход к смыслу условно можно назвать семантическим.
Для многочисленных сторонников второго подхода смыслы являются человеческими ценностями, которые лежат в основе как
социальной деятельности людей, так и функционирования общества в целом. Подобный подход к смыслам можно условно назвать ценностным. К указанной позиции склоняются, например, культурологи, исследующие роль базисных ценностей в культуре (прежде всего моральных, таких, как добро, зло, справедливость, совесть, счастье, свобода, ответственность и т.п.), политологи, изучающие ценности либерализма, консерватизма, патриархальности и патернализма, социологи, интересующиеся отношением людей к ценностям повседневной жизни (заработку, семейным нормам, собственности, ксенофобии и толерантности). Особенно много сторонников ценностного истолкования смысла мы находим среди ученых, разрабатывающих теорию деятельности, поскольку в центре этой теории стоят вопросы мотивации деятельности и ее целесообразности.
Существующее противостояние указанных позиций порождает, с нашей точки зрения, иллюзию, будто существуют два рода смыслов — семантические смыслы, применимые для трактовки коммуникативной деятельности, и ценностные смыслы, доминирующие во всех других сферах человеческой деятельности. Вообще говоря, идея существования разных типов смыслов и смысло-творчества представляется нам чрезвычайно продуктивной в преодолении абстрактного философствования о смыслах. Действительно, существуют разные установки в смыслотворчестве, различающиеся своими мотивами и целями: в познавательной деятельности, коммуникативной, художественной, проективной (инженерная деятельность, техническое творчество), правовой, политической, религиозной, воспитательной, образовательной, производственной, коммерческой. Все эти виды деятельности пронизаны смыслами, которые различаются не только своим содержанием, но и целями, входят в разные смысловые пространства, ориентируются на различные нормы смыслотворчества.
Сторонники деятельностного подхода к смыслам обычно нацелены на создание общей теории деятельности и поэтому говорят о структурах, схемах деятельности в самом общем плане, не противопоставляя одну деятельность другой. Тем более нелогичным представляется противопоставление коммуникативной деятельности всем другим видам деятельности, если мы озабочены задачей выявления родовых, сущностных признаков смысла. Но именно эту задачу мы преследуем в данной работе.
По своей дисциплинарной принадлежности эта задача более всего соответствует духу научной философии, стремящейся к синтезу человеческих представлений о смысле. Конечно, помимо задачи генерализации общих представлений о смысле имеет свою ценность и задача конкретизации смыслов в отдельных сферах деятельности (например, повседневные смыслы, научные, художе-
ственные и пр.). Такой поворот в исследовании смысла и смыслотворчества соответствует установке на конкретизацию проблемы смысла. Другими словами, свою ценность имеет как проблема генерализации смыслов, так и проблема их конкретизации. Однако это совершенно разные задачи. И в рамках такого подхода главным и до сих пор дискуссионным остается вопрос о родовых, всеобщих признаках феномена смысла.
Ученые, анализирующие структуру социальной деятельности, часто противопоставляют коммуникативные смыслы (и соответственно те наработки и идеи, которые получены в рамках лингвистических и логических исследований) деятельностным смыслам, связанным с мотивацией, целеполаганием и т.п. Тем самым создается искусственное противопоставление «семантических» и «деятельностных» смыслов1. Возникает вопрос: насколько продуктивен такой подход в понимании феномена смысла? Не более ли продуктивно при анализе феномена смысла считать, что его сущность остается инвариантной во всех проявлениях осмысленной деятельности?
В пользу наведения мостов между коммуникативными (т.е. семантическими) и деятельностными смыслами говорит интенсивно развивающаяся теория речевых актов, основы которой разработали Дж. Остин и Дж. Серль2. В рамках теории речевых актов принимается исходное положение о том, что любое высказывание в коммуникации является действием, производимым говорящим на основании определенных мотивов (желанием информировать слушающего, предупредить его, дать совет, обещание, декларировать что-либо, попросить, приказать и т.п.), с определенной целью (добиться желаемого).
Теория речевых актов изначально трактует коммуникативный процесс как деятельность. Речевой акт, согласно этой теории, является действием, включающим общие структурные элементы любой деятельности: мотивы, намерения, цели, планирование результата, выбор стратегии его достижения, взвешивание возникающих в выборе альтернатив3. Все эти конституирующие элементы деятельности наполнены смыслом (т.е. промысливаются субъектом) и вместе с тем должны быть согласованы, коррелиро-ваны друг с другом (эффект перетекания смысла). Эти элементы придают всей деятельности целостно-осмысленный характер4.
Мы не видим никаких оснований для исключения коммуникативной деятельности из общего родового понятия деятельности, и тем более нет никаких разумных доводов для того, чтобы противопоставлять коммуникативные смыслы деятельностным. Более того, коммуникативная деятельность представляет собой весьма значимый объект для исследования смысла, поскольку она специально предназначена для передачи человеческих смыслов
при помощи естественного языка (нации, народа), способного передать любые смыслы (повседневные, религиозные, художественные и с известной степенью корректности научные и т.п.) В языке смыслы обретают свой дом. Они не скрыты от коммуникантов, если последние сами этого не пожелают. Все другие виды деятельности не предназначены для коммуникации. У них другая цель, поэтому для внешнего наблюдателя, следящего за действиями какого-либо актора, они всегда представляют собой загадку.
Понятие смысла не является простым и однозначным. До сих пор продолжаются дискуссии на тему, что такое смысл и как он образуется. Пожалуй, наибольшая определенность в толковании смысла достигнута в логико-семантических исследованиях. Но именно на эту трактовку ведется атака некоторыми представите -лями психологии и культурологии, которые считают логико-семантические требования к смыслам слишком жесткими и не учитывающими всех нюансов смысла, проявляющихся в контексте человеческой жизнедеятельности и культуры.
В центре распространенных дискуссий о смысле располагается триада понятий: значимость, смысл, ценность, которые трудно отличить друг от друга. Психологи обычно отождествляют смысл с любой значимостью явления или события в человеческой жизни5. Культурологи склонны относить к смыслам доминантные ценности культуры (добро, зло, вера, справедливость, свобода и т.п.). Иногда в эту триаду вклинивается и четвертый термин «значение», также весьма многозначный и неопределенный. Дискуссии по поводу соотношения смысла и значения получили свое отражение в нашей работе6. Нужно сказать, что повод для разночтений термина «смысл» дали сами лингвисты. В истории лингвистики долгое время смысл определяли через значимость. Соссюр, например, говорил о том, что «язык есть система чистых значимостей, определяемая исключительно наличным состоянием входящих в нее элементов»7, а смысл (значение, signification, sens) есть нечто, зависимое от значимости и определяющееся ею, но в то же время значимость «есть, конечно, элемент значения»8. И хотя в настоящее время в лингвистике все-таки достигнута некоторая определенность, все же в трактовке терминов «смысл», «значение», «значимость» еще нередко встречается путаница.
Самым неопределенным является термин «значимость», от которого в логико-семантических исследованиях в настоящее время отказались. Термин «значимость» можно применять к чему угодно: твоя мысль значима, его общественное положение значимо, поступок Джона весьма значим, извержение вулкана значимо, вода значима для жизни, запах хищника значим для жертвы и т.п.
Естественно, что в перечисленных примерах трактовка слова «значимость» остается скрытой и неопределенной. А в чем,
собственно, заключается эта значимость? При характеристике объектов и явлений как значимых всегда приходится уточнять, в каком смысле они значимы. Характеристика через значимость просто выделяет объекты из общего ряда. Они значимы — значит, как-то отличаются от известных нам явлений, выбиваются из общего ряда, имеют для нас какое-то особенное значение (большое—малое, угрожающее—оптимистическое, полезное—бесполезное и т.п.). При таком общем толковании термина «значимость» под ним могут скрываться и такие феномены, как смысл и ценность. И действительно, очень часто можно встретить определение одного термина через другой в этой триаде, причем наибольшей абстрактностью и широтой применения обладает «значимость». Типичным определением смысла знака является отсылка к его значимости. Сам английский термин «meaning» связан с пониманием значимости (значения) как того, что «имеется в виду», когда я употребляю тот или иной знак.
Смысл, толкуемый в самом широком плане, является способом связи человека с миром. Однако эта общая дефиниция, вполне приемлемая в философском контексте, слишком обща, чтобы выявить специфику смысла. Человека связывают с миром и чувство, и деятельность, и переживание, и ценность, и сознание в целом. Подступы к конструктивному определению смысла начинаются с того, что в этих многообразных формах связи человека с миром смыслу отводится особая, специфическая роль, выделяющая его из общего ряда. Если такие отличительные признаки не указываются, то дискурс о смысле обречен на пустую болтовню, смысл попадает под общее определение всепоглощающей значимости.
Сущностные признаки смысла были обнаружены именно в лингвистических исследованиях, ибо, повторимся, именно в языке смыслы обретают свод дом, наиболее открыты для понимания.
Смысл всегда связан с мыслью. Осмысление — путь к получению смысла. Когда я что-то говорю, то смысл и есть мысль, скрывающаяся за знаковым выражением. Эта мысль всегда характеризует предмет мысли, именно в этом плане смысл связывает человека с миром. Через осмысление явлений и процессов внешнего мира и событий собственной жизни формируется смысл этих явлений, процессов, событий. Всякая мысль есть характеризация явлений и событий, или, как принято говорить в логике, предикация предмета. Смысл имеет место быть во всем, что я утверждаю или отрицаю, о чем я каким-либо образом высказываюсь.
По Л. Витгенштейну, смысл есть «положение дел» в мире9, в любом возможном мире. Смысл безразличен к истинности или ложности в том плане, что в нем представлено некоторое
содержание мысли. Его (этот смысл) можно отрицать или утверждать, но смысл остается смыслом, поскольку инвариантен как к форме предложения, так и к модусам утверждения, отрицания, сомнения и т.д. Короче говоря, смысл — это осмысленное положение дел или просто осмысленное.
Некоторые психологи продолжают бороться с такой трактовкой смысла, указывая, что в человеческой жизни есть много такого, что не укладывается в жесткие рамки осмысленности (и интуиция, и аффектации, эмоции, переживания и т.п.). Они борются с «интеллектуалистской», или «идеаторной», трактовкой смысла, говоря о ее ограниченности. С ними вполне можно согласиться в том, что в жизни человек не все может осмыслить, что он иногда принимает необъяснимые или неосознанные решения, что существует еще важная эмоциональная сфера жизни человека. Но почему из всего этого делается вывод о неприемлемости трактовки смысла как осмысленного? Только потому, что в нее невозможно вписать все не осмысляемое, не рефлектируемое человеком? Но не проще ли другое решение: все прочее как раз и не является смыслом, хотя все это прочее (и аффект, и рефлекс, и интуиция) может играть важную роль в жизнедеятельности человека?
Нам представляется, что здесь мы стоим перед альтернативой: либо получаем конструктивное определение смысла как осмысленного (положения дел в мире, событий собственной внутренней жизни), либо скатываемся к неопределенной значимости всего, что важно для человеческой жизнедеятельности.
Теперь вернемся к ценностям. Что же такое ценность? Под ценностями обычно понимают любые явления, реальные или мыслимые, существующие и несуществующие, абстрактные или весьма конкретные, которые имеют какую-либо значимость для человека или человечества. Здесь опять появляется роковой термин «значи-мость»10.
Когда мы говорим о значимости, конституирующей некоторую ценность в обществе, то имеем в виду отношение субъекта (индивида или общества) к какому-то явлению или событию. Объект для нас ценностно значим, если мы можем как-то использовать его в своих интересах, включить в план своей жизнедеятельности, учесть в своих мотивах, проектах, ожиданиях, пожеланиях и т.д.
Значимость объекта или явления устанавливается с помощью оценок, выражающих отношение субъекта к оцениваемому объекту. Например, полезный—вредный, хороший—плохой, красивый—некрасивый, справедливый—несправедливый, добрый— злой, свой—чужой и т.д.
Понять, что такое ценность, можно, если сравнить когнитивный (познавательный) подход к объектам с ценностным подходом. Под когнитивным подходом мы понимаем установку на раскрытие собственных (имманентных) свойств вещи безотносительно к какому-либо их использованию человеком, без выражения своего отношения к ней. Под ценностным подходом к вещи мы имеем в виду некоторое человеческое отношение к ней, связанное с вовлечением ее в мир человеческих интересов, значимостей для меня или для общества. Одна и та же вещь может стать предметом и когнитивного описания, и оценивания. Например, сказать, что золото обладает таким-то удельным весом, значит выразить когнитивное (объективированное) отношение к данному металлу, но если кто-то утверждает, что золото — драгоценный металл, то он выражает тем самым ценностное отношение к нему.
Другими словами, ценностная характеристика объекта — это характеристика ее значимости для человека (группы, общества). При ценностном подходе к вещи обращают внимание прежде всего на возможность включения ее в план своей жизнедеятельности или на ее роль, место в культуре. Фокусом, в котором стягиваются и пересекаются все ценности, является человек, его интересы, потребности, ожидания, мотивы. Если воспользоваться языком Хайдеггера, то можно сказать, что мир ценностей (их спектр, ранжирование, структура) определяется присутствием человека в мире.
Часто понятию ценности противопоставляют антиценность. Однако чаще всего люди называют антиценностью некоторую негативную значимость какого-либо явления в культуре (наркомания, преступность, экстремизм, агрессия, диктатура и т.п.). Тем самым они уже оценивают данное явление как отрицательную ценность. Другими словами, антиценность — это ценность особого рода, а именно крайне отрицательная ценность. Неценностным, или внеценностным, отношением можно было бы считать установку на объективность научного познания. Действительно, раскрывая в познании объективные (т.е. имманентные) свойства объекта (например, молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода, квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов и т.п.), мы не выразили в суждении никакого человеческого отношения к объектам, а только зафиксировали то, что принадлежит самой познаваемой вещи. Поэтому именно научные описания (дескрипции) чаще всего противопоставляют ценностным суждениям, таким, например, как вода полезна для человека, геометрию необходимо изучать. Итак, в первом случае констатируется нечто, принадлежащее вещи самой по себе, во втором — производится оценка вещи, которую можно рассматри-
вать как приговор, выражающий отношение субъекта к объекту. Однако оценка разумным человеком объекта не является произвольной. Она всегда опирается на учет каких-либо имманентных свойств предмета, обусловливающих ее полезность или бесполезность, благоприятность или неблагоприятность для нас. Оценка — это объективно-субъективный кентавр, тогда как в познавательных характеристиках мы стремимся элиминировать всякую субъективность.
Различают три формы ценностного знания: идеалы, оценки, нормы. Идеал — это образ желаемого будущего, который всегда презентируется в качестве совершенного образца, лишенного каких-либо недостатков. На самом деле идеал — это всегда лишь мыслимая, представляемая в нашем сознании идеализация какого-либо объекта или явления (государственное устройство, любимый человек, желаемая вещь). Идеалы обладают высокой стимулирующей силой, они могут наполнять жизнь «высоким» смыслом, служить жизненным ориентиром для человека, нации, группы. Оценка, как уже указывалось, является качественной или количественной характеристикой ценности, она конкретизирует ее значимость для человека в определенном отношении.
Наконец, нормы устанавливают некоторые рамки, в пределах которых явление или действие являются допустимыми, разрешенными, полезными, эффективными, безопасными и т.д. Вместе с тем под нормами часто понимают жизненные императивы (принципы жизни), которыми люди руководствуются в своей деятельности (необходимо бороться за свободу, справедливость, человеческое достоинство и т.п.).
Ценностное отношение наиболее четко проявляется в суждениях, рефлектирущих позицию субъекта в его выборе жизненных приоритетов и предпочтений, и особенно в планировании своей деятельности. В этом случае субъект как бы говорит себе: «Это мне нужно», «Мне это необходимо», «Это мне будет полезно» и т.д. Однако ценностная позиция не обязательно требует своей манифестации в суждениях. Более того, она не всегда критически осмысливается субъектом. Человек может делать свой выбор неосознанно, под влиянием существующих стереотипов, моды, из-за приверженности к существующим традициям (по принципу: так делают все) и даже аффективно, когда чувство берет верх над разумом. Тем не менее ценностная позиция субъекта всегда присутствует, даже не будучи манифестированной в языке, в ситуациях мотивации деятельности, ее целеполагания, она в явном или скрытом виде существует в наших желаниях, намерениях, убеждениях.
Теперь можно вернуться к проблеме соотношения смыслов и ценностей. И то и другое понятие можно подвести под более
общее понятие значимости. За понятием значимости, как уже указывалось, могут скрываться и смысл и ценность. Характеризуя каким-либо образом предмет, мы можем обратиться к его имманентным (объективным) свойствам (например, для золота это будут такие характеристики, как химический состав, удельный вес, электропроводность и т.п.), а можем прибегнуть к ценностным характеристикам (драгоценный, способный служить средством накопления капитала, материалом для украшения и т.д.). В первом случае мы имеем дело с объективной информацией о предмете, во втором — с некоторой значимостью предмета для человека, т.е. с ценностью.
И ту и другую информацию о предмете можно выразить в суждении, характеризующем предмет. Суждение и есть мысль, приписывающая предмету какое-либо свойство или отрицающая его существование. С точки зрения логического строения мысли (ее формы) вообще нет никакого различия между выражением мысли об имманентных свойствах предмета и его ценностных характеристиках. В логике любая характеризация предмета выражается формулой «8 есть Р», которая соответствует как мысли о его объективных свойствах, так и представлению о ценностных признаках.
Напомним, что смысл отличается от суждения (а тем более от предложения) тем, что он выражает инвариантное содержание мысли, элиминированное от модусов утверждения или отрицания. Смысл — это инвариантное содержание мысли о положении дел, которое можно утверждать или отрицать, по поводу которого можно сомневаться и вопрошать. Это мыслимое «положение дел» может быть желаемым или нежелательным, возможным или необходимым, существующим или проектируемым, сопровождаться как позитивной коннотацией, так и негативной. По существу, смысл есть любое осмысленное положение дел в мире, даже фантастическое. Отсюда уже можно предположить, что смыслы и ценности не противостоят друг другу.
Следует отметить, что в повседневной жизни обычный человек даже не осознает различий между характеризацией объекта через его объективные (имманентные) свойства или через указание на его ценностные признаки. Например, не так просто разобраться с такой характеристикой растения, как «сорняк». На первый взгляд кажется, что отнесение какого-либо растения к классу сорняков является его объективной характеризацией. Утверждая, что одуванчик — это сорняк, мы выразили некоторый смысл, но он не является, строго говоря, объективированным. Ведь люди относят к классу сорняков растения, с которыми они борются на своих огородах и в садах, и если кто-то вдруг задумал выращивать в своем саду одуванчики, то для него они уже не
сорняки, а культивируемые цветы. Следовательно, в характеристике «сорняк» выражается ценностное отношение человека к растениям.
Любая характеризация предмета отвечает на некоторый вопрос: что, где, когда, почему, какой, сколько, зачем, для чего, ради чего? М. Бахтин дал очень хорошее определение смыслу: «Смыслом я называю, — писал наш выдающийся литературовед, — ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает, лишено для нас смысла»11. Эти вопросы можно ставить в разных отношениях, ориентируясь на раскрытие как имманентных свойств объекта (т.е. отвечая на вопрос: что сие есть?), так и на раскрытие его значимости для человека (т.е. отвечая на вопрос: что сие значит для меня?). Первый вопрос ориентирует нас на раскрытие объективированного смысла, а второй — на раскрытие ценностной характеристики предмета для человека. Но любой ответ, как на первый, так и на второй вопрос, будет смыслом12. Смыслотворчество всегда есть решение какой-то проблемы. Разрешение подобных проблем осуществляется путем интеллектуальных усилий, актов активности сознания.
Таким образом, между смыслами и ценностями есть много общего, но есть и существенные различия. Общее выражается в том, что и то и другое выражает некоторое отношение человека к миру. Через смыслы и ценности человек вовлекает мир в сферу своего сознания, переводит в план своей жизнедеятельности, активности. Но у этих человеческих феноменов — разные функциональные установки.
Смыслотворчество направлено как на осмысление мира, так и на свою собственную деятельность, а также на осмысление своей жизни, своего внутреннего «Я». Осмысление, продуцирование смыслов, смысловая рефлексия представляют наиболее существенную черту человеческого рода, знаменующую прорыв человека за пределы животного мира. Наиболее важной функцией смыслотворчества является перевод данного в чувстве мира в формы мышления. Элементарной базовой единицей смысла является мысль, в которой предмет характеризуется через свое свойство. Однако смыслотворчество не ограничивается простой предикацией предмета. Как только мысль сформулирована, возникают богатейшие возможности для работы человеческого интеллекта — для углубления смысла через его анализ, для связывания с другими смыслами (синтез), а также для выводов одних смыслов из других.
Смысл (как мысль о внешнем или внутреннем мире человека) приобретает самостоятельную форму «самодвижения»: она может развиваться в сторону генерализации, т.е. обобщаться до высочайших пределов, удивляя нас своими «нежизненными» научны-
ми абстракциями, но может изменяться в противоположном направлении, обогащаться вширь, конкретизироваться. Конечно, нельзя фетишизировать смысл, приписывая ему самостоятельную активность и превращая в самодовлеющую сущность. Во главе смысла всегда стоит мыслящий человек, подлинный и единственный демиург смысла.
Смыслы лежат и в основе еще одной чисто человеческой способности — общения людей. Общение и есть обмен человеческими смыслами. Люди понимают друг друга благодаря обмену этими смыслами, транслируемыми с помощью языка. Нельзя никаким образом передать свои ощущения другому. Конечно, ощущения могут сопровождаться гримасами, вздохами, криками и т.п., но эти внешние их проявления являются всего лишь сигналом того, что наблюдаемый человек что-то чувствует. Но моя боль — это моя боль. Если мне горячо, то другому в тот же момент может быть холодно. Только благодаря смыслам люди способны проникнуть в мир сознания другого, в том числе и рассказать о своих ощущениях.
Осмысливать все — свою встречу с миром, его мировые загадки, место в обществе, жизненное предназначение, свои действия и поступки других людей, свои желания сообщить что-то другому, достижения мировой культуры и науки, ставить вопросы и давать на них ответы, рассчитывать, взвешивать альтернативы при наших выборах в социальном мире, рассуждать, доказывать — вот далеко не полный перечень многообразных функций смыслотворчества, т.е. производства и конституирова-ния смыслов.
Ценностная установка не менее важна для человека и столь же универсальна, как и установка на конституирование смыслов. Ценностная установка направлена на оценивание мира человеком, она реализуется под знаком раскрытия значимости каких-либо вещей и событий для человека или общества. Вопросы «для чего?», «зачем?», «что это мне сулит?», «вредно или полезно для меня?», «соответствует ли моим устремлениям и жизненным целям?», «что я могу себе позволить?», «на что надеюсь?», «во что верю?» и т.п. лежат в основе моего ценностного отношения к внешнему или внутреннему миру. Ценностное отношение к миру всегда предпосылается социальной деятельности людей и лежит в основе ее мотивации. Оно манифестируется в особых оценочных предикатах, которые мы приписываем вещам, как существующим, так и создаваемым, например это полезно, это совершенно, это прекрасно, это эффективно, это необходимо мне.
Осмысление, конституирующее в конечном результате смысл, и оценивание, формирующее ценность чего-либо в жизни и деятельности человека, идут параллельно, рука об руку, они
пересекаются друг с другом в нашем самоопределении в мире. Вот почему смыслы и ценности трудно различить непрофессиональному, нефилософскому разуму.
В основе любого процесса конституирования смысла в повседневной жизни, научной и художественной деятельности лежит ценностный выбор, оценивание как ответ на вопросы: зачем, для чего я это делаю? С другой стороны, всякая ценность для человека становится осознанной, эксплицированной, взвешенной только благодаря ее осмыслению, выражению в форме некоторой мысли об этой ценности. А это уже смысл.
Прежде чем дать более строгое, модельное представление о соотношении смыслов и ценностей, необходимо остановиться на важнейшем вопросе о сфере бытования этих феноменов. Существуют ли они в самом мире или находятся в сфере человеческого сознания? Вот кардинальнейший философский и довольно запутанный вопрос о существовании смыслов и ценностей.
О смысле нами уже много сказано, из чего можно сделать вывод, что сфера бытования и конституирования смысла лежит в плоскости сознания. Смысл как мысль о мире является порождением сознания, и, следовательно, сфера его бытования — это сознание человека. Но не все так просто.
Мы уже приводили довольно распространенное определение смысла как способа связи человека с миром, как осмысленного его отношения к миру. Но всякое отношение имеет, по крайней мере, два полюса. В данном случае этими полюсами являются, с одной стороны, мир (как внешний, так и внутренний, как существующий, так и создаваемый), а с другой — человек, осознающий этот мир. Вектор осмысления исходит из сознания человека, но своим острием он упирается в мир.
Представление о существовании смыслов в самом объективном мире высказывается некоторыми нашими философами вследствие какой-то непомерной абсолютизации и фетишизации принципа отражения. В примитивной интерпретации принцип отражения гласит: все, что есть в сознании, есть и в мире, одно соотносится с другим на основе взаимно однозначного соответствия друг с другом. Отсюда недалеко до прямолинейного вывода: смыслы существуют в самом мире и отражаются нашим сознанием в форме мысли13.
Действительно, простые примеры элементарных смыслов (мальчик бежит, осел есть животное), казалось бы, подтверждают тезис о том, что смыслы присутствуют в мире, а сознание лишь отражает их. Разве мальчик не бежит в самом мире, а осел не является животным в реальности?
Тем не менее присмотримся к сказанному повнимательнее. В высказывании «мальчик бежит» содержится простой смысл, со-
ставленный из двух лексем — «мальчик» и «бежит». Что такое «мальчик»? Смысл слова «мальчик» выявляется только в сопоставлении с другими смыслами. Прежде всего он находится в полюсной оппозиции к смыслу «девочка», и мы должны понимать смысловые различия между этими словами. Далее, «мальчик» как смысл входит в возрастную шкалу соотношения смыслов: «мальчик — юноша — зрелый мужчина — старик», и, употребляя слово «мальчик», мы входим и в эту сеть смысловых различий. Таким образом, интересующий нас смысл тянет за собой другие смыслы и становится понятным и адекватным только в сети схождений и различий с другими смыслами.
Та же самая ситуация возникает с выбором слова «бежит». При конституировании смысла как представления определенного «положения дел» мы должны адекватно охарактеризовать естественное движение одушевленного предмета, т.е. учесть смысловую согласованность предикатов с семантическими классами имен (неодушевленные предметы — одушевленные — разумные). Поэтому законы смыслообразования исключают в нашем примере такие признаки, как «едет» и «летит». Далее, выбрав подходящий разряд признаков для человека, мы снова попадаем в дискретную шкалу характеризации движения: «стоит — ползет — идет — спешит — бежит — несется как ветер», из которой нам предстоит выбрать подходящий смысл. Таким образом, описывая наблюдаемую ситуацию, мы опираемся на смысловые конструкты, существующие в языке.
Еще больше проблем со вторым высказыванием, смысл которого нельзя просто «усмотреть» в самом мире, поскольку оно носит существенно «логический» характер. Подобные высказывания Аристотель называл сущностными, ибо они определяют смысл понятия (в частности, понятия «осел»). Эта сущность выражается через логическую операцию вхождения в класс: класс ослов входит в класс животных.
Всякая мысль, формируемая с помощью языка, опирается на смыслы лексем (единиц смысла), которые расчленяют мир в сознании человека. Эти лексемы формировались исторически, опосредуя повседневный опыт народа. Тем не менее среди этих лексем появляются иррациональные имена (домовой, ведьма, черт и т.п.), которым ничто в мире не соответствует. Это свидетельствует об определенной самостоятельности, автономности смыслов от мира, несмотря на то что они по своей интенции всегда направлены на мир. В образовании смыслов задействовано прежде всего сознание, «лепящее» из смыслов конструкцию мира. Смысл мы не находим предзаданным в мире, а созидаем путем мыслительной работы. Переводя мир в план сознания, мы получаем определенную свободу в конструировании смыслов.
Сепир и Уорф на основе сравнительного изучения языков американских индейцев выдвинули гипотезу лингвистической относительности. Оказывается, что эти языки не изоморфны друг другу, т.е. в составе имен одного языка есть имена, отсутствующие в другом языке, и наоборот. В настоящее время подтверждается все большая достоверность этой гипотезы. Языки различных народов расчленяют мир неодинаково, что зависит от различий в их историческом развитии, от повседневной практики, среды обитания и т.д. Как выясняется, каждый язык на основе соответствующих смыслов создает свою специфическую картину мира, так что слово «мальчик» может вообще не появиться в каком-либо языке, зато могут появиться другие номинации (например, «подрастающий воин» или что-нибудь в этом роде).
Казалось бы, к идее существования смыслов в самом мире подводит их знаменитая витгенштейновская трактовка «положения дел в мире». Однако сам автор этой трактовки не считал, что смыслы существуют в мире, более того, он весьма определенно высказался на этот счет: «Смыслы мира должны находиться вне мира»14. Трактуя смыслы как положения дел в мире, Л. Витгенштейн имел в виду наши высказывания о мире, содержанием которых (о чем в них говорится, что имеется в виду) является смысл. Смысл высказывания, если так можно выразиться, изображает некоторое положение дел в мире: «Вместо утверждения: "Это предложение имеет такой-то смысл", — можно прямо сказать: "Это предложение изображает вот такую ситуацию"»15.
Следовательно, трактовку смысла как положения дел следует, конечно, всегда понимать как мыслимое положение дел. Но не все, что мыслится, существует в самом мире. Научные смыслы (которые также можно трактовать как положения дел в мире) всегда формируются с помощью абстракций, формализации, идеализации, обобщений. Вспомним идеальные жидкости и газы, планетарные модели атома, многомерные математические пространства в физике, абсолютно черное тело — все это изобретения человеческого разума, которые, конечно, имеют отношение к реальности, но не существуют в самой реальности.
Трактовка смыслов как принадлежащих самому миру возникает, в частности, из абсолютизации установки на их отражение, которое не в примитивном, а в своем диалектическом значении, признающем творческую активность субъекта в образовании смыслов, присуще познавательным интенциям. Только в познавательных процессах возникает интенция на соответствие конструируемых субъектом научных смыслов самой реальности. Но это обстоятельство не меняет бытийного статуса смысла, он всегда существует в теориях, гипотезах, научных утверждениях, от которых требуется только одно: чтобы они были истинными. Но
именно потому, что смыслы находятся в сфере сознания и сконструированы человеком, возникает проблема истинности научных утверждений. Научные утверждения, в основе которых лежат некоторые смыслы, могут быть как истинными, так и ложными, тогда как мир всегда остается миром: не истинным, не ложным, он такой, какой он есть. Все дело в том, что, к сожалению или к счастью, этот мир может быть представлен в познавательной установке только через смыслы, а это уже «материя» человеческая. В мире существуют вещи, свойства, процессы, а в сознании — сконструированные человеком смыслы об этих реалиях мира.
Иллюзия о преднаходимости смыслов (впрочем, как и ценностей) в мире, предданности их в вещах возникает в силу того, что они всегда в своей проекции ориентированы на мир. Это находит свое отражение в понятиях референта и референтной ситуации. Собственно говоря, концепция трактовки смысла как положения дел в мире и опирается на идею существования референтной ситуации в мире, соответствующей этому смыслу. Смысл никогда не может быть ни о чем. Он всегда «говорит» об объекте, который обладает каким-то свойством, находится в каком-либо состоянии либо изменяется определенным образом и т.д.
Смысл выступает в качестве мысленного заместителя (репрезентанта) в сознании положения дел в мире. Благодаря его содержательной направленности на мир в сознании возникает своеобразная склейка смысла с миром, пропозиции с положением дел, понятия с вещью. Отсюда и возникает соблазн трактовать эффект склейки смыслов с положением дел, имен с вещами в духе существования смыслов в самой реальности. Однако ни понятие, ни пропозиция, ни смысл не существуют в вещах, но они повествуют о вещах. Мир и смысл мира — это совершенно разные вещи. Обескураживающее нас несовпадение того и другого выявляется лишь при обнаружении ложности смысла.
Указанное специфическое склеивание смысла и его референта, которое на самом деле происходит при привязке в мышлении смысла к миру, послужило для постмодернистского философа Ж.Делеза основой для построения весьма экзотической теории смысла16.
По Делезу, смысл существует не в вещах и не в разуме, он находится в сверхбытии. Для этого сверхбытия характерно полное слияние вещей и понятий, ситуаций и предложений на Поверхности, которая одной стороной повернута к вещам, а другой — к предложениям17. «Смысл есть то, — утверждает французский философ, — что формируется и развертывается на поверхности. Даже описанная выше граница (между вещами и предложениями. — А.К.) является тут не неким водоразделом, а, скорее, связующим
2 ВМУ, философия, № 6
элементом, так что смысл предстает и как то, что случается в мире, и как то, что упорствует в предложениях»18.
Философом, который резко выступил против отождествления смысла с миром вещей, был создатель трансцендентальной философии Э. Гуссерль. Источником смысла Гуссерль считал сознание. В самой природе сознания, по мысли Гуссерля, заложено свойство интенциональности. «Под интенциональностью, — писал немецкий философ, — мы понимаем свойство переживания "быть сознанием чего-либо"»19.
Эта идея интенциональности, безусловно, являющаяся заслугой Гуссерля, проливает свет на понимание предметности мышления, лежащей в основе наших суждений о мире. Однако предмет суждения, по Гуссерлю, — это отнюдь не вещь, а предмет мыслимый, возникающий в эксплицитном cogito. Предмет, на который направлено наше мышление, Гуссерль назвал ноэмой. Ноэма — это мыслимое, полагаемое, наделенное смыслом. В ноэме объект переживания, наделенный смыслом, всегда остается «как подразумеваемый, представляемый и т.п., независимо от того, существует ли в действительности соответствующий "действительный объект" или нет, уничтожен ли он тем временем и т.д.»20. Таким образом, и референт, и положение дел, о которых высказывается смысл, целиком и полностью лежат, по Гуссерлю, в пределах сознания.
К сожалению, эта продуктивная идея Гуссерля отягощена одним серьезным недостатком, напрочь отрывающим любой смысл от реальности. Гуссерль считал, что смысл целиком и полностью конституируется нашим сознанием, и пытался открыть априорные структуры сознания, ответственные за формирование смысла. Исходным источником смысла у него является не сам мир, а поток человеческих переживаний, из которого путем медитаций, опирающихся на априорные структуры, возникает смысл. К числу таких априорных установок сознания относится и интенциональность, и предикация. С позиций Гуссерля, мир всегда остается за скобками сознания. Позже Хайдеггер назовет феноменологическую концепцию Гуссерля об автономности «чистого сознания» в формировании смыслов «клеткой сознания», а ученик Гуссерля Ингарден обвинит учителя в трансцендентальном идеализме.
Ошибка Гуссерля состояла в том, что он фактически подменял мир потоком переживаний человека, из которого тот на основе априорных структур самого сознания формирует смыслы. На самом деле смыслы возникают только при встрече человека с миром, в «бытие-человека-в-мире» (Хайдеггер). Без мыслящего человека, конечно, не может возникнуть ни один смысл, но он не может возникнуть и без мира, который осмысливается человеком.
Смысл всегда есть смысл о мире, хотя первое существует в сознании, а второе — в реальности.
Естественность и сама собой разумеющаяся очевидность склейки смысла с миром быстро разрушаются, как только мы выходим за пределы установки на познание существующего в мире. Лишь в познавательной установке, которая имеет место быть не только в науке, но и в повседневной жизни, смысл ориентируется на отражение сущего. Но уже в модусе будущего обнаруживается раскол между сущим, которое существует в мире, и смыслом, претендующим на выявление будущего положения дел в мире.
Еще явственнее проявляется различие в бытийности смыслов и вещей в проективной установке, которая реализуется в техническом, художественном, социальном и иных видах творчества. Проект, особенно новационный, относится к замышляемому «положению дел», которое в принципе не существует еще в мире. Реализация этого проекта мыслится как цель, осуществимая в будущем. В проективной установке, которая в качестве цели планирует предмет, еще не существующий в мире (так возникают все артефакты), принцип отражения не работает. Субъект здесь ориентируется на принцип (мотив) достижимости желаемого, нужного, полезного и т.д., необходимости созидания того, что отсутствует в мире. Так, созданию нового типа самолета, которого еще нет в реальности, предшествует его проект. Замышляемый проект и есть смысл, предпосылаемый деятельности по созданию самолета. Этот смысл выражается на техническом языке в виде расчетов, чертежей, планов. То же самое относится к социальному проекту реформ в обществе, политическому проекту нового государственного устройства, замыслу нового романа и т.д. Все это проективные смыслы.
Ни один предмет культуры не может возникнуть в установке на принцип отражения в смыслотворчестве, ибо культура по своей сути есть преодоление существующего «положения дел» в природе. Человек, создавая предметы культуры, опирается на проективную установку, ориентированную на созидание надприродного, преодоление косности существующего. И в этом ему помогают новые проективные смыслы, выходящие за пределы сущего.
Безусловно, в этом проективном творчестве не отбрасываются и научные смыслы (когниции), полученные в установке познания сущего, которые используются в качестве ресурса (средства) успешной реализации проекта. Так, в создании самолета используются данные аэродинамики, механики, материаловедения, электроники и т.д. Воплощение замысла в жизнь, в реальность сущего опирается на диалектику взаимосвязи когнитивных и проективных смыслов.
Возможность проективных новаций в творчестве человека убедительно доказывает автономность смыслов, их относительную независимость от реальности. Благодаря тому что смыслы не прикованы железными цепями к миру, возможен выход человека за пределы сущего, преодоление застоя, прорыв к новым формам жизни и в конечном счете достижение человеческой свободы.
Погружаясь в многообразие человеческих смыслов, мы обнаруживаем в нем их богатейшее разнообразие, в котором они отличаются друг от друга установками, глубиной, степенью научности: смыслы сущего, смыслы будущего, должного, желаемого, смыслы-фантазии, смыслы-утопии и т.п. Все эти смыслы конструируются человеческим разумом, творчески мыслящим человеком и человечеством.
Перейдем теперь к проблеме существования ценностей. Можно сразу же предположить, что сфера их бытования принципиально не отличается от существования смыслов. Однако существует довольно распространенное мнение, что они находятся в самом мире, а человек лишь осознает (отражает) их в своем сознании.
Когда говорят об идеалах, оценках, нормах (т.е. об аксиологических формах знания), то признают, что они выражают ценностное отношение человека к миру и, безусловно, принадлежат человеческому сознанию. Но вот понятие ценности, по мнению многих, предполагает существование соответствующих феноменов (т.е. ценностей) в самом мире. И в подтверждение своего мнения указывают на такие ценности, как артефакты культуры (и материальные, и духовные) — самолеты, компьютеры, науку, религию, философию, искусство и т.д. Относительно духовных ценностей ситуация все-таки достаточно прозрачна. В основе этих ценностей лежат смыслы (научные, религиозные, философские, художественные и т.д.), порожденные творческим разумом. Но поскольку эти смыслы представляют определенную ценность для других (помимо их творца) людей, они манифестируются и опредмечиваются в некоторой предметной форме, прежде всего в языке. Опредмеченный и отчужденный от творца смысл, конечно, существует уже не в сознании творца, а в предметности сущего — в материале, в языке. Но этот смысл доходит до адресата (потребителя духовных ценностей) только тогда, когда тот распредмечивает его, присваивает его своим сознанием. Таким образом, духовная ценность обретает подлинное бытие только в сознании ее творца или потребителя — ученика, верующего, актора, интерпретатора.
Конечно, то, что считается, признается ценностью, должно существовать в какой-либо форме — в объективной (как вещь мира) или субъективной форме, в сознании (например, мифоло-
гические представления). Понятие ценности обладает еще большим коварством, чем понятие смысла. Мы уже указывали на то, что смысл обладает объективно-субъективной природой, он представляет собой осмысленную рефлексию субъекта по отношению к миру, и результатом этой рефлексии в сознании субъекта является своеобразная склейка содержания смысла с миром (с референтом, референтной ситуацией, положением дел). В ценностях эта склейка субъективной значимости чего-либо для человека со свойствами самого объекта достигает еще большей силы и неотторжимости одного от другого. Именно благодаря этой склейке (осуществляемой сознанием) возникает превратное, иллюзорное мнение, что ценностные признаки присущи вещи самой по себе, без участия человека, который способен лишь осознавать их.
Обратимся вначале к некоторым природным объектам. Так, нефть, являясь природным продуктом, безусловно, признается ценностью в обществе. Что делает ее в глазах общества ценностью? С одной стороны, это ее высокая теплотворная способность при сгорании. Ценность всегда основывается на каких-то имманентных свойствах вещи. С другой стороны, нефть становится ценностью в обществе благодаря ее использованию в качестве источника тепловой энергии. Именно возможность практического использования нефти, т.е. определенная позиция общественного субъекта, предопределяет отношение к нефти как к общественному богатству, т.е. как к ценности. Если вдруг обнаружатся (уже сейчас обнаруживаются) вредные последствия использования нефти в качестве топлива, возможно, общество потеряет к ней всякий практический интерес, и тогда она перестанет быть ценностью.
Сказанное относится также ко всем полезным ископаемым. И вода, и воздух, и некоторые разновидности флоры и фауны также признаются общественным мнением ценностью благодаря их использованию в жизнедеятельности человека. В таких случаях говорят, что все перечисленные вещи имеют полезные для человека свойства.
Именно полезность (как оценка) становится критерием для признания какой-либо природной вещи ценностью. Таким образом, человеческий разум (обыденный или научный) сначала должен обнаружить в вещах те объективные свойства, которые могут быть использованы обществом на практике или в жизнедеятельности человека, затем тот же разум должен найти способ практического применения этих вещей, и тогда они получат признание в обществе в качестве ценностей. Следовательно, ценность — это определенная позиция человека по отношению к вещи, связанная, безусловно, с наличием в ней определенных
полезных (или вредных) свойств. Вне этой осмысленной позиции вещь остается вещью мира, но не является ценностью.
Обратимся к другому примеру. Так, кремний содержится в песке и в некоторых рудах. Известно, что кремний используется в полупроводниковой промышленности. Благодаря технологиям обработки кремнийсодержащих руд имеющийся в них кремний признается ценностью, а кремний, содержащийся в песке пустыни Сахары, не является таковой.
Таким образом, именно человеческое осознанное отношение ведет к признанию того или иного продукта природы ценностью. Когда люди сопрягают с некоторой природной вещью понятие ценности (это и есть склейка), они проецируют на нее свои возможности использования ее в человеческой практике или жизнедеятельности.
Теперь обратимся к материальным предметам культуры. Отличие данного случая от рассмотренного выше заключается в том, что в изготовлении материального предмета уже предусмотрено его функциональное применение человеком. Каждая такая вещь (от утюга до компьютера) удовлетворяет определенную потребность человека, отвечает на вопрос: «для чего?»: утюг — для глажки белья, автомобиль — для передвижения, компьютер — для вычислений и т.п.
Эта функциональная способность удовлетворять определенные потребности человека запечатлена в свойствах артефакта — в устройстве, технических, технологических, эстетических характеристиках искусственной вещи. Мы можем сказать, что все такие ценности существуют в мире культуры, вне сознания человека. И вместе с тем сознание человека имеет самое прямое отношение к возникновению (вернее, к изготовлению) и применению подобных вещей. В них, в этих вещах, опредмечены смысловые и ценностные интенции актора, создателя вещи (конструктора, инженера, архитектора и др.).
Изготовление любого артефакта мотивировано модусом «для чего?», основано на целесообразной и осмысленной деятельности. Смыслы, как когнитивные, так и ценностные, предшествуют производству вещи и в конечном счете воплощаются в ее материальном устройстве, характеристических параметрах (скорости, прочности, мощности, управляемости и т.д.). Артефакт представляет (выражает) опредмеченный и отчужденный от сознания актора смысл. Однако для того, чтобы вещь использовалась по назначению, в соответствии с воплощенными в ней функциями, она должна встретиться с другим сознанием — сознанием потребителя, понимающим и восстанавливающим исходный смысл и ценностное предназначение предмета культуры. Потребитель должен в своем сознании распредметить искусствен-
ную вещь (понять ее устройство и назначение) и перевести в план своей жизнедеятельности. Иногда в этом распредмечивании потребителю помогают специальные тексты (инструкции, технические описания, рекомендации), сопровождающие покупку вещи.
Таким образом, можно утверждать, что все материальные артефакты воплощают в себе отчужденный от актора смысл, и они находят свое применение только в сопряжении с ценностными ориентациями и жизненными смыслами потребителей. Любой предмет культуры воплощает в себе не один, а множество смыслов, как когнитивных, так и ценностных. Так, в производстве автомобиля предусмотрена его основная ценность (средство передвижения), а также масса других ценностей (эстетическая форма кузова, безопасность, экономичность, простота в управлении). Вместе с тем в его устройстве воплощена масса когниций — сведений из физики, технических наук, аэродинамики, химии, электроники и т.д.
Автомобиль, как и любой предмет культуры, можно сравнить с текстом, содержащим проективные смыслы его творца, но отчужденные от него в предметной форме артефакта. С этой точки зрения все предметы культуры, не говоря уже о духовных ценностях (наука, религия, идеология, искусство), представляют собой тексты, содержащие разнообразные смыслы. Мы можем сказать, что они (эти смыслы) существуют не только в индивидуальном сознании, но и в общественном сознании благодаря их манифестированности в определенном тексте.
Теперь обратимся к духовным ценностям. Безусловно, все они существуют в обществе и воплощены, как правило, в определенном тексте. Все они являются ценностями «в квадрате», за исключением, пожалуй, науки. Во-первых, общество признает их ценность (полезность, необходимость, желаемость и т.д.) и поэтому культивирует их возникновение (освоение, изучение) и развитие. Во-вторых, все эти духовные феномены, как правило, содержат внутри себя ценностные императивы (оценки, нормы, жизненные идеалы). Исключение составляет только наука, которая ориентируется на раскрытие объективных (имманентных) смыслов. Однако благодаря именно своей основной гносеологической функции (получение объективного знания о мире) наука приобретает в глазах общества статус общественно полезной ценности21.
Если спросить человека с улицы, существуют ли духовные ценности, то он, безусловно, ответит «да» и даже, возможно, перечислит их (наука, искусство, религия и т.д.). Но вот вопрос, в какой форме они существуют, вероятно, повергнет его в недоумение. Все дело опять-таки в пресловутой склейке. Здесь принципиально важно с философской точки зрения различать
существование самих духовных феноменов, которые обычно манифестированы в определенных текстах, и их ценность (значимость) в общественном мнении.
Итак, духовные ценности бытийствуют в общественном и индивидуальном сознании благодаря содержащимся в них смыслам, за которые, собственно говоря, они и ценятся. Вместе с тем они обладают и предметным существованием вследствие их манифестации в соответствующих текстах. Здесь можно говорить об аналогии в существовании материальных и духовных ценностей: и те и другие воплощают определенные смыслы и ценности и в то же время имеют предметную форму существования.
Однако между материальными и духовными ценностями есть принципиальное различие. Ценность произведенной человеком вещи коренится именно в ее предметности (материал, физические характеристики и т.д.). Ценность же духовных феноменов коренится в содержащихся в них смыслах (научные, религиозные и т.д.). Впрочем, это различие нельзя абсолютизировать. Например, в искусстве форма предметной манифестации смыслов чрезвычайно важна, а в таких его областях, как скульптура и живопись, носит, пожалуй, определяющее значение.
Следует еще раз подчеркнуть различие между предметными формами артефакта и предметной формой языка с точки зрения понимания стоящих за ними (т.е. воплощенных в них) смыслов. Язык, представляющий собой единство материальной формы (знака) и идеального смысла, является универсальным транслятором смыслов, объединяющим автора и читателя, говорящего и слушающего, общественное и индивидуальное сознание. Язык является общезначимой коммуникативной системой, функция которой в том и состоит, чтобы транслировать в своих предметных формах (знаках) смыслы от их демиурга к реципиенту. Функция же артефакта (искусственной вещи) совсем другая, не коммуникативная. Поэтому понимание опредмеченного в артефакте смысла может представлять большую загадку для обычного человека, не профессионала. Вряд ли каждый человек знает устройство телефона, но это не мешает людям пользоваться им, ибо они легко осваивают функции этого аппарата, тогда как его техническое устройство остается им неведомым.
Итак, смыслы, как когнитивные, так и ценностные, рождаются в разуме человека, но они способны через различные формы деятельности отчуждаться от сознания демиурга и опредмечиваться в вещах. Чтобы употребить вещь по ее смысловому назначению, необходима обратная операция распредмечивания (хотя бы частичного) предмета культуры, т.е. «высвобождение» смысла от предметной формы, его перевод в план сознания потребителя вещи. По отношению к предметам культуры (но не предметам
природы) справедлива идея Гегеля о том, что подлинным бытием в культуре обладает дух, а предметы культуры являют собой лишь инобытие этого духа.
До сих пор, говоря о ценностях, мы имели в виду, что человек осуществляет социальную деятельность. Однако существуют и неосознаваемые значимости в деятельности людей (например, щажение раненой руки человеком), о которых говорит в своей книге Д.А. Леонтьев.
Учитывая все сказанное, можно изобразить модель соотношения смыслов и ценностей в виде двух пересекающихся множеств.
Область I содержит когнитивные смыслы об имманентных свойствах вещей. Они получены в установке элиминации, отвлечения от какой-либо ценностной значимости вещи и направлены на выявление положения дел как в существующем, так и в любом возможном мире.
Область III содержит неосознаваемые значимости, которые являются стимулом для ответных действий людей (рефлекторная деятельность, неэксплицированная мотивация, подражание). В принципе за этим множеством значимостей было бы правильнее закрепить термин «значимость», отличая их от осмысленных ценностей.
Область II представляет ценностные смыслы, они входят в полное многообразие всех человеческих смыслов, но не исчерпывают его. Если изменить терминологию, как предлагалось, т.е. за ценность принять лишь осмысляемую человеком значимость чего-либо (мотивация, оценка, идеал, императив), а неосмысляе-мые значимости (или просто значимости, которые, собственно говоря, и характерны для животного мира) вынести за пределы понятия «ценность», то отношение понятий изменится. Все ценности войдут в класс смыслов, т.е. будут представлять собой подмножество множества всех возможных человеческих смыслов, куда наряду с ценностными смыслами войдут когнитивные, проективные, истинные, фантастические и т.д. смыслы.
Хотя по своей мыслительной форме смыслы и ценности совпадают, подчиняясь общей формуле «8 есть Р», где Р может быть любым предикатом (имманентным, оценочным, проективным), по своей интенции понятия «смысл» и «ценность» различаются. Когда мы говорим о чем-либо, характеризуем что-либо, думаем о чем-то, планируем что-нибудь, то термин «смысл» выражает осмысленность всех этих мыслительных действий. Термин же «ценность» мы употребляем для выражения значимости чего-либо для человека или общества. Осмысленная ценность есть тоже смысл, являющийся рефлексией в сознании какой-либо значимости.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Такая позиция характерна для работы: Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. М., 1999.
2 См.: Остин Дж. Избранное. М., 1999; Серль Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. М., 1986.
3 См.: Кравец А.С. Деягельностная парадигма смысла // Вестн. ВГУ. Сер. Гуманитарные науки. 2003. № 1.
4 См.: Кравец А.С. Логика смысла // Вестн. ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2004. № 2.
5 См.: Леонтьев Д.А. Указ. соч.
6 См.: Кравец А.С. Распутывая ариаднину нить (базисные понятия семантики) // Герменевтика в России: Сб. науч. трудов. Воронеж, 2002.
7 Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977. С. 113.
8 Там же. С. 146.
9 Более подробная оценка концепции Витгенштейна будет дана ниже в данной статье.
10 Здесь уместно опять вспомнить Соссюра, который считал, что значимость за пределами языка называется ценностью (Соссюр Ф. де. Указ. соч. С. 147—148).
11 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 350.
12 В упомянутой работе Д.А. Леонтьева эти два вопроса принципиально противопоставляются. Лишь второй вопрос (т.е. вопрос о ценностях) характеризуется как «задача на смысл». Первый вопрос автор относит к сфере познания, как будто наука не формулирует смыслы. У автора прослеживается упорная тенденция выносить смыслы за пределы науки.
13 Именно на подобной позиции стоит Д.А. Леонтьев. Он вводит представление об онтологических смыслах (значимостях), существующих, по его выражению, в жизненном мире, и о феноменологических смыслах как отражениях первых в сознании человека (см.: Леонтьев Д.А. Указ. соч. С. 113).
14 Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. I. С. 70.
15 Там же. С. 21.
16 См.: Делез Ж. Логика смысла. М., 1995.
17 См.: Кравец А.С. Теория смысла Ж. Делеза: pro и contra // Логос. № 4(49).
18 Делез Ж Указ. соч. С. 157.
19 Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. Т. 1. С. 184.
20 Там же. С. 201.
21 См.: Кравец А.С. Идеалы и идолы науки. Воронеж, 1993.
