CC BY
36
Л.Г.Золотых*
СМЫСЛОВАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЕДИНИЦЫ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ДИСКУРСЕ
В центре внимания исследователя находятся художественный текст и художественный дискурс. Определяется взаимосвязь фразеологических единиц и авторской семан-тико-стилистической системы в ситуации художественного дискурса. Теоретические положения статьи иллюстрируются примерами семантико-стилистического анализа фразеологических единиц в художественных текстах М. Булгакова.
Автор литературного произведения и читатель в равной мере обладают способностью к творческому переосмыслению действительности. «Событие жизни текста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» [1.С.228]. В тех или иных дискурсивных условиях и в соответствии с тем или иным речевым жанром порождается смысл, который, «как правило, субъективен, поскольку его всегда кто-то открывает, находит, распознает, интерпретирует» [2.С.54].
От установок автора и способности читателя интерпретировать текст зависят основные семиотические характеристики как на структурном, так и на семантическом уровне, что предопределяется взаимосвязью физического и культурного мира. От коммуникативной ситуации и установок участников дискурса зависят его содержание и семиотическая функция.
Говоря о знаковой природе отдельно взятого художественного текста и процессе семиозиса при его порождении, мы имеем дело со статичным продуктом, который практикует только отклонения от различных моделей ментального мира. Жанровая принадлежность текста, установки автора и читателя, создающих его инвариант и варианты, полноценная инициация смыслов, внетекстовые и экстралингвистичес-кие факторы являются особенностями художественного дискурса, часто характеризующегося прямым нарушением того, что фиксировано сознанием как вероятностная норма действительного мира. Динамический характер художественного дискурса дает возможность его трактовки как специфического коммуникативного акта.
При этом следует отметить, что при анализе художественного дискурса трудно обозначить категорию текста, которая не предполагала бы «общепонятную (то есть условную в пределах данного коллектива) систему знаков, язык» [1.С.228]. Это обусловлено самой природой художественного текста, который представляет собой результат одного из способов обработки сознанием человека информации, выраженной знаками естественного или культурного универсума, и кодирования обработанной информации языковыми знаками, соответствующими определенной этнокультуре.
В этом аспекте, на наш взгляд, интересно рассмотреть особенности фразеологической семантики в разных функциональных стилях и литературных жанрах, опре-
* Золотых Л.Г., 2006
Золотых Лидия Глебовна — Астраханский государственный университет
делить взаимосвязь фразеологических единиц (ФЕ) и авторской семантико-стили-стической системы в ситуации художественного дискурса.
Связь художественного текста и фразеологии генетически взаимообусловлена и эволюционно взаимонаправлена. ФЕ, являясь частью системы литературного языка, представляют собой источник изучения жизни этого языка. Поэтому исследование, посвященное анализу употребления фразеологических единиц в художественном тексте, может дать ценный материал не только для решения проблем языка художественных произведений, но и для исследования художественного дискурса.
Так, выявление специфики употребления ФЕ разной стилистической принадлежности в художественных текстах М.А. Булгакова определило, во-первых, участие художественного стиля в выполнении языком социальной функции воздействия. Во-вторых, выявило основание его эстетической функции на коммуникативной функции языка, так как, впитывая в себя элементы других стилей, художественный стиль приспосабливает их к своим задачам выразительности и изобразительности, придавая им новую функцию — эстетического воздействия. Подчиняясь авторской воле и законам, ФЕ обнаруживают скрытые, на первый взгляд, семантические нюансы, без учета которых совершенно невозможно понять их функции в речи героев и словах автора. Как пример рассмотрим особенности функционирования ФЕ висеть на волоске — ‘книж. Оказаться в опасности, под угрозой гибели’ в разговоре Пилата и Иешуа:
— Чем ты хочешь, чтобы я поклялся? — спросил, очень оживившись, развязанный.
— Ну, хотя бы жизнью твоею, — ответил прокуратор, — ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
— Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? — спросил арестант,— если это так, ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
— Я могу перерезать этот волосок.
— И в этом ты ошибаешься, — светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, — согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил? (Мастер и Маргарита).
Автор играет с образом этой ФЕ, с ее компонентами, используя как значение целостной косвенно-производной единицы, так и значения компонентов, ее составляющих. В результате словесной дуэли Иешуа и Пилата ФЕ висит на волоске приобретает новые смыслы: появляется образ некой могущественной силы, которая может подвесить и перерезать волосок жизни. С помощью этой модифицированной ФЕ автор поднимает тему условности барьеров между жизнью и смертью и одновременно дает речевые характеристики героев: типичная игра в кошки-мышки, по драматическим условиям которой сильный издевается над слабым потому, что он сильнее, и не нуждается в каких-либо более основательных аргументах. В том же диалоге М.А. Булгаков продолжает с помощью ФЕ рисовать образ высшей силы: «Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо». Эллиптированная ФЕ язык хорошо подвешен у к о г о ‘шутл.-ирон. Кто-либо обладает красноречием, умеет спорить, гладко говорить’. Эта реплика характеризует Пилата как человека, относящегося к вере как к проявлению слабости людей, кроме того, давая оценку богу, Пилат ставит себя с ним на одну ступень. Проявляются такие нюансы только в художественном тексте в столкновении ФЕ книжного, разговорного стилей по отношению к одному и тому же образу — образу Бога или силы, его олицетворяющей.
Язык художественного произведения выступает как функционально ориентированная система, построенная на основе особых номинаций и своеобразных ху-
дожественных приемов, в число которых входит использование ФЕ. Ее стилистическая дифференциация позволяет выявить особенности функционирования ФЕ разной стилистической принадлежности в художественном тексте. Например, просторечная ФЕ по шеям попросим функционирует в книжном контексте: «Не извольте беспокоиться, мы их сейчас по шеям попросим, господин апостол» («Белая гвардия»), где происходит расширение внутренней формы ФЕ в исходном значении ‘грубо, с бранью, побоями гнать, выгонять, выталкивать’. А в тексте за счет изменения единственного числа существительного и глагола на множественное 2 лица ФЕ как бы переходит в разряд книжных, хотя реализуется прежнее кодифицированное значение. Другой пример: «Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и, по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя сломать себе шею, лишь очень образованный человек, — поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного» («Мастер и Маргарита»). В этом примере ФЕ сломать <себе> шею н а ч е м ‘потерпеть неудачу в чем-либо; погубить себя из-за чего-либо’ не изменяется, но лексический состав предложения контрастирует со структурно-семантическим составом ФЕ. Снижение книжного стиля просторечной ФЕ проявляет насмешливое отношение автора к действиям героев, их незначительности, напыщенности, глупости.
Особенно ярко стилистические различия проявляются в сравнении языка московских и ершалаимских глав романа «Мастер и Маргарита». Основное стилистическое отличие «древних» глав от московских в том, что в них отсутствует какое-либо проявление сатиричности. В стиле «древних» глав как будто сбережено дыхание давних времен, книжный стиль отчетливо проявляет языковую экономию и лаконичность. Ср.: 1. «Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова». Смысловая реализация ФЕ не проронить ни слова — ‘книж. Ничего не упустить, передать в точности’; 2.«Мне не нужно знать, — придушенным, злым голосом отозвался Пилат, — приятно или неприятно тебе говорить правду. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти». Смысловая реализация ФЕ взвешивай каждое слово — ‘книж. Очень внимательно, осторожно выбирать слова’. В тексте эти ФЕ находятся в одном абзаце, и одна усиливает значение другой, подчеркивая, что каждое слово чрезвычайно важно и играет решающую роль.
Сатирическая ткань московских глав романа «Мастер и Маргарита» необыкновенно богата, ярка, красочна, подвижна. Большую роль в создании сатирических образов играют речевые характеристики героев, где активно употребляются ФЕ. Например: 1. «Ты, Иван, — говорил Берлиоз, — очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился целый ряд сынов божиих...». ФЕ соль-то в том — ‘разг. Самое главное, ценное, важное’; 2. «Растерявшийся Иван послушался шуткаря-регента и крикнул «караул!», а регент его надул, ничего не крикнул». ФЕ регент его надул — ‘разг. Обмануть кого-либо’; 3. «Лица будущих альпинистов помрачнели, но заведующий тут же призвал всех к бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени пение, берет самую малость, а пользы от этого пения, между прочим, целый вагон». ФЕ пользы целый вагон — ‘разг. Очень много’. Автор сознательно использует ФЕ сниженной разговорной окраски, которые контрастируют с книжными ФЕ «древних» глав. Это усиливает сатиричность, подчеркивает разницу в устройстве жизни людей разных эпох, их социальные статусы.
Помимо стилистических различий ФЕ, употребляемых в главах московских и ершалаимских, следует отметить, что в исторических главах большинство ФЕ яв-
ляются частью реплик героев, а в главах современных — большая их часть принадлежит комментариям повествователя. Это связано с «эффектом присутствия» ершалаимских глав: диалоги в них серьезны и скупы — только самое главное, ремарки к диалогам сдержанны. В московских главах, напротив, комментарии и ремарки повествователя очень образны и подробны, он пристрастно относится к героям романа и к их поступкам, поэтому оценивает их, что и проявляется в выборе лексических и грамматических средств.
Также употребленные в художественном тексте ФЕ подвергаются структурносемантической модификации. При этом существует несколько приемов подобного изменения: (1) структурно-семантические трансформации, основанные на видоизменении формы исходных ФЕ, и (2) семантические модификации без изменения структуры. К первой группе относится прием сокращения компонентного состава ФЕ, который базируется на способности читателей соотносить эллиптическую часть устойчивого сочетания с его полной нормативной формой. Эллипсис может быть различным: от минимального (опущение одного компонента) до максимального (сохранение лишь одного компонента). Сравним: 1. «А поглядеть на тебя — тихоня... Но в тихом...» («Театральный роман»). Исходная ФЕ в тихом омуте черти водятся ‘скрытность, закрытость’; 2. «Затем мгновенно исчезли, как сквозь землю, все остальные всадники» («Белая гвардия»). Исходная ФЕ провалиться сквозь землю ‘общеяз. Бесследно, неожиданно пропал, исчез, потерялся’; 3. «Сейчас собрание было, выбрали новое товарищество, а прежних — в шею» («Собачье сердце»). ФЕ вытолкают в шею ‘грубопрост. Грубо, с бранью, побоями гнать, выгонять, выталкивать и т.п. кого-либо’. Как правило, автор подвергает таким изменениям ФЕ, наиболее распространенные, известные большинству читателей. Как правило, эллиптированные ФЕ не несут специальной экспрессивной нагрузки, а используются для речевой характеристики персонажей (1-й и 3-й примеры) или для усиления динамичности повествования (2-й пример).
Другим видом трансформаций 1-й группы является увеличение числа компонентов ФЕ. Таким приемом индивидуально-авторской обработки и употребления ФЕ является контаминация двух ФЕ. Например: «Ни одна душа в Городе, ни одна нога не беспокоила зимою многоэтажного массива» («Белая гвардия»). ФЕ ни одна душа, ни одна нога ‘никто вообще, ни одно живое существо’. В этом случае сливаются воедино две ФЕ, значения которых синонимичны: ФЕ ни души ‘никого’ и ФЕ ноги больше не было ‘кто-либо больше никогда не появлялся’. Этот авторский прием реализует задачу усиления интенсивности и экспрессивности понятий, выражаемых исходными ФЕ.
Выразительным примером использования косвенно-производных единиц является обновление лексико-грамматической стороны ФЕ при сохранении ее значения и основной структуры. В таких случаях обновление ФЕ заключается в замене одного из постоянных лексических компонентов лексемой того же семантического плана (синонимом или словом, близким по значению) или иного семантического плана. Ср.: 1. «Будь сейчас русская армия в городе, мы бы железной стеной были отгорожены от Москвы» («Белая гвардия»). Исходная ФЕ за каменной стеной 'быть защищенным’; 2. «Э, да у вас, гражданин, червонцев-то куры не клюют» («Мастер и Маргарита»). Исходная ФЕ денег куры не клюют ‘иметь очень много денег’. В данном случае компонент исходной ФЕ денег заменен на более стилистически оправданный червонцев. В первом примере замена лексического компонента на значении ФЕ не отразилась: целью трансформации была речевая характеристика героя.
Для создания определенного художественного эффекта довольно часто используется ФЕ рядом с одним из образующих ее компонентов, но уже в качестве слова в свободном употреблении. Например: «Он знал, что теперь у него за спиною на помост летят бронзовые монеты, финики, что в воющей толпе люди, давя друг друга, лезут на плечи, чтобы увидеть своими глазами чудо — как человек, который уже был в руках смерти, вырвался из этих рук» («Мастер и Маргарита»). ФЕ быть в руках смерти ‘подвергаться смертельной опасности’.
Таким образом, употребление ФЕ в текстах М.А. Булгакова обусловлено особой функцией художественного стиля — функцией эстетического воздействия. Следуя этой функции, автор подвергает ФЕ структурно-семантическим модификациям, которые позволяют выявить смысловые нюансы ФЕ. Авторским намерениям отвечает и игра со стилями, когда ФЕ одного стиля употребляется в контексте другого, что также работает на создание идиостиля писателя. Тщательный анализ ФЕ, употребленных М.А. Булгаковым в тексте, обнаружил скрытые, на первый взгляд, семантические и стилистические нюансы, без учета которых сложно понять функции ФЕ в речи героев и словах автора. Таким образом, выявляется та сторона ФЕ, которая обычно не фиксируется в словарях и которую фактически можно обнаружить лишь непосредственно в художественном дискурсе, когда проводится детальный учет фразеологических модификаций, когда сравниваются данные словарных дефиниций и смысловой реализации ФЕ в художественном тексте, когда представляется вся картина содержания и формы ФЕ в процессе функционирования, в результате чего определяется интегративный характер художественного дискурса.
Библиографический список
1. Бахтин, M.M. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа / M.M. Бахтин // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология; под ред. проф. В.П. Нерознака. — M.: Academia. — С. 227244.
2. Алефиренко, Н.Ф. Концепт и значение в жанровой организации речи: когнитивно-семасиологические корреляции / Н.Ф. Алефиренко // Жанры речи: сб. науч. трудов. Вып. 4. Жанр и концепт. — Саратов, 2005. — С. 50—бЗ.
L.G.Zolotykh
SENSE REALIZATION OF FRASEOLOGICAL UNITES IN LITERARY DISCOURSE
That’s why the attention of the researcher is being focused on the literary text, literary discourse. The connecting of fraseological unites and author’s semantically-stylistic system in the situation of literary discourse. The theoretical issues are being illustrated by the example of the semantically-stylistic analysis of fraseological unites in the literary text of M. Bulgakov.
