CC BY
30
УДК 008
М. А. Шевчук
аспирант кафедры мировой культуры ИМО и СПН МГЛУ; e-mail: maria.shevchuk@hotmail.com
СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕ В ФОРМИРОВАНИИ КУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
В статье рассматриваются вопросы смыслообразования при формировании идентичности культурной общности. Обозначаются факторы, играющие важную роль в идентификации.
Ключевые слова: идентичность; смысл; культурная травма; дезиденти-фикация; суд истории; ответственность.
Shevchuk M. A.
Post-graduate student at the Department of World Culture of the Institute of International Relations and Social-Political Studies, MSLU; e-mail: maria.shevchuk@hotmail.com
MIND-BUILDING BY THE CULTURE IDENTITY CONSTITUITION
The article deals with topics of mind-building by identity constitution of cultural groups. There are factors that should be determined playing important role by identifying.
Key words: identity; mind; cultural trauma; desidentification; history judge; responsibility.
Культурные общности в процессе формирования своей идентичности придают смысл различным феноменам, событиям. «Я» обращается к Другому, к другому дискурсу, которое наполняет гуманитарное пространство и доступно субъекту «Я». Обращение происходит исходя из смысла, который «Я» придает дискурсу. «Я» строит свою идентичность и уже на новом этапе придает ей смысл. Cмыслообразование в формировании идентичности исключает полемику, существующую в научной среде о том, является ли идентичность естественном феноменом или она намеренно сконструирована и навязана внешними силами (например, большим Другим как вымышленным мифологизированным понятием, основанном на теории заговора: «кто-то невидимый всем управляет») из множества «готовых идентично-стей». Только «Я» придает факторам смысл, принимает их, «примеряет» на себя либо отвергает, и, отвергая их, также модифицирует
свою идентичность. Свободная воля и только она ограничивает «Я» в образовании идентичности. Она обязывает «Я» быть морально ответственным и придавать смысл факторам своей идентичности. Придание смысла факторам (язык, религия и др.) снимает задачу обоснования, почему в различных культурах культурная идентичность строится по каким-либо определенным факторам, и как эти факторы образуются. Они образуются в историческом прошлом, хранятся в виде нарратива, переосмыливаются нациями, и новым вариациям нарратива придается смысл в настоящем.
Смысл придается метафизическому желанию, наслаждению, тотальности, культурной травме, а также темам в нарративах. В основе метафизики идентичности лежит неудовлетворенное желание. «Метафизика возникает как движение от привычного "у себя" к непознанному "там". Цель движения - «другое». Но метафизическое «другое», «иное» - это те вещи, которыми «Я» может «насытиться», удовлетвориться, поглощая, созерцая, присваивая и т. д. Тем самым растворяя их инаковости в идентичности «Я». Ведь «Я» - мыслящий и обладающий субъект» [6, с. 73]. Смысл в процессе формирования идентичности обозначает и оправдывает существование факторов идентичности, связывает их с другими феноменами реального мира, подтверждает их существование как осознанную необходимость. Метафизическое желание Э. Левинас определяет как тоску «по стране, чуждой всей нашей природе, по стране, где мы никогда не жили и куда нам никогда не попасть. Метафизическое желание не основывается ни на каком предварительном сходстве. Это - желание, которое никогда не удовлетворить» [6, с. 74]. Война и насилие отменяют идентичность. «Война не допускает никакой экстери-орности, не дает возможности иному существовать как иному; она же разрушает идентичности Тождественного» [6, с. 67]. Индивиды в время войны или насилия становятся простыми носителями сил, управляющих ими без их ведома. «Свой смысл индивиды черпают в этой тотальности, вне которой они непостижимы» [6, с. 67]. Бытие во время войны - тотальность. Насилие состоит «...в разъединении связанных друг с другом людей, которых принуждают играть чуждые им роли, отказываться от обязательств и даже от собственной субстанции, совершать акты, которые разрушали бы саму возможность что-либо делать» [6, с. 66].
Придание смысла культурной травме
Поиск национальной идентичности основан на пересмотре исторических событий с учетом причиненного вреда, который призывает к отомщению и возмещению причиненного ущерба, реального или выдуманного. «События не являются травмирующими по своей внутренней природе. Травма есть свойство, приписываемое событию при посредстве общества» [2, с. 270]. Под культурной травмой Дж. Алек-сандер понимает «эмпирическое научное понятие, которое предполагает наличие новых смысловых и причинных связей между ранее не связанными между собой событиями, структурами, представлениями и действиями» [2, с. 255]. Нарративы народов содержат в себе убеждения, подтверждающие существование некой национальной травмы. Исторические события могут быть воображаемыми, но, тем не менее, они будут реконструированы в народной памяти как травмирующие.
«Идентичность подразумевает отсылку к культуре. Событие получает статус травмы, только если упорядоченные смыслы сообщества резко смещаются со своего привычного места. Именно смыслы обеспечивают чувство шока и страха, а вовсе не события сами по себе» [2, с. 274]. Экономические и политические кризисы реальны, но они необязательно являются травмирующими. Статус травмирущих события получают через репрезентацию в культуре. «Чтобы травма возникла на уровне сообщества, социальные кризисы должны стать культурными кризисами» [2, с. 275]. Общность, национальная или этническая, воспринимает боль как угрозу собственной идентичности, а именно - своему историческому выбору пути развития, и производит коллективные действия и одновременно придает им смысл. Из действий, описанных Дж. Александром, мы выделим пять основных:
1. Выдвижение заявления.
2. Определение групп-носителей.
3. Создание речевых актов: определить говорящего и аудиторию.
4. Культурная классификация - переосмысление и создание нового господствующего нарратива.
5. Рутинизация травмы: специалисты, используя техническое оснащение, новые разработки, экспертные суждения удаляют из нар-ратива эмоции, связанные с травмой, тем самым «растворяя» смысл травматического события.
Травма институционализируется обществом с целью ее сохранения в коллективной памяти, но при этом теряется эмоциональный
отклик, ощущения предательства, отчаяния нации, размывается сакральное ядро в трактовании травмирующего события. Культурная травма становится мобилизующим фактором для формирования идентичности, возможно, она выдуманная или ее следует выдумать культурной общности для поддержания своей культуры. Сомнительность существования культурной травмы и, характеризуя ее как нечто, что не должно наступить, утверждает С. Жижек: «...травматическое событие - это не то, о чем мы мечтаем, представляя будущие перспективы, а то, что никогда на самом деле не происходит и тем самым, благодаря самому своему откладыванию, поддерживает состояние Культуры» [5, с. 419]. Обязательность функционирования культурной травмы заложена в систему формирования идентичности, а именно - в негативную диалектику. Негативное восприятие Других, событий, влекущих за собой культурную травму, позволяют поддерживать положительное мнение культурной общности о себе. «Отчаявшееся и самосохранение - оба момента должны присутствовать в одном едином. Инвариантные методы создаются в зависимости от образа всегда современного ужаса, лжи общества, которому угрожает тотальная гибель. Если исчезнет угроза, исчезнет и позитивное обрамление, которое есть не что иное, как его абстрактная негация (№§а^» [1, с. 125]. Оборотная сторона процесса идентификации -дезиденти фикация.
Придание смысла дезидентификации
Прежде всего, «наше чувство реальности всегда поддерживается минимальной дезидентификаций...» [5, с. 359]. С. Жижек предлагает пересмотреть понимание идентичности, так как идентичность выражена страстной привязанностью, которая существует лишь потому, что не признается открыто всеми членами культурной общности, благодаря поддержанию дистанции или запрета по отношению к ней, поэтому дезидентификация, как полная противоположность идентификации, функционирует часто более эффективно за счет увеличенного эмоционального отклика: «Сообщество сплачивается не общей идентификацией с одним и тем же объектом, а, скорее, ее полной противоположностью: общим способом дезидентификации, делегирования ненависти или любви членов другому агенту, посредством которого они любят или ненавидят» [5, с. 359].
Попытки пересмотреть прошлое, придать новый смысл или даже вмешаться в прошлое как в фантастическом фильме - являются одним из эффективных способов формированием культурной идентичности. С. Жижек повествует о фильме, в котором один ученый решил вмешаться в прошлое, чтобы изменить будущее. Но «сама его попытка изменить настоящее путем реактивного вмешательства в прошлом как раз и породила ту самую катастрофу, которую он хотел уничтожить - его вмешательство с самого начала было вписано в порядок вещей» [5, с. 412]. Напрасность такого мероприятия он объясняет диалектическим характером процесса формирования идентичности: «Диалектический процесс обнаруживает круговую структуру петли (предмет процесса, абсолютная Идея, не дана заранее, а создается самим процессом - поэтому в парадоксальном временном замыкании конечный результат ретроактивно вызывает себя, создает свои собственные причины); и, более того, что базовая матрица диалектического процесса - это матрица самопризнания субъекта во «в-себе» своей абсолютной Инаковости...» [5, с. 412]. Со стороны культурной общности должна быть поддержка символической дистанции и / или запрета, которые определяют аксиологическое ядро культуры. Нарра-тив содержит в себе не только интенцию, но и «коррелятивно содержащиеся в них («содержащиеся» соразмерным их существу, совершенно своеобразным способом), «интенциональные предметы». Они являются не реальными частями интенции, а тем, что мнится в них, их тем или иным смыслом, причем с теми модальностями, которые имеют смысл именно и только для того, что подобает "смыслу"» [4, с. 394-395]. Смысл реконструирует интенции субъекта текста, провозглашает высшие ценности, сакральность.
Индивиды «говорят, реализуют проекты, приобретают характер с возрастом, способны быть счастливыми и несчастливыми»: «имеющие прошлое в виде памяти» [3, с. 137], и все «эти свойства определяют нашу чувствительность к смыслам» [3, с. 137]. То есть «Я» пребывает в чувственном мире.
«Чувственный мир - это мир, где существует Другой, благодаря которому мир моего наслаждения становится имеющей значение темой. Вещи обретают разумное значение, и не только простых инструментов - поскольку Другой вовлечен в мои отношения с ними. Обозначая вещь, я обозначаю ее для Другого» [6, с. 212]. Темы, имеющие значение: наслаждение и счастье, «другой» сам может стать
отдельной темой. В ходе речи вещь, которая имеет обозначение для «Я» и «другого», сама становится темой. «Тематизировать означает с помощью слова предлагать мир Другому» [6, с. 213]. «Другой, означающий, проявляет себя в слове, говоря о мире, а не о себе; он проявляет себя, предлагая мир, тематизируя его» [6, с. 125]. «Другой» является бесконечным, и он тематизирует мир. Таким образом, мир становится изреченным.
«Идея бесконечного - это сама трансценденция, выход за пределы тождественной себе идеи. Тотальность не может конституироваться по той причине, что Бесконечное не позволяет себя интегрировать. Не недостаточность «Я» препятствует тотализации, а Бесконечность Другого» [6, с. 112]. Поэтому «Я», формируя свою идентичность, соотносится с «другим», постоянно меняется и якобы ускользает от исследователя, внешнего наблюдателя, становится непостижимым.
Наслаждение, сообщение Другому о счастье является также способом понимания Другого. Понимание приходит через аксиологию: «Возникновение "Я" из наслаждения, когда субстанциональность "Я" обнаруживается не как субъект к глаголу "быть", а как нечто, заключенное в счастье, то есть относящееся не к онтологии, а к аксиологии, - это попросту возвеличивание сущего. Сущий не может быть понят исходя из "понимания бытия", или онтологии. Субъектом бытия становятся не потому, что принимают на себя бытие, а потому, что наслаждаются счастьем, превращаяя в свое внутреннее достояние наслаждение, являющееся и неистовством, и чем-то таким, что стоит "над бытием"» [6, с. 141]. «Идентичность "Я" обусловлена его эгоизмом, чье наслаждение реализует обособленную достаточность: лицо же указывает ему на бесконечность, от которой отделяется замкнутая достаточность» [6, с. 218].
Наслаждение в человеческом бытии для Э. Левинаса - это бытие индивида, который «живет где-то, чем-то» [6, с. 218], т. е. без ответственности, обязательств, вины, и других ограничений.
Однако индивиды и культурные общности обладают идентичностью до начала истории. Подтверждением этому служит идея эсхатологического суда Э. Левинаса. «Эсхатологическое, как пребывающее "по ту сторону" истории, вырывает людей из их подчиненности истории и будущему - оно призывает, побуждает их к полноте ответственности» [6, с. 68]. Исторические события подвергаются суду живущих. Причем важен суд не о событии в целом, а суд о каждом историческом
мгновении, так как событие в каждое историческое мгновение вос-становливает свое полное значение.
Э. Левинас разрабатывает эсхатологическую идею суда, подразумевает, что люди обладают идентичностью до того, как наступит вечность, до завершения истории, до истечения времени. «Мысль о бытии, выходящем за рамки истории, предполагает существование людей, одновременно включенных в бытие и обладающих чертами личности, способных отвечать за свою жизнь, стало быть, уже взрослых, т. е. способных говорить от своего имени, а не повторять анонимные слова, диктуемые им историей» [6, с. 68]. Такая возможность существует, и она состоит в разрыве с тотальностью и в принятии значения, имеющиего смысл для культурной общности вне каких-либо обстоятельств.
Придание смысла большому Другому
Если Другой - История, то обращение к историческим событиям соотносится с эсхатологической идеей суда. Э. Левинас утверждает, что индивиды имеют идентичность до начала истории и, соответственно, несут ответственность за исторические есобытия. Также известно из исследования С. Жижека о желании отдельных индивидов и целых культурных общностей в современном мире идентифицировать себя как инструмент большого Другого. Это современная форма паранойи общества. Субъекты идентичности пытаются утверждать, и это, с точки зрения реально существующего мира, неверно, что большой Другой существует в реальности, и это тот, кто «дергает всех за веревочки», и его обозначают как История, тем самым заранее снимая с себя ответственность за свои действия. Идентификация себя с инструментом большого Другого Истории необходима современным обществам для того, чтобы исключить этическую оценку своих действий: «Прямая сверхидентификация и самоинструментализация, в конечном итоге совпадают: извращенная самоинструментализация (превращение себя в инструмент большого Другого) неизбежно приходит к насилию как к самоцели <...> "Истина" заявления извращенца, что он совершает свои действия как инструмент большого Другого, полностью противоположна: он организует вымысел большого Другого для того, чтобы скрыть jouissance, которое он получает от разрушительной оргии своих действий» [5, с. 11-512].
Субъекты ограничены символической матрицей культурных смыслов и вымыслов, в которой они обязаны сделать выбор и проявить себя в своей идентичности, в противном случае культурные общности оказываются под угрозой несуществования, таким образом, они подвергаются эмоциональному шантажу. В таких обстоятельствах общности вынужденно идентифицируют себя с навязанной символической идентичностью. Но, приняв такую идентичность, общности все же обладают возможностью поместить ее в другой контекст реального или символического мира, тем самым преобразовав ее смысл полностью или частично. В новом осмыслении идентичность будет приспособлена культурной общностью для других целей, обратив ее против источника навязывания идентичности, так как символическая идентичность сохраняется благодаря своему воспроизведению только в определенном контексте.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Адорно Т. В. Негативная диалектика. - М. : Академический Проект, 2011. -538 с.
2. Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология. - М : Праксис, 2013. - 640 с.
3. Бэкхёрст Д. Формирование разума / под ред. и предисл. В. А. Лекторского; пер. Е. О. Труфановой. - М. : «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2014. - 368 с.
4. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и транцендентальная феноменология: введение в феноменологическую философию. - СПб. : Наука, 2013. - 494 с.
5. Жижек С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. - М. : «Дело» РАНХиГС, 2014. - 528 с.
6. Левинас Э. Тотальность и Бесконечное. - М. : Modern, 2013. - 416 с.
