CC BY
39
*пщ
П/Ц^^си
А.А.Галкин
СМУТНЫЕ ВРЕМЕНА: ПОСЛЕДСТВИЯ И УРОКИ
Объективная оценка причин и последствий нынешнего мирового кризиса — решающее условие адекватной реакции на его вызовы. Не случайно вокруг такой оценки непрерывно «ломаются копья». Правда, особых успехов это пока не приносит. Отдельные аспекты проблемы вроде бы осмысленны и озвучены. Тем не менее цельной картины пока не создано. Отсюда низкая эффективность большинства реализованных антикризисных мер и неудовлетворенность ими общественности.
Эта констатация в полной мере относится как к нашей, так и к зарубежной практике.
Динамика Эволюцию трактовки происходящего можно расчленить на не-
трактовки сколько этапов.
Первоначально доминировало представление, что разразился всего лишь финансовый кризис, вызванный неумелыми и эгоистичными действиями группы американских банкиров. Поскольку пусковой крючок был нажат в Соединенных Штатах, а вели себя банкиры США действительно неподобающе, эта точка зрения встретила понимание. Российские власти, взяв ее на вооружение, даже объявили, что финансовые бури — забота «чужого дяди» и нашу «тихую гавань» они, скорее всего, не затронут. Тем более что на крайний случай наготове спасительная «денежная подушка», которая-де самортизирует любые удары.
Этой оценке соответствовали и ответные меры. Во главу угла было поставлено оздоровление финансовой системы. Осуществлялось оно путем накачивания этой системы денежным «физиологическим раствором» за счет государства.
В некоторых экспертных кругах трактовка кризиса как исключительно финансового до сих пор не изжита. Между тем жизнь настойчиво демонстрировала, что финансовые потрясения — всего лишь начало. Вскоре под ударом оказался реальный сектор общественного производства, и большинство специалистов было вынуждено признать, что мировое сообщество столкнулось уже не просто с финансовым, но с финансово-экономическим недугом.
Это, в свою очередь, потребовало более убедительного и емкого объяснения происходящего. В частности, было констатировано, что финансовый кризис послужил импульсом к наступлению кризиса циклического. Такого признания оказалось, однако, недостаточно. Пришлось также зафиксировать некоторые особенности развертывающихся
процессов, в частности особую остроту и ускоренные темпы кризисного развития. Причины данной специфики объясняли прежде всего тем, что в силу ряда обстоятельств предшествовавшие циклические кризисы были неглубокими и не сняли накопившихся противоречий и нынешний кризис должен доделать их работу. Это объяснение хотя и было неполным, тоже звучало убедительно — особенно для тех, кто, помня о цикличности экономического развития, давно ожидал завершения затянувшегося очередного цикла.
Из указанной установки вытекали последовавшие антикризисные меры. Они с полным основанием были рассчитаны главным образом на то, чтобы минимизировать социальные издержки кризисного развития и вновь запустить промышленное производство. В конечном счете, с изрядным опозданием, на этот путь вступили и наши власти.
Казалось, что делается все необходимое. Предполагалось, что в результате пораженная кризисом экономика, быстро достигнув дна, начнет плавное восхождение. Однако кризис игнорировал эти прогнозы. Вопреки ожиданиям он слабо реагировал на регулирующие импульсы.
Потребовались новые объяснения. Одним из них стала ссылка на мировой характер кризиса. Она тоже не была высосана из пальца. Было принято во внимание, что прежние кризисы хотя и именовались всеобщими, были таковыми лишь виртуально.
Конечно, они воздействовали на экономические процессы во многих странах. Тем не менее их влияние, как правило, ограничивалось группой наиболее развитых государств. Огромная мировая периферия затрагивалась ими лишь частично, что открывало дополнительные возможности для маневра. В итоге экономические системы, несмотря на кризис, сохраняли некоторую жизнестойкость. Теперь же ввиду глобализации экономических процессов кризис оказался вселенским в полном смысле этого слова. Поразив не только ядро, но и периферию мирового хозяйства, он сделал их значительно менее чувствительными к импульсам, рассчитанным на оздоровление.
Действительно, глобальный характер нынешнего кризиса придал ему во многом новый облик. Возникла дополнительная переменная, способствующая модификации фиксируемого процесса. Однако само по себе указание на нее не снимало проблемы. Поэтому было выделено еще несколько существенных переменных.
В частности, было отмечено, что система международных экономических институтов, оформившаяся в первые послевоенные годы и призванная если не управлять процессами, происходящими в сфере мировых финансов, то, во всяком случае, координировать их, полностью неадекватна степени сложности и масштабности глобальной финансовой системы. Уровень глобализации производства оказался чуть ли на порядок выше релевантного ему уровня социального и политического контроля. Тем самым в международном масштабе был подорван исторически сложившийся баланс экономических, социальных и
политических сил, полностью оправдавший себя в рамках отдельных национальных государств.
Крайне неравномерно протекала глобализация и в самой экономической сфере. Ее финансовая составляющая глобализировалась намного быстрее, чем реальная. Соответственно, изменились функции финансовой системы. Она приобрела возможность не только обслуживать товарные рынки, но и выступать на них в роли своеобразного виртуального товара. Отсюда неоправданное разбухание этой системы, небывалый размах спекуляций, гигантские финансовые пузыри, широкое использование квазиденег, возможность имитировать благосостояние, живя в долг, за счет будущих поколений.
Было обращено внимание и на такую субъективную переменную, как более чем тридцатилетнее доминирование неоконсервативной (неолиберальной) теории, исходившей из иррациональной абсолютизации рыночных отношений и решительно отрицавшей любые формы государственного регулирования экономических процессов — и это в условиях, когда мировой экономический организм становился все сложнее, а следовательно, эффективность его саморегуляции ослабевала.
Каждая из названных переменных, безусловно, внесла свой вклад в развитие событий. Более того, перечисление переменных можно было бы и продолжить. Но, видимо, дело не только в них. Чтобы получить исчерпывающую картину исследуемого процесса, мало зафиксировать совокупность оказываемых на него воздействий. Надо сосредоточить внимание на том, что лежит в их основе. Отсюда необходимость более глубокого, системного подхода, позволяющего выявить первопричины происходящего.
Такой подход со всей очевидностью подводит к выводу, что человечество столкнулось сейчас не просто с экономическим, но с неким более широким, общим кризисом. А если это так, то и антикризисная политика, чтобы стать действительно эффективной, не может быть сведена к совокупности мер, рассчитанных лишь на преодоление спада в народном хозяйстве. Требуются и другие меры, выходящие за пределы того, что считалось достаточным в сходных ситуациях прежде.
Рассмотрим этот вопрос подробнее.
О некоторых сущностных характеристиках сложившейся ситуации
Исторический процесс, как неоднократно доказано, представляет собой совокупность сменяющих друг друга и вместе с тем взаимно пересекающихся циклов. Обычно, рассматривая их, различают короткие, средние и длинные циклы.
Разумеется, членение это сугубо условно. Главное не продолжительность циклов, а специфика порождающих их причин. Короткие циклы обусловлены процессами в сфере экономики, связанными с нарушением сложившихся на рынке пропорций между спросом и предложением. Средние отражают существенные сдвиги в технологии матери-
ального производства и сопряженные с ними перемены в общественной структуре. Длинные вызваны сменой глубинных парадигм развития, при которой материальные факторы, несмотря на всю их значимость, отступают на второй план по сравнению с нематериальными. В случае такой смены кризис проявляется главным образом на политическом, духовно-нравственном и культурном уровнях.
Временная протяженность циклов относительна. Не случайно попытки приписать им устойчивые размеры не получили общего признания и до сих пор не без оснований вызывают сомнения. Для этого имеются веские резоны. Реальная продолжительность циклов зависит от множества обстоятельств. Немалую роль играет специфика субъектов — конкретных обществ или их совокупностей (цивилизаций). В одних (с повышенной сопротивляемостью новациям) длительность циклов возрастает, в других (с высокой открытостью переменам) падает. Тем самым возникает временной разрыв, иногда весьма ощутимый.
Смена циклов, особенно длинных, протекает неоднозначно. Обычно возникают своеобразные переходные периоды, продолжительность которых нередко исчисляется жизнью поколений. При этом возможно не только поступательное, но и возвратное движение. И то и другое, как правило, чревато потрясениями на всех этажах общественного устройства.
Если смены различных циклов накладываются друг на друга, масштабы и глубина потрясений возрастают — иногда даже на порядок. В человеческом сознании такие ситуации фиксируются как исторические даты или знаменательные исторические периоды и в зависимости от ценностных ориентаций оцениваются со знаком плюс или минус. Объективное исследование соответствующих процессов с учетом всей совокупности их причин и следствий является одной из важнейших и вместе с тем наиболее сложных задач, стоящих перед наукой.
Посмотрим, как все это происходило в сравнительно недавнем прошлом.
В сознании старших поколений еще жива память о переплетении циклов, определившем особенности исторического отрезка, переход к которому завершился с окончанием второй мировой войны. Выделение этой эпохи нуждается в дополнительных обоснованиях и может рассматриваться пока лишь как гипотеза. Однако в качестве таковой она прокладывает путь к пониманию сложного и противоречивого развития того времени.
К концу 1950-х годов обстановка в странах, считавшихся тогда наиболее развитыми, выглядела вполне благополучной. Разрушения военных времен успешно ликвидировались. Экономические структуры возрождались, в ряде случаев даже быстрее, чем можно было надеяться. Годы тяжелых лишений как будто отступали в прошлое. Условия жизни значительной части населения начали выходить на казавшийся приемлемым уровень. И тем не менее... Стоило циклическим кризисам несколько потрясти сложившиеся устои, как на территориях,
воспринимавшихся как острова стабильности, стали один за другим распахиваться «ящики Пандоры».
Во второй половине 1960-х — начале 1970-х годов во многих странах Североатлантического региона сложилась ситуация, в свое время квалифицированная как «молодежная (или студенческая) революция». Первоначально центром протестного движения выступали Соединенные Штаты. 60-е годы ХХ в. вошли в историю их общественно-политической жизни как «бурное десятилетие». Бунтарство, нонконформизм, необычные формы самовыражения, демонстрации, беспорядки, акции гражданского неповиновения, взрывы бомб — вот что определяло тогда ход событий. Наиболее яркое выражение обострение общественных противоречий получило в студенческой среде, недовольной своим положением, болезненно реагировавшей на проявления централизации и бюрократизма, на иерархическое руководство, подчинявшее личность чуждым ей интересам, на порядки в обществе, в котором господствует дух наживы и корысти.
В конце 1960-х годов центр «молодежных революций» переместился во Францию. В результате массовых выступлений студентов, их столкновений с полицией, продолжавшихся на протяжении всего мая 1968 г., в стране, по сути, начало складываться двоевластие: с одной стороны, деморализованная государственная машина, с другой — самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.
Хотя правящим верхам в конечном счете удалось подавить, а в ряде случаев — и приручить носителей молодежного протеста, вызванные им потрясения привели к серьезным переменам в общественном сознании, в общепринятых ориентациях и системах ценностей. В частности, были во многом разрушены считавшиеся непоколебимыми традиционные буржуазно-патриархальные установки. Выйдя из бурных месяцев «молодежной революции», страна по целому ряду параметров выглядела иной, чем прежде.
Студенческими волнениями оказались затронуты и другие страны — ФРГ, Италия, Испания, Турция, Мексика. В большинстве из них молодежные движения добились определенных практических результатов. В одних произошло смягчение правящих режимов, в других укрепились демократические институты, в третьих была осуществлена реформа высшего образования. Весьма заметными были и перемены нравственно-культурного плана (размывание патриархальных ценностей, ослабление традиционных семейных отношений, сексуальное раскрепощение и т.д.).
Признаки дестабилизации общественных структур появились и в государствах Варшавского договора, прежде всего в Польше (так называемые «мартовские беспорядки» 1968 г.) и в Чехословакии. Более того, есть все основания говорить о прямой преемственности и внутренней связи между студенческими выступлениями 1968 г., в первую очередь
«Парижским маем», и «Пражской весной», подавленной войсками СССР и его союзников.
Оценивая ход событий того времени в целом, можно констатировать: противоречия, порожденные комплексом совпавших и наложив-шихся друг на друга циклов, придали назревшему кризису не просто острый, но общеполитический и культурно-ценностный характер. В результате были осуществлены отдельные, хотя и немаловажные прорывы к новым формам общественных отношений. Однако необходимого обновления не произошло. Сила традиций оказалась значительно выше, нежели степень зрелости общества.
Нечто аналогичное происходило и двадцать лет спустя, на этот раз в основном восточнее — в СССР и странах Восточной и Юго-Восточной Европы, — в рамках перестройки и бархатных революций.
Вернемся, однако, к нашему времени.
Может ли опыт прошлого стать ориентиром для выводов о кризисе нынешнем? Прямые повторения в историческом процессе, как известно, редки. Им препятствует иной набор противоречий и конфликтов, модификация ценностных ориентаций, новые внешние воздействия и т.д. Тем не менее аналогии возможны. Схожие механизмы, определяющие ход событий, порождают сравнимые последствия. Это, в свою очередь, дает основания для сопоставлений.
Зададим себе некоторые вопросы.
Вправе ли мы утверждать, что происходящее ныне — порождение не только экономических сбоев, но и наложившегося на них общественно-политического цикла? Если да, то возможно ли перерастание нынешнего кризиса в потрясение базовых структур регионального или даже глобального масштаба? Существуют ли шансы на то, что в результате таких потрясений возникнет новое качество, способное адекватно реагировать на вызовы современности?
Окончательные ответы на эти вопросы, очевидно, даст только будущее. Тем не менее имеет смысл рассмотреть некоторые аспекты возможного развития.
Груз противоречий, накопившийся за истекшие десятилетия, весьма весом. Кратко напомню о наиболее важных.
Человечество пребывает сейчас на пороге острейших экологических потрясений. Окружающая среда не выдерживает оказываемого на нее воздействия, обусловленного демографическим давлением, издержками индустриализации, нерачительным потреблением природных ресурсов. Повсеместно отмечается прогрессирующее отравление почвы технологическими отходами. Нарастает ее общая эрозия, засоление, наступление песков. Интенсивно загрязняется мировой океан. Снижается его репродуктивная активность. Попытки ослабить это воздействие не приносят существенных результатов. Удастся ли в обозримое время найти способы решения этой проблемы — сказать трудно.
Большие неприятности несет с собой климатическое потепление, вызванное «парниковым эффектом». На глазах сокращаются ледниковые
массивы. Непомерное обводнение одних регионов сопровождается засухой в других. Увеличивается число опустошительных ураганов и цунами. Участились мощные землетрясения, которые распространяются и на традиционно несейсмические районы мира. Между тем реакция общества на кризисное развитие биосферы пока несоразмерна масштабам угрозы.
Предполагалось, что прогнозируемое, технологически продвинутое общество, основанное на знаниях, резко сократит зависимость человечества от оскудевающих запасов природного сырья и тем самым откроет новые возможности для совершенствования и развития производства. Оказалось, однако, что в основе этих представлений лежала недооценка последствий быстрого индустриального развития новых держав с многомиллионным населением.
Тревожная ситуация складывается в энергетике. Потребности мирового сообщества в энергии до сих пор удовлетворяются в основном за счет ископаемого топлива — нефти, газа и угля. Вероятно, в дальнейшем несколько возрастет удельный вес атомной энергетики. Но производство чистой, возобновляемой и экономически доступной энергии, скорее всего, дело отдаленного будущего.
Источником новых серьезных противоречий выступает нынешняя модель глобализации. На протяжении ряда лет считалось хорошим тоном концентрировать внимание на ее позитивных сторонах: на выгодах территориального разделения труда, обмена технологическими новациями, расширения и углубления емкости товарных рынков и т.д. Перечисленные выгоды действительно впечатляли. Это, однако, не повод замалчивать тяжелейшие последствия связанного с глобализацией переструктурирования мирового хозяйства. Оно породило не только удачливых игроков, но и проигравших, причем доля последних, как правило, значительно выше. А непосредственное бремя проигрыша тяжелым грузом легло на плечи социально и политически незащищенных массовых групп населения.
Глобализация внесла заметные коррективы в функции национального государства. Ранее оно располагало самыми широкими возможностями для регулирования всех сторон жизнедеятельности общества: экономики, социальных и политических отношений, духовной сферы. Сегодня регулятивные возможности государства на его собственной территории существенно сузились. А это влечет за собой в нынешних условиях не только выгоды, но и немалые издержки.
Еще недавно многие полагали, что размывание компетенций государства вскоре зайдет настолько далеко, что ориентация на государственный суверенитет потеряет прежнюю актуальность. В действительности обусловленная глобализацией интеграция существующих наций в единую общечеловеческую общность не может быть реализована быстро. Это долговременный и противоречивый процесс, прямолинейному развитию которого препятствует инерционная устойчивость исторически сложившихся общностей, закрепленная в глубоко укоренившихся
особенностях бытия и сознания людей. Умаление значимости национальной самобытности и государственного суверенитета (и тем более их игнорирование) оборачивается на практике нарушением важнейших принципов международного права, регулирующих отношения между независимыми государствами. Отсюда еще один комплекс потенциальных и реальных конфликтов.
В ходе глобализации четко проявилось противоречие между растущей взаимозависимостью элементов миропорядка, с одной стороны, и умножением дестабилизирующих воздействий на него, с другой. Взаимозависимость интенсивно подпитывается глобализационным развитием, а дестабилизация — углублением разрыва в условиях существования экономически развитых и отстающих государств, пробуксовкой назревшего переструктурирования межгосударственных отношений, «амортизацией» многих принятых прежде договорных документов, возросшей ориентацией правящих элит и части общественности ряда стран на силовое давление как фактор, обеспечивающий международный порядок, все более очевидной неизбежностью распространения не поддающихся контролю средств массового уничтожения. Попытки упорядочить ситуацию, установив единовластие самой сильной и амбициозной державы, привыкшей к насильственному насаждению своих представлений о должном и необходимом, не только не дали желанной стабильности, но, напротив, способствовали нарастанию дезорганизации и хаоса. Одним из следствий дестабилизации миропорядка стало резкое падение роли и эффективности международных институтов. Это значительно увеличило опасность перерастания межгосударственных и даже внутригосударственных конфликтов в силовые столкновения, таящие в себе угрозу всеобщей катастрофы.
Дестабилизации миропорядка способствовали и некоторые аспекты того, что принято называть новым витком контакта цивилизаций. Человечество не единообразно, и это, безусловно, одно из его преимуществ. Однако сосуществование сообществ с разными культурами, традициями, образом жизни, ценностными установками, конфессиональной принадлежностью чревато серьезными сложностями. Естественно, что на разных этапах они проявляются по-разному. В отличие от прежних времен, когда взаимодействия между цивилизациями осуществлялись, как правило, в «точечной», элитарной форме, сейчас они приобрели массовый характер. Многие развитые страны столкнулись сегодня с этой проблемой на практическом уровне. Некоторые международные конфликты, обусловленные возросшей активностью террористов и пиратов, мало-помалу стали приобретать черты межконфессиональных столкновений. Свой специфический вклад в межци-вилизационные отношения внесла интенсификация иммиграционных потоков, в результате которой проблема контакта цивилизаций превратилась для ряда стран во внутриполитическую.
Негативное воздействие перечисленных выше проблем и конфликтов могло бы быть минимизировано, если бы их значение и опас-
ность были своевременно распознаны и осмыслены, если бы за осмыслением последовали объединенные действия хотя бы регионального масштаба, если бы в системе ценностей человеческого сообщества стало доминировать осознание общего интереса. В действительности же развитие пошло в противоположном направлении. Технологический и производственный прогресс последних десятилетий на большей части планеты во многих случаях сопровождался общественным регрессом, освященным неоконсервативной (неолиберальной) идеологией, поднимавшей на щит в качестве основополагающих ценностей индивидуализм и потребительство.
Влияние насыщенного конфликтами событийного фона на общественное сознание было, разумеется, неоднозначным. Многое зависело (и зависит) от уровня развития стран, от специфики их интересов, от систем ценностей тех или иных социальных групп. Вместе с тем он создавал своеобразную психологическую атмосферу, отличительными чертами которой были ощущение неустроенности, неуверенности, незащищенности, недовольства сложившимися условиями жизни, тем, как действуют общественные и политические институты, как они решают возникающие проблемы. Сложившееся на этой основе массовое сознание не всегда воплощалось в протестное поведение, и последнее чаще всего реализовалось лишь в виде отдельных всплесков. Однако потенциальная готовность к такому воплощению со временем возрастала. Вопрос заключался лишь в том, какой силы должен быть импульс, который придал бы этому процессу дополнительный динамизм.
Нынешний экономический кризис может стать (а может и не стать) таким импульсом. И зависит это от того, насколько эффективной окажется антикризисная политика и в каких формах она будет проводиться.
Современная стадия кризиса
Между тем мировой кризис продолжает удерживать свои позиции. Разумеется, рано или поздно он придет к завершению. Однако, судя по всему, с ним, а значит, и с его последствиями придется считаться еще немалое время.
Как уже отмечалось, предпринимаемые антикризисные меры не оказывают ожидаемого воздействия. Накачивание банковской системы деньгами, выделенными государством, вроде бы принесло некоторые плоды. Эпидемия банковских крахов, бушевавшая в конце 2008 г., пошла на убыль. Вместе с тем не исключена новая волна финансовых потрясений, связанных с неплатежеспособностью целого ряда корпоративных институтов, набравших в прошлом немыслимые кредиты. Квазиденежный пузырь, ставший одной из причин кризиса, не столько исчез, сколько приобрел новые формы. Не достигнут и надлежащий уровень банковской ликвидности. В одних случаях потому, что руководство банков, стремясь компенсировать потери, использовало полученные от государства средства для спекулятивных манипуляций.
В других — потому, что в обстановке устойчивой неопределенности многие банки, желая избежать новых рисков, предельно вздули взимаемые проценты и тем самым заморозили (или почти заморозили) кредитную активность. В результате инвестиции в реальный сектор экономики, серьезно упавшие уже в начале кризиса, застряли на нижайшем уровне, а то и продолжали сокращаться.
Сокращение инвестиций привело к существенному замедлению обновления основного капитала. Соответственно, сократился спрос на новое оборудование для предприятий. В рамках цепной реакции это, в свою очередь, стимулировало падение спроса на металл, сократило потребление энергоресурсов, объем грузовых перевозок и т.д. Свертывание промышленного и жилищного строительства сделало излишними прежние масштабы производства металлоконструкций и строительных материалов.
Свой вклад в сокращение платежеспособного спроса внесло оскудение государственных бюджетов ввиду уменьшения налоговых поступлений от терпящих убытки и вынужденных свертывать производство крупных, прежде всего промышленных, корпораций, с одной стороны, и выделения миллиардных государственных средств запутавшимся в махинациях финансовым институтам, с другой. Разумеется, государство не могло отказаться от роли крупнейшего потребителя промышленной продукции. Однако в ряде случаев ему приходится умерять свои аппетиты, что не может не сказаться на объеме спроса, а следовательно, и производства.
По мере углубления кризиса все большее значение приобретает снижение платежеспособности населения. Свертывание производства обернулось как ростом числа людей, потерявших работу, так и прогрессирующим урезанием оплаты труда. Возникшая неопределенность в том, что касается ближайших перспектив, побуждает граждан к жесткой экономии даже в тех случаях, когда некоторые средства еще сохранились. Все это, естественно, влечет за собой падение объемов массового потребления, от которого уже серьезно пострадали многие сферы производственной и иной деятельности: автомобильная промышленность, авиастроение, бытовое приборостроение, туристический бизнес и т.д.
Отмеченную динамику ни в коей мере не поколебали отдельные позитивные сдвиги (рост цен на энергоносители, некоторая стабилизация ситуации на биржах и т.д.). Они, конечно, могут быть использованы, чтобы успокоить население, но для серьезных оценок непригодны. Никакое развитие, в том числе и кризисное, не бывает непрерывным и однозначным. Ему свойственно не только поступательное, но и откатное движение, которое, однако, не равнозначно смене вектора.
Все заметнее выдвигается на передний план социальная составляющая кризиса. Выше уже шла речь о растущей безработице и прогрессирующем снижении доходов наемных работников. Это прямое следствие свертывания производства нанесло тяжелый удар по условиям существования жителей почти всех стран. Но особенно пострадало
население тех государств, где не было эффективной социальной политики.
Сказанное в полной мере относится к России. Социальное положение ее граждан было, мягко говоря, непростым и до того, как начался кризис.
В 90-е годы прошлого века была в значительной степени разрушена существовавшая в стране социальная инфраструктура, пусть ущербная, но тем не менее действовавшая. Резко ухудшились общие условия труда, что повлекло за собой небывало высокий уровень производственного травматизма и профессиональных заболеваний. Правовые основы трудовых отношений оказались практически парализованы. Наемные работники в большинстве случаев беззащитны от произвола со стороны не только работодателя, но и любого менеджера, стоящего выше их в иерархии власти на производстве. Отсюда широкое распространение незаконных увольнений, притеснений и поборов.
Серьезные потрясения пережила система здравоохранения. Следствием низкой доступности медицинских услуг, неоправданной дифференциации их качества и характера, слабого внимания к санитарно-профилактическим мероприятиям, нацеленным на предотвращение эпидемических заболеваний, стало существенное ухудшение общего состояния здоровья граждан. Оно сейчас таково, что впору говорить о больной стране.
На протяжении ряда лет в кризисе пребывает система образования. Ее отличительные черты — бедственное положение преподавателей, непомерная узость материальной базы, растущая дифференциация степени образованности населения в зависимости от места жительства и уровня доходов, заметное увеличение доли граждан, не получающих минимального объема знаний.
Крайне сложная ситуация сложилась в той части социальной инфраструктуры, которая призвана обеспечивать приемлемые условия жизни социально слабым группам населения: неполным и многодетным семьям, сиротам, инвалидам и пенсионерам.
Теперь ко всему прочему добавился кризис, о котором шла речь выше. Он сделал поистине нетерпимыми возникшие ранее социальные узлы:
— беспрецедентный для развитой страны уровень социальной дифференциации, являющийся источником глубокого недовольства массовых слоев общества;
— устойчивую бедность, которая, даже по официальным данным, охватывает около 14% населения, а в действительности распространяется примерно на треть россиян.
Изо всех уголков страны поступает информация о нарушениях (подчас демонстративных) прав наемных работников. Масштабы этих нарушений таковы, что их не могли обойти вниманием даже представители высшей власти. К решению назревших проблем предполагается привлечь административные органы и прокуратуру. Между тем перемен
к лучшему не наступает. Несомненно, что в данном случае действуют некие объективные причины. Назову самую важную из них.
В условиях обостряющегося кризиса работодатели (то есть предприниматели), естественно, стремятся снизить себестоимость производимой продукции. Этого можно добиться различными путями: внедряя новую технологию, совершенствуя организацию труда, обновляя техническое оборудование или же сокращая затраты на наемную рабочую силу. В российской ситуации последний путь оказывается самым выгодным. Немалую роль здесь играет ущербность действующего в стране фабрично-заводского законодательства. Но еще большую — слабость (а в ряде случаев и бездеятельность) профессиональных союзов. Формально они существуют (хотя далеко не везде, где используется наемный труд), однако борьбу за интересы наемных работников ведут лишь немногие, не входящие в главное профсоюзное объединение. Большинство же выполняет функцию своеобразных социальных отделов при дирекциях соответствующих предприятий. Если они и выступают в защиту жизненных интересов наемных работников, то как беспомощные просители, унижающиеся перед работодателями и властями, но отнюдь не в роли самостоятельного, осознающего свои возможности партнера.
Очевидно, что чем сильнее негативное воздействие экономического кризиса на социальную сферу, тем важнее преодолеть (или хотя бы минимизировать) кризисную атмосферу на общественно-политическом уровне. В противном случае такое преодоление произойдет стихийно, в опасной форме.
Не случайно с началом кризиса стало модным рассуждать о том, что в модернизации (и даже радикальной перестройке) нуждается не только мирохозяйственная, но и общеполитическая мировая система. Об исчерпанности нынешней модели общественно-политических отношений и необходимости по меньшей мере «нового капитализма» заговорили даже в кругах, расположенных гораздо правее центра.
Судя по всему, разговоры на эту тему среди элиты представляли собой производное от растерянности и страха перед возникшей перспективой социального взрыва. Сейчас, когда растерянность и страх несколько поутихли, они звучат не столь громко. Между тем потребность в коренных преобразованиях сохранилась. Ее можно, конечно, игнорировать, пытаясь выбраться из нынешнего кризиса ползком, решив проблемы лишь частично. Но если не вскрыть нарыв вовремя, он вызовет общее заражение организма. И от этого ему будет только хуже.
Варианты антикризисной политики
В настоящее время специалистам предельно ясно, что эффективная антикризисная политика должна прежде всего обеспечить решение трех увязанных друг с другом задач: во-первых, запустить завязший в болоте и буксующий производственный механизм; во-вторых, предотвратить нарастание социальной напряженности, способной, в случае потери контроля, разрушить сложившиеся общественные и политические
институты; и, в-третьих, создать предпосылки для выхода на новые, более высокие экономические и общественные позиции, после того как будет преодолен кризис. Это в той или иной степени признают и на уровне принятия властных решений. Споры начинаются тогда, когда дело доходит до конкретизации общих констатаций. Как известно, дьявол кроется в деталях.
Например, как все же успешнее и быстрее наладить и запустить производственный механизм? До сих пор, несмотря на негативный опыт, не преодолено представление, будто главное средство оздоровления экономики — впрыскивание в нее дополнительных денег. Предполагается, что, поступив в распоряжение банков (вариант: крупных промышленных корпораций), они, став затем инвестициями, стимулируют реальное производство, которое, в свою очередь, предложит обществу продукцию нового типа, тем самым создав предпосылки для наращивания спроса. В результате все постепенно придет в норму.
Разумеется, для оживления производства необходимы средства. И отрицать это нелепо. Тем не менее односторонний подход вроде того, о котором шла речь выше, обречен на неудачу.
Прежде всего, нет никаких гарантий, что средства, врученные банкам и промышленным олигархам, будут использованы для налаживания производства, а не пойдут, как это не раз случалось, на иные, непроизводственные цели. Надежды на то, что этого удастся избежать, наладив контроль со стороны государства, иллюзорны, поскольку рыночные отношения открывают необозримое пространство для всевозможных изощренных ходов и маневров.
Кроме того, расширенное предложение произведенной продукции нуждается не просто в спросе, но в платежеспособном спросе. Если его нет, то сбыт, а значит, и производство невозможны. Соответственно, теряют смысл вложенные в него деньги.
Иными словами, в первую очередь следует стимулировать платежеспособный спрос. Но и с этим дело обстоит непросто. Иногда решение этой задачи видят опять же в раздаче денег — на этот раз не банкам и олигархам, а простому люду. Разумеется, бывают ситуации, когда такая раздача необходима, — например, при угрозе массового голода и других форс-мажорных обстоятельствах. Выделение дополнительных средств как форма стимулирования платежеспособного спроса оправданно и тогда, когда заработная плата определенных категорий работников и социальные пособия не обеспечивают минимально приемлемого уровня жизни.
Но сводить проблему к простому наращиванию находящейся в обороте денежной массы и к раздаче денег в корне неверно. Имеется обширный набор средств, позволяющих стимулировать платежеспособный спрос, лишь частично прибегая к такому не всегда безопасному маневру. Это — контроль над ценообразованием, исключающий возможность неоправданной, спекулятивной наживы, стимулирование деятельности кооперативов, конкурирующих с частной товаропроводящей
сетью, использование налоговой системы не только в фискальных целях, но и в качестве инструмента, регулирующего отношения между предложением и спросом. Важнейшую роль при этом могут сыграть и государственные закупки — разумеется, если они осознанно направлены на решение проблем, вызывающих особое беспокойство.
Основная цель перечисленных действий — направить наличествующие денежные потоки на приобретение продукции, выпуск которой представляется особо важным для оживления производства. В этом случае дадут должный эффект и инвестиции, о которых говорилось выше.
Различные подходы существуют и при решении вопроса об антикризисной политике в социальной сфере.
Радикально-либеральные круги России, находящиеся в оппозиции к власти, настойчиво критикуют ее за «чрезмерное», с их точки зрения, внимание к социальным проблемам. В основе этой критики лежит представление о том, что социальная политика и экономическое развитие — антиподы. Социальная политика, требуя значительных расходов, высасывает средства из экономики и тем самым тормозит ее развитие. Следовательно, чтобы стимулировать экономику, особенно в условиях острого кризиса, необходимо свернуть социальную политику, предложив обществу потуже «затянуть пояса». При этом, естественно, предполагается, что «затянуть пояса» должны те, у кого они и так уже затянуты до предела.
Между тем не нужно быть большим специалистом, чтобы установить, что тезис этот ложный. И дело не только в том, что чрезмерное «затягивание поясов» способно, как уже отмечалось, вызвать социальный взрыв, который разнесет вдребезги и экономику, и общественную систему в целом. Дело еще и в том, что на нынешнем этапе общественного развития живой труд (а значит, человек) превратился в решающую производительную силу — не меньшую, а то и большую, чем овеществленный труд и природные ресурсы. В этой ситуации разумная социальная политика, в том числе в условиях кризиса, — это не излишние затраты, а самое эффективное вложение в экономическое развитие. Тому, кто этого не понимает, противопоказано участие в управлении народным хозяйством.
В частности, в России если уж критиковать власти за политику в социальной сфере, то не за «излишнюю» расточительность в том, что касается социальных расходов, а за недооценку остроты проблем и недостаточные усилия по их преодолению, за то, что правильные слова далеко не всегда превращаются в конкретные действия.
Это нетрудно проследить, обратившись к антикризисной программе, предложенной обществу российским правительством. На первый взгляд может создаться впечатление, что в сфере социальной защиты программой предусмотрены эффективные меры. Однако более внимательный анализ позволяет выявить в документе серьезные изъяны.
Уже сейчас у нас, по разным оценкам, насчитывается от 6 до 8 млн. безработных. К концу года, согласно прогнозам, их число вряд
ли существенно сократится. Предполагается организовать их переобучение, а в случае необходимости — и переселение. Однако цифры, которые в связи с этим приводятся в программе, несопоставимы с уже зафиксированной численностью безработных. А что делать с теми, кто не попадет в узкие щели, приоткрытые программой? Всех лишившихся работы не переучишь и не переселишь. И где найти рабочие места для необъятной массы переученных и переселенных? Свалить эту проблему на регионы, как предполагается в программе, тоже не удастся. Средств на это у них нет — и не будет.
Выход только один. Нужно незамедлительно создать мощную федеральную структуру по организации общественных работ, определив ее целевые задачи и установки. Если эта структура энергично примется за дело, она сможет в конечном счете не только вернуть государству затраченные на нее средства, но и принести некоторую прибыль. Конечно, это была бы чрезвычайная мера. Но она диктуется чрезвычайными обстоятельствами.
Повышение пособий по безработице, предусмотренное в антикризисной программе, — дело, конечно, хорошее. В сельской местности, при наличии натурального хозяйства, прожить на эти деньги можно — даже если в семье лишь один кормилец. Однако в городах, тем более крупных, пособий не хватит даже на еду. Поэтому на время кризиса должна быть создана разветвленная сеть учреждений социальной помощи, прежде всего бесплатных столовых для детей, а в ряде случаев — и для взрослых. В противном случае после окончания кризиса нам достанутся в наследство истощенные и больные поколения. А это уже катастрофа. Ведь даже сейчас, по данным министерства обороны, около трети призывников непригодно к полноценной воинской службе.
Решение интенсифицировать индексацию пенсий и пособий можно только приветствовать. Но не следует забывать, что рост цен на товары, имеющие жизненное значение для основной массы населения, обычно значительно превышает среднестатистические показатели. Это фиксировалось до сих пор, и нет никаких оснований ожидать, что ситуация изменится. Соответственно, если не ограничить инфляцию в этой сфере, добавки к пенсиям и пособиям будут сразу же — и с лихвой — съедены. Отсюда острая необходимость в мерах, которые бы обеспечили такое ограничение.
Антикризисная программа обходит проблему непомерного и необоснованного повышения тарифов на жилищно-коммунальные услуги. С рациональной точки зрения они, вообще-то говоря, должны были бы уменьшаться — ведь львиную их долю составляют затраты на углеводородное топливо, а оно существенно подешевело. Но дело не только в этом. Кто и когда всерьез проверял, из чего складывается себестоимость услуг, на которые ежегодно возрастают тарифы? И даже если их возрастание имеет под собой почву, не могут ли те, кто оказывает эти услуги, подождать, пока закончится кризис?
Какой же в действительности должна быть социальная политика, реалистичная и в то же время приемлемая для населения современной России? В нынешних условиях она, по-видимому, должна включать в себя две составляющие. Одну — ориентированную на длительное устойчивое развитие и ставящую долговременные цели. Вторую — чрезвычайную, предусматривающую совокупность мер, диктуемых конкретной кризисной ситуацией. Разумеется, в чем-то эти составляющие будут переплетаться между собой.
Среди стержневых проблем, имеющих долгосрочный характер, в первую очередь нужно иметь в виду меру оценки затраченного труда. От нее в решающей степени зависит решение если не всех, то большинства других социальных проблем, с которыми сталкивается общество. В нормальной стране добросовестно работающий человек должен получать заработную плату или доход, позволяющие ему вести достойный образ жизни: хорошо питаться, отдыхать, удовлетворять духовные потребности, приобретать новые знания, повышать квалификацию, содержать семью, давать образование детям. Разумеется, было бы нереальным ставить перед собой задачу незамедлительно поднять заработную плату до уровня, сопоставимого с тем, которым располагает население наиболее развитых стран. Однако продвигаться в этом направлении необходимо.
Второй стержневой проблемой как долгосрочной, так и чрезвычайной социальной политики следует считать реальную, безотлагательную поддержку той части населения, которая выключена из производственного процесса и особенно сильно страдает от кризиса.
Повышение меры оплаты труда и совершенствование системы поддержки социально слабой части населения можно рассматривать как первый шаг в сторону сокращения социальной дифференциации. Вторым шагом на этом пути мог бы стать отказ от уравнительного подоходного налога. Аргументация в защиту такого налога крайне неубедительна. Между тем введение прогрессивной шкалы налогообложения способно оказать существенную помощь при реализации усилий, направленных на создание финансовых резервов, которые требуются для осуществления социальных программ.
Заклинания о необходимости поддержки мелкого производителя было бы целесообразно подкрепить рядом конкретных решений — например, о передаче в аренду начинающим мелким производителям за минимальную (символическую) плату освобождающихся офисных площадей и о предоставлении новичкам налоговой амнистии на 3—5 лет. Следует также обеспечить им в законодательном порядке более эффективную, чем сейчас, защиту от административного произвола.
Представляется необходимым, не уповая особо на ипотеку, срочно начать не словесный, а реальный, практический переход от строительства элитного коммерческого жилья к социальному строительству, в рамках которого возводить нормальные экономичные жилища, используя их для расселения аварийных домов и обеспечения квартирами
молодых семей, предоставив им право постепенно выкупать по себестоимости полученное жилье. Это, в свою очередь, позволит сохранить (или вернуть) свои рабочие места многочисленным рабочим-строителям. Следовало бы, хотя бы временно, прекратить форсирование жилищно-коммунальной реформы и заморозить на уровне 2009 г. все коммунальные платежи. В качестве компенсации соответствующим службам можно было бы существенно (в разы) повысить коммунальную плату за избыточное (более 50 м на человека) и так называемое второе жилье.
В числе мероприятий долгосрочного плана следует упомянуть коренное преобразование системы поддержки и воспитания сотен тысяч детей, по той или иной причине оставшихся без попечения родителей. Решить эту проблему с помощью одного лишь института усыновления и патронажа не удастся. Соответственно, сеть интернатов и детских домов должна не сокращаться, а расширяться и совершенствоваться. Радикального усовершенствования требует система адаптации отбывших наказание заключенных. Будучи не в состоянии преодолеть социальную изоляцию и найти себе достойное место в обществе, они опускаются на социальное дно или возвращаются к преступной деятельности. Очевидно, что и в данном случае не обойтись без специальной социальной программы.
Необходимы также решительные меры, призванные навести порядок в сферах здравоохранения и образования. Но об этом чуть ниже.
Способно ли преодоление кризиса стать стартом для рывка к новым горизонтам? Вопрос этот нуждается в дальнейшем изучении. Однако некоторые предварительные соображения высказать уже можно.
Чтобы рывок стал возможным, требуются эффективные усилия по нескольким параллельным направлениям. Первое из них — технологическое. У человеческого сообщества накопилось достаточно новых знаний для существенной модификации сложившейся системы материального и нематериального производства, иными словами — для перехода к инновационному развитию. Кризис, при всей его болезненности, создает дополнительные предпосылки для такого перехода.
Этим, очевидно, и следует руководствоваться при принятии решений о финансировании антикризисных мероприятий. Предпочтение должно отдаваться тем из них, которые позволяют на просто занять рабочую силу, чтобы не допустить социальных эксцессов, но и создать существенные заделы для будущего движения. Это, свою очередь, предполагает всестороннюю поддержку научных учреждений, занятых разработкой новейших нано-, био- и информационно-коммуникационных технологий, стимулирование подготовки высококвалифицированных специалистов, способных включиться в их работу, создание инфраструктуры, необходимой для того, чтобы полученные знания незамедлительно приобретали форму готового продукта.
Поворот в сторону инновационного развития будет нелегок: он потребует значительной мобилизации сил. Вместе с тем не встать на
этот путь — значит не просто отстать, но оказаться отброшенным на маргинальные позиции и застрять на них надолго, если не навсегда.
Второе направление — оздоровление и интеллектуализация общества.
В области здравоохранения первоочередными задачами, требующими решения, являются восстановление системы всеобщей профилактики, прежде всего в детских садах, школах и высших учебных заведениях, и проведение массовых оздоровительных мероприятий. Нуждается в существенном расширении сеть общедоступных поликлиник. Платная медицина должна сохраниться, но в качестве дополнения, а не замены общедоступной, бесплатной медицины. Системе здравоохранения следует заблаговременно готовиться к расширению спроса на медицинские услуги, обусловленному последствиями кризисных потрясений.
В сфере образования в основу предпринимаемых усилий должна лечь древняя заповедь медицины: «не навреди». Необходимо проявлять крайнюю осторожность при проведении экспериментов, предполагающих воспроизводство образцов, опробованных при иных обстоятельствах, в других странах. Дело государства — не ограничиваясь спорадическими финансовыми впрыскиваниями, добиваться безоговорочного исполнения закона об обязательном всеобщем образовании (в частности, через обеспечение его материальной базы), финансировать строительство учебных заведений и оснащение их современным оборудованием, гарантировать достойную оплату труда учителям и профессуре, препятствовать неоправданной коммерциализации образования на всех его уровнях — от начального до высшего. Что касается содержания, методики и форм организации учебного процесса, то все это должно остаться прерогативой педагогических и научных коллективов. Это позволит избежать ошибок, за которые потом будет, мягко говоря, стыдно.
Третье направление — совершенствование системы управления обществом.
Происходившее на протяжении ряда лет выстраивание вертикали власти создало у части публики впечатление, что в стране, наконец, возникла эффективная система реализации властных решений. Однако это представление во многом иллюзорно. Новые управленческие структуры, как признают сами их руководители, коррумпированы и не мотивированы на положительные изменения, не говоря уже о динамическом развитии. И дело тут не в кадровых просчетах, но прежде всего в закономерностях функционирования жестко иерархизированной вертикали власти. Соответственно, чтобы создать условия для рывка в будущее, надо решительно демократизировать всю систему власти. А для этого, в свою очередь, нужна не только политическая воля, но и ряд предварительных, последовательных организационных усилий. И к ним надлежит готовиться заранее.
Четвертое направление — дипломатическое.
Кризис убедительно продемонстрировал, что многие острые проблемы, заведомо выходящие за национальные и даже региональные рамки, не могут быть решены без координации действий различных государств. Наиболее важные из них уже упоминались выше, но их список вполне может быть расширен.
Некоторые из этих проблем требуют длительных многосторонних усилий, для которых еще не сложились необходимые предпосылки. Но и к ним нужно проявлять должное внимание.
Имеются, однако, и такие, которые следует решать безотлагательно. Очевидно, например, что мировая торговля, от которой в решающей степени зависит любое сколько-нибудь заметное государство, нуждается в устойчивой мировой резервной валюте. Доллар, выполнявший эти функции до последнего времени, стал недостаточно надежным. Придать ему дополнительную надежность или найти замену? Насколько срочны подобные действия? Имеет ли смысл создавать в качестве альтернативы региональные платежные средства? Вопросы эти не простые, и при поиске ответа на них не обойтись без серьезных внешнеполитических усилий.
Остро ощущается потребность в выстраивании глобальной системы контроля над мировыми финансовыми потоками. Как эта система должна выглядеть? Каковы ее возможные функции? Насколько реальны усилия по ее созданию? Об этом тоже следует начать серьезные переговоры.
Выявилась недостаточная результативность международной борьбы с терроризмом. Как сделать ее действительно эффективной, не скатываясь при этом к неправомерному военному вмешательству во внутренние дела других стран в различных уголках мира? Есть ли здесь альтернативы? Необходим внешнеполитический поиск — более интенсивный, чем прежде.
Все рельефнее вырисовывается опасность распространения пиратства, грозящего перерезать важнейшие торговые коммуникации. Сотрудничество в борьбе с ним до сих пор не отработано, а разрозненные усилия не дают необходимых результатов. Условия для координации действий в этой сфере налицо. Дело за инициативой.
Попытки отдельных стран взять под контроль нелегальную иммиграцию, чреватую серьезными опасностями и для самих иммигрантов, и (в еще большей степени) для стран, куда направляются иммиграционные потоки, до сих пор не увенчались сколько-нибудь заметным успехом. Возможны ли объединенные усилия в этой области? Видимо, возможны, если будет проявлена политическая воля.
В современном мире энергия не просто товар, предмет торга. Она необходимое условие нормального развития экономики и жизнеобеспечения как отдельных стран, так и целых регионов. Не случайно в науке и политической практике был поставлен вопрос об энергетической безопасности. И это отнюдь не метафора, но реальная проблема, которая стала темой обсуждения на международных форумах самого
высокого уровня. Концепция энергетической безопасности базируется на понимании того, что мировой рынок энергетических ресурсов не должен уподобляться рынкам обычных товаров массового спроса. Преодоление энергетического дефицита требует кооперации всех заинтересованных стран — и производителей, и потребителей энергии, меж-страновой координации деятельности национальных энергетических систем, а при необходимости — и совместного управления ими. В противном случае неизбежно резкое обострение борьбы держав за источники энергии со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Нынешний уровень глобализации уже привел к резкому повышению вероятности пандемий, несущих угрозу миллионам жизней. Последний пример — распространение так называемого «нового (свиного) гриппа». Достаточны ли полномочия, которыми наделена Всемирная организация здравоохранения? Или, быть может, необходимы срочные меры по ее усилению и укреплению?
Все это только первая страница объемистого списка.
* * *
Сегодня стало модным утверждать, что мир выйдет из кризиса иным, обновленным. Это и верно, и неверно. Конечно, многое изменится. Но для того чтобы мир существенно обновился, потребуются немалые усилия и время — судя по прошлому опыту, немалое.
Смутные времена — а они сейчас именно таковы — обычно стимулируют работу фантазии. Отсюда взрывообразный рост числа всеобъемлющих проектов — от конструирования мирового правительства до безотлагательного введения системы всеобщего счастья. Противодействовать этому невозможно. Можно только немного охладить горячие головы трезвым расчетом.
Придумать идеальную модель всеобщего переустройства, как известно, нетрудно. Труднее реально продвинуться, хотя бы немного, в направлении, которое представляется верным. Будут ли к этому приложены необходимые усилия? Было бы уже хорошо, если бы мир после кризиса выглядел хотя бы чуточку лучше, чем до его наступления.
