CC BY
0вогаюсы российской юстиции выпуск №33
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО; ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЕ ПРАВО; СЕМЕЙНОЕ ПРАВО; МЕЖДУНАРОДНОЕ ЧАСТНОЕ ПРАВО,
КОРПОРАТИВНОЕ ПРАВО
УДК 347.441
Бурова Софья Михайловна Северо-Западный институт управления
РАНХиГС Россия, Санкт-Петербург sophaburova02@yandex. ru Burova Sophia Northwestern Institute of Management
RANEPA Russia, Saint Petersburg
СМАРТ-КОНТРАКТ КАК ОСНОВНОЙ ВИД ЦИФРОВОЙ ФОРМЫ
ДОГОВОРА
Аннотация: в статье рассматривается востребованный для современных права и экономики инструмент - смарт-контракт. Особое внимание уделяется правовой природе данного института, поскольку несмотря на актуальность как в отечественном, так и в зарубежном законодательстве отсутствует его четкое регулирование. Цифровая форма договора, природа которой обусловлена тем, что условия соглашения прописываются непосредственно в строках программного кода, порождает ряд неразрешенных ни наукой и прямым указанием закона вопросов. Автор, проведя анализ правовых норм и различных точек зрения, приводит в статье возможные пути решения проблем, возникающих при применении смарт-контрактов в гражданском обороте. Ключевые слова: блокчейн, договор, распределительный реестр, смарт-контракт, цифровая форма договора.
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
SMART CONTRACT AS THE MAIN TYPE OF DIGITAL CONTRACT
FORM
Annotation: the article considers a demanded tool for modern law and economics - a smart contract. Special attention is paid to the legal nature of this institution, because there is no clear regulation of it despite the relevance in national and foreign legislation. The digital form of the contract generates a number of unresolved by science and legislation issues that derives from its nature, because the terms of the agreement are written directly in the lines of the program code. The author, having analyzed the legal norms and various points of view, submits possible ways of solution of the problems that arise in process of application smart contracts in civil turnover.
Key words: blockchain, contract, distribution registry, smart contract, digital form of contract.
Термин «электронный договор» часто используется для обозначения любых контрактов, заключение которых происходит посредством использования компьютерных систем. Федеральным законом от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3 в ст. 160 Гражданского кодекса было добавлено определение электронной формы договора как разновидности письменной [5]. Причем законодатель в качестве обязательного условия закрепил необходимость обеспечения возможности воспроизведения на материальном носителе в неизменном виде содержания сделки, заключенной с помощью электронных либо иных технических средств.
Некоторые из исследователей считают, что программный код, будучи нечитаемым для человека, не может служить формой волеизъявления сторон [10]. Мы придерживаемся мнения, что смарт-контракт вне зависимости от условия самоисполнимости и его существования в виде программного кода, все же является таковой, поскольку для возникновения договорных правоотношений необходимо наличие воли сторон на совершение сделки,
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
волеизъявление должно содержать все существенные условия договора. А выбор формы волеизъявления обеспечивается свободой договора. В таком случае, если волеизъявление, выраженное в смарт-контракте и записанное с помощью программного кода, может быть обращено в доступную для человека форму посредством программного обеспечения или с помощью эксперта, то нет оснований не признавать его формой договора [14, с. 88].
Кроме того, такое волеизъявление соответствует признакам письменной оферты, содержащимся в ст. 435 ГК РФ, а именно: достаточной определенности, содержанию в тексте существенных условий договора, выражению оферентом намерения считать себя заключившим договор с адресатом, которым будет принято предложение. Так, в ст. 5.3. Декрета Президента Республики Беларусь закреплено, что лицо, совершившее сделку с использованием смарт-контракта, считается надлежащим образом осведомленным о ее условиях, в том числе выраженных программным кодом, пока не доказано иное [7]. Также представляется, что воля сторон на автоматическое исполнение условий договора выражается еще на этапе заключения смарт-контракта, что образует, по мнению А. И. Савельева, фикцию «заранее выраженного согласия» [17, с. 39]. По мнению О.С. Гринь, начало использования смарт-контракта вполне соответствует фикции письменной формы, закрепленной в ГК РФ [13, с. 50].
Таким образом, поскольку воля сторон выражается только на этапе заключения договора, автоматизация исполнения делает невозможным неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательства. Смарт-контракт «спаивает два элемента: волю и волеизъявление» [11, с. 26]. При заключении договора в цифровой форме, по мнению А.И. Савельева, значение имеет лишь волеизъявление, выраженное в программном коде. Принятая концепция обязательственных отношений, которая заключается в обязанности должника совершить определенные действия и право кредитора требовать исполнения (ст. 307 ГК РФ), в рамках такого договора утрачивает свою состоятельность,
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
поскольку исполнение будет произведено автоматизированной системой. Однако такое исполнение следует воспринимать как гарантированное (guaranteed performance), а не принудительное (enforceability). В 2019 году в ст. 309 ГК РФ была внесена поправка, которая закрепила право сторон предусматривать исполнение сторонами возникающих из нее обязательств при наступлении определенных обстоятельств без направленного на исполнение обязательства отдельно выраженного дополнительного волеизъявления его сторон путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки. Фактически законодателем была предпринята попытка разрешить сложившуюся коллизию.
Кроме того, заключение договора в цифровой форме исключает возможность применения теории efficient breach, предусматривающей сознательное нарушение обязательства в том случае, если его неисполнение и несение предусмотренной за это ответственности окажется более выгодным с экономической точки зрения, чем исполнение.
Схожее представление об электронном документе как о документированной информации, представленная в электронной форме, то есть в виде, пригодном для восприятия человеком с использованием электронных вычислительных машин, а также для передачи по информационно-телекоммуникационным сетям или обработки в информационных системах, содержится в Федеральном законе от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» [6].
Постановлением Пленума Верховного суда РФ закреплено понятие электронного документа как документа, созданного в электронной форме без предварительного документирования на бумажном носителе, подписанного электронной подписью в порядке, установленном законодательством Российской Федерации [8].
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
Из представленных дефиниций можно выделить следующие признаки, которые характерны для электронного документа: воспроизводимость на материальном носителе и пригодность для восприятия человеком.
Вместе с тем появление в правовой и научной плоскостях такого явления как смарт-контракт дало почву для споров и размышлений относительно его природы и классификации. Смарт-контракт, как определяет А.И. Савельев, есть договор, созданный в форме программного кода, реализуемого на платформе блокчейн, которая обеспечивает автономность и самоисполнимость условий соглашения в случае наступления определенных обстоятельств [17, с. 20]. Как отметил Д.А. Турицын, смарт-контракт существует исключительно в информационном пространстве и непосредственно связан с компьютерным кодом [18, с. 225]. Это дает основание признать их в качестве цифровых договоров. Зачастую смарт-контракт не представляется в виде, привычным для электронных договоров, таких как click-wrap и browse-wrap соглашений, поскольку часто это программный код и его элементы, внедренные в распределительный реестр. По мнению М.А. Гармашева, смарт-контракт существует в виде программного кода, а не классического текстового договора, что также отличает его от классической электронной формы [12, с. 80].
Анализ современного законодательства позволяет сделать вывод об отсутствии препятствии для заключения гражданско-правовых договоров в форме смарт-контракта, если для них императивно не установлена специальная форма. Стоит отметить, что таких препятствий нет как в материальном, так и в процессуальном праве. Игнорирование судом при рассмотрении дела электронного документа не является правомерным. Так, Анализируя п. 35 ст. 3 Регламента (ЕС) № 910/2014 Европейского парламента и Совета от 23 июля 2014 г, можно заключить, что смарт-контракт должен восприниматься как электронный документ, хотя он и существует в виде программного кода. В то же толкование ст. 71 ГПК позволяет отнести смарт-контракты к письменным доказательствам.
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
Одной из существенных проблем применения смарт-контрактов является ограниченная возможность идентификации сторон. Пока нет единой правового решения в отношении электронной идентификации, на данном этапе проблему определения сторон договора можно решить путем выбора применимого права. Вместе с тем, кажется разумной возложении обязанности установления правил идентификации сторон на провайдеров - создателей и регуляторов платформы, на которой заключается смарт-контракт. Например, при создании электронного кошелька некоторые провайдеры требуют от владельца кошелька подтверждения персональных данных, включая предоставление копии документа, удостоверяющего личность, чтобы установить, кем является владелец кошелька и кому он в действительности принадлежит [21].
В процессе практического применения одним из основополагающих вопросов является перевод условий договора на язык программирования смарт-контракта в целях произведения именного того исполнения и достижения именного того результата, на которые рассчитывают стороны соглашения. В процессе использования смарт-контракта необходимо обращение к специальной юридической терминологии, используемой в правовых положениях, и ее корректная имплементация в программный код смарт-контракта. В то же время программный код отличается строгим формализмом, исключающим свободное толкование и использование оценочных категорий. Если воля сторон будет неточно перенесена в программный код, смарт-контракт сможет произвести самоисполнение, однако оно приведет к результату, на который совместная воля была направлена. Это обусловлено невозможностью модификации записи в распределительном реестре.
В таком случае необходимо вмешательство суда, который путем толкования условий договора обнаружит истинную волю сторон, взяв во внимание в том числе отношения сторон, предшествующие заключению договора. Как отмечает Н. В. Лукоянов, практика выяснения судом подлинной воли, характерная для романо-германской правовой системы, затруднительна
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
для применения судами англо-американской системы ввиду существования фикции понимания договора средним разумным лицом - каким бы поведение этого лица было в аналогичной ситуации [16, с. 61]. При этом для обеих правовых систем характерно буквальное толкование текста договора. Так, согласно заключению Комиссии по законодательству Великобритании, необходимо подвергать смарт-контракты толкованию, поскольку существует риск неверной интерпретации воли сторон в программный код и расхождения с фактическим исполнением. Вместе с тем, в процессе толкования Комиссия предлагает основываться на презумпции понимания и осведомленности лица, обладающего опытом в соответствующей области.
Однако и здесь обнаруживается проблема. Во-первых, смарт-контракт заключается и существует как программный код, что исключает возможность его буквального толкования и создает необходимость его перевода в человеко-читаемый формат, для чего потребуется вмешательство экспертов. Во-вторых, механизм смарт-контракта фактически сводит возможность судебного вмешательства к минимуму, поскольку при наступлении события, заложенного в программном коде, смарт-контракт исполняет заложенный в него алгоритм и такое исполнение не зависит от воли сторон [20, с. 1034].
В таком случае единственным возможным способом решения данной проблемы представляется материализация действительной воли сторон в новой записи, созданной в форме смарт-контракта, поскольку исходная запись не может быть скорректирована или удалена. Создание новой записи зависит от согласия сторон. Не исключено, что одной из сторон может быть выгодна некорректная имплементация воли в программный код, а потому она предпочтет оставить без изменения те последствия, к которым данное исполнение привело, хотя такой результат и будет отличаться ранее согласованного сторонами. В таком случае может потребоваться разработка нового механизма принудительных мер, обеспечивающих сторонами
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
выполнение требований закона и основанных на нем судебных решений в процессе заключения сделок в цифровой форме.
Самоисполнимость смарт-контракта фактически лишает стороны и суд возможности применения ряда способов защиты, таких как признание сделки недействительной и применение последствий недействительности сделки, присуждение к исполнению обязанности в натуре, восстановление положения, существовавшего до нарушения права. Любой смарт-контракт, даже де-юре признанный недействительной сделкой, будет порождать правовые последствия в виде отчуждения имущества, произведения расчета и т.д., поскольку воля сторон выражается лишь на этапе заключения смарт-контракта. Таким образом, у суда может появиться правомочие, приравненное по своей фактической природе к присуждению к исполнению обязательства в натуре и восстановлению положения, существовавшего до нарушения права, но по своей юридической сущности представляющее собой новый способ защиты интересов потерпевшей стороны - наложение обязанности заключения нового смарт-контракта, который будет изменять неблагоприятные последствия, которые повлекло самоисполнение первоначального.
Невозможность изменить или удалить запись в системе блокчейн имеет свое преимущество - хронологическая взаимосвязь информации в блокчейн и позволяет отследить ее до первичного блока, поскольку каждая цепочка обладает целостностью и каждая транзакция аутентифицирована во времени -каждый блок цепочки содержит запись о транзакции и о временной метке последующего блока.
Немаловажным аспектом реализации договорных отношений посредством заключения смарт-контракта является использование внешнего ресурса - оракула. Как уже было отмечено проблема заключается в доверии такому внешнему источнику, которым может выступать как физическое, так и юридическое лицо. Для отдельных видов договоров такое посредничество необходимо. Например, в сфере страховых правоотношений использование
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
оракулов было бы важно, когда информация представляет собой условие для исполнение страхового договора и связана с наступлением страхового случая -изменение температура, выпадение осадков и т.д. Однако в таком случае может возникнуть проблема, связанная с предоставлением оракулом неверной информации и самоисполнением смарт-контракта в соответствии с заложенным в него алгоритмом. Решение данной проблемы, как уже было предложено, можно найти во введении ответственности для оракулов-физических лиц или юридических, путем заключения с ними договоров. Также к установлению квалификационных требованиям к таким лицам как на уровне договоренностей сторон, так и со стороны законодателя, например, требования об образовании, профессиональной деятельности и т.д. В том случае, если оракулом является роботизированная система, то соответствие информации действительности может определяться путем соотнесения показаний, предоставленных не одним, а несколькими оракулами.
Заключение смарт-контрактов, осложненных иностранным элементом, нуждается в привязке к тому или иному применимому праву ввиду отсутствия унифицированных международных норм, способных урегулировать такие отношения. Так, Палата цифровой коммерции (Digital Chamber) в опубликованном документе, подготовленном Smart Contracts Alliance, отмечает возможным применение в Европе к правоотношениям, опосредованным смарт-контрактом, при условии, что стороны не выбрали применимое право, коллизионных норм Регламента (ЕС) № 593/2008 Европейского парламента и Совета от 17 июня 2008 г. о праве, подлежащем применению к договорным обязательствам («Рим I»). В соответствии с «Рим I», договор, предметом которого является недвижимое имущество или аренду недвижимого имущества, регулируется правом страны, где находится недвижимое имущество. Подобная норма характерна и для других правопорядков, в том числе для российского [30].
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
Вместе с тем, большая роль в таких правоотношениях отводится презумпции разумности и добросовестности участников правоотношений, ввиду ограниченности государственного контроля за сделками, совершаемыми в сети интернет, и ее сторонами, которых не всегда возможно идентифицировать. Кроме того, самоисполнимость смарт-контракта существенно ограничивает судебное вмешательство. Решение данной проблемы возможно путем законодательного регулирования, а также создания государственного распределительного реестра, о чем будет указано в следующем параграфе.
В марте 2023 года Европарламент проголосовал за принятие поправок в «Закон о данных», содержащих требование о том, чтобы смарт-контакты могли быть прерваны и прекращены. Данные поправки справедливо вызвали озабоченность и критику блокчейн-сообщества, поскольку они противоречат основам механизма действия смарт-контракта - неизменяемости и автоматизированному исполнению. По мнению профессора Амстердамского свободного университета (Vrije Universiteit Amsterdam) Тибо Шрепеля, положения поправок ставят под угрозу институт смарт-контракта, поскольку предполагают изменение того, что по определению неизменяемо [22]. Потому реализация таких требований законодателя весьма проблематичная для программистов. Кроме того, функция «kill switch», предполагающая отключение смарт-контракта путем его уничтожения, приведет к утрате смарт-контрактом ценности, обусловленной его возможность хранить в себе информацию и, по мнению ряда экспертов, может привести к сбоям в системе безопасности. Также остается открытым вопрос о том, кто должен «выключать или приостанавливать» - программисты, разрабатывающие смарт-контракт, или орган публичной власти.
Технологический прогресс со всеми своими достоинствами и недостатками неумолим и непоколебим. Потому перед исследователем и законодателем регулярно встает вопрос - закон должен соответствовать
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
потребностям инноваций или инновации должны следовать букве закона? А. Вашкевич отметил, что особенность российской правоприменительной практики заключается в том, что суды ожидают увидеть норму по каждому правоотношению. Такое положение приводит к уязвимости правопорядка для его нарушения посредством использования возможностей цифровой среды. Так, 28 июня 2023 года Верховный Суд РФ отменил приговор в части оправдания фигуранта за легализацию криптовалюты Вйсот. Опасения вызывает тот факт, что суды первой и апелляционной инстанции сочли такое оправдание правомерным. Верховный Суд не согласился с этим решением и признал приговор неправомерным и необоснованным [23].
Еще 20 лет Л. Лессиг опубликовал эссе, свои названием отвечающее на поставленный вопрос - «Код - это закон», отводя цифровому коду роль нового регулятора правоотношений [9]. Потому, на наш взгляд, государству стоит последовать принципу «не можешь победить - возглавь».
Как уже было отмечено, главным недостатком механизма смарт-контракта является проблема идентификации сторон, а также минимизация государственного участия в лице суда в охране законности и интересов сторон. На наш взгляд, разумным решением данной проблемы является создание государственно-частного распределительного реестра, блокчейн, на платформе которого будет технически возможно заключение смарт-контракта. Так, М.А. Гармашев отмечает, что почти монопольное существование блокчейн-платформ в частных руках может угрожать конфиденциальности и безопасности личных данных их пользователей [12]. Кроме того, это отводит владельцу платформы почти неограниченную власть, которая может быть использована во вред участникам правоотношений. Автор в качестве примера легальной государственной платформы приводит платформу цифрового рубля, главным оператором которой, а по совместительству и эмитентом цифрового рубля, является Центральный банк России. На данной платформе создаются цифровые кошельки пользователей. Коммерческие банки не имеют
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
возможность влиять на выпуск цифрового рубля, однако могут проводить с ним банковские операции.
Так, в России появилась новая форма российского рубля - цифровая, функционирующая на платформе блокчейн. Это значит, что появился новый цифровой актив, которым, в отличие от криптовалюты, можно расплачиваться за товары и услуги наряду с безналичной и наличной формой рубля. Стоит отметить, что Центральный Банк отмечает в качестве преимущества от внедрения цифрового рубля создание инновационных финансовых продуктов и сервисов (смарт-контракты) [24]. М.А. Гармашев предлагает создание похожей платформы для реализации смарт-контрактов по, на которой в качестве главного регулятора выступало бы, например, Министерство юстиции, имеющее право административного воздействия при наличии нарушений, но ограниченное во влиянии на смарт-контракты. Так, по мнению автора, смарт-контракт по аналогии с цифровым рублем стал бы третьей формой договора наряду с устной и письменной [12, с. 84].
В международной практике есть пример создания государственно-частного блокчейн для использования не цифрового актива, а недвижимости. Так, в 2017 в Швеции Lantmäteriet, Национальной земельной службой Швеции, консалтинговой группой Kairos Future при поддержке двух банков SBAB и Landshypotek был создан и запущен кадастровый блокчейн, основная задача которого заключалась в регистрации прав собственности на землю. При поддержке банков и кадастровой службы стороны могут заключать смарт-контракты в рамках данной платформы. Однако данный проект находится на этапе разработки и тестирования. Как отметил Магнус Кемпе (Magnus Kempe), управляющий директор направления розничной торговли Kairos Future, полному переходу на цифровой формат работы препятствует законодательное требования о наличии физических подписей на документах [27].
Банки являются востребованными участниками и посредниками в правоотношениях, возникающих из заключения смарт-контракта. Так, в 2016
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
года в России впервые была проведена сделка-аккредитив с использованием блокчейн между «Альфа-Банком» и S7 Airlines [25]. Банком на платформе Ethereum был составлен смарт-контракты на открытие и закрытие аккредитива. Данные об условиях договора и его сторона фиксировались в виде записи в блокчейн. Вместе с тем проверка торговых документов осуществлялась сотрудниками банка. Также не понятен механизм списания денежных средств, поскольку банковский счет и смарт-контракт работают в разных системах. Для совершения операций с фиатными денежными средствами необходимо, чтобы банковский счет располагался в системе блокчейн [15, с. 37].
Цифровой рубль как третья форма существования национальной валюты наряду с наличной и безналичной формами решает данную проблему. Банки и клиенты получат возможность создавать цифровые кошельки на платформе распределительного реестра. По данным Центрального банка, банками-участниками первого этапа тестирования операций с цифровыми рублями стали Альфа-банк, банк «ДОМ.РФ», «Ингосстрах банк», ВТБ, ГПБ, «Киви банк», банк «Ак барс», МТС-банк, Промсвязьбанк, Совкомбанк, «Синара», Росбанк и ТКБ банк [26]. Кредитные организации смогут создавать смарт-контракт, по которому платежные операции будут проводиться автоматизированно, без дополнительного участия банка.
Безусловно, цифровизация договорных отношений будет неумолимо требовать повышения общего уровня компьютерной грамотности юристов и судей. Формулирование условий договора на языке программирования -ключевая особенность смарт-контракта, которая то же время является проблемой в части толкования его условий. Решением этой задачи путем, не умаляющим достижений цифровой формы договора, может явиться объединение смарт-контракта с рикардианским контрактом. Рикардианский контракт, как и смарт-контракт, связан с блокчейн системой. Вместе с тем, введенный в 1995 году программистом Яном Григом рикардианский контракт отличается возможностью фиксировать условия соглашения как на языке
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
программирования, так и в виде человеко-читаемого текста, доступного для понимания среднестатистическому пользователю. Рикардианский контракт также может быть определен в качестве цифрового, поскольку основная его задача и цель - фиксировать условия договора в распределительном реестре в виде хэша. Рикардианский контракт, существуя в виде одновременно классического и машинного текста, обеспечивает гибкость в реализации договорных правоотношений, поскольку может содержать условия о времени действия договора, содержать исключения и т.д. Таким образом, стороны могут включать в него последовательно условия о событиях, которые будут вести к согласованному, желаемому результату. Доступный формат в виде текстового документа позволяет сторонам использовать их, например, в качестве доказательств в суде. Рикардианский контракт подписывается в цифровом виде, что и обеспечивает высокую надежность такого соглашения - с момента обращения его в программный код, превращения в хэш и сохранения в блокчейн, они не могут быть произвольно изменены и интерпретированы [19, а 58]. Будучи объединенным со смарт-контрактом, рикардианкий контракт может обеспечить и самоисполнение. Потому любой рикардианский контракт может также быть и смарт-контрактом, в то время как смарт-контракты не могут быть рикардианскими контрактами.
На наш взгляд, рикардианский контракт наилучшим образом доказывает, во-первых, то, что цифровая форма договора является письменной, поскольку условия контракта, внесенные в блокчейн на языке программирования должны строго соответствовать прописанным на естественном языке, что и будет исключать их различное толкование, во-вторых, что цифровая форма -специальный вид письменной, поскольку фактически осуществляется перевод текста договора с человеко-читаемого на машинно-читаемый язык.
Из проведенного анализа видно, что существенных препятствий для определения смарт-контракта в качестве договора, существующего в распределительном реестре в цифровой форме, определяющей его
вопрсх:ы российской юстиции выпуск №33
автоматизированное исполнение как в отечественном, так и в зарубежном законодательстве нет. Так, Н.В. Лукоянов определяет, что смарт-контракт может заключаться исключительно в письменной форме именно ввиду его фиксации в распределительном реестре [16]. Мы приходим к выводу о необходимости признания цифровой формы договора, в которой и заключается смарт-контракт, как специального вида письменной формы договора поскольку:
1. это позволит избежать неопределенности в токовании и разграничить такие понятия, как «электронная» и «цифровая» среде;
2. откроет перспективы для заключения договоров не на естественном, а на строго формализованном языке - языке программирования, а также для широкого использования технологии блокчейн;
3. даст дальнейшее развитие правоотношениям в цифровой среде, где стороны и предмет договора представляют собой виртуальные единицы;
4. и наконец, в цифровой форме уже сейчас можно заключить любой различные виды договоров.
Список литературы:
1. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 № 51-ФЗ (ред. от 11.03.2024) // Собрание законодательства РФ. -05.12.1994 г. - № 32 - ст. 3301.
2. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть вторая) от 26.01.1996 № 14-ФЗ (ред. от 24.07.2023) (с изм. и доп., вступ. в силу с 12.09.2023) // Собрание законодательства РФ. - 29.01.1996 г. - № 5 - ст. 410.
3. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья)» от 26.11.2001 № 146-ФЗ (ред. от 24.07.2023) (с изм. и доп., вступ. в силу с 04.08.2023) // Собрание законодательства РФ. - 03.12.2001 г. - № 49 - ст. 4552.; новая редакция
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
4. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая)» от 18.12.2006 № 230-Ф3 (ред. от 30.01.2024) // Собрание законодательства РФ. -25.12.2006 г. - № 52 (часть I) - ст. 5496.
5. Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-Ф3 «О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» // Российская газета - 20.03.2019 - № 60
6. Федеральный закон от 27.07.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» // Российская газета -29.06.2006 - № 165
7. Декрет Президента Республики Беларусь от 21.12.2017 г. № 8 «О развитии цифровой экономики» // [Электронный доступ] https://nalog.gov.by/upload/iblock/99d/h3meh50m4ikl2czxkn5xkomo6d1e3zi7.pdf
8. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.12.2017 № 57 «О некоторых вопросах применения законодательства, регулирующего использование документов в электронном виде в деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов» // [Электронный ресурс] https://www.vsrf.ru/files/26294/
9. Lessig L. Code is Law. On Liberty in Cyberspace // Harvard Magazine. — URL: https://harvardmaga-zine. com/2000/01/code-is-law-html.
10. Blockchain Und Smart Contracts Technologien, Forschungsfragen und Anwendungen // Available at: https://www.sit.fraunhofer.de/fileadmin/dokumente/studien_und_technical_reports/Fr aunhofer-Positionspapier_Blockchain-und-Smart-Contracts.pdf?_= 1516641660
11. Автонова Е.Д. Смарт-контракты в современном российском праве: возможности реализации технологии // Плехановский барометр. - 2017. - № 4. -С. 25-28.
12. Гармашев М. А. Смарт-контракт как договор. Виды, способы заключения и совершения, проблемы исполнения // Legal Bulletin. - 2023. - №2. - С. 77-86. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/smart-kontrakt-kak-dogovor-
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
vidy-sposoby-zaklyucheniya-i-soversheniya-problemy-ispolneniya (дата обращения: 20.03.2024).
13. Гринь О. С. Трансформации требований к форме договоров с учетом развития цифровых технологий // Актуальные проблемы российского права.
2019. - №6 (103). - С. 49-57. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/transformatsii-trebovaniy-k-forme-dogovorov-s-uchetom-razvitiya-tsifrovyh-tehnologiy (дата обращения: 11.09.2023).
14. Ефимова Л.Г., Михеева И.Е., Чуб Д.В. Сравнительный анализ доктринальных концепций правового регулирования смарт-контрактов в россии и зарубежных странах // Право. Журнал Высшей школы экономики. -
2020. - №4. - С. 78-105. - URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sravnitelnyy-analiz-doktrinalnyh-kontseptsiy-pravovogo-regulirovaniya-smart-kontraktov-v-rossii-i-zarubezhnyh-stranah (дата обращения: 05.09.2023).
15. Камалян В. М. Правовые риски использования цифровых технологий в банковской деятельности // Актуальные проблемы российского права. - 2019. - №6 (103). - С. 32-39. - URL: https://cyberleninka.ru/artide/No/pravovye-riski-ispolzovaniya-tsifrovyh-tehnologiy-v-bankovskoy-deyatelnosti (дата обращения: 16.03.2024).
16. Лукоянов Н.В. Legal tech: Смарт-контракты сквозь призму современного частного права // Юридические исследования. 2018. № 7. С. 5663. - URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=26782
17. Савельев А. И. Договорное право 2.0: «Умные контракты» как начало конца классического договорного права. // Вестник гражданского права 2016 -№ 3 (16) - С. 32-60.
18. Турицын Д. А. К вопросу о форме автоматизированных цифровых контрактов в современном договорном праве: электронные контракты и смарт-контракты // Право и практика. - 2019. - №4. - С. 224-227. - URL: https://cyberleninka.ru/article/№/k-voprosu-o-forme-avtomatizirovannyh-tsifrovyh-
вогаюсы российской юстиции выпуск №33
kontraktov-v-sovremennom-dogovornom-prave-elektronnye-kontrakty-i-smart-kontrakty (дата обращения: 09.03.2024).
19. Gabriel R. De En Goh Smart Contract Disputes and Public Policy in the ASEAN+6 Region // Digital Law Journal. - 2022. - № 4 (3), - С. 32-70.
20. Varbanova G. Legal nature of Smart Contracts: Contract or Program Code // Journal of Digital Technologies and Law. - 2023. - №1(4) - С. 1028-1037.
21. Zahariev, M. Protection of personal data during video surveillance, Intellectual property in the new (ab) normal. // AzBuki. - 2021 - Sofia.
22. Совет ЕС поддержал идею отключения и приостановки смарт-контрактов // [Электронный ресурс] https://www.rbc.ru/crypto/news/642186ef9a79476be3a704ac?from=copy
23. ВС впервые разрешил считать отмыванием конвертацию биткоинов в рубли // [Электронный ресурс] https://rapsinews.ru/judicial_analyst/20230628/309030466.html
24. Банк России [Электронный ресурс]: https://cbr.ru/fintech/dr/
25. S7 и Альфа-банк впервые в РФ провели сделку с использованием blockchain [Электронный ресурс]: https://tass.ru/ekonomika/3895760
26. ЦБ назвал 13 банков, которые будут первыми тестировать реальные операции с цифровым рублем // [Электронный ресурс]: https://tass.ru/ekonomika/18475575
27. Второй этап запуска кадастрового блокчейна в Швеции [Электронный ресурс]: https://bits.media/vtoroy-etap-zapuska-kadastrovogo-blokcheyna-v-shvetsii/
28. Вашкевич А. Пять выводов о смарт-контрактах // [Электронный ресурс] Zakon.ru - 27.12.2017
29. Blockchain & Smart Contracts to be Legally Recognized in Italy // [Электронный ресурс]: https://coinidol.com/blockc hain-legally-recognized/
30. Chamber of Digital Commerce Releases «Contracts: Is the Law Ready? » White Paper [Электронный ресурс]: https://rapsinews.ru/judicial_analyst/20230628/309030466.html
