CC BY
46УДК 347.4
Лебединская Анастасия Сергеевна Донецкий национальный университет Юридический факультет Донецкая Народная Республика, Донецк lebediinskaya@gmail.com Lebedinskaya Anastasia Donetsk National University Faculty of Law Donetsk People's Republic, Donetsk
ПЕРСПЕКТИВЫ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ СМАРТ-КОНТРАКТА В ДОГОВОРНЫЕ ОТНОШЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Аннотация: статья посвящена установлению вероятности имплементации смарт-контракта в договорные отношения Российской Федерации посредством проведения анализа национального законодательства и доктринальных источников. Определены признаки, назначение и разновидности смарт-контракта. Представлено авторское понимание содержания смарт-контракта как электронной формы выражения гражданско-правового договора. Выявлены ключевые вариации разрешения споров, возникающих в цифровой среде. Перечислены преимущества и недостатки смарт-контракта перед «бумажным» договором. Сформирована и аргументирована авторская концепция понимания юридической природы смарт-контракта посредством разработки соответствующей дефиниции.
Ключевые слова: смарт-контракт, самоисполняемый договор, электронная форма сделки, цифровая валюта, распределенный реестр.
PROSPECTS FOR IMPLEMENTATION OF A SMART CONTRACT INTO CONTRACTUAL RELATIONS IN THE RUSSIAN FEDERATION
377
Annotation: the article is devoted to establishing the chance of the implementation of a smart contract in the contractual relationship of the Russia by analyzing legislation and doctrinal sources. The features, purpose and varieties of a smart contract have been determined. The author's understanding of the content of a smart contract as an electronic form of expression of a civil contract is presented. Variations in the resolution of disputes arising in the digital environment are identified. The advantages and disadvantages of a smart contract over «paper» contract are listed. Argued the author's concept of understanding the legal nature of a smart contract through the development of an definition.
Key words: smart contract, self-executing contract, electronic transaction form, digital currency, distributed ledger.
Скорость эволюционирования и популяризации цифровых технологий в настоящий период достигла своего предельного значения, что, несомненно, воздействует на проникновение «цифры» во все сферы жизнедеятельности общества и государства, и, в частности, на модернизацию национального законодательства [1; 2; 3]. Ввиду признания цифровых прав и закрепления норм по применению цифровых финансовых инструментов в отечественных реалиях, и, вследствие этого, обновления перечня объектов гражданско-правовых отношений, по нашему мнению, целесообразно усовершенствовать форму заключения и исполнения договоров. Такое умозаключение обусловлено наличием следующего парадокса: при активном осуществлении цифрового реформирования, единовременно на территории РФ преобладает документация в бумажном формате, а не в оцифрованном или электронном [4]. Однако, функционирование единой цифровой среды доверия, позволяющей обеспечить участников цифровой экономики средствами доверенных цифровых дистанционных коммуникаций ввиду отсутствия ручной обработки документа [5], является ключевой чертой цифровизации, которая, тем самым, предполагает возникновение «умного поколения договоров».
В связи с этим, стремительными темпами популяризируется концепт «смарт-контракта», принцип действия которого сводится к электронизации содержания договора в рамках компьютерной программы [6, с. 56]. Предполагается, что они способны вытеснить привычные форматы гражданско-правовых договоров, баз данных систем голосования, кадастрового учета, обеспечить высокочастотный трейдинг на финансовых рынках и глобальные финансовые транзакции [7, с. 161].
На сегодняшний день в России законодателем не закреплена интерпретация термина «смарт-контракт», или же самоисполняемого договора, однако, ведется работа по определению статуса цифровых технологий, применяемых в финансовой сфере, и их понятий [8, с. 70]. При этом, электронный формат сделки признан соответствующим письменной форме (п. 1 ст. 160 ГК РФ [9]), что позволяет детализировать правовой статус смарт-контракта в ключе договорных отношений. Кроме того, российский законодатель отнес к основным сквозным технологиям работы технологии самоисполняемых кодов выполнения обязательств, то есть смарт-контракт [10].
В принятом Федеральном законе от 31 июля 2020 г. №259-ФЗ, который вступит в силу 1 января 2021 года [3], не содержится рассматриваемое понятие, хотя в первоначальном тексте законопроекта № 419059-7 смарт-контракт интерпретировался как договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств [11]. Однако, данное определение предполагало урегулирование смарт-контракта для сферы оборота цифровых финансовых активов, хотя технологию можно рассматривать и вне цифровой транзакции.
Так, представителями российского научного сообщества под смарт-
контрактом понимается особая форма выражения договора специальной
компьютеризированной системы, в рамках которого осуществляется учет
юридических фактов и контроль выполнения договорных обязательств [12, с. 379
Ш
63]; фрагмент программного кода, предназначенный для осуществления задач в случае выполнения заранее установленного в программе условия [13, с. 53]; программа для электронно-вычислительных машин, построенная на основе технологии блокчейн и являющаяся новой формой заключения договора [14, с. 151]; соглашение между двумя и более лицами об установлении, изменении или прекращении прав и обязанностей, где часть или все условия записаны и исполняются (или обеспечиваются) автоматически при помощи специальной программы для ЭВМ [15, с. 71-72]; специализированное программное обеспечение, содержащее элементы искусственного интеллекта и предназначенное для поддержки экономической деятельности в части фиксации условий договора, автоматического их исполнения при реализации набора детерминированных условий и хранения данных по исполненным договорам [16, с. 105] и др.
Стоит отметить, что с помощью образного эпитета «смарт» Ник Сабо, разработавший данный термин и интерпретировавший его как «документ, произведенный с помощью компьютера, способный самостоятельно совершать сделки и контролировать их исполнение» [17], хотел подчеркнуть автономность механизма исполнения договора от сторон его заключивших (или хотя бы одной из них) [12, с. 57] и обеспечить надежность цифровых правоотношений посредством интегрирования программного протокола и естественно-языкового текста договора. Кроме того, автор наделил смарт-контракт тремя свойствами: наблюдение сторонами договора за каждый этапом его заключения; установление факта исполнения или нарушения смарт-контракта посредством осуществления проверки сторонами договора или доверенным третьим лицом; отсутствие у третьих не доверенных сторон возможностей повлиять на исполнение условий договора [12, с. 63]. В смарт-контракте применяются простые правила «если, то»: «если» определенное условие будет исполнено, «то» будет совершено определенное действие [18, с. 149].
Так, в современных реалиях мы можем утверждать, что юридическая природа смарт-контракта заключается в автоматизации и интеллектуализации
380
процесса предопределения условий договора; наличии у децентрализованной платформы доступа к товарам и услугам, составляющим предмет договора; использовании технологии распределенного реестра (блокчейн); придании правового статуса электронному документу посредством применения электронной подписи; точном и последовательном отражении условий договора средствами языка программирования.
Необходимо обратить внимание также на форму цифрового распределённого реестра, - технологию блокчейн, под которой понимают реестр, управляемый децентрализованной сетью, обеспечивающий неизменность данных и представляющий собой постоянно дополняемую последовательность блоков данных, распространяемых участниками пиринговой сети (например, Exonum, Corda или Hyperledger) [19, с. 432]. Так, реальное применение смарт-контракта возможно лишь на указанной платформе, ведь именно она обеспечивает создание доверительных протоколов (договоров без посредников). Если же отказаться от блокчейна, то контракт потеряет интеллектуальное свойство, поскольку будет опираться на централизованную доверенную систему, но он будет актуален из-за особенностей безопасности ввиду неизменности договора и цифрового распределения пользователей [20, с. 125].
Особенности блокчейна как особой среды для заключения и исполнения
смарт-контрактов заключаются в следующих положениях: 1) осуществление
транзакций и передачи информации напрямую между сторонами сделки при
отсутствии посредников; 2) анонимизация сторон, доступ к сведениям о которых
используется система криптографических ключей, что вызывает трудности при
определении дееспособности и полномочий лица, совершающего сделку; 3) воля
субъекта может выражаться ввиду совершения конклюдентных действий; 4)
отсутствие вмешательства контролирующих органов извне и возможности
признания договора недействительным из-за возможного введения в
заблуждение, угрозы, насилия, стечения неблагоприятных обстоятельств; 5)
невозможность ненадлежащего исполнения обязательств; 6) вероятность
заключения сделок, противоречащих публичному порядку, ввиду отсутствия 381
I-
механизма проверки законности содержания сделок; 7) возможность трансграничного взаимодействия участников платформы; 8) наличие идентичных копий реестра и внесений в него изменений у всех участников; 9) фиксация времени внесения информации в учетную запись, которая позволяет обеспечивать подтверждение наличия юридического факта в конкретное время; 10) возможность самоисполнения смарт-контрактов и указания в программном коде условия исполнения сделок.
Помимо интерпретации рассматриваемого понятия, установления признаков и структуры смарт-контракта в научном сообществе и на законодательном уровне, необходимо также верно понимать его назначение.
Так, существует мнение, что смарт-контракт может являться самостоятельным договором, а также обеспечительным обязательством или способом исполнения обязательств [21, с. 19-20].
Иной подход заключается в том, что смарт-контракт может выступать отдельным договором (в данном случае, программный код - электронное доказательство заключения сделки, а, значит, гарантирована защита на основе действующего законодательства) или способом оформления соглашения между сторонами, поскольку технология распределенного реестра позволит минимизировать временные, технические и материальные издержки, а также снизить (предотвратить) возникновение правовых рисков [20, с. 142].
Однако, наиболее популяризированным, и, по нашему мнению, верным, является понимание смарт-контракта как: 1) электронной (цифровой) формы гражданско-правового договора - формы, позволяющей отказаться от бумажной версии договора, признать юридический статус договора за соглашением, заключенным с использованием программного обеспечения; 2) инструментально-технологического способа исполнения обязательства, ввиду применения которого станет возможным поддержание автоматического исполнения обязательств и хранение данных о договоре в учетной записи децентрализованной платформы [21, с. 25; 22, с. 246].
Помимо наличия различных мнений касаемо понимания назначения и природы смарт-контракта, на сегодняшний день существуют определенные его разновидности.
Так, представителями научного сообщества интерпретируются три основные модели смарт-контракта: полностью автоматизированные, с копией на бумажном носителе и преимущественно на бумажном носителе, но с автоматизацией некоторых процессов [19, с. 439; 23, с. 24-25]. В первом случае, смарт-контракт создается исключительно в виде программного кода (предполагаем, что такая разновидность наиболее оптимальна для договоров, содержащих простые условия). Во втором случае, смарт-контракт так же оформляется на языке программирования и обязательства автоматически исполняются, однако, наличие бумажной копии не представляется обоснованным и свидетельствует об опасениях сторон по поводу точности не только исполнения, но и толкования условий, которые должны быть записаны в программный код. В рамках третьей модели, код не будет являться частью правового договора, а лишь техническим средством, обеспечивающим автоматическое исполнение обязательства. При этом, в случае противоречия между исполнением договора компьютерной программой и тем, что написано в условиях договора, преимущество будет иметь тот сценарий, который прописан в классическом (бумажном) договоре.
Мы считаем целесообразным проанализировать смарт-контракт как полностью автоматизированную электронную (цифровую) форму гражданско-правового договора. Это обусловлено тем, что в современных отечественных реалиях данное применение смарт-контракта наиболее релевантное и имеет неоспоримые перспективы развития, поскольку необходимый законодательный базис уже закреплен в России. В данном случае, мы также берем во внимание специальное законодательство зарубежных стран, признающих правовые последствия смарт-контрактов [24, с. 88].
Итак, как правило, оферта, которая содержит предложение заключить договор с указанием его существенных условий, размещается на веб-сайте,
383
Ш
фиксирующим ссылку на программный код. В свою очередь, код должен быть подписан электронной подписью оферента и размещен в учетной записи распределенного реестра. Важно, что при отсутствии ограничения доступа к вебстранице оферта признается публичной. Акцепт имеет вид электронного сообщения, подписанного электронной подписью акцептанта. Однако, смарт-контракт является договором присоединения, а, значит, акцептант не может изменить программный код и направить встречную оферту. Смарт-контракт считается заключенным с момента внесения записи об акцепте оферты в учетную запись распределенного реестра и, следовательно, активизации программного кода.
Форма смарт-контракта является электронной (цифровой), что соответствует оговоренному в гражданском законодательстве РФ предписанию: договор в письменной форме может быть заключен путем составления одного документа (в том числе электронного), подписанного сторонами, или обмена письмами, телеграммами, электронными документами либо иными данными (п. 2 ст. 434 ГК РФ).
Что касается предмета смарт-контракта, то программа должна иметь доступ к товарам или услугам, по поводу которых заключается контракт, и иметь возможность автоматически дать или закрыть к ним доступ. Сегодня представляется возможным заключить такой договор в отношении любого имущества.
Сторонами смарт-контракта являются дееспособные лица (ст. 21 ГК РФ), то есть требования к субъектному составу аналогичны как и при заключении договора в бумажном формате. В данном случае, децентрализованная платформа блокчейн предусматривает обязательную процедуру аутентификации лиц, исключающую несанкционированный доступ к имуществу. Первичное размещение смарт-контракта в блокчейне, а также расчет между его сторонами осуществляется в криптовалюте.
Условия смарт-контракта указываются в форме точной
последовательности операций и должны быть подписаны сторонами, а, значит, 384
Ш
каждому необходимо иметь электронную подпись. Согласно п. 4 ст. 11 Федерального закона от 27 июля 2006 г. №149-ФЗ, «в целях заключения гражданско-правовых договоров или оформления иных правоотношений, в которых участвуют лица, обменивающиеся электронными сообщениями, обмен электронными сообщениями, каждое из которых подписано электронной подписью» [25]. Исходя из содержания п. 2 ст. 5 рассматриваемого закона, под простой электронной подписью признаются коды, пароли и иные средства, следовательно, в первое время имплементации смарт-контракта в договорные отношения можно будет использовать данную разновидность подписи.
Представляются возможными три варианта внесения изменений в содержание смарт-контракта: первый - прекращение (расторжение) договора и заключение нового с изменением условий; второй - внесение изменений в программный код при наличии такой возможности на конкретной децентрализованной платформе; третий - получение разрешения на обновление условий из специализированной библиотеки (например, API) [12, с. 30-31].
В случае нарушения или несвоевременного выполнения условий, не реализуется автоматическое исполнение обязательств, а стороны возвращаются в первоначальное положение. Полагаем, что в качестве меры защиты сторон, помимо двусторонней реституции (обязательство исполнено, но в смарт-контракте обнаруживается ошибка), может быть применено понуждение исполнения обязательств в натуре (в смарт-контракте обнаруживается ошибка, которая не позволяет исполнить предусмотренные обязательства). Наиболее оптимальной санкцией же признается неустойка в виде штрафа или пени.
Известно, что цель договора достигается лишь исполнением, сочетающим три параметра: определенные срок, способ и место. Так, посредством программного кода фиксируется несвоевременность исполнения обязательств. Способ исполнения ограничен средой децентрализованной платформы, хотя представляется возможным расширить способы исполнения путем включения в распределенный реестр информации об исполнении обязательств из внешней среды. Место исполнения обязательств ограничено киберпространством.
385
J
Таким образом, в содержании смарт-контракта следует обязательно указывать предмет договора, права и обязанности сторон, срок исполнения обязательств, способ осуществления расчета между сторонами и тип цифровой валюты, а также ответственность сторон в случае нарушения или несвоевременного выполнения условий.
К основным проблемам заключения и исполнения смарт-контракта относятся: идентификация пользователя; проверка наличия правоспособности и необходимого объема дееспособности; установление единства воли и волеизъявления; проблема соотнесения с требованием простой письменной формы; исполнение сделки надлежащему кредитору и в надлежащем месте.
Также необходимо отдельно обратить внимание на вариации разрешения споров, которые могут возникнуть из смарт-контракта. В целом, выделяют два подхода: 1) разрешение споров традиционными арбитражными институтами (безблокчейновый арбитраж); 2) разрешение споров в децентрализованной среде (блокчейн-арбитраж) [26, с. 11]. Следовательно, либо создается специализированный арбитражный центр или же соответствующая коллегия в рамках уже существующего арбитражного института, либо предполагается наличие арбитражного соглашения, зафиксированного в виде кода, включенного в смарт-контракт.
Так, в рамках проекта Juris, относящегося ко второй вариации разрешения
споров, при возникновении спора сторона инициирует протокол путем подачи
жалобы, система приостанавливает дальнейшее исполнение смарт-контракта и
уведомляет другую сторону о возникновении спора. После этого инициируется
одна из трех процедур: 1) Self Mediation, позволяющая изменить результат
осуществления смарт-контракта (например, аннулировать договор, передать
активы другой стороне); 2) SNAP предполагает рассмотрение спора
независимыми арбитрами, итоги голосования которых сообщаются сторонам; 3)
PANEL представляет собой аналог традиционного арбитражного
разбирательства, в рамках которого арбитры в течение 30 дней выносят решение,
которое имеет обязательную силу и подлежит автоматическому исполнению 386
Ш
посредством смарт-контракта [26, с. 13]. Помимо проекта Juris, существуют также Smart Arbitration and Mediation Blockchain Application, Mattereum, Cryptonomica и др.
Стоит отметить такой важный момент, что все заседания должны проходить в формате видео-конференц-связи, а документы, заверенные электронное подписью и электронными ключами, необходимо направлять в электронном виде, будучи заверенными электронной подписью.
Иными авторами предполагается создание децентрализованной квазисудебной системы, в рамках которой предусматривается создание инновационных платформ, основанных на технологии блокчейн. В качестве судей должны выступать пользователи, которые избираются при помощи метода генерации случайных чисел и остаются анонимными для сторон спора. Решение принимается путем голосования, причем каждый из судей голосует отдельно и не знает, к какому выводу пришли другие члены жюри. После завершения голосования система осуществляет подсчет голосов и определяет итог рассмотрения спора, затем происходит автоматическое исполнение решения при помощи смарт-контракта. Сторона, несогласная с вынесенным решением, как правило, имеет возможность оспорить его, подав апелляцию. Примерами таких платформ являются Oath, Jury.Online, Aragon, CrowdJury, Jur и др. [26, с. 15].
Можно сделать вывод о том, что цифровая экономика требует как адаптации существующих институтов, так и внедрения новых, поскольку на сегодняшний день недостаточно компетенции судебных органов для рассмотрения споров, возникающих в киберпространстве ввиду заключения смарт-контракта. Однако, расширение полномочий действующих органов судебной системы нецелесообразно, ведь это приведет к чрезмерной нагрузке в рамках осуществления судебной деятельности. В связи с этим, целесообразно сформировать обособленную специализацию судей, понимающих компьютерный код и вместе с тем, соответственно, создать суд по цифровым спорам. Важно, что, в случае имплементации смарт-контракта в договорные отношения РФ, придется модернизировать и работу юристов. Это обусловлено
387
Ш
тем, что юристам необходимо будет понимать программный код, знать ключевые характеристики цифровой среды (киберпространства), в рамках которой исполняются обязательства, и обладать навыками разрешения всех нештатных ситуаций даже при условии применения способа автоматической трансляции естественно-языкового текста договора в программный код и наоборот. В данном случае представляется необходимым создание сайта, позволяющего конструировать смарт-контракты самостоятельно без дополнительного обращения на начальном этапе к программисту, а затем уже и со специализированным юристом, с которым придется заключать «бумажный» договор оказания услуг.
Исходя из вышеизложенного, необходимо отметить, что к преимуществам смарт-контракта относятся: автоматизация заключения и исполнения договора; возможность осуществления международной транзакции; снижение случаев мошенничества и риска невыполнения обязательств; прозрачность, автономность, безопасность договора; отсутствие бумажной и канцелярской волокиты; возможность осуществления максимального контроля процесса исполнения договора; отсутствие посредников.
Несмотря на наличие неоспоримых преимуществ, имплементация смарт-контракта в договорные отношения имеет ряд правовых проблем, среди которых: обязательное наличие оператора обмена цифровых финансовых активов; необходимость наличия определенных технических знаний; высокая вероятность допущения ошибок при разработке контракта и утраты доступа к учетной записи в распределенном реестре; необходимость обращения к опытному разработчику, который знает язык программирования; невозможность (в настоящий момент) учета содержания сделки налоговыми органами; высокая вероятность доказывание в суде самого факта заключения контракта (если он не продублирован на бумажном носителе) и «переводить» условия договора на естественный язык; возможность утечки данных ввиду децентрализации платформы блокчейн. Следовательно, потенциальные риски имплементации
смарт-контракта в договорные отношения РФ можно дифференцировать на правовые, технологические, операционные и криминогенные.
Таким образом, неоспоримо, что имплементация смарт-контракта в договорные отношения РФ не только возможна, но и имеет долгосрочные перспективы развития. В настоящий момент российскому законодателю предлагается закрепить смарт-контракт в качестве электронной (цифровой) формы гражданско-правового договора или инструментально-технологического способа исполнения обязательства, поскольку принятие дополнительных нормативных правовых актов не требуется, ведь достаточно лишь адаптации существующих принципов гражданского, и, в частности, договорного, права для прямого обращения к данному роду технологиям.
Так, с целью первоначального обновления категориально-понятийного аппарата гражданского законодательства и совершенствованием базиса науки в аспекте понимания юридической природы самоисполняемых договоров, считаем необходимым представить авторскую дефиницию, согласно которой:
Смарт-контракт - это электронная форма выражения гражданско-правового договора, составленного в соответствии с требованиями гражданского законодательства и размещенного в распределенном реестре в виде кода на языке программирования, заключение которого подтверждается внесением записи об акцепте оферты в учетную запись распределенного реестра и наличием простых электронных подписей идентифицированных сторон в договоре, а исполнение условий обеспечивается осуществлением расчета между сторонами посредством цифровой валюты и автоматическим следованием физического оборота имущества за оборотом прав.
Список литературы:
1. О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации: Федеральный закон от 18 марта 2019 г. №34-Ф3 // СЗ РФ. 2019. №12. Ст. 1224.
2. О развитии искусственного интеллекта в Российской Федерации: Указ Президента Российской Федерации от 10 октября 2019 г. №490 // СЗ РФ. 2019. №41. Ст. 5700.
3. О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: Федеральный закон от 31 июля 2020 г. №259-ФЗ (вступает в силу с 1 января 2021 г.) // СЗ РФ. 2020. №31. Ст. 5018.
4. Электронным документооборотом в России пользуются только 30 % компаний: исследование Контура и Газпромбанк Автолизинга // URL: https://kontur.ru/press/news/company/2020/5/7125.
5. Программа «Цифровая экономика Российской Федерации»: утв. распоряжением Правительства РФ от 28 июля 2017 г. № 1632-р (утратил силу на основании распоряжения Правительства РФ от 12 февраля 2019 года №195-р) // СЗ РФ. 2017. №32. Ст. 5138.
6. Сафарли Н. Смарт-контракт: понятие, правовая природа, особенности заключения и исполнения // Legal Concept. 2019. №4. С. 54-60.
7. Пантыкина М. Блокчейн и социальные концепты: экспозиция проблемного поля // Социологическое обозрение. 2019. Т. 18. №1. С. 158-185.
8. Национальная оценка рисков финансирования терроризма: публичный отчет Управления по противодействию финансированию терроризма Федеральной службы по финансовому мониторингу // Вестник Банка России. 2018. №64. С. 57-72.
9. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ // СЗ РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.
10. Об утверждении комплексного плана модернизации и расширения магистральной инфраструктуры на период до 2024 года: Распоряжение Правительства РФ от 30 сентября 2018 г. № 2101-р // СЗ РФ. 2018. №42. Ст. 6480.
11. О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: проект
Федерального закона РФ №419059-7 (в архиве) // URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7.
12. Лукоянов Н.В. Legal tech: смарт-контракты сквозь призму современного частного права // Юридические исследования. 2018. №7. С. 56-63.
13. Гринь О.С., Гринь Е.С., Соловьев А.В. Правовая конструкция смарт-контракта: юридическая природа и сфера применения // Lex Russica. 2019. №8. С. 51-62.
14. Селезнева П.Ю., Лошкарев А.В. Проблемы разрешения споров по договорам с использованием смарт-контрактов // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2020. №5. С. 151-155.
15. Коваленко Е.Г. Достижение правового результата при исполнении смарт-контракта // Вестник Хабаровского государственного университета экономики и права. 2019. №3. С. 114-118.
16. Карпычев В.Ю., Карпычев М.В. Смарт-контракт: перспективы роботизации договорного права // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2019. №2. С. 104-109.
17. Nick Szabo. Smart Contracts: Building Blocks for Digital Markets (1994) //
URL:
https://www.fon.hum.uva.nl/rob/Courses/InformationInSpeech/CDROM/Literature/L OTwinterschool2006/szabo .best.vwh.net/smart_contracts_2.html.
18. Нестеров А.Д. Правовое регулирование смарт-контракта // Colloquium-journal. 2020. №13. С. 148-149.
19. Новиков Р.В. К вопросу о понятии и сфере применения смарт-контрактов // Пермский юридический альманах. 2019. №2. С. 431-440.
20. Трунцевский Ю. В., Севальнев В. В. Смарт-контракт: от определения к определенности // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2020. № 1. С. 118147.
21. Пучков В.О. Является ли смарт-контракт договором? (к проблеме цифровой трансформации цивилистической доктрины) // Российское право: образование, практика, наука. 2020. №3. С. 19-31.
391
È
22. Филипенко В.А. Смарт-контракты и сделки со сложным юридическим составом // Вопросы российской юстиции. 2020. №6. С. 244-253.
23. Митрофанова И.А. Законодательное регулирование «умных» контрактов: проблемы и перспективы развития // Legal Concept. 2018. №4. С. 2229.
24. Андриянов Д. В. Применение смарт-контрактов и блокчейн-платформ в трансграничных нефтегазовых сделках: обострение коллизионной проблемы // Актуальные проблемы российского права. 2020. №6. С. 84-94.
25. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: Федеральный закон от 27 июля 2006 г. №149-ФЗ // СЗ РФ. 2006. №31. Ст. 3448.
26. Засемкова О. Ф. О способах разрешения споров, возникающих из смарт-контрактов // Lex Russica. 2020. №4. С. 9-20.
