CC BY
126
силой проявляется в поэтическом творчестве, и лирика Шу Тин подтверждает данный факт. Разнообразные реминисценции Шу Тин значительно расширяют художественное пространство ее произведений, позволяя читателю не только погрузиться в удивительный мир древнекитайской мифологии, но и понять мысли и чувства современной женщины, критически осмысливающей национальную психологию. Художественные ассоциации поэтессы способны протянуться вглубь веков и связать прошлое и настоящее, что значительно обогащает образную структуру стихотворений, позволяя полнее выразить думы и чувства автора.
1 Няоло - небольшое дерево с немного вьющимся стволом, зеленоватыми цветами и круглыми плодами. Это новый образ в китайской поэзии, неоднократно появляющийся в стихотворениях Шу Тин где поэтесса отождествляет с ним себя.
2 Фея реки Ло (Й4Ф Ло-шэнь) считалась духом Фу-фэй - дочери мифического первопредка Фу-си, которая утонула в реке Ло. Позднее в китайской поэзии Ло-шэнь стала одним из символов женской красоты благодаря посвященной ей по-
эме Цао Чжи (192-232) «Фея реки Ло» («ÿ^ttK») [Духовная культура Китая, 2007. С. 504].
Литература
1. Рифтин Б.Л. Древняя мифология в литературе [Текст] // Духовная культура Китая - Т.3 - М., 2008. - С. 2027.
2. Юань Кэ. Мифы древнего Китая / пер. с кит., по-слесл. Б.Л. Рифтина. - М.: Наука, 1987.
На китайском языке
3. Ли Яньян.ЩЯЩЩ#^Й^^ЙЖ>Я Анализ феминистского сознания в поэзии Шу Тин //
Ш Вестник колледжа Синьюй.- 2006^10^. - Ш11^. - Ш
5®.- 24-25М.
4. Ню Шугуан.
^ffi. О «туманности» поэтического творчества Шу Тин. [Электронный ресурс]. - URL: http://niu19860827.blog.163. com/blog/static/20906031200822841750874/
5. ЩЩШу Тин / ЩЩ^под ред. Шу Тин. - itM:
Пекин: Народная
литература (Избранные произведения знаменитых современных поэтов Китая), 2008.
Хайдапова Марина Бато-Очировна - аспирант кафедры филологии стран Дальнего Востока восточного факультета Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, е-mail: [email protected]
Khaydapova Marina Bato-Ochirovna, postgraduate of Far East countries philology department, Oriental faculty, BSU. Ulan-Ude, е-mail: [email protected]
УДК 821.571.0 - 31 О.Я. Цыдыпова
«СЛОВАРЬ МАЦЯО» ХАНЬ ШАОГУНА:
ДИСКУССИЯ О ЛИТЕРАТУРНОМ ЯЗЫКЕ
В статье на примере произведения современного китайского писателя Хань Шаогуна «Словарь Мацяо» рассматривается роль литературного языка, его понимание автором, место и значение в культуре Китая. Ключевые слова: литературный язык, диалект, словарь, байхуа, путунхуа.
O.Ya. Tsydypova
A DICTIONARY OF MAQIAO BY HAN SHAOGONG: DISCUSSION ABOUT LITERARY LANGUAGE
The article devoted to the role of literary language, which is learned in «Dictionary ofMaqiao» by modern Chinese writer Han Shaogong, its interpretation by the author and importance in culture of China.
Key words: literary language, local language, dictionary, baihua, putonghua.
Литературный язык есть язык всех проявлений культуры, выражающихся в словесной форме. Литературный язык есть богатство нации, его история и традиции. Благодаря концентрации диалектов формируется единая литературная норма национального языка в ее письменной и устной формах, подчиняющая себе все многообразие местных языков.
Однако со временем стандартизация языка приводит к утрате его особенностей, диалекты начинают постепенно вытесняться. Именно такая ситуация произошла в Китае с принятием лите-
ратурного языка - в устной форме путунхуа Й, в письменной - байхуа Й®. Проблему взаимодействия литературного языка и диалектов затрагивает современный китайский писатель Хань Шаогун в романе «Словарь Мацяо» ЦШ
МЛ (1996 г.).
Стоит отметить, что Хань Шаогун является родоначальником возникшего в 1980-х гг. литературного течения «поиск корней» основная идея которого заключается в поиске утраченных ценностей национальной культуры. В годы «культурной революции» Хань Шаогуна
не обошла стороной участь молодой интеллигенции того времени - он был отправлен в производственную бригаду в глухую деревушку на юге Китая. Именно там писатель познает ранее неведомый ему мир местных традиций, обычаев, тесно знакомится с языком южного народа. А спустя несколько десятилетий Хань Шаогун создает роман, повествующий об этой деревушке -«Словарь Мацяо».
Роман написан в нетрадиционной для него форме - форме словаря. В центре внимания произведения - язык жителей деревни Мацяо, представленный собранием наиболее часто употребляемых слов. «Словарь» вобрал в себя 115 слов и их определений. Однако он не похож на обычный словарь. Тексту предшествует указатель записей, составленных в соответствии с количеством персонажей романа. Записи находятся не в привычном алфавитном порядке, а в последовательности появления героя в романе и слов, историй, с ним связанных, что позволяет автору уже в самом начале представить свою логику повествования-рассуждения. Большинство объясняемых слов используется в стандартном китайском языке путунхуа, однако на языке жителей Мацяо они приобретают специфическое употребление. И только некоторые слова не имеют аналогов в общепринятом языке. Значения слов раскрываются в различных историях, в которые вовлечены местные жители и порой сам автор.
«Словарь Мацяо» - не просто повествование о деревенской жизни, в этом произведении автор конструирует свою модель литературного языка. Роман представляет собой не двуязычный словарь, который шифрует две различные системы, и не одноязычный, который дает значение внутри узкой системы. Он используется не для того, чтобы кодифицировать, а скорее для того, чтобы подвергнуть сомнению пространственные и временные категории, внутри которых, как правило, рассматривается отдельно взятый язык.
Несомненно, взгляды Хань Шаогуна, как и его писательский стиль, претерпели значительные изменения за более чем двадцать лет его творческой карьеры. Однако некоторые темы, которые он затрагивал в своих ранних работах, отразились в «Словаре Мацяо». Произведения писателя, носящие скорее теоретический характер, критикуют политический жаргон, который насыщает многие литературные произведения 19601970-х гг. Автор утверждает: «для того чтобы понять всю сложность реальности, литературный
язык должен быть субъективным, творческим, и конкретным» [4, с. 97]. Так, большая часть произведений конца 1980-х гг. характеризуется нарушением стилистических условий реализма. В частности, отношения причины и следствия разбиты, и явления, которые логически не связаны, оказываются соединенными. В повести «Женщина, женщина, женщина» ^С^^, например, он пишет: «Как только я увидел мух, у меня было странное чувство, что глухота моей тети никогда не исцелится». Тенденция к воспроизведению субъективного восприятия часто сводится к яркому описанию воображаемого опыта (hypotyposis). Hypotyposis нередко заменяет обычные чувственные восприятия, связывает символы и предвещает будущие события. Так, например, галлюцинаторные восприятия, описанные ниже, предвещают физическую дегенерацию тетушки: «это явно не выглядело так, как если бы тетушка резала имбирь, а лезвие отрезало пальцы - это был разрыв хряща, разрыв плоти, и нож, застрявший глубоко во швах» [6, с. 202].
Хань Шаогун принимает некий тип «примитивизма»: «литературная мысль есть вид основной или инстинктивной мысли, которая может быть лучше выражена через парадоксальный, релятивистский и неоднозначный язык» [1, с. 153]. Эти идеи нашли свое отражение в романе «Словарь Мацяо», особенно в статьях, рассказывающих о мечте как источнике знаний. В записи «Мэнпо» ^ ^, например, читатель знакомится с Шуйшуй ЖЖ, женщиной, которая потеряла рассудок после смерти сына. После трагедии у нее развилась способность угадывать счастливые числа в лотерее. Даже радиоредактор приезжает из города в далекую деревню, чтобы узнать у нее, на какие номера он должен сделать ставки. Когда только два числа из четырех совпадают, он винит себя, что неправильно интерпретировал сообщение женщины. В этом эпизоде рассказчик цитирует Фрейда и утверждает, что ради мечты может измениться и сознание человека. Тем не менее автор не отождествляет понятия мечты и иррациональности с сельской местностью: Шуйшуй не относится к своим способностям очень серьезно, в статье высмеивается интеллигенция одержимых лотереей города.
Хань Шаогун считает, что «диалект может подчеркнуть некоторые универсальные аспекты человеческой природы» [2, с. 60]. С другой стороны, он описывает прозу как форму знания, которое имеет дело с проблемами, не имеющи-
ми ясного решения, проза не боится внутреннего противоречия, и «естественно борется с догматизмом» [2, с. 114]. И диалекты, и литературные произведения, таким образом, предлагают доступ к самопознанию и истине, но они только варианты в непрерывном поиске, подпитываемом воображением и противоречиями, и не являются источником абсолютной истины. Внутреннее противоречие языка жителей Мацяо становится очевидным, если учесть, что многие слова в словаре содержат собственное отрицание. В статье «Юаньтоу» Ш ^, например, Хань пишет: ««Как только слова входят в фактическое использование, они могут подвергнуться странным модификациям. Их противоположное значение рождается и размножается в них, они появляются и стремительно распространяются, достигают самоуничтожения и заканчиваются самоотрицанием. В этом смысле слова с самого начала содержат свой скрытый антоним». «Юаньтоу», который в стандартном китайском означает «горечь» или «ненависть», является, как описывает автор, формой обиды, которая выражает как чувство любви, так и ненависти; состояние, при котором «у человека уже не остается любви, любовь существует по инерции и уже не является чувством, а лишь своего рода внутренней необходимостью с привкусом горечи» [2, с. 65]. Другие слова содержат различные, но не обязательно противоречивые значения, например, слово «хэнь» Ж, которое на путунхуа означает «безжалостный». На языке Мацяо его основное значение - «опытный, искусный», кроме этого, оно сохраняет и некоторые стандартные значения. Владение знаниями и техническими навыками рассматривается как угрожающее состояние, возможно, потому, что, по мнению рассказчика, «люди, которые обладают знаниями, часто представляют угрозу, поскольку владеют абсолютной (безжалостной) властью» [2, с. 136].
Вообще слова, связанные со знанием, имеют отрицательные значения: например, «кэсюе» 44^, которое в литературном языке означает «наука», для народа Мацяо приобретает значение «лень».
Литературный критик Нань Фань отмечает: «Писатель выступает не в качестве переводчика, его целью не является перевод лексики Мацяо на стандартный китайский, и он не занимает сторону последнего, чтобы высмеять Мацяо. Наоборот, он вырезает слова Мацяо из литературного языка... Чтобы показать, как диалект этой глухой деревушки скрыт за завесой литературного языка» [9, с. 87]. Литературное письмо, по мнению Хань
Шаогуна, представляет возможность для экспериментов со смыслом, предполагает непрерывные интерпретации в произведении под «поверхностью» стандартного языка. В «Послесловии» к словарю Хань Шаогун пишет: «эфемерные образы», возникающие в памяти, могут возродиться через литературные письменные формы и изменить стандартный язык, поэтому индивидуальное разнообразие и специфика должны быть сохранены, чтобы связь не превратилась во «взаимное стирание». Здесь Хань Шаогун понимает язык как инструмент, который, при правильном использовании, позволяет получить доступ к реальности опыта. Но, с другой стороны, в некоторых разделах словаря он подвергает сомнению бинарную систему соотношений между словами и вещами. С этой точки зрения можно предположить и подчеркнуть, что язык является социальным конструктом, формирующим опыт и определяющим знания. На вопрос об отношении между реальностью и художественным миром он действительно выразил некоторый скептицизм: «Каждый раз, когда вы описываете реальность через язык, вы уже вышли из реальности. Где же все-таки реальность? Вы можете приблизиться к ней, но вы никогда не сможете получить ее. В этом смысле у нас нет «реальности», есть только ее выражение. Иначе говоря, каждый способ выражения реальности - это вся «реальность», которую мы можем получить. Дерево, которое долгое время было изображено на бумаге, в глазах писателя становится деревом, которое действительно существует... Мы не в состоянии достичь реальности и еще не в состоянии оторваться от него» [2, с. 201]. Таким образом, автор в «Словаре» одновременно предпринимает попытку понять «реальность» и разоблачает трудность этой задачи.
Этот вопрос рассматривается в записи «Бай-хуа» Й®. На стандартном китайском байхуа означает одновременно и народный язык и современный письменный язык. В начале XX в. китайская интеллигенция поддержала отказ от классического языка и принятие современного китайского языка, который должен был быть основан на народном языке традиционных сказов и диалектах северной части Китая. Байхуа рассматривался как более эффективный инструмент описания реальности, чем классический язык, и, следовательно, выступал в качестве важного способа для достижения социальных перемен и объединения нации через классы и регионы, одним словом, он предполагался как фундаментальное
транспортное средство на дороге к китайской современности.
С другой стороны, дословное значение названия стандартного китайского языка байхуа также означает «пустые обещания» или «необоснованно говорить». Аналогичным образом в речи жителей Мацяо это слово понимается и как «современный китайский», и как «не имеющая значения, фальшивая и необоснованная болтовня», «говорить только ради того, чтобы сказать». Кроме того, поскольку слово «бай» («белый», «простой», или «напрасно») на языке Мацяо произносится как «па» (Й, «бояться»), на байхуа это также означает «страшные слова» и восходит к местным обычаям рассказывать истории о призраках в вечернее время или в дождливую погоду.
С точки зрения жителей Мацяо, «байхуа» означает легкомысленный способ времяпрепровождения. Важность «байхуа» как стандартного национального языка, таким образом, поставлена под сомнение. Аналогичное сомнение высказывается относительно художественной литературы и языка в целом:
«Эффект художественной литературы не следует переоценивать. Кроме того, не только проза, но и все языки - это не более чем символы, служащие для описания фактов, словно часы, предназначенные для описания времени... Даже если все часы и приборы для измерения времени сломаются, время все равно будет течь как обычно. Таким образом, строго говоря, все языки - «пустые разговоры», поэтому их функции также не следует переоценивать» [2, с. 47].
В ранних сочинениях Хань Шаогуна можно проследить изменение концепции взглядов на байхуа. В эссе на данную тему, написанных в 1980-х гг., писатель сетовал, что современный байхуа - «книжный литературный язык, которому не хватает воображения и который вопреки правилам языка используется массами» [7, с. 130]. Его недостатки - чрезмерное использование «пустых слов» ШМ, стереотипных фраз и длинных предложений, что является результатом, по его мнению, либо чрезмерной опоры на классический китайский, либо слепого копирования западных языков. «Байхуа, - утверждает Хань Шаогун,
- должен быть максимально ясным, как обычная речь» [2, с. 109]. Поэтому он утверждал, что современному национальному языку повествования еще необходимо время, чтобы созреть. Писатель подразумевает, что литературное письмо может способствовать эволюции байхуа через подража-
ние народной речи. Таким образом, он присоединился к абстрактному понятию «языка как средства массового общения», не задаваясь вопросом, где и кем такой язык мог быть использован. Кроме того, автор предложил изолировать китайскую современную речь от западного синтаксиса и отделить его от классического китайского [4, с. 30]. С другой стороны, он противопоставлял байхуа с местными (южными) языками. В прозе писатель нередко прибегал к использованию южного диалекта, поскольку, по его мнению, «местный язык порой может лучше передать аромат жизни» [4, с. 90]. По заявлению писателя, через использование ограниченного числа нестандартных слов он надеется передать субъективные ощущения с целью повышения локального характера его работ и обогащения байхуа.
Однако как автор «Словаря Мацяо» он дистанцируется от эволюционного взгляда на бай-хуа и от четкого сопоставления с местной речью, что было характерно для его ранних сочинений, и подчеркивает неоднозначный характер языка в целом. В одних случаях он видит его как ряд неустойчивых отношений между словами, в других
- как социальный конструкт, который формирует опыт. Но он также напоминает читателю о физическом мире, который существует независимо от языка и который иногда может быть лучше выражен через молчание.
Таким образом, обобщая все вышесказанное, мы пришли к следующему выводу. Хань Шаогун пишет: «Любая конкретная жизнь обладает конкретным языковым проявлением» [2, с. 178]. Так, у писателей-романистов язык выступал в качестве средства отображения мира в романе, однако в «Словаре Мацяо» он стал предметом изображения. Мир романа схвачен в языке, другими словами, жизнь деревни Мацяо заключена в его языке. Хань Шаогун объединил описания языка и описания явлений и посредством изучения диалекта, который на протяжении долгого периода находился в тени общего языка, раскрывает скрытую народную жизнь. И хотя автору при толковании слов приходится прибегать к помощи общеупотребительных слов, самым впечатляющим в романе по-прежнему остается народный язык Ма-цяо. Именно он отражает представления автора о подлинном литературном языке как способе постижения реальности и одновременно продукте общества, отражающем особое состояние жизни, народную культуру, философию и идеологические концепции.
Литература
1. After the «Literature of the Wounded”. Local Cultures, Roots, Maturity, and Fatigue [interview with Xia Yun], in Helmut Martin and Jeffrey Kinkley (eds.), Modern ChineseWriters SelfPortrayals, New York.
2. S^#„ ЗШЛо -tt, 2006„
3. #^Й„£££„ - ±ft: 1986„
4.
j'l'l: 1986 „
5. #^й„ A6'J№i£IiJiAiB^S//±»^, 1983 , №8„
6. #^Й„ШШ.„ - ^^: $М£ЙЖШ±, 1986„
7. 1986 c
8. ЙЯ : tt, 2009
9. ШЛ. »^Ш^Л”: й^даИ^// i£, 1996, №5.
Цыдыпова Ольга Яковлевна - ассистент кафедры восточных языков, аспирант кафедры филологии стран Дальнего Востока Бурятского государственного университета. 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а, e-mail: my world [email protected].
Tsydypova Olga Yakovlevna - assistant of department of oriental languages, post-graduate student of department of philology of Far East countries, BSU. 670000, Ulan-Ude, Smolin str., 24a, e-mail: my world [email protected].
УДК 413.0
Б.Д. Цыренов
К ИСТОРИИ МОНГОЛЬСКОЙ лексикографии
(истоки бурятской лексикографии)
Статья посвящена краткому обзору истории становления и развития монгольской лексикографии, от которой в нач. XX в. ответвилась бурятская лексикография. В работе приведена ее историко-хронологическая периодизация на основе исследований монгольских и китайских ученых, рассмотрена эволюция формы и содержания, а также функций словарей монгольских языков.
Ключевые слова: монгольская лексикография, словари, периодизация, бурятская лексикография.
B. D. Tsyrenov
CONCERNING THE HISTORY OF THE MONGOLIAN LEXICOGRAPHY
(the source of the Buryat lexicography)
The article is devoted to the brief review of the history offormation and development of the Mongolian lexicography, from which at the beginning of the XX century the Buryat lexicography branched off. This work presents the historical-chronological periodization based on investigations of Mongolian and Chinese scholars. The evolution of form and contents, as well as functions ofmongolian dictionaries is given consideration to.
Key words: Mongolian lexicography, dictionaries, periodization, Buryat lexicography.
Истории монгольской лексикографии, которая ведет свою историю с XIII в., посвящена обстоятельная статья монгольского исследователя Ц. Шагдарсурэна «Монгол толь бичгийн судлал (1990-ээд хYртэлхи тойм)» [6, с.19-68], также этой теме посвящена статья «Мо^уо1 ке1еп-и 1оИ Ы^^п tetiken toyimu» (Обзор истории лексикографии монгольского языка) в «Энциклопедии монголоведения. Лингвистика» под авторством Цэцэнбаатара [4, с. 473-476 ].
Проф. Ц. Шагдарсурэн относит начало лексикографического описания монгольского языка к IV в. нашей эры, эпохе Сяньби, когда было написано сочинение под названием в переводе на современный монгольский язык «Терийн хэлээрхи олон ЗYЙЛ нэрийн толь бичиг 3 дэвтэр» (3-томный словарь различных имен государственного языка). Тем не менее автор оговаривается, что и это произведение нельзя с полным основанием считать первым опытом составления словаря мон-
гольского языка.
«Энциклопедия монголоведения. Лингвистика» начало монгольской лексикографической традиции относит к XIII в.: Monygol kelen-ü toli bicig-ün eki egüskeberi ali erte 13 dugar jagun-u üye-dü talbiydaysan bogod edüge boltaqi 800 jil-ün quyacaya delekei-yin olan ulus oron-du keblegdegsen monygol kelen-ü toli bicig-ün jüil keden jagun-du küregsen baina (Начало монгольской лексикографии было положено в далеком XIII в., и до сего времени за почти 800 лет количество изданных во многих странах мира разнообразных словарей достигло нескольких сотен). История развития монгольской лексикографии авторы энциклопедии делят на четыре хронологически неравных, но частью исторически обусловленных периода: 1) вторая половина XIII в. - первая половина XVIII в.; 2) начало XVIII в. - конец XIX в.; 3) первая половина XX в.; 4) вторая половина XX в. - наст. время. Самый протяженный по времени период охваты-
