CC BY
85
lication/conference/2013/177/k_voprosu_o_prirode_ mezurativa_i_numerativnogo_slova_na_materiale_ frazeologizmov_russkogo_i_ujgurskogo_yazykov/ (accessed October 24, 2016).
7. Alefirenko N.F. Ucheni zapiski Tavriys'kogo natsional'nogo universitetu im. V.I. Vernads'kogo. Seriya: Filologiya. Sotsial'ni komunikatsii, 2012, vol. 25 (64), no. 2 (1), pp. 70-76.
8. Shchelokov A.A. Numizmatika: putevoditel' kolle-ktsionera [Numismatics: Collecting Guide]. Moscow, Eksmo, 2009, 224 p., p. 25.
9. Raykhshteyn A.D. Inostrannye yazyki v shkole, 1979, no. 4, pp. 3-8.
10. Raykhshteyn A.D. Sopostavitel'nyy analiz nemets-koy i russkoy frazeologii [Comparative Analysis of Russian and German Phraseology]. Moscow, Vysshaya shkola, 1980, 144 p.
11. Lingvisticheskiy entsiklopedicheskiy slovar' [The Encyclopedic Dictionary of Linguistics]. Ed. by V.N. Yartseva. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya, 1990, 686 p., p. 204.
12. Zumthor P. Cahiers de l'Association internationale des études francaises, 1967, Vol. 19, no. 1, pp. 11-26.
13. Klinkenberg J.-M. Français modern, 1970, vol. 38, no. 1, pp. 10-34.
14. Grévisse M. Le bon usage [The Correct Use]. 12th ed. Louvain, Duculot, 1986, 1768 p., p. 154.
15. Mechkovskaya N.B. Sotsial'naya lingvistika [Social Linguistics]. 2nd. ed. Moscow, Aspekt Press, 2000, 206 p., p. 52.
16. Bryuno Zh.-L. Gally [The Gauls]. Moscow, Veche, 2011, 400 p., p. 196.
17. Polo De Bol'e M.-A. Srednevekovaya Frantsiya [The Medieval France]. Moscow, Veche, 2006, 384 p.
18. Skorobogatova T.I. Bliki istorii vo frantsuzskoy frazeologii. Slovar'-spravochnik istoriko-etimologicheskikh tolkovaniy [Speck of History in French Phraseology.Dictionary of historical and etymological interpretations]. Rostov-on-Don, RIPK i PPRO Press, 2015, 154 p.
19. Dassié J. Gallia, 1999, vol. 56, no. 1, pp. 285-311.
10 марта 2017 г.
УДК 82.09:821.133.1
"СЛОВА" Ж.-П. САРТРА КАК ПРИМЕР АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО РОМАНА
Н.С. Шуринова
БО! 10.18522/2072-0181-2017-89-1-118-122
£ £ лова" Ж.-П. Сартра обладают
■ спорным статусом как ав-^^/тобиография. Формально в тексте реализуется связанность повествователя, главного героя и создателя текста: биографический автор пишет о своей жизни. Однако Ж. Лекарм выражает сомнение в том, что "Слова" можно с уверенностью назвать автобиографией [1]. Сартр не показывает здесь целостный генезис личности, история ребенка прерывается, едва начавшись; это произведение, подчиненное определенным художественным задачам, но не автобиография в полном смысле этого слова, скорее, ее "особый случай". В отношении "Слов" употребляются термины "антиавтобиография" (Дж. Старрок) [2], "автофикция" (С. Дубровски) [3].
В работах отечественных исследователей произведение часто называется "автобиографической повестью", что подразумевает
Шуринова Наталья Сергеевна - магистр филологии, аспирант кафедры теории и истории мировой литературы Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета, 344006, г. Ростов-на-Дону, пер. Университетский, 93, e-mail: [email protected], т. 8(863)2184095.
акцент на бытописательной, автобиографической стороне текста и не потому не отражает ключевого жанрового противоречия. Существование спорных вопросов в данном аспекте свидетельствует об актуальности жанрового анализа "Слов". В статье, развивая идеи западных критиков, мы рассматриваем текст на фоне литературной традиции и связываем его жанрово-художественные особенности с сартровской концепцией универсальной единичности, что позволяет интерпретировать "Слова" как имперсональный автобиографический роман. Такая версия подтверждается и суждением самого Сартра о своем произведении. В "Автопортрете в 70 лет" автор говорил по поводу "Слов": "Это <...> роман, в который я верю, но который, несмотря на это остается романом"* [4, с. 146].
* Здесь и далее, если не оговорено иное, - пер. автора.
Natalia Shurinova - Southern Federal University, Institute of Philology, Journalism and Cross-Cultural Communication, 93, Universitetskiy Lane, Rostov-on-Don, 344006, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2184095.
С точки зрения Ф. Лежёна, автобиография является "ретроспективным повествованием в прозе, в котором реальный человек рассказывает о своем собственном существовании, акцентируя внимание на индивидуальной жизни, в частности - на истории своей личности" [5]. Самоценное автобиографическое письмо и автобиография как субжанр личной литературы возникают, по мнению Лежёна, только в "Исповеди" Ж.-Ж. Руссо, более ранние формы еще определяются религиозными требованиями.
Ранним опытом, часто называемым предшественником автобиографии и связываемым также с традицией исповедального романа, является "Исповедь" Блаженного Августина [6]. Говоря о себе, Августин рассказывает о человеке вообще, его наблюдения, скорее, онтологичны, чем автобиографичны. Л.М. Баткин говорил, что в этом тексте "свидетельствована о себе <...> всецело основано на представлении о неизменной тварной сущности и потому повторяемости того, через что проходит всякий индивид" [7, с. 63].
Определяющей вехой в истории автобиографического жанра стала эпоха Просвещения и появление "Исповеди" Руссо [8]. Он описывает себя, в отличие от Августина, уже как отдельную личность, главным поводом для написания автобиографии становится потребность в том, чтобы быть принятым другими, человеческим сообществом. Как пишет Ж. Старобинский, Руссо "обнаруживает, что сознания отделены друг от друга и что мгновенная успешная коммуникация невозможна; тогда рай оказывается для него потерянным, тот рай, в котором достижима мгновенная прозрачность сознаний" [9]. Стремлением к "прозрачности" и объясняется автобиографическая интенция: это желание сделать понятной собственную личность - вместе со всеми ее проявлениями. Именно в этом состоит смысл интенции любого автобиографа, следующего руссоистской традиции: проследить и описать становление собственной индивидуальности с целью самообнажения.
"Слова" Сартра тесно связаны с его прогрессивно-регрессивным методом анализа жизни творческой личности и понятием "универсальная единичность", которое автор использовал при составлении жизнеописания Г. Флобера в работе "Идиот в семье": "Дело в том, что человек никогда не является лишь
индивидом; вернее было бы назвать его универсальным единичным: тотализированный и тем самым универсализированный своей эпохой, он заново ее тотализирует, воспроизводя себя в ней как единичность" [10]. Иными словами, любой субъект одновременно определяется социальной ситуацией и определяет ее. Осознав свою свободу, личность является в одно и то же время исключительностью, в которой выражается ее индивидуальность, и обыкновенностью, делающей ее подобной всем другим, уравнивающей ее с ними через универсальность человеческой истории. Ж.-Ф. Луэтт подчеркивал, что данная концепция в позднем творчестве Сартра обеспечивает специфичность подхода к исследованию любого человека: "Ключевая идея, на которой строится новая антропология и в русле которой Сартр разрабатывает свою автобиографию: каждый человек - это универсальная единичность" [11]. Она обуславливает как возможность взаимопонимания между двумя человеческими существами, так и "имперсо-нальность" собственного жизнеописания.
Благодаря этому "Слова" представляют собой текст, который разрушает сам принцип автобиографического письма. Если Руссо в "Исповеди" стремится к тому, чтобы быть понятым как отдельная самоценная личность, то Сартр в "Словах" сам себя обесценивает, представляя индивидуальный опыт как универсальный. В этом смысле, как ни парадоксально, сартровское решение оказалось гораздо ближе онтологии Августина: скорее, исповедальной, чем собственно автобиографической в классическом понимании - с той разницей, что Сартр отыскивает в своей судьбе выражение проблем эпохи, а не "греховной человеческой природы". Это и дает возможность интерпретировать произведение как исповедально-философский роман с автобиографической основой, автобиографический роман.
В тексте "Слов" автор несколько раз выражает свою идею в анафорической формуле "tout homme / tout un homme est tout l'homme"*, части которой различаются только употреблением артикля, чем акцентируется равенство общего и единичного в отдельно взятой судьбе. Например, рассуждая о рано умершем отце, личность которого так и осталась для Сартра загадкой, он замечает, что
* Букв.: "Отдельный человек - это человек вообще".
в свое время отнесся легкомысленно к Жану Батисту и к оставшимся после него вещам и книгам, хотя теперь его мнение изменилось: "Il a aimé, pourtant, il a voulu vivre, il s'est vu mourir; cela suffit pour faire tout un homme"* [12, p. 9]. Под универсальной единичностью Сартр понимает основополагающий принцип выработанного им экзистенциального гуманизма, который он противопоставляет в автобиографии близкому к церковной иерархичности гуманизму деда, Шарля Швейцера: "Mais l'humanisme de Karl, cet humanisme de prélat, je m'en suis débarrassé du jour où j'ai compris que tout homme est tout l'homme" [12, p. 36]**.
Очевидно, что и свою биографию Сартр мыслит в этой же перспективе: история имеет отношение одновременно к нему самому и к целому поколению, воспитанному в буржуазных традициях, что по охвату явлений уже гораздо шире, чем повесть. Ж. Блок-Мишель указывал на то, что социальность сартровских произведений предполагала и "предварительное принятие исходной ситуации, некоторый социально-политический априоризм" [14, p. 398]. В романе писатель представляет определенную картину того общества, в котором жил: автобиографическое индивидуальное "я" проблематизируется как часть общества. Ф. Мартель подтверждает это, анализируя "Слова": "Вместо того чтобы быть исключительно индивидуальным, детство рассказчика экстраполируется на опыт всех буржуазных детей" [15, p. 36]. Отсюда и иронический образ самого себя, ломающий автобиографический принцип: прошлое "я" лишается ценности с тем, чтобы обесценились само время и эпоха. Личный невроз в сар-тровской подаче становится участью каждого, кто вырос на буржуазной идеологии, "я" выступает в качестве универсально-художественной абстракции.
Универсализация собственной истории осуществляется при помощи введения в текст обобщающих замечаний, которые определили широту ракурса рассмотрения биографических перипетий и психологических реакций. Например, грандиозность своих фантазий Сартр объясняет невыносимостью размеренно-
* Букв.: "Однако же, он любил, хотел жить, знал, что умирает: уже одно это делает его человеком".
** В переводе Ю.Я. Яхниной: "Но от гуманизма Карла, этого церковного гуманизма, я исцелился лишь в тот день, когда понял, что в каждом человеке - весь Человек сполна" [13, с. 60].
го образа жизни в буржуазных семьях: "Для буржуазного ребенка мгновения нескончаемы - они текут в бездействии. Я хотел быть атлантом немедля, испокон веков и навсегда" [13, с. 4]. Описывая деда, писатель акцентирует, что был воспитан не просто филологом-языковедом, но старомодным республиканцем, воспроизводит политические мифы: "Полагаю, что этот старый республиканец времен Империи излагал мне буржуазную историю: жили-были в давние времена короли и императоры, это были гадкие люди, их прогнали, все идет к лучшему в этом лучшем из миров" [13, с. 17]. "Семейная комедия", отчуждающая ребенка от самого себя, в произведении также исследуется как социальное явление, подается как следствие буржуазной идеологии: "Будь я по возрасту способен это понять, я как губка впитал бы кодекс прописной морали консерваторов, наглядным примером которой было поведение старого радикала: правда и вымысел - одно и то же" [13, с. 55]. Само писательство предстает в тексте как еще один симптом буржуазного наследия, стремление к социально одобряемому уходу в идеальный мир с целью производства высших духовных ценностей: "Пытаясь избавиться от заброшенности - участи творения, - я готовил себе самое безысходное буржуазное одиночество -участь творца" [13, с. 72].
При этом судьба автора не только связывается с буржуазной средой, но и рассматривается в более широком контексте общечеловеческого опыта, что обуславливает притчевость автобиографического романа. Идейная отсталость Швейцера осмысляется автором как важная детерминанта собственного психопрофиля, при этом в текст вводится обобщающее рассуждение, позволяющее помыслить личное не только на уровне проблем века, но и в общезначимой перспективе: "Так, между первой русской революцией и Первой мировой войной, пятнадцать лет спустя после смерти Малларме, в эпоху, когда Даниэль де Фонтане открыл для себя "Пищу земную" Андре Жида, сын XIX века внушал своему внуку взгляды, которые были в ходу при Луи-Филиппе. Говорят, что этим-то и объясняется крестьянская косность: отцы уходят на полевые работы, а сыновей оставляют на попечение стариков родителей. Я вышел на старт с гандикапом в восемьдесят лет. Жалеть ли об этом? Не знаю: наше общество все время в движении, и порой, отстав, вырываешься вперед" [13, с. 41].
Подобные афористичные универсализирующие отступления можно встретить на протяжении всего текста произведения. К примеру, театральную любовь Швейцера к внуку Сартр комментирует так: "Тот, кто чрезмерно любит детей и животных, любит их в ущерб всему человечеству" [13, с. 20]. Описывая неопределенность своего характера в детские годы, растворенность личности во взглядах взрослых и стремление нравиться, автор подмечает: "Поцелуй безусого, говорили в те годы, как пища без соли, или, добавлю я, как добродетель без греха, как моя жизнь с 1905 по 1914 год" [13, с. 26]. Анализ комплекса самозванца, ощущения неприкаянности и связанного с ним невротического страха смерти сопровождается ремаркой: "Чем бессмысленнее жизнь, тем непереносимее мысль о смерти" [13, с. 62]. Рассуждая о профессии писателя как о тяжелом труде, требующем самоотречения, Сартр говорит о том, что писал не только наперекор самому себе, но и "наперекор всем" и делает в тексте сноску: "Если вы снисходительны к себе, снисходительные люди будут вас любить; если вы растерзаете соседа - другим соседям будет смешно. Но если вы бичуете свою душу - все души возопят" [13, с. 103]. Подобные авторские замечания встраивают частные эпизоды в универсально-безличный контекст, подразумевая возможность прочтения автобиографии как истории Человека ("tout l'homme").
Финальную фразу "Слов" можно считать ключевым выразителем сартровской ис-поведальности: "Tout un homme, fait de tous les hommes et qui les vaut tous et que vaut n'importe qui" [12, p. 139]*. В ней Сартр показывает себя как человек, история которого обладает всеобщей ценностью, через нее он становится равным каждому своему читателю. Его биография потенциально способна отражаться в чужих историях, сближаясь с ними.
Таким образом, проведенный анализ особенностей "Слов" дает возможность рассматривать текст Сартра, скорее, как роман, как художественную теорию, связанную с актуальной для автора идеей универсальной единичности, демонстрируемой на материале собственной жизни. Это ломает главный принцип автобиографического повествования
* Букв.: "Отдельный человек, вобравший всех людей, который стоит их всех и которого стоит любой".
со времен Ж.-Ж. Руссо - признание ценности личного опыта отдельного индивида. На фоне традиции "Слова" в большей степени схожи с исповедальными принципами Блаженного Августина, чем с собственно саморепрезентацией автобиографической. Это и позволяет прочитывать текст как автобиографический или исповедально-философский роман. В произведении Сартра личность иронически обесценивается, становясь выразителем эпохального "я", условным надындивидуальным субъектом. Это проявляется в философских обобщениях и отступлениях, демонстрирующих, что личный опыт рассматривается в эпохальной и общечеловеческой перспективе. Последнее дает возможность толковать произведение как роман-притчу.
ЛИТЕРАТУРА
1. Lecarme J. Les Mots de Sartre: un cas limite de l'autobiographie? // Revue d'Histoire littéraire de la France. 1975. № 6. P. 1047-1066.
2. Sturrock J. A Farewell to fine writing: Sartre's "Les Mots" // Scripsi III. 1985. № 4. P. 179-198.
3. Doubrovsky S. Sartre: autobiographie / autofiction // Revue des sciences humaines. 2006. № 224. P. 17-26.
4. Sartre J.-P. Entretiens sur moi-même. Autoportrait à soixante-dix ans // J.-P. Sartre. Situations X. Paris: Éditions Gallimard, 1976. P. 91-226.
5. Lejeune Ph. Le pacte autobiographique. Paris: Seuil, 1975. 381 p. P. 14.
6. Августин Блаженный. Исповедь / Блаженный Августин / Пере. с лат. М. Сергеенко. СПб.: Наука, 2013. 379 с.
7. Баткин Л.М. О культурно-историческом смысле "я" в "Исповеди" Блаженного Августина // Л.М. Баткин. Европейский человек наедине с собой. М.: РГГУ, 2000. C. 61-136.
8. Руссо Ж.-Ж. Исповедь: Пере. с фр. М.: Захаров, 2004. 704 с.
9. Starobinski J. Rousseau: la transparence et l'obstacle. Paris: Éditions Gallimard, 1971. 457 p. P. 19.
10. Сартр Ж.-П. Идиот в семье / Пер. с фр. Е. Плеханова. СПб.: Алетейя, 1971. 648 с. С. 44.
11. Louette J.-F. Silences de Sartre. Toulouse: Présses Universitaires du Mirail, 2002. 364 p. P. 239-240.
12. Sartre J.-P. Les Mots // J.-P. Sartre. Les Mots et autres écrits autobiographiques. Paris: Éditions Gallimard, 2010. P. 3-139.
13. Сартр Ж.-П. Слова // Сартр Ж.-П. Слова. Пьесы / Пер. с фр. Ю. Яхниной. М.: АСТ, 2007. С. 7-158.
14. Bloch-Michel J. Jean-Paul Sartre, Prix Nobel malgré lui // Liberté. 1964. Vol. 6, № 5 (35). P. 398.
15. Martel F. La fin de l'innocence // Magazine lité-raire (Dossier Sartre). 2000. № 384. P. 36.
REFERENCES
1. Lecarme J. Revue d'Histoire littéraire de la France, 1975, no. 6, pp. 1047-1066.
2. Sturrock J. Scripsi III, 1985, no. 4, pp. 179-198.
3. Doubrovsky S. Revue des sciences humaines, 2006, no. 224, pp. 17-26.
4. Sartre J.-P. Entretiens sur moi-même. Autoportrait à soixante-dix ans [Interviews on myself. Self-portrait at seventy years]. In: J.-P. Sartre. Situations X. Paris, Éditions Gallimard, 1976, pp. 91-226.
5. Lejeune Ph. Le pacte autobiographique [The autobiographic pact]. Paris, Seuil, 1975, 381 p., p. 14.
6. Avgustin Blazhennyy. Ispoved' [Confessions]. Transl. from Latin M. Sergeenko. St.-Petersburg, Nauka, 2013, 379 p.
7. Batkin L.M. O kul'turno-istoricheskom smysle "ya" v "Ispovedi" Blazhennogo Avgustina [About a cultural-historical sense of Self in "Confessions" by St. Augustine]. In: L.M. Batkin. Evropeyskiy chelovek naedine s soboy [The European people alone]. Moscow, Russian State University for the Humanities Press, 2000, pp. 61-136.
8. Russo Zh.-Zh. Ispoved' [The Confessions]. Transl. from French. Moscow, Zakharov Press, 2004, 704 p.
9. Starobinski J. Rousseau: la transparence et l'obstacle [Rousseau: transparency and the obstacle]. Paris: Éditions Gallimard, 1971, 458 p., p. 19.
10. Sartre, J.-P. Idiot v sem'e [The family idiot]. Transl. from French. E. Plekhanova. St.-Petersburg, Aleteyya, 1971, 648 p., p. 44.
11. Louette J.-F. Silences de Sartre [Silences of Sartre]. Toulouse, Présses Universitaires du Mirail, 2002, 364 p., pp. 239-240
12. Sartre J.-P. Les Mots [The Words]. In: J.-P. Sartre. Les Mots et autres écrits autobiographiques [The Words and other autobiographical works]. Paris, Éditions Gallimard, 2010, pp. 3-139.
13. Sartre J.-P. Slova [The Words]. Transl. from French. Yu. Yakhninoy. Moscow, AST, 2007, pp. 7-158.
14. Bloch-Michel J. Liberté, 1964, vol. 6, no. 5 (35), pp. 396-400.
15. Martel F. Magazine litéraire (Dossier Sartre), 2000, no. 384, pp. 36-38.
21 февраля 2017 г.
