CC BY
24
УДК 94
СТЕПАНОВ В.П.
доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой социальных наук и этнонациональных процессов, Орловский государственный университет имени И.С. Тургенева E-mail: vpstepanovpochta@gmail.com
UDC 94 STEPANOV V.P.
Doctor of Historical Sciences, Professor, head of the Department ofSocial Science and Ethnonational Processes,
Orel State University E-mail: vpstepanovpochta@gmail.com
СЛАВЯНСКОЕ ПОГРАНИЧЬЕ АВСТРИЙСКОЙ И РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВВ. В ОПИСАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ
SLAVIC BORDER OF THE AUSTRIAN AND RUSSIAN EMPIRES OF THE SECOND HALF OF THE XIX - BEGINNING OF THE XX CENTURY DESCRIPTIONS OF CONTEMPORARIES
В 30-е гг. XIX в. на австрийских землях формируется так называемое русское направление, представители которого подчеркивали общность русино-малороссийского компонента с общерусским этнокультурным пространством («Русская троица» - М. Шашкевич, И. Вагилевич, Я. Головацкий). Благодаря деятельности Дениса Зубрицкого, оказавшегося под влиянием Михаила Погодина, получает распространение идея об общности русского этнического пространства от Карпат до Чукотки.
Русинское население северной Бессарабии и буковинской Хотинщины начинает интересовать исследователей и будителейрусскости во второй половинеXIXв. (И. Аксакова, А. Афанасьева-Чужбинского, П. Несторовского и др.).
При этом вхождение Русской Буковины и Бессарабии в состав Российской империи, непосредственное контактирование с родственным, тогда малороссийским, сообществом и, наконец, государственная политика, направленная на унификацию этнического образа малороссов с великоросским сообществом, в немалой степени способствовали стиранию этнической обособленности русинского самосознания, которое в ходе буржуазных реформ развивалось в интеграционной связке с капитализирующимся и украинизирующимся во второй половине XIX в. населением малороссийских земель.
Ключевые слова: русины, украинцы, фронтир, пограничье Российской и Австрийской империй, Бессарабия, Буковина, описание, авторы.
In the 1830s, the so-called Russian movement was being formed in the Austrian lands; the representatives of the movement emphasized the affinity of the Rusyno-Little Russian component with the all-Russian ethno-cultural space. ("The Russian triad" consisting of M. Shashkevich, I. Vagilevich and Y. Golovatsky). The idea of the common Russian ethnic space from the Carpathians to Chukotka was steadily spread due to the activities of Dennis Zubritsky influenced by Mikhail Pogodin.
The Rusyn population in Northern Bessarabia and BukovinianKhotyn region began attracting interest of researchers and activists who tried to raise Russian ethnic self-awareness in the.latter half of the 19th century (I. Aksakov, A. Afanasiev-Chuzhbinsky, P. Nestorovsky et al.).
At the same time, Russian Bukovina and Bessarabia becoming part of the Russian Empire, direct contacts with the congenial (then called Little Russian) community, and, finally, the state policy aimed at the unification of the ethnic image of the Little Russians with the Great Russian community - all these factors in no small degree contributed to the elimination of the ethnic isolation of the Ruthenian self-consciousness. In the course of bourgeois reformsRuthenian self-consciousness developed in the integration with the Ukrainized population of the Little Russian lands against the background of advancing capitalism in the latter half of the 19th century.
Keywords: Rusyns, Ukrainians, frontier, borderlands of the Russian and Austrian empires, Bessarabia, Bukovina, description, authors.
Разговор в данной работе посвящен рассмотрению русинского населения в трудах исследователей XIX - начала ХХ вв. Особое внимание уделяется демонстрации перманентности полярных взглядов на проблему этнической принадлежности русинства, возникшую в науке и политической мысли означенного периода и продолжающую сохранять свою актуальность вплоть до настоящего времени.
Насколько позволяет регламент, я представлю слушателям ряд региональных специфических промыслов и занятий, свойственных русинам российско-австрийского
пограничья.
Несколько положений, в качестве введения в тему. В силу того, что этнография в России, равно как этнология в Европе, в первой половине XIX в. находилась только в стадии становления; углубленный разговор об этнической истории русинов заменялся тогда рассмотрением отдельного народа по принципу «наши» - «не наши». Нужно сказать, что на обывательском уровне подобный подход во многом сохранился и сегодня, с той лишь разницей, что современная этнологическая наука в немалой степени
© Степанов В. П. © Stepanov V.P.
подгоняется под удобные схемы и клише, выработанные временем.
Напомню основные из них:
- русины рассматриваются в качестве части русского народа;
- русины рассматриваются как этнографическая группа украинского этноса;
- русины претендуют на статус отдельного, четвертого восточнославянского народа;
- и наконец, русины представляют собой славянизированных венгров.
Все эти теории не представляют ничего нового и подробно представлены как в специальной литературе, так и на страницах Интернета.
Наш разговор посвящен русинам российско-австрийского пограничья, проживающим в так называемой «русской Буковине» - в Северной Бессарабии.
Сегодня достаточно часто вспоминают труд Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма», причем одна из идей автора заключается в том, что украинская идея сложилась в узком кругу интеллигенции и не имела «ни поддержки, ни отклика в народе». Отдавая должное принципиальной позиции автора, одновременно нужно отметить односторонний подход к проблеме.
Из рассуждений Н. И. Ульянова вытекает следующее: если государство не сложилось в ХУ-ХУП вв., оно не может иметь основы для развития [2, с. 10]. Обвиняя, как выражается Николай Ульянов, «кучку интеллигенции» в украинском сепаратизме, он подчеркивает неприятие в Галиции украинской пропаганды и распространение дела Якова Головацкого [28, с. 35-47], одного из будителей русскости.
Однако подобный подход представляется несколько предвзятым. Сомнительно, что небольшая по численности пророссийская интеллигенция в крае получила отдачу при пропаганде русскости в среде малограмотного, забитого и измученного всевозможными налогами русинского сообщества в полиэтническом пространстве Австрийской империи. Общерусское сознание не могло массово распространиться среди русинствагабсбургской Руси, прежде всего, в связи с многовековой оторванностью этих земель от России. Причем ни в габсбургский период, ни сейчас, в годы независимости, данная региональная идентичность имела и имеет распространение, наряду с другими, перечисленными выше.
Таким образом, можно рассуждать о распространении ценностей общерусской идеи сверху, через определенный круг сторонников. Историк Н.М. Пашева, занимающийся вопросами этнических процессов в Галиции, справедливо отмечает отсутствие разделения в представлениях русофилов «Украины или России», потому что до второй половины XIX в. такой вопрос не возникал [22, с. 24].
Часть исследователей, следующих за Н.И. Ульяновым, односторонне-патриотически поддерживают высокие идеи будителей русскости, тесно связанных с единомышленниками (М.П. Погодин и др.) и официальными кругами в России. Но при этом те же официальные круги России часто закрывали глаза на процессы, протекавшие на украинских землях; более того, обвинять только австрийско-польскую политическую элиту в раскручивании украинской идеи было бы однобоким подходом. Этому
процессу потворствовала либеральная политика властей в России, особенно на протяжении второй половины XIX в., когда появление запретительных указов 1863 и 1876 гг, направленных на использование украинского языка, наряду с другими регламентациями [34], одновременно сопровождалось закрыванием официального ока на выпуск художественной литературы на украинском языке, который осуществляли Марко Вовчок и Пантелеймон Кулиш, Михаил Котляревский и Тарас Шевченко. И даже запрет на «украинский вертеп» (так назывался украинский народный театр) прекращается сыном Александра II - Александром III [6]. Официальная российская этническая политика в отношении к Малороссии и малороссиянам отличалась противоречивостью и неоднозначностью...
Возвращаясь к австрийской Галиции и малороссийским землям Российской империи, можно констатировать, что процесс этнической мобилизации населения в них имел во многом схожие черты, сочетая в себе конструктивистские усилия вдохновителей, с одной стороны, русской идеи, с другой - украинских ценностей. Это вылилось в активность творческой интеллигенции, так называемых бу-дителей (в Галичине «Русская троица», с другой стороны
- украинофилы: И. Франко, М. Драгоманов. В Малороссии второй половины XIX в. начинает приобретать известность имя украинского народника Т. Шевченко. Одновременно данный процесс накладывался на определенную политику сдерживания со стороны официальных властей двух империй по отношению к этническим процессам в австрийской Галиции и в российской Малороссии. А граница данного процесса проходила непосредственно через земли Северной Бессарабии.
При этом конструктивистско-инструменталистский рок этнической политики двух держав накладывался на симфонию этнических процессов взрослеющего этнического сознания населения с учетом региональной специфики.
В Галиции это была множественная идентичность (которая дает о себе знать вплоть до сегодняшнего дня), где наряду с русинством, а вернее в нем, сосуществовали формы самосознания лемков, бойков, гуцулов, верховинцев. Кстати, подобных примеров множественности этносозна-ния на примере украинского пограничья можно приводить достаточно много, вспоминая этнографические группы литвинов и тех же украинских полищуков (одноименные есть и у белорусов).
В данном контексте нельзя не упомянуть труд буковин-ского этнографа австрийского происхождения Раймунда Фридриха Кайндля, впервые начавшего знакомство с гуцулами под влиянием своей няни - этнической гуцулки, которая сумела привить своему воспитаннику любовь к народной культуре, что впоследствии дало свой результат и вылилось в серьезное этнографическое описание народа, не утратившее своего научного значения вплоть до настоящего времени [31]. В выступлении нет возможности подробно останавливаться на анализе традиционно-бытовой культуры гуцулов, но важно обратить внимание на подчеркивание автором неоднородности русинства, о чем уже говорилось выше. «Бойки, руснаки1 и верховинцы, которых мы называем соседями гуцулов, - пишет Р. Кайндль,
- принадлежат к одному славянскому племени, которое обозначается общеупотребимым, но не извечным народ-
ным именем русины. Гуцулы также официально причисляются к русинам, но они настолько отличаются от бойков и руснаков, что дают повод для многочисленных теорий их происхождения. Не говоря уже о целиком бессмысленных взглядах о том, что в гуцулах можно увидеть славянизированные остатки скифов, готов, куманов, монголов; иная мысль склоняется к тому, что гуцулы могли сформироваться из румын и русинов; наконец считают, что гуцулы - „смешанный народ", который якобы появился из различных элементов в недавнее время. Кто рассмотрит историю восточнокарпатского края, тот действительно не будет возражать, что в гуцулах могли бы соотнестись элементы разных народов... Главным в конце концов остается то, что гуцулы являются славянами по языку, обычаям, народным традициям, кроме отдельных особенностей, которые, конечно, нельзя недооценивать, и что они схожи со своими славянскими соседями. Нации, которые стоят на нижнем культурном уровне, могут ассимилировать другие народы только в случае их количественного перевеса. Основываясь на этом, нельзя возражать, что основная масса гуцулов -славянского происхождения» [31, с. 8-9].
Таким образом, можно лишний раз убедиться, что в рассматриваемый нами период не сложилась единая концепция относительно происхождения русинов. Р. Кайндль вообще констатирует условность отнесения гуцулов к «не извечному народному имени русины» [31, с. 8].
Говоря о бессарабских русинах, следует отметить вполне объяснимый интерес к ним и другим жителям края со стороны русских исследователей. Яркий тому пример - творчество русского исследователя и писателя И.С. Аксакова, посетившего с инспекцией Бессарабию в 1848 г. В своих письмах родным, которые он использовал как дневник, автор писал о Северной Бессарабии: «В этой части Хотинского уезда большая часть руснаки, те же, которые живут в Буковине и Галиции; они говорят по-русски гораздо чище, чем малороссияне. Они смуглы, худощавы, черноволосы и носят длинные волосы, падающие на плечи; неурожай в здешнем уезде, беспорядок управления крестьянами, их неустроенное положение - все это привело их к крайней бедности» [11, с. 56].
Будучи славянофилом, И.С. Аксаков не скрывал своей симпатии к русинскому населению, отмечая одновременно его малообразованность и невежество, подчеркивая, вместе с тем, многоступенчатую эксплуатацию крестьянства со стороны евреев, посессоров и помещиков. В качестве примера - одна из заметок автора: «Руснаки, конечно, знают об облегчениях, сделанных в Галиции рабочему классу, крестьянам, но молчат и терпят. Здесь нет такой ненависти к помещикам, как в Галиции, где помещики поляки; однако же и здешнее положение крестьян таково, что надо бы заняться ими. Мне говорил один руснак, что там лучше. Нормальный контракт, изданный Правительством для тех, кто не заключит добровольных условий, отнимает у крестьян почти всю землю, которою они владели по прежним обычаям, и оставляет им самое малое количество. Помещики, конечно и не хотят заключать добровольных условий, а требуют введения нормального контракта. Крестьяне же не верят, не верят, чтоб это было от государя, а думают, что это все бояре сочинили, и противятся введению этого контракта. Вместе с тем им дано было официально право перехода, и сначала это было просто переселение
из места в место и гулянье по всей Бессарабии; но нигде не нашли они для себя выгодных условий, а только разорялись вконец. Как рассуждают местные помещики? Вот что говорил мне Кишиневский Окружной Предводитель дворянства Донич, очень серьезно: отнимая землю у крестьян, мы делаем им величайшее благодеяние: чем меньше земли, тем более они будут ею дорожить, тем она ценнее, тем лучше будут ее обрабатывать!.. кроме всего этого, здесь делаются неслыханные злоупотребления. Я всячески стараюсь собрать по этому предмету верные сведения, но для этого нужны были бы официальные ресурсы, которых я требовать не вправе. (Какие однако же скоты эти помещики, да и не только в Бессарабии, и у нас в России)» [11, с. 57].
Внимание к населению Бессарабии и пограничных с ней территорий прослеживается в трудах офицеров Генерального штаба русской армии, получивших распространение после событий 1812 г.
К концу 50-х гг. офицеры Генерального штаба охватили исследованиями большую часть губерний и областей. С 1860 г описания стали выходить по несколько томов в год, под общим заглавием «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба». Согласно данным крупного российского дореволюционного историка А.Н. Пыпина, к 1865 г. вышло более 20 описаний разных губерний и областей по общему плану [23, с. 306], который был составлен в 1858 г. при департаменте Генерального штаба. Кстати, до конца Второй мировой войны данные материалы были засекречены.
В плане этнографического изучения Бессарабии особый интерес представляют среди них работы офицеров Генерального штаба М. Дарагана [7, 8] и А. Защука.
Александр Иосифович Защук (1828-1905) был членом РГО и Одесского общества истории и древностей. Он известен как исследователь, собравший богатый материал по истории, географии, демографии, этнографии и фольклору Бессарабии, сотрудничавший с «Бессарабскими губернскими ведомостями» и «Записками Одесского общества истории и древностей».
В 1863 г. А. 3ащуком была опубликована «Этнография Бессарабской области», в которой также затронута рассматриваемая проблема. Он, в частности, утверждал, что часть русинов «составляла племя аборигенов... этих мест». Другая же часть была переселена молдавским господарем Дукой, «который перевел их в свои владения в то время, когда был признан гетманом Украины». Еще часть перешла сюда с Украины и Волыни во время Унии, в конце XVI - ХУ11 вв. [9, с. 504].
В другой своей работе А. Защук попытался обрисовать картину этнографического районирования Бессарабии, где север и центральная часть, по его мнению, были населены преимущественно жителями молдавского происхождения, а северо-западные части Хотинского уезда и берег Днестра - руснаками, «русинами, перешедшими из Галиции и укоренившимися здесь с давнего времени» [18, с. 100-102]. Эти материалы представляют собой интерес, прежде всего, как статистический источник. Здесь же содержатся сведения о казачьих украинских формированиях на территории Бессарабии. Это история создания и расселения Новороссийского казачьего войска, в котором служили и бывшие сечевыеказаки - украинцы. С данны-
ми А. И. Защука во многом перекликаются изыскания современного молдавского исследователя И. А. Анцупова [1, с. 53-110].
Описывая населенные пункты Севера Бессарабии, автор обращает внимание на тот факт, что отдельные из них были основаны казаками, в частности, знаменитое село Новоселица, выступавшее уникальным пограничным кордоном, на котором пересекались границы трех империй -Австрийской, Османской и Российской. Как подчеркивает автор, в практически первом монографическом исследовании, посвященном Бессарабии XIX в., «начало основания Новоселицы приписывают оставшимся здесь казакам, из числа пришедших вместе с гетманом Свирговским, в XVI веке, на помощь валахам против турок» [17, с. 192]. Уже в материалах авторов XIX в. становится видно, что процесс заселения пограничья двух названных империй осуществлялся как с запада, так и с востока.
Среди многочисленных описаний бессарабского края XIX столетия обращает на себя внимание беллетристическая работа А.С. Афанасьева-Чужбинского «Очерки Днестра», в которой автор, практически впервые, подробно останавливается на описании жизни и быта русинов/ руснаковрусско-австрийского пограничья.
Думается, небольшое беллетристическое описание этого поселения и его жителей, которое А.С. Афанасьев-Чужбинский осуществил на языке XIX в., не только будет способствовать освещению фактологического материала, но и хорошо передаст дух самой эпохи, реалии повседневной жизни населения пограничья двух империй: «...Если вы обжились в пограничных селениях и народ не видит в вас чиновника, то из разговоров вы легко можете узнать все новости и даже сплетни ближайших австрийских деревень и местечек» [24, с. 46].
Автор, в частности повествует о населенном пункте Ануты, разделенном, по сути, на австрийскую и русскую части, что служило своеобразным мостом для взаимоотношений, завязанных на множестве хозяйственно-бытовых и родственных интересов: «Деревенька эта, составляющая некогда целое с селом того же названия, принадлежащим Австрии, состоит из нескольких десятков хат, обитаемых руснаками, и с одной стороны лепится по берегу Днестра, а с другой потянулась к яру, над ручьем, отделяющим Бессарабию от Буковины. Пограничный наш кордон стоит в нескольких шагах от австрийского, и, чем далее идешь вверх, тем уже становится ручеек, так, что на выходе из деревни его можно перешагнуть без всякого затруднения. Домашние животные беспрерывно нарушают таможенный устав, служа иногда поводом к серьезным хлопотам своих хозяев, которые, имея надобность преследовать какую-нибудь непокорную овцу в пределах чужого государства, могут подвергнуться большой ответственности. Но не одни домашние животные преступают правила: жители Анут, как бессарабских, так и австрийских, не довольствуясь разговором через нейтральный ручеек, переходят нередко заповедную черту, и преимущественно наши любят посещать австрийский кабачок, в котором водка несравненно лучше и гораздо дешевле. Хотя г. Кокарев, так горячо любящий родину, ввел особенную откупную систему в Бессарабии и, желая облагодетельствовать народ, значительно понизил цену на питье, однако, правду сказать, австрийские патриоты действуют как-то усерднее и
продают водку отличной крепости и очень дешево. Зато, если бессарабского руснака соблазняет заграничный кабачок, австрийский руснак имеет своего рода приманку в Бессарабии - дешевый туземный табак, который, как известно, в Австрии составляет казенную монополию. Впрочем, и кроме этих двух причин жители Анут, той и другой половины, переходят тайком границу, потому что связаны обширным родством, и, например, двоюродные братья и сестры не станут же хлопотать о выдаче заграничных паспортов для того, чтобы повидаться, живя в одном селении. Под вечер тут же, у кордона, происходят разговоры через ручей, и как в таможенных постановлениях не запрещено разговаривать с иностранцами, стоящими на земле другого государства, то и русский стражник, и австрийский егерь проходят молча мимо беседующих, а иногда и сами переговариваются о собственных интересах.» [24, с. 42-43].
Автор подчеркивает черты характера, свойственные приднестровским русинам - трудолюбие, добродушие и робость (А. С. Афанасьев-Чужбинский считал, что последнее качество ими было заимствованно от молдаван). Отдельные черты, такие как скрытность, хитрость, по мнению писателя, развивались близ границы, в силу участия местного населения в контрабандном бизнесе. «Приднестровские контрабандисты переносят чай, сахар, спички, полотно, но главное - переправляют лошадей и скот, смотря, где на последние цена выше. Если в Галиции скот и лошади дороже - их переправляют из Бессарабии, если же здесь цены выше, перегоняют из Австрии. Понятно, что товар этот не покупной, по большей части, а доставляется промышленниками своего рода» [24, с. 8].
Другой писатель, представленный ниже, современник А.С. Афанасьева-Чужбинского И.С. Аксаков подчеркивал, что в основном контрабандой промышляли жившие на пограничье евреи и староверы. Относительно первых он оставил следующий комментарий: «жиды (такое наименование евреев было достаточно широко распространенным в русской литературе XIX в. - В.С.) теснятся, как можно плотнее, ни у одного народа так население не возрастает, как у жидов. В Бессарабии с 1812 года их увеличилось в десять раз. Здесь они ходят все в своем старонемецком костюме, с пейсиками и сильнее удерживают общий жидовский тип; живя на границе, они то ведут контрабанду и редко попадаются, потому что дружно стоят за себя. Во многих местечках видел я целый ряд домов под одной крышей, так что товар, в случае поисков, немедленно передается другому и т. д.» [11, с. 53].
Еще одним сообществом, занимавшимся контрабандным промыслом, на которое указывали авторы XIX в., были старообрядцы. И.С. Аксаков, не жаловал это этноконфес-сиональное сообщество, впрочем, как и евреев. Вот какое описание можно встретить в его эпистолярном наследии: «По сухопутной границе часовые стоят почти на пять верст друг от друга; хотя и есть объездчики, но контрабандные и липованские сношения совершаются беспрепятственно, -липованские еще лучше.» [11, с. 62]. Продолжая свои рассуждения, писатель констатировал: «Всякий беглый каторжник, всякий мошенник, скрывающийся от суда, делается сейчас липованом и пользуется всеми удобствами этого звания. Но, переходя туда (в Австрию - В.С.), русские раскольники, как мне известно, не ограничиваются
одним спокойным свободным отправлением своих обрядов и своего богослужения. Там, окруженные немцами, в земле неравнодушной к политическому быту, они заряжаются тем духом, доводя свои религиозные побуждения до значения политических вопросов» [11, с. 62].
Участники этого регионального, запрещенного промысла называли солдат кордонной службы местоимением «той» (тот) [24, с. 10]. В те времена от них откупались, имея излишки необходимого продукта на случай непредвиденной встречи с пограничниками. Прикордонная служба, кстати, прекрасно знала о проделках местного населения и в определенных местах находила оставленную контрабандистами плату за то, чтобы во время патрулирования с ними не пересекаться.
«Интереснее всего, как приобретается в Австрии водка, - пишет исследователь, - которая гораздо дешевле и несравненно лучше бессарабской. Здесь границей узенький Днестр. Бессарабские рыбаки ездят в челноках до половины речки, а галицийские в таких же лодочках шныряют у своего берега. Условившись с заграничным собратом о количестве водки, руснак наш выезжает перед сумерками на ловлю. Галицианин привязывает небольшой бочонок к своей лодке и ловко передает приятелю бечевку, а наш прикрепляет ее к гвоздику и приплывает к своему берегу. Штука очень простая, если досмотрщики не ловят водки, так вероятно потому, что и сами пользуются запрещенным, но отличным и дешевым товаром». «Собственно, -продолжает автор, - в больших размерах контрабанда идет в Бессарабию по сухой границе и через Прут или по границе Подольской губернии, следуя по двум направлениям: через Хотин, где большие ее склады, и через местечко Бричаны, откуда уже развозится внутрь империи. Приднестровские же обитатели вверх Хотина, как я сказал уже, достают вещи для собственного употребления, занимаются переправой скота и лошадей и помогают евреям в непозволительных аферах» [24, с. 10-11].
Афанасьева-Чужбинского можно назвать исследователем направления в этнологии, которое именуется «этнографией повседневности». Он указывает на еще одну сторону, не ускользнувшую от его внимания. Речь идет о наличии на пограничье категории помещиков, которые имели поместья в двух империях. «Ржавинцы памятны для меня тем, что в числе их владельцев я встретил там образованное семейство г. Добровольского - бессарабского и австрийского помещика. Тут же за границей у него есть имение, отлично устроенное, с превосходным домом, но он предпочитает жить в Бессарабии» [24, с. 47]. Необходимо дополнить, что подобные представители дворянского сословия обладали особым статусом и правом упрощенного переезда границы.
Безусловно, сегодня наблюдения А.С. Афанасьева-Чужбинского представляются отчасти поверхностными, а местами односторонними и даже наивными, но следует отдать должное исследователю, впервые осуществившему экспедицию в русинские села Бессарабии. Нужно также обратить внимание на отмеченную им размеренность жизни и взаимоотношений жителей пограничья двух империй, на которую не повлияла политическая напряженность, возникшая между двумя империями в ходе Крымской кампании.
К заслуге писателя-беллетриста также нужно отне-
сти умение осуществлять бытовые зарисовки из жизни изучаемого народа, позволяющие узнать многочисленные подробности культуры взаимоотношений, рассуждений, мировоззренческих взглядов русинов - то, чем наиболее ценен его труд.
Возвращаясь к рассмотрению взглядов авторов XIX в. относительно вопроса об этнической идентичности русинского населения, в частности на пограничье двух империй, следует отметить, что А.С. Афанасьев-Чужбинский относил русинов Бессарабии к «отрасли малороссов» [24, с. 3]. Возможно, в этом на него оказал влияние официальный взгляд на малороссов как на часть единого русского народа. И тем не менее произведение А.С. Афанасьева-Чужбинского появляется в период начала размежевания русского движения Галиции на сторонников великорусской идеи и украинофилов. Сторонник украинской идеи украинский писатель Иван Франко отмечал недооценку работ Афанасьева-Чужбинского в среде украинских ученых, считавших, что «он как-то неопределенно держал себя в вопросах украинской политики: не то шел рука об руку с „громадою", не то тянул в сторону „москалей"» [33, с. 29]; сам же Франко высоко оценивал его научные заслуги.
Другой известный исследователь польского происхождения - Петр Артемович Несторовский, автор нескольких книг о русинах Севера Бессарабии. В своем труде «Бессарабские русины» исследователь не отделяет их от малороссов: «под русинами принято вообще понимать малорусское население Галиции и Буковины или потомков тех древних славян, которые в истории известны под именем Червоной Руси или червонорусов» [19, с. 1]. Далее автор поясняет, что бессарабские русины за протекшее время своей обособленной жизни успели превратиться в самостоятельную этнографическую единицу, с довольно явственно обозначенной индивидуальностью: «В настоящее время они уже не русины Буковины и Галиции и не малорусы юго-западных губерний России, а племя почти самостоятельное, понимая, конечно, это последнее относительно» [19, с. 2].
Великорусский подход к проблеме демонстрирует в своем творчестве член Русского географического общества Григорий Иванович Купчанко. Он вообще рассматривает территории Буковины, Бессарабии, Молдавии, Трансильвании, гористой части Венгрии, Валахию и Банат как земли, заселенные в древности исключительно славянскими племенами. «Все историки, - писал он, - даже и румынские, одногласно утверждают, что, когда монголы были прогнаны с Дуная Людовиком, королем венгерским, румыны в 1352 году под предводительством князя Драгоша переселились из Мармороша и Семиградских гор, где вели доселе тихую пастушечью жизнь, в славянские области, именно: Буковину, Бессарабию и Валахию, смешались с здешними русскими, приняли их нравы и обычаи и даже русский (думается, автор имел в виду древнерусский -В.С.) язык» [16].
Из вышеприведенных примеров становится видно, что часть авторов, описывающих жизнь и быт русинов, находилась на пророссийских позициях (А.С. Афанасьев-Чужбинский, П.А. Несторовский, Г.И. Купчанко и др.). Отражая идеи великороссийской концепции, они одновременно не смогли повлиять на формирование общественной мысли, направленной на поддержание русинства.
Русинство Бессарабии и Северной Буковины, попав под общероссийское воздействие, испытывало общий резонанс от процессов, протекавших в среде малороссийского массива населения.
Русины русского фронтира Бессарабии и Северной Буковины испытывали серьезное воздействие со стороны двух составляющих. В качестве первой можно назвать мощные примордиальные реалии в виде аккультураци-онных и ассимиляционных процессов в среде русинского населения, импульс к развитию которых поступал со стороны восточнороманского населения, чему в немалой степени способствовало единоверие и поиск русинским населением духовного единства с родственными по религиозным воззрениям, наиболее близко проживающими молдаванами.
Вхождение Русской Буковины и Бессарабии в состав Российской империи, непосредственное контактирование с родственным, тогда малороссийским, сообществом и, наконец, государственная политика, направленная на унификацию этнического образа малороссов с великоросским сообществом в немалой степени способствовали стиранию этнической обособленности русинского самосознания в Бессарабии. В ходе буржуазных реформ самоидентификация русинов края развивалась в интеграционной связке с капитализирующимся и украинизирующимся во второй половине XIX в. населением малороссийских земель, на что начинают обращать внимание авторы конца XIX - начала ХХ вв. Причем эти процессы аккультурации в среде местного русинства шли в двух направлениях в сторону, прежде всего, молдаванизации, а также украинизации (В. Бутович [5], Л. Берг [3] и др.)
Напомним, что еще в начале XIX в. единство взглядов на религиозную идентичность превалировало над иными видами идентичностей. Как справедливо отмечает И. Буркут, «многие буковинцы были выходцами из смешанных семей и владели, как минимум, двумя языками -их национальное самосознание отличалось определенной размытостью, нечеткостью. Над ним, как в средневековье, доминировало конфессиональное сознание. А общее для восточнороманского населения Буковины православие традиционно называлось здесь „волошской верой". Отсюда и самоназвание „волохи", содержащее не столько этнический, сколько конфессиональный смысл. Его рьяно поддерживали священники-румыны, которых назначали в этносмешанные села с целью румынизации славян» [4, с. 48-49]. Кстати, при работе в экспедициях в украинском Буджаке автору не раз приходилось убеждаться в аналогичной практике украинских властей, назначающих в болгарские приходы священников, окончивших Львовскую духовную семинарию. Но это к слову.
Автор специально не касается этнических процессов, имевших место в Цислейтании, поэтому проблемы закарпатских русинов, их собратьев из Славонии и других регионов в данном контексте не затрагиваются.
Возвращаясь к сказанному выше, можно утверждать, что длительность совместного проживания на одной территории, а также религиозные миграции, особенно усилившиеся после Брестской унии 1596 г, способствовали участию русинов в этнической судьбе соседних народов: молдаван, румын и поляков. А последние, в свою очередь, не могли не оказывать влияния на русинское насе-
ление. Обобщая выводы, сделанные многими авторами XIX - начала XX вв. (А.С. Афанасьевым-Чужбинским, П.А. Несторовским, Л.С. Бергом), можно утверждать, что русинское население, попавшее под влияние восточноро-манского компонента, в частности, оказалось в значительной степени подвергнуто ассимилятивным процессам. Дополняя данное утверждение, следует также констатировать, что русинское население Бессарабии и Буковины второй половины XIX - начала ХХ вв. оказалось в значительной степени подвержено и процессу украинизации.
Распространение украинской идентичности осуществлялось множественно, через активную миграцию в Бессарабию населения из регионов Украины в указанный период. В ряде исследований В.С. Зеленчука [10, с. 178184] и В.М. Кабузана [12, с. 56] отмечается увеличение численности украинцев края, интенсивно заселяющих Бессарабию на протяжении XIX в., что особенно усилилось во второй его половине. Дополнительным фактором выступало расселение в Бессарабии XIX в. украинского казачества, прежде всего на юге.
В немалой степени распространению украинской идентичности среди русинского населения Северной Бессарабии и Буковины способствовали контакты русинов с жителями малороссийских территорий. Спасаясь от безденежья, русины отправлялись на заработки (фальчи), в частности в Подолию, Волынь и другие регионы Украины.
Тесному культурному малороссийскому влиянию способствовал такой региональный промысел русинов, как извоз. П.А. Нестровский в конце XIX - начале ХХ вв. оставил красочное описание быта русинов-фальчевников: «В таком обозе есть что-то старинное, чумацкое. Для полноты картины недостает только чумацких волов, которых буковинцы и другие русины для таких длинных поездок никогда не берут, заменяя их лошадьми» [20, с. 682]. Для волов в Бессарабии не хватало земли для выпаса. Заставляла от них отказаться и их природная медлительность, непозволительная при перевозке скоропортящихся товаров, производимых в Бессарабии, в отличие от способных сохраняться долгое время, которые обычно перевозили украинские чумаки. Разбиваясь на мелкие группы, фальчевники разводили костер, на котором готовили «всегдашнее вечернее блюдо простолюдина-бессарабца - мамалыгу...», спали «тут же у повозок на голой земле, даже в дождливую пору» [21, с. 167-168].
Возвращаясь к вопросу этнической идентичности населения Западной Украины, необходимо отметить следующую ее особенность: вплоть до настоящего времени (озвучивания данного сообщения) там имеет место сочетание двуединого явления: борьбы за украинскую идею и отстаивание русского начала. И то и другое направление находили и продолжают находить своих сторонников [13]. Феномен западноукраинской идентичности не может изучаться в однополярном измерении. Неправильным будет подобный подход и в отношении русинства, которое продолжает сохранять внутри себя множественную этническую идентичность.
Тема этнической идентичности населения, проживающего на пограничье восточнославянского мира, до настоящего времени выступает проблемой не только научных дискуссий, но и серьезных политических комбинаций, что, безусловно, характеризует вовлеченность в процесс фор-
мирования национальной идентичности конструктивистского начала, с одной стороны, и инструменталистского, с другой.
При этом сомнительной представляется попытка отдельных молдавских историков идеализировать идею о возрождении общерусского сознания в среде современного украинского сообщества в Республике Молдова. Речь идет о П.М. Шорникове [27, с. 151-177] и его идейном воспитаннике С.Г. Суляке [25; 26, с. 141-149], - современных продолжателях дела Я. Головацкого и Н.И. Ульянова [30] в Молдове. Как раз в данном случае речь идет о течении, которое сегодня оппоненты характеризуют как «политическое русинство» [32, с. 9-63; 15, с. 146-154].
Современные исследователи справедливо отмечают наличие в настоящее время двух тенденций в русинском движении: с одной стороны - движение народоведов-исследователей, с другой - политическую составляющую
современного русинства [29, 14, с. 115], часто получающую подпитку извне.
В ряде своих работ мне приходилось неоднократно подчеркивать близость исторических судеб Бессарабии и Украины, и в этом разговоре не могу удержаться от сравнения схожести нового мобилизационного толчка, который произошел после развала СССР, дав мощный импульс возрождению украинского и русинского начала в Западной Украине и не менее показательному эквилибризму молдавской идеи, ищущей опору то в Кишиневе, то в столице самопровозглашенной Приднестровской Молдавской Республики, где трудятся самые известные идеологи данного направления.
Я специально не затрагивал литературы, посвященной положению и состоянию русинства накануне Первой мировой войны и распада Австро-Венгрии, считая, что данная тема требует отдельного рассмотрения.
Примечания
l. В литературе и интернет-ресурсах получила распространение точка зрения о том, что термин «руснак» (синоним «русин») является нротивоноставлением этнониму «поляк» (Кто такие русины? [дата обращения: 06.06.201S]. Режим доступа: http://ya-rusin.com/kultura-rusinov/kto-takie-rusiny.html; Суляк С. Русины в истории: прошлое и настоящее // Международный исторический журнал «Русин». Кишинев: Издательский дом «Татьяна», 2007. Т. 10. С. 29-56. и др.). Думается, что в данном случае над объективностью доминирует попытка искусственного нротиво-поставления двух славянских общностей, которые в истории действительно не раз пересекались, но самоназвание формировалось скорее в силу специфики словотворчества в славянских языках. Можно даже допустить, что данный термин мог возникнуть как подражание форме одного самоназвания другому. Впрочем, термин «руснак» имел региональное распространение, в частности в Бессарабии. Шире использовался термин «русин» - как в народе, так и в литературе.
Библиографический список
1. АнцуповИ.А. Казачество российское между Бугом и Дунаем. Кишинев, 2000. 290 с. ISBN 9975-9561-2-2.
2. АринштейнЛ. От сепаратизма к самостийничеству. В: Ульянов Н. И. Происхождение украинского сепаратизма. М.: Грифон, 1966. 27S с.
3. БергЛ.С. Население Бессарабии. Этнографический состав и численность, с десятиверстной этнографической картой Бессарабии. Петроград: Б. и., 1923. 59 с.
4. БуркутИ. Историческая судьба галицкого и буковинскогорусинства. Финал. В: Русин, 2009, № 3 (17). С. 47-60. ISSN 1S57-26S5 (РГШГ). ISSN 2345-1149 (PDF).
5. БутовичВ.Н. Материалы для этнографической карты Бессарабской губернии. Киев: скоронеч. Х. Ю. Бурштейна, 1916. 59 с.
6. Валентинов О. Как Российская империя породила украинский национализм [дата обращения: 22.05.201S]. Режим доступа: http:// ruspravda.info/Kak-Rossiyskaya-imperiya-porodila-ukrainskiy-natsionalizm-32252.html.
7. Дараган М. Военно-статистическое обозрение Бессарабской области. СПб.: в типографии Департамента Генерального Штаба, 1S49. 162, 90 с., 35 л. табл.
S. ДараганМ.. Заниски о войне в Трансильвании в 1S49 году. СПб.: Издание Я. С. Исакова, 1S59. 27S с.
9. ЗащукА.И. Этнография Бессарабской области. В Заниски Одесского общества истории и древностей. Т. 5. Одесса, 1S63. С. 491-5SS.
10. ЗеленчукВ.С. Население Бессарабии и Поднестровья в XIX в.: (Этнические и социально-демографические процессы). Кишинев: Штиинца, 1979. 2S7 с.
11. Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. Часть первая. Учебные и служебные годы. Т. II. Письма 1S4S-1S51 годов. М., Тин. М. Г. Волчанинова, lSSS. 4бб с.
12. Кабузан В.М. Народонаселение Бессарабской области и левобережных районов Приднестровья (конец XVIII - первая половина
XIX в.). Под ред. В. С. Зеленчука. Кишинев: Штиинца, 1974. 15S с.
13. КлоповаМ.Э. Русины, русские, украинцы: Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX - начале
XX века. М.: Индрик, 2016. 279 с.; ISBN 97S-5-91674-412-5.
14. Кожолянко Г., Кожолянко А. Исследование этнонолитических процессов в Украине. Буркут I. Русинство: Минуле i сучасшсть. Чершвщ. Прут, 2009. В: Revista de Etnologie §i Culturologie. Vol. VII. Chiçinâu, 2010. С. 113-116. ISSN 1S57-2049.
15. Кожухарь В.Г. К вопросу о «политическом русинстве» в Молдове. B: Revista de EtnologieçiCulturologie. Vol. 1. Chiçinâu, 2006. С. 146-154. ISSN 1S57-2049.
16. Купчанко Г.И. Некоторые историко-географические сведения о Буковине [Песни буковинского народа]. Киев: тин. М. П. Фрица, 1S75. 314 с.
17. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Обозрение Бессарабской области. Составитель - Генерального штаба капитан А. Защук СПб.: тин. Э. Веймера. Ч. II. 1S62. 274 с.
1S. Материалы для военной географии и военной статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Военное обозрение Бессарабской области. Составитель - Генерального штаба капитан А. Защук. СПб., 1S63. 345 с.
19. Несторовский П.А. Бессарабские русины. Историко-этнографический очерк. Варшава: Сатурн, 1905. 174 с.
20. Несторовский П.А. По русской Буковине (Путевые заметки). В: Исторический вестник, 190S, год 29, Т. CXII. С. 671-706.
21. Несторовский П.А. На севере Бессарабии. Варшава: Сатурн, 1910. 207 с.
22. ПашеваН.М. Очерки истории русского движения в Галичине XIX-XX вв. М.: Тин. ГПИБ, 2001. 201 с. ISBN 5-S5209-100-6.
23. ПыпинА.Н. История русской этнографии. Т. II. СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1S91. 42S с.
24. Собрание сочинений А. С. Афанасьева (Чужбинского) нод ред. П. В. Быкова. Т. VIII. Изд. 2-е, просмотренное и исправленное. Поездка в Южную Россию. Очерки Днестра. СПб.: Герман Гонне, 1S93. 420 с.
25. Суляк С.Г. Осколки Святой Руси. Очерки этнической истории руснаков Молдавии. Науч. ред. П. М. Шорников. Кишинев:
Издательский дом «Татьяна». 2004. 240 с. ISBN 9975-948-24-3.
26. Суляк С. Этнокультурная идентичность русинов Севера Молдавии. B: Русин, 2006, № 4 (6). С. 141 - 149. ISSN 1857-2685 (Print); ISSN 2345-1149 (PDF).
27. Шорников П. М. Парабола забвения: этническое самосознание русинов Молдавии в XX - начале XXI века. B: Русин, 2005, № 2 (2). С. 151-177. ISSN 1857-2685 (Print); ISSN 2345-1149 (PDF).
28. Щавинская Л. Л. Яков Головацкий как исследователь восточнославянских культур. В: Славянский мир в третьем тысячелетии: человек, общество, народ в истории, языке и культуре/ Отв. ред. Е. С. Узенёва. М.: ИСл РАН, 2014. 360 с. ISBN - 978-5-7576-0307-0.
на украинском языке
29. БуркутI. Русинство: Минуле i сучасшсть. Чершвщ: Прут, 2009. 384 с. ISSN 0130-6936
30. Дашкевич Я. Р. Двiрецензil. Чшснуе украшський сепаратизьм? [дата обращения: 02.03.2018]. Режим доступа: https://keui.files. wordpress.com/2010/12/17_dashkevich.pdf с. 184 и др.
31. Кайндль Р. Ф. Гуцули: 1х життя, звича! та народш перекази. Черншвщ: Молодий буковинець, 2000. 208 с. ISBN 966-7109-20-8.
32. Мишанич О. Пол™чне русинсьтво: истс^я i сучасшсть. !дейш джерелаза карпатського регюнального сепаратизму. В: Украшщ - русини: утнолшгвистичш та етнокультурншроцеси в юторичному розвитку. Голов. ред. Г. Скрипник, НАН Укра1ни, МАУ ШФЕ iм. М. Т. Рильського. Кшв, 2013. С. 9-63. ISBN 978-966-02-6767-1.
33. Франко 1ван. Олександр Степанович Афанасьев-Чужбинський // Зiбраннятворiв у пятидесяти томах. Литературно-критичш пращ 1911-1914. Т. 39. Кшв: Наукова думка, 1983. С. 23-30.
34. Хрошка заборон украшсько! мови. [дата обращения: 03.04.2018]. Режим доступа: https://zaxid.net/ hronika_zaboron_ukrayinskoyi_movi_n1257817
References
1. AntsupovI.A. Russian Cossacks between the Bug and the Danube. Chisinau, 2000. 290 p. ISBN 9975-9561-2-2.
2. Arinstein L. From separatism to self-emancipation. In: Ulyanov NI. The origin of Ukrainian separatism. M .: Griffin, 1966. 278 p.
3. Berg L.S. Population of Bessarabia. Ethnographic composition and number, with a ten-verse ethnographic map of Bessarabia. Petrograd: B. and., 1923. 59 p.
4. Burkut I. The historical fate of the Galician and Bukovinian russia. The final. In: Rusin, 2009, No. 3 (17). Pp. 47-60. ISSN 1857-2685 (Print). ISSN 2345-1149 (PDF).
5. Butovich V.N. Materials for the ethnographic map of the Bessarabian province. Kiev: skoropech. Kh. Yu. Burshteyna, 1916. 59 p.
6. ValentinovO. How the Russian Empire spawned Ukrainian nationalism [circulation date: 05.22.2018]. Access mode: http://ruspravda.info/ Kak-Rossiyskaya-imperiya-porodila-ukrainskiy-natsionalizm-32252.html.
7. Daragan M. Military-statistical review of the Bessarabian region. SPb .: in the printing house of the Department of the General Staff, 1849. 162, 90 p., 35 p. tab.
8. DaraganM. Notes on the war in Transylvania in 1849. SPb .: Edition of Ya. S. Isakov, 1859. 278 p.
9. ZashchukA.I. Ethnography of the Bessarabian region. In Notes of the Odessa Society of History and Antiquities. V. 5. Odessa, 1863. Pp. 491-588.
10. Zelenchuk V.S. Population of Bessarabia and Dniester in the XIX century: (Ethnic and socio-demographic processes). Chisinau: Shtiintsa, 1979. 287 p.
11. Ivan Sergeevich Aksakov in his letters. Part one. Training and service years. T. II. Letters of 1848-1851. M., Type. MG Volchaninov, 1888. 466 p.
12. Kabuzan V.M. Population of the Bessarabian region and left-bank districts of Transnistria (end of the 18th - the first half of the 19th centuries). Ed. V.Selenchuk. Chisinau: Shtiintsa, 1974. 158 p.
13. Klopova M.E. Rusyns, Russians, Ukrainians: National movements of the Eastern Slavic population of Galicia in the 19th - early 20th century. M .: Indrik, 2016. 279 pp .; ISBN 978-5-91674-412-5.
14. Kozholyanko G., Kozholyanko A. Investigation of ethno-political processes in Ukraine. Burkut I. Russification: Minule i suchasnist. Chernivtsi. Prut, 2009. In: Revista de Etnologie ji Culturologie. Vol. VII. Chisinau, 2010. pp. 113-116. ISSN 1857-2049.
15. Kozhukhar VG To the question of "political rusinstvo" in Moldova. B: Revista de EtnologiejiCulturologie. Vol. 1. Chisinau, 2006. Pp. 146-154. ISSN 1857-2049.
16. Kupchanko G.I. Some historical and geographical information about Bukovina [Songs of the Bukovinian people]. Kiev: type. M.P. Fritz, 1875. 314 p.
17. Materials for geography and statistics of Russia, collected by officers of the General Staff. Survey Bessarabian region. Compiled by the General Staff Captain A. Zashchuk SPb .: typ. E. Weimer. Part II. 1862. 274p.
18. Materials for military geography and military statistics of Russia, collected by officers of the General Staff. Military review of the Bessarabian region. Compiled by the General Staff Captain A. Zashchuk. SPb., 1863. 345 p.
19. Nestorovsky P.A., Bessarabian Rusyns. Historical and ethnographic essay. Warsaw: Saturn, 1905. 174 p.
20. Nestorovsky P.A., For Russian Bukovina (Travel Notes). In: Historical Gazette, 1908, year 29, T. CXII. Pp. 671-706.
21. Nestorovsky P. In the north of Bessarabia. Warsaw: Saturn, 1910. 207 p.
22. PashevaN.M. Essays on the history of the Russian movement in Galicia in the XIX - XX centuries. M .: Type. GPIB, 2001. 201 p. ISBN 5-85209-100-6.
23. Pypin A.N. The History of Russian Ethnography. T. II. SPb .: M. M. Stasyulevich Printing House, 1891. 428 p.
24. Collected Works of A.S. Afanasyev (Chuzhbinsky), ed. P.V. Bykov. T. VIII. Ed. 2nd, reviewed and corrected. A trip to South Russia. Essays on the Dniester. SPb .: Hermann Goppe, 1893. 420 p.
25. Suliak S.G. Shards of Holy Russia. Essays on the ethnic history of the Rusnaks of Moldova. Scientific ed. P.M. Shornikov. Chisinau: Tatiana Publishing House. 2004. 240 p. ISBN 9975-948-24-3.
26. SulyakS. Ethnocultural Identity of the Ruthenians of the North of Moldova. B: Rusin, 2006, No. 4 (6). Pp. 141-149. ISSN 1857-2685 (Print); ISSN 2345-1149 (PDF).
27. Shornikov P.M. Parabola of Oblivion: Ethnic Identity of the Rusyns of Moldavia in the 20th - early 21st Century. B: Rusin, 2005, No. 2 (2). Pp. 151-177. ISSN 1857-2685 (Print); ISSN 2345-1149 (PDF).
28. ShchavinskayaL.L. Yakov Golovatsky as a researcher of Eastern Slavic cultures. Q: Slavic world in the third millennium: man, society, people in history, language and culture / Ed. ed. E. S. Uzeneva. M .: ISL RAS, 2014. 360 p. ISBN - 978-5-7576-0307-0.
in Ukrainian
29. Burkut I. Rusynstvo: Past and modernity. Chernivtsi: Prut, 2009. 384 p. ISSN 0130-6936
30. Dashkevich Ya.R. Dvreecensy. Does a Ukrainian separatism? [reference date: 02.03.2018]. Access mode: https://keui.files.wordpress. com/2010/12/17_dashkevich.pdf with 184 et al
31. KayndlR. F. Gutsuli: their life, customs and people's transcripts. Chernivtsi: Molodybokvinnets, 2000. 208 p. ISBN 966-7109-20-8.
32. Michanich O. Politichnerusinstvo: History and Modernity. Ideological sources of the Transcarpathian regional separatism. In: Ukrainians - Rusyns: ethno-linguistic and ethno-cultural processes in historical development. Heads Ed. G. Skrypnyk, National Academy of Sciences of Ukraine, UIA, IMFA and others. M. T. Rylsky. Kyiv, 2013. pp. 9-63. ISBN 978-966-02-6767-1.
33. Franco Ivan. Oleksandr Stepanovich Afanasyev-Chuzhbinsky // Collection of works in fifty volumes. Literary-critical labor of 19111914. T. 39. Kyiv: Scientific Opinion, 1983. P. 23-30.
34. Chronicle of the defense of the Ukrainian language. [reference date: 03/04/2018]. Access mode: https://zaxid.net/ hronika_zaboron_ukrayinskoyi_movi_n1257817
