CC BY
16
Н.С. Катанаев (Москва)
СКОМОРОХ АЛЕКСЕЙ КРУЧЕНЫХ: СТИХОТВОРНЫЕ ПОСВЯЩЕНИЯ Н.И. ХАРДЖИЕВА
Аннотация. Статья посвящена рецепции образа Алексея Крученых как скомороха в стихотворениях Н.И. Харджиева. Проанализированы стихотворения «Звученых в чащобе...», «Дела виршеплетов - морока...» и «Чудовищный, но человечный...» из сборника «Крученыхиада». Среди других «амплуа» футуриста, предложенных Харджиевым в многочисленных посвящениях, образ скомороха выделяется ярко выраженной национальной окраской. В анализируемых текстах Харджиев создает аллюзии на поэтическое творчество и теоретические статьи будетлянина («Слово как таковое», «Стихомет Зудиссимо» и проч.). Также поэт проводит параллели между скоморошеством, волхованием и юродством. Эти три феномена объединяет экстатическое состояние вовлеченных в действие лиц. О подобном состоянии писал и сам Крученых в сборнике 1913 г. «Взорваль». Кроме того, интерес ближайшего окружения поэта-заумника (в частности, Владимира Маяковского и Романа Якобсона) к скоморошеству и вероятное знакомство футуриста с современными исследованиями, посвященными скоморохам (в первую очередь, монографией А.С. Фаминцына «Скоморохи на Руси» 1889 г.), позволяют предположить, что рецепция Харджиева была вызвана действительно существовавшей творческой маской скомороха самого Крученых. Национальное начало скоморошеского искусства, нашедшее отражение в рецепции Харджиева, имело большое значение и для Крученых. Скоморошеский образ (так же, как использование фольклорной зауми, архаизирующих неологизмов и народного стиха) был элементом древней поэзии, которую пытался возродить будетлянин.
Ключевые слова: русский авангард; футуризм; Н.И. Харджиев; А.Е. Крученых; скоморох; литературная маска; посвящение.
N.S. Katanaev (Moscow)
The Buffoon Aleksey Kruchenykh: The Poetic Dedications of Nikolay Khardzhiev
Abstract. The article discusses the reception of Aleksey Kruchenykh's image as buffoon in Nikolay Khardzhiev's poems. Three poems from the collection "Kruchenykhi-ada", in which this image appears, were analyzed. Among other "roles" of the futurist, proposed by Khardzhiev in the numerous dedications, the image of the buffoon stands out with a pronounced national coloring. In the analyzed texts, Khardzhiev creates allusions to the poetic works and theoretical articles by the futurist ("The Word as Such", "Stihomet Zudissimo", etc.). Also, the poet draws parallels between buffoonery, magic, and craziness. These three phenomena have a common feature - the ecstatic state of the
persons involved in the action. Kruchenykh himself wrote about a similar state in his collection "Vzorval", 1913. In addition, the interest of the inner circle of the poet (in particular, Vladimir Mayakovsky and Roman Jakobson) to buffoonery and the probable acquaintance of the futurist with contemporary studies devoted to buffoons (first of all, Andrey Famintsyn's monograph "Buffoons in Russia", 1889), make it possible to suggest that Khardzhiev's reception was caused by the Kruchenykh's really existing creative mask of the buffoon. The national origin of buffoonery art, reflected in Khardzhiev's reception, was very important for Kruchenykh as well. The image of buffoon (as well as the use of folklore zaum, archaizing neologisms and folk verse) was an element of ancient poetry, which the futurist tries to revive.
Key words: Russian avant-garde; futurism; Nikolay Khardzhiev; Aleksei Kruchenykh; buffoon; literary mask; dedication.
В 1993 г. издательством «Гилея» был впервые издан сборник стихотворений Феофана Буки «Крученыхиада». Под этим псевдонимом скрывался Николай Иванович Харджиев (1903-1996). Самые ранние тексты «Круче-ныхиады», сохранившиеся лишь благодаря тому, что Алексей Крученых сам сдал их в РГАЛИ (ф. 1334, оп. 1, ед. хр. 280-282), датированы 1943 г. (поздравление с 57-м днем рождения; впоследствии такие поздравительные стихотворения стали ежегодный традицией и были включены в сборник). Последние были добавлены Харджиевым во второе издание 2006 г. С.В. Сигов (Сергей Сигей), автор предисловия ко второму изданию, подчеркивал, что «Феофан Бука - самый близкий друг Алексея Крученых и микроскопировал жизнь футуриста на протяжении десятилетий. Это лучшее и единственно правильное до сих пор исследование жизни и творчества Крученых» [Харджиев 2006, 410].
В огромном корпусе текстов «Крученыхиады» автор предложил много «амплуа» Крученых: шамана, черта, вампира, мага, оборотня, кокильяра, апаша и проч. И только один из образов поэта-футуриста имеет ярко выраженную национальную оценку - скоморох. Скоморохи присутствуют и на вырезанной из неизвестного журнала обложке самодельного сборника посвящений Харджиева, подаренных Крученых (РГАЛИ. Ф. 1334, оп. 1, ед. хр. 282). Этому особенному образу и посвящено настоящее исследование.
Кроме того, «скоморошеское» начало в творчестве Алексея Крученых до сих пор не попадало в поле внимания исследователей русского авангарда. Однако объектом изучения неоднократно становилось скоморошество в поэзии других участников группы «Гилея». Одним из первых скоморошескую традицию в поэзии авангардистов выявил И.П. Смирнов в статье «Место "мифопоэтического" подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского "Вот так я сделался собакой")» (1978). В ряду возможных интерпретаций исследователь указывает, что символичное превращение лирического героя в собаку может восходить к сюжету былины «Вавила и скоморохи», или, в глобальном смысле, традиции скоморохов наряжаться животными [Смирнов 1978, 200-201]. Более подробно проблема скоморошества в творчестве
Маяковского раскрыта в диссертации М.А. Галиевой «Трансформация фольклорной традиции в русской поэзии начала XX века: С.А. Есенин и В.В. Маяковский» (2016). Упомянутое выше ряженье в костюмы животных исследователь прослеживает в трагедии «Владимир Маяковский» и поэме «Облако в штанах». В поэме же автор обнаруживает, что в речи лирического героя возникает экстатический катарсис, свойственный выступлениям скоморохов [Галиева 2016, 179, 185]. Помимо этого, скоморошество в его связи с погребальным комплексом прослеживается в поэме «Человек» [Галиева 2016, 182].
Скоморох также становится персонажем поэтических текстов рубежа веков. Из них выделим стихотворение Л.Н. Трефолева «Грядущий скоморох» (1892). В нем человек будущего предстает именно в образе скомороха, который противопоставляет себя современному поэту:
"Несчастный! Ты мне незнаком.
Ты, вместе с Музою-наседкой,
Пел добродушно... петушком.
Мой смех - не твой! Он над долиной
Звучит с небес, как крик орлиный" [Трефолев 1958, 181].
Такое противопоставление очень созвучно идеям, высказанным футуристами два десятилетия спустя. Н.С. Выгон в докторской диссертации «Современная русская философско-юмористическая проза: проблемы генезиса и поэтики» (2000) называет смех скоморохов «способом преодоления косности, началом, рождающим новые отношения, новый взгляд на мир» [Выгон 2000, 376].
Кроме того, в 1930-е гг. Р.О. Якобсон, соавтор Крученых по сборнику «Заумная гнига», в своем курсе лекций «Формализм и современное русское литературоведение» представил «единую версию истории русской литературы от византийского средневековья, скоморохов и "Слова о полку Игореве" до своих современников, Маяковского и Хлебникова» [Якобсон
2011, 104]. О самом же Крученых литературовед вспоминал так: «У Кручёных бывали <.> неожиданные, озорные сопоставления и колоссальное чувство юмора. Он замечательно декламировал и пародировал» [Якобсон
2012, 34].
Активный интерес ближайшего окружения Алексея Крученых к скоморошеству позволяет предположить, что и в творчестве будетлянина скоморошья традиция должна была оставить след. В кругу своих знакомых Крученых был известен не только как поэт, но и как библиофил и коллекционер редких изданий (об этом писали поэт М.М. Скуратов, купец-меценат А.А. Шемшурин и другие современники [Сухопаров 1992, 99; 243]), поэтому он вполне мог быть знаком со сборниками текстов скоморохов и посвященными им монографиями конца XIX - начала XX вв.
Самым ранним исследованием русского скоморошества считается небольшая статья И. Беляева «О скоморохах» (1854). Однако, на наш
взгляд, больший интерес представляет книга музыковеда, профессора Санкт-Петербургской консерватории А.С. Фаминцына «Скоморохи на Руси» (1889), наиболее обобщающая и популярная монография периода предмодернизма. О глубине и охвате исследования можно судить по тем задачам, которые ученый обозначает во введении: «Исследовать, в чем именно заключалось искусство скоморохов, рассмотреть характер их, разносторонность потешной их деятельности, отношение к ним народа, наконец - гибель и замещение их иными представителями музыкального искусства» [Фаминцын 1889, 2]. Таким образом, скоморохи, в понимании Фамицына, оказываются близки футуристам своим антагонизмом в отношении искусства Нового времени. Кроме детального воссоздания жизни и образа скоморохов, Фаминцыну удалось собрать в монографии множество примеров скоморошьих песен, былин и других фольклорных источников.
Следующим важным шагом в изучении скоморошества и смеховой культуры в целом стало издание в 1898 г. на русском языке книги французского профессора истории А. Газо «Шуты и скоморохи всех времен и народов». Помимо самого перевода монографии с французского языка издание содержало «дополнения из Сборника Кирши Данилова, из вышеназванной книги А.С. Фаминцына, из статьи, помещенной в "Историческом Вестнике" за 1888 год и др.» [Газо 1898, 4].
Помимо академических исследований, на рубеже Х1Х-ХХ вв. выходит ряд сборников прозаических и стихотворных текстов, стилизованных под скоморошеские. Отметим лишь некоторые из них: «Скоморох: Юмористический альбом с карикатурами (сцены, рассказы, стихотворения, шутки, остроты и проч.)» (1883); «Скоморох XX века: сборник русской и переводной юмористики в прозе и стихах» (1904); «Скоморох: юмористический сборник» (1910).
Итак, Крученых вполне мог быть знаком с этими текстами и, возможно, примерять на себя маску скомороха. Во всяком случае Харджиев изображает будетлянина в образе скомороха в трех стихотворениях «Круче-ныхиады»: «Звученых в чащобе...», «Дела виршеплетов - морока...» и «Чудовищный, но человечный.». Отметим, что все три произведения отсутствуют в текстах «Крученыхиады», переданных в архив самим будет-лянином. Таким образом, они, скорее всего, были добавлены Харджиевым при подготовке печатного издания «Крученыхиады» в 1990-е гг. Первое из стихотворений выделяется не только объемом, но и детальностью образа. Приведем его текст полностью:
Звученых в чащобе
не пиво с тосчищи пивал,
а то и дело гусли пощипывал, -
не мог звуковым волхвованьем упиться.
Таинственно в лад подрагивали обе
его ноги,
а иногда - сердито стучали копытца,
и струны перебранивались, как враги. С цветущих ветвей, с медоносных чашек утреннюю славили зарю хоры звениц, звонареек, звукашек, подражающих Звукарю [Харджиев 2006, 432].
Стихотворение начинается со словослияния «Звученых», образованного, очевидно, от фамилии Крученых и слова «звук». Игра в переина-чивание фамилии поэта была для Харджиева привычна: в текстах «Кру-ченыхиады» встречаются «Кручик», «Чертеных», «Хынечурк» и проч. Прозвище «Звученых» выполняет несколько функций. Во-первых, поэзия представляется как музыка и пение; во-вторых, внимание читателя акцентируется на конкретном звуке «з», который футурист выделял из всех прочих в статье «Стихомет Зудиссимо» (1923) [Крученых 1923, 5], тем самым усиливая аллитерацию, являющуюся доминирующим приемом в первой части стихотворения.
Итак, Харджиев помещает лирического героя Звученых в чащу леса, где он «гусли пощипывал». Согласно Фаминцыну, гусли были «первоначальным, древнейшим инструментом скоморохов» [Фаминцын 1889, 1]. При этом игра на гуслях показана делом веселым, так как противопоставляется питию пива «с тосчищи». Далее в стихотворении появится еще один традиционный национальный инструмент - копытца. При этом они «сердито стучали», а струны гуслей «перебранивались, как враги». Можно предположить, что издаваемые скоморохом воинственные звуки являются аллюзией на «грозную баячь», которую Крученых пропагандировал еще в статье 1913 г. «Слово как таковое» [Крученых, Хлебников 1913, 9].
В четвертой строке к мотиву скоморошества добавляется волхование. Эта параллель видится неслучайной. В 1914 г., когда Крученых и все ку-бофутуристы были на пике популярности, была опубликована брошюра И.Ф. Барщевского «Несколько слов из истории искусства скоморохов», в которой он утверждал, что скоморох «есть синоним "знахаря", "волхва", "кудесника", "колдуна" и т.д.» [Барщевский 1914, 3]. Впоследствии теорию о том, что скоморохи - это наследники волхвов, подтверждали исследователи скоморошества А.А. Морозов в работе «Скоморохи на Севере» (1946) [Морозов 1946, 212-213] и А.А. Белкин в монографии «Русские скоморохи» (1975) [Белкин 1975, 30].
Кроме того, скоморошество и волхование схожи экстатическим состоянием вовлеченных в действие лиц. Подобные состояния исследователи смеховой культуры отмечали также у юродивых. Так, А.М. Панченко в статье «Смех как зрелище» (1984) писал: «Юродивый "шалует" с той же целью, что и ветхозаветные пророки: он стремится "возбудить" равнодушных "зрелищем странным и чудным". По внешним приметам это зрелище сродни скоморошьему» [Панченко 1984, 84]. Поведение юродивых и представления скоморохов позволяют отнести их к фигурам «изнаночного мира», о которых Д.С. Лихачев и А.М. Панченко писали, что они «босы,
Новый филологический вестник. 2021. №4(59). ----
наги <...> не имеют общественного устойчивого положения и вообще какой-либо устойчивости <.> кабак заменяет им церковь, тюремный двор -монастырь, пьянство - аскетические подвиги и т.д.» [Лихачев 1976, 16-17].
Об экстатических состояниях писал и сам Крученых. В сборнике 1913 г. «Взорваль» футурист утверждал, что к заумному языку человек прибегает в самые важные минуты жизни. Приводя в качестве примера речь хлыста Шишкова, автор называет подобный религиозный экстаз «подлинным выражением мятущейся души» [Крученых 1913, 23]. Возможно, на эту общую черту заумного творчества Крученых и песен скоморохов намекал Феофан Бука в еще одном стихотворении «Крученыхиады», противопоставляя будетлянина другим поэтам:
Дела виршеплетов - морока, плюя, вспоминаешь о них, Крученых стихом скомороха в заумную тайну проник [Харджиев 2006, 438].
На близость скоморошества и юродства Харджиев указывает в другом стихотворении сборника: «.ты кто: страстотерпец увечный / иль вечный плясун-скоморох?» [Харджиев 2006, 468]. Несмотря на то что автор, казалось бы, противопоставляет эти фигуры, в Крученых, по его мнению, они сочетаются, ведь в первой строке того же произведения он называет будетлянина «чудовищным, но человечным» [Харджиев 2006, 468].
В финальной части стихотворения «Звученых в чащобе.» песня Звученых подчиняет себе всю окружающую природу: ее подхватывают «хоры звениц, звонареек, звукашек» и славят зарю. Создавая своего рода кольцевую композицию, в этой части стихотворения поэт тоже использует прием словослияния. Теперь «звук» и «звон» сливаются со всем окружающим: синицами («звениц»), канарейками («звонареек»), букашками («звукашек»). Сам же Крученых получает новое прозвище Звукаря, чем Харджиев еще раз подчеркивает важность звука как такового в творчестве будетлянина.
Таким образом, сразу в трех стихотворениях Н.И. Харджиев создает детальный образ Крученых как скомороха. Вероятное знакомство футуриста с научной литературой о скоморохах позволяют предположить, что и сам будетлянин мог примеривать на себя эту маску, а значит, в «Кручены-хиаде» мы видим именно рецепцию этого «амплуа» Крученых. В рецепции Харджиева нашло отражение национальное начало искусства скоморохов, которое, скорее всего, имело большую важность и для Крученых. Скоморошеский образ (так же, как использование фольклорной зауми, архаизирующих неологизмов и народного стиха) был элементом древней поэзии, которую пытался возродить будетлянин.
ЛИТЕРАТУРА
1. Барщевский И.Ф. Несколько слов из истории искусства скоморохов. Ростов-Ярославский: Тип. А. Барщевского, 1914. 8 с.
2. Белкин А.А. Русские скоморохи. М.: Наука, 1975. 192 с.
3. Выгон Н.С. Современная русская философско-юмористическая проза: Проблемы генезиса и поэтики: дис. ... д. филол. н.: 10.01.01. М., 2000. 439 с.
4. Газо А. Шуты и скоморохи всех времен и народов / пер. и доп. Н. Федоровой. СПб: Пар. тип. А.Л. Трунова, 1898. 310 с.
5. Галиева М.А. Трансформация фольклорной традиции в русской поэзии начала XX века: С.А. Есенин и В.В. Маяковский: дис. ... к. филол. н.: 10.01.01. М., 2016. 256 с.
6. Крученых А., Хлебников В. Слово как таковое. М.: Типо-литография торгового дома «Я. Данкин и Я. Хомутов», 1913. 15 с.
7. Крученых А.Е. Взорваль. СПб: ЕУЫ, 1913. 29 с.
8. Крученых А.Е. Фактура слова: декларация: кн. 120-я. М.: Скоропеч. ЦИТ, 1923. 22 с.
9. Лихачев Д.С. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука, 1976. 204 с.
10. Морозов А.А. Скоморохи на Севере // Север: Альманах Архангельского отделения Союза советских писателей. Архангельск: Архангельское изд-во, 1946. С. 193-245.
11. Панченко А.М. Смех как зрелище // Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 72-153.
12. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф - фольклор - литература. Л.: Наука, 1978. С. 186203.
13. Сухопаров С.М. Алексей Крученых: Судьба будетлянина. Мюнхен: Verlag Otto Sagner, 1992. 166 с.
14. Трефолев Л.Н. Стихотворения / вступ. статья, подготовка текста И.Я. Ай-зенштока. Л.: Советский писатель, 1958. 383 с.
15. Фаминцын А.С. Скоморохи на Руси. СПб.: Тип. Э. Арнгольда, 1889. 191 с.
16. Харджиев Н.И. От Маяковского до Крученых: Избранные работы о русском футуризме / сост. С. Кудрявцев. М.: Гилея, 2006. 557 с.
17. Якобсон Р.О. Будетлянин науки: воспоминания, письма, статьи, стихи, проза / сост., подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Б. Янгфельдта. М.: Гилея, 2012. 304 с.
18. Якобсон Р.О. Формальная школа и современное русское литературоведение. М.: Языки славянских культур, 2011. 280 с.
REFERENCES
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Morozov A.A. Skomorokhi na Severe [Buffoons in the North]. Sever: Al'manakh Arkhangel 'skogo otdeleniya Soyuza sovetskikh pisateley [The North: Almanac of the
Arkhangelsk Branch of the Union of Soviet Writers]. Arkhangelsk: Arkhangel'skoye izdatel'stvo Publ., 1946, pp. 193-245. (In Russian).
2. Panchenko A.M. Smekh kak zrelishche [Laughter as a Sight]. Smekh v Drevney Rusi [Laughter in Old Russia]. Leningrad, Nauka Publ., 1984, pp. 72-153. (In Russian).
3. Smirnov I.P. Mesto "mifopoeticheskogo" podkhoda k literaturnomu proiz-ve-deniyu sredi drugikh tolkovaniy teksta (o stikhotvorenii Mayakovskogo "Vot tak ya sdelalsya sobakoy") [The Place of the "Mythopoetic" Approach to a Literary Work among Other Interpretations of the Text (about Mayakovsky's Poem "This is How I Became a Dog")]. Mif—fol'klor-literatura [Myth - Folklore - Literature]. Leningrad, Nauka Publ., 1978, pp. 186-203. (In Russian).
(Monographs)
4. Barshchevskiy I.F. Neskol'ko slov iz istorii iskusstva skomorokhov [A Few Words from the History of Art of Buffoons]. Rostov-Yaroslavskiy, Tipografiya A. Barsh-chevskogo Publ., 1914. 8 p. (In Russian).
5. Belkin A.A. Russkiye skomorokhi [Russian Buffoons]. Moscow, Nauka Publ., 1975. 192 p. (In Russian).
6. Famintsyn A.S. Skomorokhi na Rusi [Buffons in Russia]. St. Petersburg, E. Arngol'd Publ., 1889. 191 p. (In Russian).
7. Gazo A. Shuty i skomorokhi vsekh vremen i narodov [Jesters and Buffoons of All Times and Peoples]. St. Petersburg, A.L. Trunov Publ., 1898. 310 p. (In Russian).
8. Jakobson R.O. Budetlyanin nauki: vospominaniya, pis'ma, stat'i, stikhi, proza [The Budetlyanin of Science: Memoirs, Letters, Articles, Poetry, Prose]. Moscow, Gi-leya Publ., 2012. 304 p. (In Russian).
9. Jakobson R.O. Formal'naya shkola i sovremennoye russkoye literaturovedeniye [Formal School and Modern Russian Literary Criticism]. Moscow, Yazyki slavyanskikh kul'tur Publ., 2011. 280 p. (In Russian).
10. Khardzhiyev N.I. OtMayakovskogo do Kruchenykh: Izbrannyye raboty o russ-kom futurizme [From Mayakovsky to Kruchenykh: Selected Works on Russian Futurism]. Moscow, Gileya Publ., 2006. 557 p. (In Russian).
11. Likhachev D.S. "Smekhovoy mir" Drevney Rusi ["The Laughing World" of Old Rus]. Leningrad, Nauka Publ., 1976. 204 p. (In Russian).
12. Sukhoparov S.M. Aleksey Kruchenykh: Sud'ba budetlyanina [Aleksey Kruchenykh: The Fate of the Budetlyanin]. Munchen, Verlag Otto Sagner, 1992. 166 p. (In Russian).
(Thesis and Thesis Abstracts)
13. Galiyeva M.A. Transformatsiya fol'klornoy traditsii v russkoy poezii nachala XXveka: S.A. Esenin i V.V. Mayakovskiy [The Transformation of Folklore Tradition in Russian Poetry of the Early 20th Century: Sergey Yesenin and Vladimir Mayakovsky]. PhD Thesis. Moscow, 2016. 256 p. (In Russian).
14. Vygon N.S. Sovremennaya russkayafilosofsko-yumoristicheskayaproza: Prob-lemy genezisa ipoetiki [Modern Russian Philosophical and Humorous Prose: Problems
of Genesis and Poetics]. Dr. Thesis. Moscow, 2000. 439 p. (In Russian).
Катанаев Никита Сергеевич, Московский педагогический государственный университет.
Аспирант кафедры русской литературы XX-XXI веков. Научные интересы: русский авангард, русский футуризм, творчество Алексея Крученых, самопрезентация Алексея Крученых, восприятие творчества Крученых его современниками.
E-mail: nikhumster@gmail.com
ORCID ID: 0000-0003-0632-4164
Nikita S. Katanaev, Moscow Pedagogical State University.
Postgraduate student at the Department of Russian Literature of the 20th -21st centuries. Research interests: Russian avant-garde, Russian futurism, Alexey Kruchenykh's poetry, his self-presentation, and perception by his contemporaries.
E-mail: nikhumster@gmail.com
ORCID ID: 0000-0003-0632-4164
