CC BY
15
Исследования языка и речи
УДК 811.161.1
DOI 10.25205/1818-7935-2020-18-3-35-46
Системно-функциональные взаимосвязи категорий числа и рода с глагольными грамматическими категориями
З. И. Годизова, Э. Ю. Галазов
Северо-Осетинский государственный университет им. К. Л. Хетагурова Владикавказ, Россия
Аннотация
Выявляются и описываются на конкретном языковом материале системно-функциональные взаимосвязи между глагольными грамматическими категориями числа и рода, с одной стороны, и другими грамматическими категориями глагола, с другой стороны. Изучение грамматических категорий в их системно-функциональных взаимосвязях особенно актуально для глагола, в котором взаимосвязи грамматических категорий представлены в концентрированном виде. Представляется актуальным выявление и описание взаимосвязей не только между близкими друг к другу категориями, но и между категориями, достаточно отдаленными друг от друга. В процессе работы использованы методы наблюдения, описания, функционально-семантического анализа. Проведенное исследование позволило выявить и описать функциональные и парадигматические взаимосвязи и взаимодействия между грамматическими категориями числа и рода с другими грамматическими категориями глагола. Определены опосредованные взаимосвязи, существующие между некоторыми глагольными категориями, а также категории, абсолютно исключающие друг друга. Установлено, что частные грамматические значения, расширительные, переносные типы употребления возникают при взаимодействии совместимых категорий и граммем, а также за счет взаимодействия грамматической формы с контекстом. Между грамматическими категориями существуют разнообразные парадигматические отношения: одни из них тесно связаны друг с другом, другие - гораздо меньше, третьи вообще не могут сосуществовать друг с другом. Парадигматические ограничения могут быть преодолены в процессе функционирования глагольных форм за счет других языковых средств. Выявлены и описаны разнообразные случаи преодоления парадигматических ограничений. В процессе функционального взаимодействия глагольных грамматических категорий, грамматической и лексической семантики, глагольной формы и контекста часто выражаются имплицитные грамматические значения, которые, не будучи выражены явно, эксплицитно, распознаются благодаря контексту, ситуации, общим фоновым знаниям участников коммуникации. Ключевые слова
функциональные взаимосвязи, функциональное взаимодействие, парадигматические взаимосвязи, категории числа и рода, грамматические категории, эксплицитные значения, имплицитные значения Для цитирования
Годизова З. И., Галазов Э. Ю. Системно-функциональные взаимосвязи категорий числа и рода с глагольными грамматическими категориями // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2020. Т. 18, № 3. С. 35-46. БСТ 10.25205/1818-7935-2020-18-3-35-46
Systemic-Functional Relations of Grammatical Categories of Number and Gender with Other Verbal Grammatical Categories
Zara I. Godizova, Eduard Yu. Galazov
North-Ossetian State University named after K. L. Khetagurov Vladikavkaz, Russian Federation
Abstract
The article, based on a specially chosen linguistic sample, deals with the systemic-functional relations between grammatical categories of number and gender, on the one hand, and with other verbal grammatical categories, on the other. Nowadays the setting and description of intercategory grammar interactions are considered to be one of the topical di-
© З. И. Годизова, Э. Ю. Галазов, 2020
rections in grammar research. To study functional interconnections is important for all grammar categories, especially for that of the verb. We find it important that interactions between both close and distant categories should be studied and described. The methods of observation, description, functional-semantic analysis were used in the course of the work. Functional and paradigmatic relations and interactions between grammatical verbal categories were revealed and described on the basis of the undertaken study. Mediated relations existing between some verbal categories and categories excluding each other were identified. It was found that certain grammatical meanings, extensive, figurative types of usage appear due to the interaction of compatible categories and grammemes, as well as due to the interaction between the grammatical form and the context. There exist various paradigmatic relations between grammar categories. Some of these relations are close, others are not so close. There are even such relations that simply cannot coexist. However, other lexical means can help a verb to overcome those paradigmatic restrictions. In the interaction of the systemically incompatible grammemes there occur some paradigmatic limitations. Different cases of overcoming paradigmatic limitations have also been revealed and described (for example, inclinations, Tense forms and the infinitive). In the course of the functional interaction of verbal grammatical categories, grammatical and lexical semantics, verbal form and context some implicit grammatical meanings are often expressed; although they are not manifested explicitly, they can be recognized due to the context, situation, common background knowledge of the participants of communication. Keywords
functional relations, functional interaction, paradigmatic relations, categories of number and gender, grammatical categories, implicit meanings, explicit meanings For citation
Godizova, Zara I., Galazov, Eduard Yu. Systemic-Functional Relations of Grammatical Categories of Number and Gender with Other Verbal Grammatical Categories. Vestnik NSU. Series: Linguistics and Intercultural Communication, 2020, vol. 18, no. 3, p. 35-46. DOI 10.25205/1818-7935-2020-18-3-35-46
Введение
К актуальным направлениям грамматических исследований в настоящее время можно отнести установление и описание межкатегориальных грамматических связей [Бондарко, 1996; 2011; 2015; Poupynin, 1990; Пупынин, 1996; Khrakovskij, 2012; Мальчуков, Храковский, 2015; Храковский, Мальчуков, 2016]. Это соотносится как с теорией системных исследований, так и с функционально-грамматической парадигмой в языкознании.
В глаголе, являющемся центром предикативности, взаимосвязи грамматических категорий представлены в концентрированном виде, поэтому для него изучение грамматических категорий в их системно-функциональных взаимосвязях является особенно актуальным.
А. В. Бондарко отмечает, что взаимосвязи между близкими друг к другу категориями (например, между видом и временем, наклонением и временем и др.) в грамматической традиции изучались давно, и в настоящее время это продолжает быть актуальным. Но вместе с тем он считает особенно важным и актуальным выявление и описание «нетривиальных» связей между грамматическими категориями [Бондарко, 1996. С. 3].
А. В. Бондарко определяет общую стратегию описания поликатегориальных единств и выделяет следующие направления исследования межкатегориальных связей: 1) разработка проблем иерархии грамматических категорий; 2) описание функциональных и парадигматических межкатегориальных связей в системе той или иной части речи; 3) исследование какой-то категории (или комплекса категорий) как центра («фокуса») связей, идущих к другим грамматическим категориям 4) описание взаимосвязей грамматических категорий в определенном типе высказываний [Там же. С. 6].
Исследователь подчеркивал, что, несмотря на существенные научные достижения в данной области, проявляющиеся как в теоретических обобщениях, так и в конкретном анализе языкового материала, многие вопросы в этой сфере грамматической теории требуют дальнейших исследований [Там же. С. 5].
В настоящее время остается актуальным выявление и описание всех парадигматических и функциональных взаимосвязей между грамматическими категориями глагола, всех многообразных типов взаимодействия между ними, возникающих в тексте художественного произведения, в процессе функционирования глагольной формы.
Рассмотрение каждой глагольной грамматической категории как центра, от которого идут связи к другим грамматическим категориям, даст возможность детально описать все парадигматические и функциональные взаимосвязи одной грамматической категории с другими.
Такое исследование позволит выявить системно совместимые и системно несовместимые или малосовместимые категории; описать способы преодоления парадигматических ограничений, возникающих при взаимодействии системно несовместимых граммем; определить условия возникновения имплицитных грамматических значений и средства их выражения.
Сложные парадигматические и функциональные взаимосвязи глагольных грамматических категорий обусловлены их реализацией в одной и той же словоформе: «В каждой глагольной словоформе одновременно присутствуют значения всех присущих ей грамматических категорий, т. е. категориальные грамматические значения реально существуют в комплексах» [Буланин, 1986. С. 6].
Анализ функционального взаимодействия глагольных грамматических категорий в тексте закономерно предполагает учет взаимосвязи грамматической семантики с лексической семантикой глагольных лексем. Взаимодействие в глаголе лексического и грамматического уровней обусловлено общими функциональными и семантическими особенностями глагола. Оно имеет многоаспектный характер и проявляется в следующем: 1) в сопротивлении лексики унифицирующему и нивелирующему воздействию грамматики, что проявляется в дефектности парадигм в рамках грамматической категории; 2) в давлении грамматической системы на лексику, которое проявляется в стремлении включить все языковые лексические элементы в общую систему языка, в систему оппозиций; 3) в двояком процессе: лексический материал выступает в качестве наполнителя грамматических значений, а грамматика рассматривается как одно из средств выражения лексической семантики.
В. А. Плунгян, исходя из гипотезы о сравнительно позднем возникновении грамматических систем в ходе эволюции языка, подчеркивает, что «противопоставление лексики и грамматики является одной из самых ярких черт человеческого языка, отличающего его от других известных систем коммуникации» [Плунгян, 2011. С. 64].
В настоящее время большой резонанс получила «теория грамматикализации», что обусловлено интересом к механизму формирования грамматических систем в языках мира [Плунгян, 2011; Князев, 2007; Майсак, 2005 и др.]. Эта теория объясняет пути развития грамматических значений и грамматических показателей: «...Грамматикализация происходит не произвольным образом, а в соответствии с определенными семантическими моделями, которые называются «пути», или «каналы», грамматикализации. Тем самым, теория грамматикализации может обладать определенной объяснительной силой.» [Плунгян, 2011. С. 64].
Грамматические значения (и грамматические средства) возникают в процессе грамматикализации, поэтому для адекватного их описания необходим анализ с учетом их диахронического развития, эволюции. Тем более, что этот процесс не завершается с «приобретением единицей грамматического статуса» [Там же. С. 61].
Должен учитываться и обратный процесс, который тоже имеет место, процесс деграмма-тикализации, или лексикализации («эволюция грамматических элементов в обратном направлении, т. е. в направлении утраты ими всех или части грамматических свойств») [Там же. С. 64-85]. Такой процесс установлен, например, в области грамматической категории числа существительных, где словоформы, различающиеся по числу, часто различаются и лексическими значениями [Плунгян, 2000]. В результате такого процесса форма множественного числа, приобретая собирательное значение, «начинает обозначать некоторый особый объект: ср. образования типа капли "жидкое лекарство", стихи "поэтический текст", рожки "изделие из теста" и многие другие» [Там же. С. 281].
Между грамматическими категориями глагола существуют определенные иерархические взаимосвязи, их статус в глагольной системе неоднозначен: выделяются более и менее значимые, центр и периферия. В русском языке наиболее значимыми категориями, с нашей точ-
ки зрения, являются категории вида и залога, универсальные категории глагола, присущие всем его формам. Более высокий статус категорий вида и залога обусловлен их меньшей зависимостью от других категорий, возможностью самостоятельного функционирования безотносительно к граммемам других грамматических категорий, а также специфическими средствами выражения (суффиксами, приставками, постфиксом). Категория вида оказывает существенное воздействие на функционирование форм времени, императива, инфинитива, причастия, деепричастия.
Если рассматривать категории вида и залога с точки зрения теории грамматикализации, то, очевидно, следует признать их наименее грамматикализованными из всех глагольных категорий («переходный феномен, отражающий промежуточный этап эволюции словообразовательного значения в словоизменительное, первую ступень его грамматикализации (что вполне применимо и к русскому виду, и к русскому залогу)» [Плунгян, 2011. С. 34]). И далее: «Многое в особенностях славянской видовой системы (в первую очередь тесная связь с лексическими классами глаголов и словообразовательными механизмами) указывает на ее сравнительно недавнюю грамматикализацию» [Там же. С. 319]. «Существенные признаки слово-классифицирующей категории во многих языках мира (в том числе, по всей вероятности, и в русском) демонстрирует также залог» [Там же. С. 34].
Действительно, грамматические категории неоднородны с точки зрения степени их связанности с лексикой. Существуют категории, значения которых базируются на лексико-семантическом уровне. К таковым относится, прежде всего, категория вида, в основе которой находится семантическая категория предельности / непредельности, являющаяся лексико-се-мантическим уровнем аспектуальности и оказывающая влияние на образование видовых пар и функции видовых форм. Однако тесная связь грамматических категорий вида и залога с лексической семантикой не умаляет, с нашей точки зрения, их значимости в системе глагола.
На следующей ступени иерархии находятся грамматические категории времени, лица, наклонения, выражающие предикативность, характерные не для всех форм глагола, имеющие в качестве морфологических показателей окончания (а прошедшее время - специальный суффикс).
Грамматические категории числа и рода, «наименее» глагольные категории, располагаются на нижней ступени иерархической лестницы и являются в некоторой степени второстепенными глагольными категориями. Вместе с тем они переплетены системно-функциональными взаимосвязями со всеми другими грамматическими категориями глагола.
Целью данного исследования является выявление и описание всех возможных системно -функциональных взаимосвязей категорий числа и рода глагола с другими его грамматическими категориями на материале художественного дискурса.
В процессе исследования использованы методы наблюдения, описания, функционально -семантического анализа, а также элементы трансформационного метода. Материалом исследования послужили произведения русских писателей (И. А. Бунина, Е. С. Гинзбург, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, А. И. Куприна, А. Н. Толстого, А. П. Чехова). Материал выделен из Национального корпуса русского языка методом сплошной выборки.
Результаты и дискуссия
Наиболее очевидна взаимосвязь между категориями числа и лица глагола, которая является такой синкретичной, что некоторые ученые трактуют категорию лица глагола очень широко, предлагая ее объединение с категорией числа, а также рода (например, [Маслов, 1987. С. 163]).
Дело в том, что при функционировании глагольных форм в тексте возникают неопределенно-личный и безличный типы употребления, которые очень наглядно иллюстрируют сопряженность в неопределенно-личных конструкциях 3 лица с мн. ч., а в безличных -с ед. ч.
Глагол не только называет некоторое конкретное действие или явление, но характеризует ситуацию в целом, задавая набор ее участников, их ролевой статус и иерархию. Категории числа и рода (наряду с категориями залога и лица) ориентированы, прежде всего, на участников ситуации.
В неопределенно-личных конструкциях субъект не упоминается ввиду его неактуальности или неизвестности, поэтому семантика мн. ч. может варьироваться от значения реальной множественности до более неопределенного (абстрактного) значения «один или более». Реальное число субъектов (агентов действия) эксплицитно не выражено, поэтому числовое значение формы можно интерпретировать по-разному. Например, числовое значение формы в приведенном ниже отрывке возможно трактовать как значение реального мн. ч., учитывая то, что глагольные формы обозначают повторяющиеся, обычные действия в ситуации, имеющей узуальный характер («как это обычно бывает»):
За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нищете я первый сам готов оскорблять себя (Достоевский. Преступление и наказание (1866)).
Характер ситуаций, описанных в приведенных ниже примерах, тоже позволяет делать выводы о реальном множестве субъектов:
Я хочу веселья и смеха, - мне угрожают общественным мнением; я хочу наслаждения, - мне говорят про долг и про обязанности! Да для чего же все это? Кому нужна моя исполнительность перед этим самым долгом? (Куприн. Негласная ревизия (1894)).
- Неужели вы еще не слыхали об этой истории?.. Нет?.. В городе сегодня только и говорят что о ней. Я, если хотите, господа, могу рассказать вам некоторые подробности (Куприн. Святая любовь (1895)).
В то же время в других ситуациях можно предполагать, что речь идет скорее о единичном деятеле, например:
Вы раскаиваетесь и проклинаете судьбу, зачем у вас в кармане теперь только сто франков; вы бросаете их, прося взглядом прощения. Но вам великодушно завертывают товар на ваши мизерные сто франков, прощают вам всю тревогу, все беспокойство, которое вы произвели в магазине, и вы спешите как-нибудь поскорее стушеваться (Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях (1863)).
Как увидел ее князь Андрей, так сразу и влюбился. Привык он к тому, чтобы ему сразу на шею вешались, и потому женщин мало уважал. А тут вдруг точно его и не замечают. Весела, приветлива, букеты и подарки принимает, а чуть он о чувствах - она сейчас же в смех (Куприн. Картина (1895)).
В следующем примере однозначно определить количество субъектов, осуществляющих действие, невозможно:
Утверждали тоже, что Версилов не только сам желал, но даже и настаивал на браке с девушкой и что соглашение этих двух неоднородных существ, старого с малым, было обоюдное (Достоевский. Подросток (1875)).
Такая разная трактовка числового значения формы в неопределенно-личных конструкциях возможна в виду имплицитного характера выражения семантики числа, выявляемой в конкретной ситуации или устанавливаемой исходя из более широкого фонда знаний читателя.
Семантика неопределенности не случайно тяготеет ко мн. ч., которое семантически более объемно и допускает различные интерпретации. Применительно к категории числа существительных именно в формах мн. ч. наблюдается больше семантических оттенков и вторичных значений: «При самом зарождении русской исторической грамматики в первой половине XIX века исследователям бросилось в глаза многообразие значений множественного числа в русском языке. Формы и значения множественного числа представлялись морфологически и семантически обособленными от форм единственного числа, не вполне соотносительными с ними» [Виноградов, 1986. С. 128].
В. А. Плунгян отмечает, что показатели числа и детерминации часто выражаются совместно и для русского языка характерна «устойчивая связь между нереферентностью и множественным числом» [Плунгян, 2011. С. 176].
В выражении безличности участвуют совместно 3-е лицо и ед. ч. Как известно, безличность предполагает бесподлежащность, но вместе с тем не тождественна бессубъектности, так как грамматический субъект может выражаться другими падежными формами, он фактически «присутствует», например:
Ему хотелось плакать, хотелось надавать себе пощечин, хотелось до конца испить всю горечь стыда и сладость самобичевания (Куприн. Негласная ревизия (1894)).
Исследователи говорят также о разных степенях безличности в безличных конструкциях. Как справедливо замечает Г. А. Золотова, если есть действие, то должен быть и деятель, который его производит, и о подлинной безличности может идти речь только в таких высказываниях, в которых говорится о состоянии природы, где наличие субъекта вообще не предполагается [Золотова, 1984. С. 16-17]. Например:
Пахло и здесь тоже крепко и тоже навозом, но совсем не так, как на скотном дворе, потому что совсем другой навоз тут был, и запах его мешался с запахом самих лошадей, сбруи, гниющего сена и еще чего-то, что присуще только конюшне (Бунин. Жизнь Арсеньева. Юность (1927-1933)).
При взаимодействии 2-го л. и ед. ч. часто создается обобщенно-личный тип употребления, сопровождающийся значениями обычности, типичности действия, т. е. отличающийся обобщенностью, нелокализованностью во времени.
Обобщенно-личные конструкции характеризуются при этом семантической неоднородностью, различной степенью обобщенности. Среди них можно выделить такие основные типы:
1) в качестве субъекта может выступать любой человек. Такие случаи функционирования форм 2 л. ед. ч. встречаются в пословицах, поговорках, в высказываниях, содержащих сентенции:
- Я вижу, насильно мил не будешь, а только я из-за бабы не хочу единственного друга терять (Куприн. Картина (1895)).
2) говорящий может распространять свой личный опыт на других людей, оказывающихся в подобных обстоятельствах:
После смерти жены ... брат мой стал высматривать себе имение. Конечно, хоть пять лет высматривай, но всё же в конце концов ошибешься и купишь совсем не то, о чем мечтал (Чехов. Крыжовник).
3) обычные, типичные действия имели место в жизни субъекта речи:
Память разбудила недавнее прошлое. Когда встаешь и проходишь мимо таза - по стене, по тоскливым, сумасшедшим цветочкам - бегут, колышатся тени предметов. Как томительно! (А. Н. Толстой. Аэлита. Закат Марса).
Временная обобщенность может сопровождаться модальными оттенками возможности-невозможности, способности и т. д., например:
- Деревенская жизнь имеет свои удобства, - говорил он, бывало. - Сидишь (= можешь сидеть. - Г. З., Г. Э.) на балконе, пьёшь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо и. крыжовник растет (Чехов. Крыжовник).
Таким образом, категория числа во взаимодействии с категорией лица непосредственно участвует в выражении неопределенно-личного, безличного и обобщенно-личного значений.
Транспозиция форм лица, осуществляемая совместно с категорией числа, создает значение, называемое «участливой совместностью». В этом случае формы 1 л. мн. ч. функционирует вместо 2 л. ед. ч., и такое употребление характеризуется оттенками участия, ироничности, снисходительности, например:
- Ох, батенька Андрей Ильич, давайте-ка полечим наши нервы. Никуда они у нас не годятся. Послушайтесь моего совета: берите отпуск да махните куда-нибудь за границу. (Куприн. Молох (1896)).
Взаимодействие категории числа с категорией наклонения проявляется в императиве. Семантика совместного действия споем(те), давай(те) споем предполагает только мн. ч., например:
Я никогда и ни за что вас не оставлю; другой от такой сестры убежал бы, по крайней мере, - вон как она смотрит на меня теперь! Кончим на этом! Я уж так было обрадовался. (Достоевский. Идиот (1869)).
Теперь чуть ли не двенадцать часов. Пойдем, встретим день! У меня вино есть, выпьем вина, пожелай мне того, чего я и сам не знаю теперь пожелать, и именно ты пожелай, а я тебе твоего счастья полного пожелаю (Достоевский. Идиот (1869)).
При транспозиции форм императива (в значении конъюнктива) возможно только ед. ч., например:
Громы в руках Юпитера, и что ж: он спокоен; часто ли слышно, что он загремит? Дураку покажется, что он спит. А посади на место Юпитера какого-нибудь литератора или дуру деревенскую бабу - грому-то, грому-то что будет! (Достоевский. Подросток (1875)).
Функционирование форм повелительного наклонения в значении изъявительного возможно в сочетании с единственным числом:
Только вся штука в том, что тут и подвернись (= подвернулся. - Г. З., Г. Э.) господин Чебаров, надворный советник и деловой человек (Достоевский. Преступление и наказание (1866)).
- Зачем ты, Нина, убежала от танцев? - сказала она тоном выговора. - Стала где-то в темноте и болтаешь. Хорошее, нечего сказать, занятие. А я тебя ищи (= ищу. - Г. З., Г. Э.) по всем закоулкам (Куприн. Молох (1896)).
Формы императива ед. ч., употребленные применительно ко множеству лиц, актуализируют значение команды и характеризуются особой экспрессивностью, например:
- А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы! - Садись, всех довезу! - опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. - Садись! Все садись! (Достоевский. Преступление и наказание (1866)).
- Да не орите все разом! Вот ты, молодка, рассказывай, - ткнул он пальцем в рослую и, несмотря на бледность усталого лица, красивую калужскую бабу. - Остальные молчи!... Слушай, бабы! С завтрашнего дня вам будут строить печи и покроют ваши бараки тесом (Куприн. Молох (1896)).
Парадигматическими отношениями связаны грамматические категории числа и рода, поскольку родовые различия, возможные только в сослагательном наклонении и прошедшем времени, проявляются лишь в ед. ч. В сочетании глагола прошедшего времени с местоимением или с существительным общего рода (типа Я приходил или Женя приходил (приходила) род глагола является «прямым и непосредственным носителем семантической функции отношения к полу» [Бондарко, 1976. С. 44].
В безличных конструкциях осуществляется функциональное взаимодействие этих категорий, направленное на совместное выражение безличности, например:
Скоро стало жарко, и потянуло на палубу (Куприн. Леночка (1910)).
Категория числа взаимодействует с аспектуальными значениями, следовательно, опосредованно и с категорией вида, что имеет место при дистрибутивном способе действия, который всегда требует в силу своей специфики (обозначение действий, распространяющихся на множество объектов или исходящих от множества субъектов) только множество субъектов или объектов, например:
Чего-чего не перевидал человек! (Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях (1863)).
Таким образом, префикс, являющийся показателем способа действия, одновременно указывает на «мультисубъектность» или «мультиобъектность» [Плунгян, 2011. С. 163].
Категории залога и числа, залога и рода проявляют лишь опосредованные, косвенные связи, например, безличные конструкции типа Мне не работается, Ему не читается представ-
ляют собой особую разновидность функционирования возвратных глаголов активного залога:
В комнате пахнет так хорошо (он понюхал воздух), немного духами, немного лаком и деревом от рояля. Тепло, полутьма, и дремлется, и вспоминается что-то, и куда-то манит, ждешь чего-то неизвестного... (Куприн. Негласная ревизия (1894)).
Абсолютно исключающими друг друга являются глагольные категории рода и лица, что объясняется происхождением форм прошедшего времени из причастий. Показатели рода имеют только формы прошедшего времени глагола (при отсутствии, однако, показателей лица). Применительно к форме прошедшего времени глагола можно говорить о грамматикализации, так как в данном случае причастие на -л полностью преобразовалось в личную форму глагола, не сохранившись в качестве причастия, а сложная парадигма прошедших времен, существовавшая в древнерусском языке, утратилась. В то же время по отношению к перфекту, который исчез в качестве грамматической формы, но сохранился на уровне лексического значения (например, у личных форм: Он покраснел = сейчас он красный, Он притаился в углу = сейчас он находится там), можно говорить в определенной степени о лексикализации.
Взаимосвязь категорий рода и времени проявляется в том, что только в формах прошедшего времени представлено противопоставление по родам. Средний род, взаимодействуя с семантикой прошедшего времени и совершенного вида, принимает участие в выражении семантики безличности:
Меня втиснуло общим потоком на нижние нары. Пошевелиться пока не было никакой возможности. Но натренированным чутьем зэка я сразу поняла - удача! (Гинзбург. Крутой маршрут: Часть 2 (19751977)).
Между категориями наклонения и рода возможны парадигматические взаимосвязи: лишь в прошедшем времени изъявительного и сослагательного наклонений представлено различие по родам. Функциональные связи между этими категориями отсутствуют.
В процессе функционирования глагольных форм в тексте возникают два типа взаимодействия - системно совместимых и системно несовместимых категорий и граммем.
Значения, выраженные граммемами, совмещенными в словоформе, могут реализовывать-ся двояким образом: параллельно, независимо друг от друга, либо во взаимодействии. Эти два типа - независимого или контактирующего выражения значений граммем - зависят от взаимосвязей морфологических категорий, которые заложены в системе языка, а реализуются в конкретном высказывании. В речи, в процессе функционирования, все граммемы могут вовлекаться в семантико-функциональное взаимодействие, какие-то граммемы могут выступать в качестве доминирующих в комплексе граммем, сопряженных в одной словоформе.
Частные значения, расширительные, переносные типы употребления возникают при взаимодействии совместимых категорий и граммем: переносное функционирование форм императива сопряжено с ед. ч.; категория числа участвует в выражении обобщенно-личного, неопределенно-личного, безличного типов употребления; обобщенно-личный тип функционирования форм 2 л. ед. ч. часто сопровождается модальными оттенками; транспозиция форм лица осуществляется совместно с категорией числа (значение «участливой совместности»).
В процессе функционирования грамматических форм становится возможным взаимодействие системно несовместимых граммем, так как за счет контекста, ситуации, лексического значения глагола может происходить преодоление парадигматических ограничений. В подобных случаях выражаются имплицитные значения граммем. Например, формы индикатива обозначают в норме реальные действия, но в тексте часто способны выражать различные модальные оттенки, тем самым преодолевая свою парадигматическую ограниченность. Модальные оттенки индикатива определяются не только видом, но и временем глагола. Особенно легко модальные значения выражаются формами будущего простого (необходимость,
возможность, невозможность, желательность, готовность и т. д.), выступающими в этом случае в качестве настоящего неактуального:
В обществе и на вечеринке, будь все небольшого чина, Прометей так и останется Прометеем, а чуть немного повыше его, с Прометеем сделается такое превращение, какого и Овидий не выдумает (= не сможет выдумать. - Г. З., Г. Э.): муха, меньше даже мухи, уничтожился в песчинку (Гоголь. Мертвые души (1842)).
Ведь он никого не любит; может, и никогда не полюбит, - отрезал Разумихин. - То есть не способен полюбить! - А знаете, Авдотья Романовна, вы сами ужасно как похожи на вашего брата, даже во всем! (Достоевский. Преступление и наказание (1866)).
Формы наст. и прош. времени реже выражают какие-либо модальные оттенки. Например, для форм наст. вр. возможно выражение намерения, решимости, готовности осуществления действия. В таких случаях они выступают в роли будущего времени:
Это будет унизительно для всех троих. Я решил объявить Ирке, что я от нее ухожу. Разговор может быть тяжелый, поэтому будет лучше, если ты пойдешь со мной (Виктория Токарева. Глубокие родственники (1964-1994)).
Напротив, формы конъюнктива и императива, обозначающие нереальные действия, в процессе функционирования приобретают способность выражать реальную модальность и взаимодействовать:
- с темпоральностью:
Плакала, плакала она, бедная, а я и влюбись (= влюбился. - Г. Э.) в нее. да я и давно, всегда был влюблен! (Достоевский. Слабое сердце (1848));
- с модальным оттенком вынужденности совершить действие:
Хоть и везут тебя, хоть и заботятся о тебе, хоть подчас даже так убаюкают, что, кажется бы, и желать больше нечего, а все-таки тоска, тоска и именно потому, что сам ничего не делаешь, потому что уж слишком о тебе заботятся, а ты сиди да жди (= должен сидеть и ждать. - Г. З., Г. Э.), когда еще довезут (Достоевский. Зимние заметки о летних впечатлениях (1863)).
.И так мы с тех пор и сидим по целым дням; она чулок вяжет, хоть и слепая; а я подле нее сиди, шей или книжку вслух ей читай - такой странный обычай, что вот уже два года пришпиленная. (Достоевский. Белые ночи (1848));
- с модальным оттенком возможности совершить действие:
Иван Степанович смирно глядел на воду. Некуда торопиться рыбаку, - сиди под соломенной шляпой, щурься на влажный свет, дожидайся, когда в темную воду нырнет поплавок (А. Н. Толстой. На рыбной ловле (1923)).
Инфинитив, имеющий только категории вида и залога, в контексте может выражать семантику лица, числа, начинательности, а также разнообразные модальные значения (возможности, невозможности, необходимости, целесообразности, желательности):
А вот взять и полететь (= возьму и полечу. - Г. З., Г. Э.) с ним, очень просто, - опять сказал солдат и усмехнулся простодушно, и в то же время быстро, с головы до ног, оглядел Скайльса (А. Н. Толстой. Аэлита. Закат Марса).
Не поднимая ресниц, она открыла кран и стала мыться - набрызгала лужу на полу... «А кто будет подтирать? Мордой вот сунуть (= следует сунуть. - Г. З., Г. Э.), чтобы подтерла», - хотела сказать и промолчала Марья Афанасьевна (А. Н. Толстой. Гадюка (1928)).
А глаза-то, глаза - наглые... И мучила девичья гордость: о таком весь день думать (не следует думать. - Г. З., Г. Э.)! Из-за такого сжимать (= не следует сжимать. - Г. Э.) пальцы!.. (А. Н. Толстой. Гадюка (1928)).
И чувствовала, содрогаясь: уж, кажется, жизнь била ее и толкла в ступе, а дури не выбила, и «это», конечно, теперь начнется. Не обойтись, не уйти... (= невозможно обойтись, уйти. - Г. З., Г. Э.) (А. Н. Толстой. Гадюка (1928)).
Заключение
Таким образом, при анализе системно-функциональных взаимосвязей между грамматическими категориями глагола выявляются существенные закономерности, проявляющиеся в зависимости одной грамматической категории от другой в процессе функционирования глагольной словоформы.
Грамматические категории глагола находятся в разнообразных и сложных взаимосвязях: одни их них более близки друг другу (например, вид и время, вид и залог, наклонение и время), другие семантически более отдалены друг от друга (например, наклонение с лицом, видом, залогом и числом). Поэтому и между граммемами складываются разнообразные парадигматические отношения: одни граммемы тесно связаны друг с другом, другие - намного меньше, третьи вообще несовместимы. Парадигматические ограничения могут быть преодолены в процессе функционирования глагольных форм за счет других языковых средств.
Между грамматическими категориями числа и рода глагола, с одной стороны, и другими глагольными грамматическими категориями, с другой стороны, выявлены следующие взаимосвязи и взаимодействия: 1) функциональные связи (между категориями числа и лица, числа и наклонения, числа и рода); 2) парадигматические связи (между категориями числа и времени, рода и времени, рода и наклонения).
С категориями вида и залога категории числа и рода связаны только опосредованно. Категории рода и лица вообще исключают друг друга, хотя и проявляют незначительные функциональные связи при выражении безличности.
Рассмотрение взаимосвязей глагольных грамматических категорий с учетом теории грамматикализации позволяет объяснить, каким образом в конкретной грамматической системе осуществляется совмещение («кумуляция») разных грамматических значений в одной словоформе или выражение их одной морфемой. Так, несовместимость в формах прошедшего времени форм лица и рода и вместе с тем кумулятивное функционирование категорий рода и времени, рода и наклонения (в индикативе и конъюнктиве); среднего рода, прошедшего времени и совершенного вида при выражении безличности обусловлены именно процессом грамматикализации существовавших в древнерусском языке причастий на -л.
При взаимодействии глагольных грамматических категорий, грамматической и лексической семантики, глагольной формы и контекста часто выражаются имплицитные грамматические значения, выявляемые из эксплицитных значений и распознаваемые благодаря контексту, ситуации, общим фоновым знаниям участников коммуникации.
Список литературы
Бондарко А. В. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1976. 255 с. Бондарко А. В. Предисловие к книге «Межкатегориальные связи в грамматике» / Под ред. А. В. Бондарко, М. Д. Воейковой, Н. А. Козинцевой. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. С. 3-6.
Бондарко А. В. Системные связи в грамматике и тексте // Материалы чтений памяти
Ю. А. Пупынина. СПб.: Нестор-История, 2011. С. 85-110. Бондарко А. В. Анализ глагольных категорий в системе функциональной грамматики // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований. 2015. Т. 11, ч. 1. С. 25-28.
Буланин Л. Л. Категория залога в современном русском языке. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 88 с. Виноградов В. В. Русский язык: грамматическое учение о слове. М.: Высш. шк., 1986. 639 с. Золотова Г. А. О принципах классификации простого предложения // Актуальные проблемы русского синтаксиса / Под ред. К. В. Горшковой, Е. В. Клобукова. М.: Изд-во МГУ, 1984. С. 14-35.
Князев Ю. П. Грамматическая семантика: Русский язык в типологической перспективе. М.: Языки славянских культур, 2007. 704 с.
Майсак Т. А. Типология грамматикализации конструкций с глаголами движения и глаголами позиции. М.: Языки славянских культур, 2005. 480 с.
Мальчуков А. Л., Храковский В. С. Наклонение во взаимодействии с другими категориями: опыт типологического обзора // Вопросы языкознания. 2015. № 6. С. 9-32.
Маслов Ю. С. Введение в языкознание. М.: Высш. шк., 1987. 272 с.
Плунгян В. А. Общая морфология: введение в проблематику: Учеб. пособие. М.: Эдиториал УРСС, 2000. 384 с.
Плунгян В. А. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. М.: РГГУ, 2011. 672 с.
Пупынин Ю. А. Функциональные аспекты грамматики русского языка: взаимосвязи грамматических категорий. Л.: Изд-во ЛГПИ, 1990. 79 с.
Храковский В. С., Мальчуков А. Л. Взаимодействие и иерархия грамматических категорий глагола: введение в тему и типологическая анкета // Вопросы языкознания. 2016. № 6. С. 51-83.
Khrakovskij V. S. Hierarchy and Interaction of Russian Verb Categories (Aspect, Tense, Mood). Scando-Slavica, 2012, vol. 58, no. 1, p. 49-76.
Poupynin Yu. A. Central and Peripheral Connections Between Aspect and Voice in Russian. Folia Lingüistica, 1996, vol. 30, no. 1-2, p. 129-140. (in Russ.)
Список источников
Национальный корпус русского языка. URL: http://www. ruscorpora.ru (дата обращения 15.01.2020, 16.01.2020, 17.01.2020, 18.01.2020, 24.01.2020, 26.01.2020, 27.01.2020, 28.01.2020).
References
Bondarko, A. V. Analysis of Verb Categories in the Functional Grammar System. Acta Lingüistica Petropolitana. Works of the Institute of Linguistic Research, 2015, vol. 11, pt. 1, p. 25-28. (in Russ.)
Bondarko, A. V. Intercategorial Links in Grammar (preface). Eds. A. V. Bondarko, M. D. Vo-ejkova, N. A. Kozintseva. St. Petersburg, Dmitrij Bulanin, 1996, p. 3-6. (in Russ.)
Bondarko, A. V. Theory of Morphological Categories. Leningrad: Science, 1976, 255 p. (in Russ.)
Bondarko, A. V. Systemic Links in Grammar and Text. In: Readings in memoriam of Y. A. Pu-pynin. St. Petersburg, Nestor History, 2011, p. 85-110. (in Russ.)
Bulanin, L. L. Voice category in modern Russian. Leningrad, Leningrad State University Publishing House, 1986, 88 p. (in Russ.)
Khrakovskij V. S. Hierarchy and Interaction of Russian Verb Categories (Aspect, Tense, Mood). Scando-Slavica, 2012, vol. 58, no. 1, p. 49-76.
Khrakovskij, V. S., Malchukov, A. L. Interaction and hierarchy of grammatical categories of verb: introduction to the topic and typological questionnaire. Voprosy Yazykoznaniya, 2016, no. 6, p. 5-83. (in Russ.)
Knyazev Yu. P. Grammatical Semantics: Russian Language in a typological perspective. Moscow, Languages of Slavonic Cultures, 2007, 704 p. (in Russ.)
Majsak, T. A. Typology of structures with verbs of motion and verbs of position in the context of grammaticalization. Moscow, Languages of Slavonic Cultures, 2005, 480 p. (in Russ.)
Malchukov, A. L., Khrakovskij, V. S. Interactions of Mood in with other categories: a tentative typological study. Voprosy Yazykoznaniya, 2015, no. 6, p. 9-32. (in Russ.)
Maslov, Yu. S. Introduction to Linguistics. Moscow, Vysshaya shkola, 1987, 272 p. (in Russ.)
Plungyan, V. A. Introduction to Grammatical Semantics: Grammatical Meanings and Grammatical Systems in World Languages. Moscow, Russian State University for the Humanities, 2011, 672 p. (in Russ.)
Plungyan, V. A. General morphology: introduction to the subject: Tutorial. Moscow, Editorial URSS, 2000, 384 p. (in Russ.)
Poupynin, Y. A. Central and Peripheral Connections Between Aspect and Voice in Russian. Folia Lingüistica, 1996, vol. 30, no. 1-2. p. 129-140. (in Russ.)
Pоupynin, Y. A. Functional aspects of Grammar of the Russian language: Interconnections of grammatical categories. Leningrad, Izd-vo LGPI, 1990, 79 p. (in Russ.)
Vinogradov, V. V. Russian Language: Grammatical teaching about the word. Moscow, Higher School, 1986, 639 p.
Zolotova, G. A. On the principles of classification of a simple sentence. In: Topical problems of Russian syntax. Eds. K. V. Gorshkova, E. V. Klobukova. Moscow, Moscow State University Publishing House, 1984, p. 14-35. (in Russ.)
List of Sources
Russian National Corpus. URL: http://www. ruscorpora.ru (access at: 15.01.2020, 16.01.2020, 17.01.2020, 18.01.2020, 24.01.2020, 26.01.2020, 27.01.2020, 28.01.2020).
Материал поступил в редколлегию Date of submission 04.04.2020
Сведения об авторах / Information about the Authors
Годизова Зара Иосифовна, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русского языка факультета русской филологии ФГБОУ ВО «Северо-Осетинский государственный университет им. К. Л. Хетагурова» (Владикавказ, Россия)
Zara I. Godizova, Doctor of Philology, Professor, North-Ossetian State University, Department of Russian Language, professor (Vladikavkaz, Russian Federation)
godizovazi@rambler.ru ORCID 0000-0002-3277-3708
Галазов Эдуард Юрьевич, доцент кафедры актерского искусства, декан факультета искусств ФГБОУ ВО «Северо-Осетинский государственный университет им. К. Л. Хета-гурова» (Владикавказ, Россия)
Eduard Yu. Galazov, Associate Professor of Acting, Dean of the Faculty of Arts, North-Ossetian State University (Vladikavkaz, Russian Federation)
egalazov@mail.ru ORCID 0000-0003-3999-3997
