CC BY
57
ИЗВЕСТИЯ
ПЕНЗЕНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО УНИВЕРСИТЕТА имени В. Г. БЕЛИНСКОГО ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ № 23 2011
IZVESTIA
PENZENSKOGO GOSUDARSTVENNOGO PEDAGOGICHESKOGO UNIVERSITETA imeni V. G. BELINSKOGO HUMANITIES № 23 2011
УДК 94(47).084.3
СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ СОВЕТСКОГО ГОРОЖАНИНА В 1920-е гг.
(НА МАТЕРИАЛАХ ГОРОДОВ СРЕДНЕГО ПОВОЛЖЬЯ)
© А. В. ЮРИН
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского, кафедра новейшей истории России и краеведения e-mail: diss07@bk.ru
Юрин А. В. - Система ценностей советского горожанина в 1920-е гг. (на материалах городов Среднего Поволжья)// Известия ПГПУ им. В. Г. Белинского. 2011. № 23. С. 635-640. - На материалах городов Среднего Поволжья автор рассматривает ситуацию по формированию жизненных ценностей советского россиянина периода нэпа. Ценностные ориентации граждан этой эпохи накладывали отпечаток на дальнейшее развитие советского общества. Именно советское общество 1920-х гг. отличалось существованием таких социальных персонажей как нэпманы, кулаки, выдвиженцы, что придавало неповторимый колорит эпохе.
Ключевые слова: нэпманы, рабочие, ценности, экономическое положение, «социальная ревность».
Yurin А. V. - System of values of the Soviet townspeople in 1920-е (on materials of cities of the Average Volga region) // Izv. Penz. gos. pedagog. univ. im.i V. G. Belinskogo. 2011. № 23. P. 635-640. - On materials of cities of the Average Volga region the author considers a situation on formation of vital values of the Soviet Russian of the period of the New Economic Policy. Valuable orientations of citizens of this epoch left traces on the further development of the Soviet society. The Soviet society 1920-х differed existence of such social characters as new bourgeoisie, fists, protege of the new power among workers that gave unique color to an epoch.
Keywords: nepmans, workers, values, an economic situation, «social jealousy».
Обращаясь к рассмотрению проблемы системы ценностей российского гражданина в период проведения новой экономической политики, необходимо дать определение наиболее важным для нас терминам. В этой связи обратимся к понятию системы ценностей. Ученые Ш. Шварц и У. Билски дают концептуальное определение ценностей, включающее следующие формальные признаки:
- ценности - это понятия или убеждения;
- ценности имеют отношение к желательным конечным состояниям или поведению;
- ценности имеют надситуативный характер;
- ценности управляют выбором или оценкой поведения и событий;
ценности упорядочены по относительной важности.
Таким образом, мы имеем возможность рассматривать систему ценностей не только в дихотомии «материальное - духовное», но и понимать, что ценностные ориентации представляют собой особые психологические образования, всегда составляющие иерархическую систему и существующие в структуре личности только в качестве ее элементов.
Социальная структура советского города 1920-х гг. подразумевает характеристику системы ценностей основных категорий горожан: частника - нэп-
мана, рабочего и служащего. Оценивая особенности социальной психологии каждой из этих категорий, нам необходимо учитывать в том числе и их место в экономической структуре.
Как правило, в 1920-е годы в руки нэпманов поступали предприятия средней и мелкой промышленности, что было связано с переориентацией направлений государственной политики. Частникам в аренду были переданы предприятия по производству товаров широкого потребления [1. Д. 1232. Л.165].
для более точной характеристики роли частной инициативы в промышленном развитии Среднего Поволжья обратимся к архивным документам. Так, при проведении в жизнь нэпа в Пензенской губернии все национализированные промышленные предприятия были поделены на три категории. В первой относились более крупные фабрики и заводы, вошедшие в центральные объединения. Ко второй категории отошли промышленные предприятия местного значения, переводимые на хозрасчет в составе трестов. И к третьей категории причисляли фабрики и заводы, незначительные по своим размерам без оборотных средств с сильно изношенным оборудованием. Первые две категории были оставлены в непосредственном владении государства, третья - к сдаче в аренду. Так, в Пензен-
ской губернии подлежали к сдаче в аренду суконная фабрика в с. Нижний Шкафт, табачная фабрика в Саранске, мыловаренный, свечной, механический, металлургический, два завода фруктовых вод, пивоваренный завод, кирпичные заводы в с. Грабово и Каменке, 8 крахмально - терочных и кожевенный завод в Саранске. Итого 32 предприятия. С момента присоединения Темниковского и Спасского уезда количество предприятий, передаваемых в аренду равнялось 37, что составляло 36% общего количества фабрик и заводов губернии [5. Д. 1232. Л.165]. Однако Декрет имел некоторые оговорки по отношению к предприятиям, подлежащим национализации. В частности, в нём оговаривались тонкости в отношении тех предприятий, которые уже были признаны фактически национализированными, то есть принятыми под контроль органов государственной власти. Подобные предприятия не подлежали сдаче в аренду [5. Д.1232. Л. 24]-.
Иные условия устанавливались по отношению к кустарным и мелкопромышленным предприятиям. Кустарные и мелкопромышленные предприятия не подлежали ни муниципализации, ни конфискации, иначе, как в особо исключительных случаях. Эти предприятия признавались собственностью государства, если они эксплуатировались государством для производства соответствующих предметов и если они были усилены техническим оборудованием [5. Д.1232. Л.25].
То есть, с одной стороны, государство способствовало развитию мелкопромышленного производства, а с другой, если это производство необходимо для государственных целей, предполагало его конфискацию. Так произошло с жителем Пензенской губернии Ушенковым, у которого в 1918 году были национализированы швейные машины. Бывший владелец, стремившийся вернуть себе отобранное имущество, стал апеллировать на вышеуказанное положение о невозможности национализации кустарных мастерских, на что получил ответ, что «в настоящее время машины находятся в распоряжении фабрики «Заря». Тот факт, что национализация была проведена до издания Декрета о мерах содействия кустарной и мелкой промышленности (26 апреля 1919 года) не учитывается для возвращения бывшему владельцу, поскольку уже находятся в управлении органов государства [5.Д.1232.Л.64].
Начиная с мая 1921 года, советское правительство опубликовало ряд постановлений и распоряжений, прекращавших процесс национализации мелких предприятий, разрешавших аренду частникам государственных предприятий и создание ими собственных промышленных заведений. Аренда промышленных предприятий началась с августа 1921 года [2. С.11]. В Среднем Поволжье аренда из всех форм частного предпринимательства получила наибольшее распространение, но и она была недостаточно эффективна для удовлетворения потребностей в товарах широкого потребления. Возвращение предприятий в собственность их бывшим владельцам не получило широкого распространения.
В течение первого полугодия 1922 года по Пензенской губернии было сдано в аренду 20 предприятий, к концу 1922-23 промышленных предприятия, что составляло 54% предприятий, подлежащих сдаче в аренду [5. Д.1232. ЛЛ. 165 - 165 об.]. По данным Губ-статбюро на 1 октября 1924 года в Самарской губернии имелось 43 цензовых частных заведений с 642 рабочими [12. Д.44. Л.7]. Всего по Среднему Поволжью в 1924 году доля частных предприятий в пищевой промышленности составляла 33 %, в кожевенной - 19 %, в текстильной - 10 % [16. С.2-3].
К моменту сдачи этих предприятий не было определённого плана, арендной политики, типового договора. Сдача предприятий происходила стихийно, без соблюдения юридических формальностей. Учитывались лишь немногие требования: максимальная производительность, капитальный ремонт, страховка, внесение арендной платы [5. Д. 1232. Л. 165об.]. Социальный состав арендаторов по Пензенской губернии выглядел следующим образом: кооперативы арендовали 17 предприятий, что составляло 53 %, бывшие владельцы - 6 предприятий - 19 %, производственные артели - 4 - 12 %, частные предприниматели арендовали только предприятия - 10 %, госучреждения -2 - 6 % [5. Д. 1232. Л. 165 об.]. Таким образом, частная промышленность изначально имела весьма сложные стартовые условия. Прежде всего, это касается технического состояния предприятий.
С переходом на хозрасчёт все фабрики и заводы заработали полным ходом, преследуя одну цель - увеличение производительности. Однако уже в марте -апреле 1923 года почувствовался недостаток сырья. Склады стали заполняться готовой продукцией. Обнаружился кризис сбыта. Стеклозавод №1 г. Пенза, не имея складов для готовой продукции, остановился. Приостановили производство и многие другие заводы [5. Д.803. Л. 5об.].
Падение цен на сельскохозяйственную продукцию было особенно ощутимо на фоне стабильно высоких цен на промышленные товары. Крестьянское население открыто выражало недовольство по поводу дисбаланса цен. В Самарской губернии крестьяне проводили параллель между соотношением цен и уровнем жизни рабочих и крестьян. Крестьяне как основные поставщики сельскохозяйственной продукции на рынок и государственный фонд в 1923 году испытывали настолько острую нужду в продуктах питания, что были вынуждены питаться «кошками и собаками, всякой падалью» [12. Д. 87. Л.88]. В то же время говорилось, что «рабочих голод не коснулся, они живут в лучших условиях». Эти факты позволяют сделать вывод о том, что в период кризиса 1923 года явно прослеживается существующее расхождение в системе ценностей горожан и сельских жителей. Так, крестьяне имеют явное стремление к получению лучших материально - бытовых условий жизни, которые имеют рабочие.
Однако кризис не мог не отразиться и на жизни рабочего класса. Количество промышленных заведений по губернии было сокращено, что естественно,
вызвало сокращение не только численности самых заведений, частных предпринимателей, но и рабочих. Особенно сократилось число винокуренных заводов: с 30 до 10 [5. Д.803. Л.97 об.]. 20 из них бездействовали ещё в 1921 году, поэтому включение их в список промышленных заведений было нерационально [5. Д. 1232. Л. 117об.]. Сокращения коснулись промышленных заведений всех отраслей.
Вышеприведённые данные относительно арендных отношений иллюстрируют, что изначально в категории подлежащих аренде предприятий имелись убыточные, не имевшие шанса на развитие. Поэтому в мае
1923 года Президиумом ГСНХ было возбуждено ходатайство о разрешении ликвидировать разрушенные заводы, так как расхищения продолжались, а дальнейшая эксплуатация была невозможна [5. Д. 1232. Л. 13].
Ограничения развития частного сектора, а также большая трудоемкость не позволили частнику в достаточной степени обосноваться в цензовой промышленности губернии, отсюда незначительный удельный вес в общем объёме выпускаемой продукции, который в 1922 году составил 5,6 %, в 1923 году - 5 % [13. С.208]. В 1922 году на долю частников по стране приходилось 95 % общего числа розничных торговых заведений и 75 % розничного товарооборота [18. С.302]. В оптовой торговле удельный вес частного капитала составлял лишь 14,4 % товарооборота, в оптово - розничной соответственно - 50, 4 % [9. С.15].
Роль частного торговца была велика особенно в розничной торговле, где по численности предприятий и размерам товарооборота в Пензенской губернии занимала монопольные позиции в первые годы нэпа. В 1923 году насчитывалось 7625 частных торговых предприятий, что от общего количества составляло 95,4 % с удельным весом товарооборота 83 % [6. Д.12. Л.70]. Каждый владелец мог эксплуатировать только одно предприятие [9. С.27]. Таким образом, возвращение имущества частным лицам было не обязанностью государства, а его правом. При этом государство выбирало как порядок возвращения имущества частному лицу, так и самого будущего арендатора.
Нэпманы были сконцентрированы в сфере мелкого промышленного производства, особенно в лёгкой промышленности, производившей потребительские товары. На долю частного производства приходилось свыше 90 % общего объёма производства. Только в декабре 1921 года государство передало в аренду частникам 12 507 неработающих предприятий, главным образом пищевой, мукомольной, кожевенной, камнеобрабатывающей промышленности [1. С 12].
Уже с 1924 года начинается постепенное вытеснение частников из экономики, и в первую очередь это относилось к торговцам. Практические мероприятия по этому направлению выразились в повышении платы за помещения, снижении цен на продукцию, прекращения товарного кредитования и снабжения частной торговли промтоварами [10. С.19]. 1924-1925 годы являются этапом довольно быстрого увеличения численности торговых заведений обобществленного сектора, особенно кооперации, и наращивания их то-
варооборота. Так, размеры товарооборота обобществленного сектора в губернии с 71,3% в 1924-1925 годах выросли до 77,2% в 1926-1927 годах [4. Д. 3252. Л.4]. В Самаре на 1925 год розничная торговля госорга-нов составила в октябре 549,7 тыс. руб., в ноябре -501,6 тыс. руб., а частная торговля в октябре -76,1 тыс. руб., в ноябре - 41,7 тыс. руб. Основной причиной сокращения доли частного торговца являлся жесткий отпуск дефицитных товаров [3.С.2] .
Для того чтобы правильно и объективно оценить роль нэпманов в хозяйственном восстановлении страны, необходимо иметь представление и о том, какими они суммами оперировали. Очевидным является тот факт, что крупные капиталы были национализированы сразу после революции. Экономисты 1920-х годов определяли величину капиталов в 300 - 350 млн. рублей в ценах 1923 года [15. С. 12]. Источниками этих средств признавались полученные от незаконной торговли и спекуляции, а также скрытые от конфискации.
Таким образом, одним из важных последствий перехода к новой экономической политике явилось развитие городской буржуазии, занявшей определённое положение в социально - экономической структуре советского общества в переходный период. Несомненно, нэпманская буржуазия имела преемственность с классом капиталистов, но отличалась некоторыми особенностями.
Нэпманская буржуазия по своей экономической силе и по той роли, которую она играла в общественном развитии, не могла сравниваться с дореволюционной крупной буржуазией. В своём большинстве нэпманы относились к категории средней буржуазии, крупные предприниматели среди них встречались крайне редко. Их существование и развитие, тем не менее, являлось объективно обусловленным процессом. Осознавая свое временное положение в структуре общества нэпманы стремились к быстрой наживе, накопительству, с одной стороны, и к дальнейшей ассимиляции в советском обществе, с другой.
Одним из основных побудительных мотивов конструирования образа «новой буржуазии» выступала необходимость режима узаконить себя политически. В силу того, что коммунистический режим был настроен непримиримо и даже враждебно по отношению к частной инициативе и собственности вообще, официальная пропаганда всячески третировала частника, формируя в общественном сознании образ нэпмана, как эксплуататора и классового врага. В формировании определённого, чуждого современному строю образа власти руководствовались и вполне прагматическими целями, отводя нэпманам роль виновника во всех экономических неудачах. В условиях монополии компартии трудности осуществления нового курса открывали возможности перекладывания вины за обострение социальной и экономической обстановки в стране на частный капитал.
Официальная пропаганда визуализировала образ нэпмана в облике старого буржуа, несмотря на то, что большинство «старых» буржуа после национализации навсегда лишились права не только получить в
собственность, но даже взять в аренду бывшие предприятия. Как правило, процесс возвращения в пользование предприятия превращался для бывшего собственника в бесконечно длящийся процесс, имевший положительное решение лишь в случае полной непригодности его эксплуатации [6. Д.86. Л.72].
В 1920-е годы образ нэпмана был одним из наиболее излюбленных образов художественной литературы, однако за пропагандистский образец брался наиболее обеспеченный персонаж, каких по всей стране насчитывалось довольно мало, но такой, какой должен был резко контрастировать с образом большинства населения.
Как правило, само понятие «нэпман» носило скорее политический, нежели экономический оттенок. Для большинства населения, подвергшихся идеологической обработке, это понятие подразумевало, прежде всего, морально - нравственный оттенок. Новая экономическая модель, имевшая одним из побочных эффектов так называемые «гримасы» или кризисы, подразумевала образы, которые ассоциировались с «буржуями» - нэпманами и кулаками. Однако экономическая зависимость, особенно в середине 1920-х годов, от частного капитала и его созидательная роль в этот период были настолько очевидны, что определённая категория фанатичных противников частного капитала признавали его роль [12. Д.16. Л.8 об.].
В условиях неприятия «буржуазного» образа и правительство, допустившее нэп, превращалось в антинародное, так называемую «касту большевистского дворянства» [11. Д.289. Л.64]. Именно поэтому антиправительственные и антипартийные настроения в городской среде было необходимо нейтрализовать путём превращения борьбы против управленцев в борьбу против внутреннего врага.
Для характеристики системы ценностей рабочих рассматриваемого периода характерно определение этой категории городского населения как промежуточного слоя, поскольку в 1920-е годы для работавших в городах и, соответственно, определявшихся как рабочие был характерен процесс окрестьянивания. Этот процесс уходит корнями в период военного коммунизма, поскольку сокращение промышленного производства вызвало отток рабочих в сельскую местность. И хотя доля заработной платы в бюджете рабочих составляла 86,5%, а доход от приработка, т.е. сельскохозяйственный доход только 13,5%, наличие этого сельскохозяйственного дохода позволяет говорить о тесной связи рабочего с сельским трудом, а значит, свидетельствует о маргинализации [12. Д.11. Л.132]. Соответственно, первый этап восстановительного периода был связан во-первых, с отходничеством сельского населения, как попытки вживиться в социальную структуру города, во-вторых, укреплением постоянного рабочего слоя в городах. Но однозначно, окрестьянивание рабочего класса сказалось на его психологии, традициях, в отношении к работе и между людьми. Сами же бывшие крестьяне, работавшие на фабриках, крестьянами себя не считали. В государстве диктатуры пролетариата, где
главенствовал принцип классового восприятия людей друг другом, это было выгодно, с точки зрения распределения социальных льгот.
Учитывая переход крестьян из села в город как реализацию горизонтального изменения социальной структуры, необходимо дать примерный социально -психологический портрет рабочего 1920-х годов. В этот период «нормальным» явлением на предприятиях Среднего Поволжья стала бесхозяйственность, воровство, пьянство[6. Д.3. Л.23]. Слабо использовалось новое оборудование, хищение приняло масштабы катастрофы. Пьянство стало социальным бичом, причём этому проявлению девиантного поведения была подвержена и сама администрация предприятий [7. Д. 29. Л.15]. Сами же рабочие пили не только в нерабочее время, но и проносили в цеха [7. Д.118. Л.1]. Для преодоления этого явления устраивались товарищеские суды, понижали в должности, увольняли с работы, что в равной степени не давало существенного результата.
На этом фоне снижалась потребность в приобщении к культурно-просветительским мероприятиям, и в свою очередь формировало своеобразную «рабочую субкультуру». Выходцы из социальных низов стремились воплотить в жизнь лозунг «Кто был никем, тот станет всем!». Оставаясь в своём большинстве культурно ограниченными и малограмотными, они нередко добивались вершин социальной лестницы. Не последнюю роль в этом процессе сыграли такие начинания государства и партии как выдвиженчество и деятельность рабочее - крестьянской инспекции.
Начало выдвиженчеству положил наказ СНК и СТО от 30 июня 1921 года местным советским учреждениям, в котором давалась директива о всемерном и систематическом выдвижении рабочих и крестьян для руководства партийными, советскими и административными органами. По данным переписей и архивных документов большинство партийный чиновников не имело специального образования. В большинстве случаев это было начальное образование [11. Д.166. Л. 17 об.]. В 1922 - 1923 гг. из 23 администраторов Пензы 18 человек было с низшим образованием. В 1923-1924 гг. только 44 % состава технического персонала имело право руководить производством по своей специальности [17. С. 221]. Недостаток управленческих кадров становился настоящей проблемой, озвучивать которую осмеливались и на производстве. В частности, в документах того времени указывалось, что одна из главных трудностей в процессе восстановления производства - недостаток технического и управленческого персонала, а в должности управляющих иногда совсем некомпетентные люди [5. Д.725. Л.68].
Пленум Самарского ГСПС, который состоялся 4 марта 1922 года подчеркнул, что выдвижение работников на административные должности должно происходить из рабочей среды [17. С 221]. С мая по ноябрь 1924 года на административно - хозяйственную работу в губернии было выслано 78 человек, в том числе 53 рабочих, из них с производства - 32. С 1 октября
1924 года по 1 октября 1925 года партийные органы Пензы с этой же целью рекомендовали 135 человек, из них на хозяйственные посты - 112 [17. С 223].
Таким образом, выдвиженчество как один из методов формирования рабочей интеллигенции или рабочей аристократии получило огромный размах уже на первом этапе восстановительного периода. Однако не всегда выдвиженчество понималось правильно, а сами выдвиженцы соответствовали возложенным на них функциям. Так, на основании сведений опроса выдвиженцев с какой должности и на какую был выдвинут, встречались такие ответы: с должности рабочего до кочегара, со ставки учительницы - в санитарки, с работы слесаря - в бригадиры. Таких «выдвиженцев» было от 75% до 100% . Это была по своей сути маргинальная масса, которая растворяла в себе кадровое ядро рабочих, ухудшала их качественный состав, мешала проявлению ими авангардных качеств. Одновременно эта маргинальная масса служила основой для социальной базы тоталитарного строя, обеспечивая ему высокую степень устойчивости.
Раскрывая сущность и роль государства в строительстве социализма, Ленин ещё накануне нэпа начинал отходить от первоначального представления о нём, как о всенародном управлении без специального аппарата государственных служащих. Столкнувшись с проблемами недостатка квалифицированных управленческих кадров, возрождения черт дореволюционной государственной машины, он понимал необходимость государственного аппарата, как узкого круга специалистов. В условиях нэпа центральным пунктом всех преобразований, по мнению Ленина, становилось создание хозяйственного механизма, который работал бы «как часы», на основе чёткого планирования. Всё это обостряло проблему кадров. Если в период завоевания власти главная роль принадлежала агитаторам и пропагандистам, то в период реализации нэпа более необходимы администраторы и организаторы. Выход Ленин видел в привлечении в качестве руководителей в различных отраслях народного хозяйства и социально - культурной сфере старых специалистов, при одновременной подготовке новых, советских кадров. Причём привлечение так называемых «старых» специалистов, интеллигенции было важным шагом не только для реализации практических, но и стратегических целей.
Социальная структура любого цивилизованного общества немыслима без интеллигенции. Эта категория населения представляет собой не просто передовую, прогрессивно мыслящую составляющую, но и необходимую в социальной структуре компоненту. Учитывая переходный характер рассматриваемого периода, можно сделать вывод о социальной неоднородности прослойки интеллигенции.
Служащие, управленцы, интеллигенция - лица интеллектуального труда не представляли для государственных органов в 1920-е, особенно в первой половине, предмета особой заботы. Все они делились на «старых» специалистов и «новых». Но уже во второй по-
ловине 1920-х годов решающее значение играла преданность партийно - государственному руководству.
Итоги процесса социальной трансформации города в цифровом выражении выглядели следующим образом: работавшего персонала, прежде всего, рабочих на предприятиях Пензенской, Самарской и Ульяновской губерний на 1926 год насчитывалось 42 396 человек при количестве населения 629 232 человека, что составляло 13,2% [14. С.3-7].
Социальный состав участников производственного процесса неизменно менялся, что выражалось в сокращении доли участия частников в торговой деятельности. С 1927 года частник активно вытеснялся из экономической жизни, хотя объективных предпосылок для этого не существовало. Партийные и государственные организации стали использовать не только экономические, но и административные методы борьбы с частным капиталом. В результате усиливавшегося налогового бремени, изымавшего большую часть доходов частников, сокращения денежного кредитования, прекращения снабжения сырьем и топливом, административных преследований заниматься частным предпринимательством становилось невыгодно.
В конце 1926 года, когда в основном, закончился период восстановления народного хозяйства, и проходила подготовка к его коренной технической и социальной реконструкции, была проведена всесоюзная перепись населения. Общая численность населения по стране составляла 147 млн. человек. При этом выяснилось, что 25,3 млн., или 17,2% населения были городскими жителями. Согласно переписи только на территории Пензенской губернии хозяев различных заведений насчитывалось 7015 человек. Также перепись выявила 7416 безработных [13. С. 78]. Эти цифры позволяют говорить о неоднородности социальной структуры городского общества, а, значит, система ценностей каждого слоя вступала в противоречие с ценностными установкам и другой социальной группы.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Архипов В. А. Частная аренда государственных предприятий в период нэпа // Вопросы истории. 1980. № 1.
2. Бубнов А. Экономические предпосылки буржуазного реставраторства. М., 1923.
3. Волжская коммуна. 1924. 3 сентября.
4. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф.Р.2. Оп.1. Д. 3252.
5. ГАПО. Ф. Р.442. Оп.1.
6. ГАПО. Ф. 315. Оп.1.
7. ГАПО. Ф. 510. Оп. 1.
8. Исаев И. А. Правовые вопросы использования частного капитала в восстановлении советского народного хозяйства (1921-1925 гг.). М., 1977.
9. Крон Ц.М. Частная торговля в СССР. М., 1926.
10. Рассказова Н. В. Предпринимательская деятельность в Пензенской губернии в годы нэпа. 1921-1927 г.г. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 2000.
11. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф.17.Оп.85.
12. Самарский областной государственный архив социально-политической истории (СОГАСПИ). Ф.2058. Оп.3.
13. Сборник статистических сведений по Пензенской губернии. 1920-1926. Пенза, 1927.
14. Сборник статистических сведений по Средне-Волжскому краю 1925/1926 - 1928/1929 гг. Вып. 4. Самара, 1930.
15. Советское народное хозяйство в 1921-1925 гг. Стат. сб. М., 1960.
16. Трудовая правда. 1924. 6 февраля.
17. Шарошкин Н. А. Изменения в численности и составе рабочих Поволжья в переходный период от капитализма к социализму (1917-1937 гг.). Саратов, 1984.
18. Этапы экономической политики СССР. М., 1934.
