CC BY
386
Берегиня • 777 • Сова, 2014, № 4 (23)_
УДК 378.017.4:32(450) ББК 74.5(450)
СИСТЕМА ОБРАЗОВАНИЯ И ПРОПАГАНДА В ФАШИСТСКОЙ ИТАЛИИ
Аннотация. Изначально политика фашистской Италии в сфере образования демонстрировала преемственность с реформами, начатыми накануне Первой мировой войны. Реформа 1923 г. попыталась ограничить доступ к массовому образованию, а также к среднему и университетскому путем создания системы школ профессионального образования. В 30-е гг. фашистская политическая пропаганда уже была прочно внедрена и хорошо организована, благодаря привлечению студентов университетов. Структура, созданная для управления фашистскими активистами и организации их деятельности в университетах, официально являлась филиалом партии. Она представляла собой важный инструмент для управления политическими воззрениями, как преподавателей, так и молодых рабочих и крестьян. Университетские фашистские группы (ГУФ) были одним из самых эффективных политических инструментов в руках партии, и в основном по этой причине они получали финансовую поддержку.
Ключевые слова: образование, университетские фашистские группы, государственное образование, фашистская пропаганда.
SCHOOLS AND FASCISM: FASCIST GROUPS IN ITALIAN UNIVERSITIES AND
Simone Duranti,
Professor of Shoah History, Florence University of the Arts, Italy and Researcher in Contemporary History, Siena University, Italy
Abstract. Fascist educational policy in Italy initially demonstrated a process of continuity with the reforms attempted around the time of the First World War. The reforms of1923 tried to limit mass education and access to secondary schools and university with the creation ofprofessional schools. Fascist political propaganda was well established and orchestrated during the 1930s and made substantial use of students in the universities. The structure created to control and organize fascist activists in the universities was officially a brunch of the Party. It also represented an important instrument in the control of teachers 'political attitudes and the political beliefs of young workers and peasants. The University Fascist Groups (GUF) were one of the most efficient political instruments in the Party's hands and for this reason they were generously funded.
Keywords: schools; University Fascist Groups; public education; fascist propaganda.
Фашизм пришел к власти, не имея проекта ре- менее, многочисленные заявления лидеров фашис-формы итальянской школы или, во всяком случае, тской партии дают достаточное представление о без четко выраженного представления о ней. Тем не значимости для них школьного воспитания как сред-
Симоне Дуранти, доктор истории, научный
сотрудник Университета Сиены, профессор
истории Холокоста Флорентийского университета
искусств
(Италия, Ареззо)
durantis@gmail.com
Перевод с итальянского Н.Н. Поташинской
THEIR PROPAGANDA
140
ства политической унификации итальянского общества и контроля над ним. Именно школа должна была заложить в сознание подрастающего поколения начало фашистской педагогической модели, предполагавшей культ национализма, неприятие классового подхода «во имя национального примирения», утверждение милитаристской мифологии, восхваление властных структур и насилия. Исследования истории школы в дофашистской Италии и становления идеологии фашизма свидетельствуют также о направленности массового образования на ориентацию выходцев из средних и низших слоев общества на такое обучение, которое исключало бы последующее высшее образование [1].
Рассмотрим, как это реализовалось на практике.
В 1923 г. теоретик итальянского фашизма Джо-ванни Джентиле инициировал реформу итальянской школы, оцениваемую обычно как мероприятие чисто фашистского плана [2]. Это не очень точно. В действительности ее основные положения восходили к мировоззренческим ориентирам таких интеллектуалов и реформаторов, как Джузеппе Ломбардо Радиче и Бенедетто Кроче. Элементы фашизма вносились в деятельность начальных и средних школ серией постоянных нововведений. Давалось это не просто. Об этом свидетельствует, наряду со всем прочим, тот факт, что за два десятилетия пребывания фашистов у власти в стране сменилось 14 министров образования.
Джузеппе Боттаи в одном из своих выступлений в конце 1930-х гг. настойчиво подчеркивал огромное значение для всего фашистского режима действовавшей тогда «Школьной хартии». Однако ее действие, а также независимость и светскость итальянского школьного образования были в значительной степени ограничены заключенным с Ватиканом конкордатом, благодаря которому в стране постоянно росло число католических школ. В результате к началу Второй мировой войны религиозные учебные заведения посещали почти 20% учащихся.
Представляется уместным остановиться на том, как конкретно происходило превращение начального и среднего образования в базу формирования будущего гражданина. Исходной установкой было создание «нового итальянца». Она, правда, вызывала многочисленные и противоречивые интерпретации. Однако при всем этом на протяжении всего фашистского двадцатилетия учащейся молодежи внушали ценности преданности дуче, установки на личный героизм, воинственность и культ милитаризма.
К трактовке культа «нового итальянца» мы еще вернемся. Предварительно рассмотрим инструменты, которыми располагали в те годы школьное образование и фашистский режим. Созданная там систе-
ма была в чем-то схожа со структурой, свойственной церковной иерархии. Корпус преподавателей и фашистские молодежные организации должны были сопровождать итальянцев с раннего детства вплоть до окончательного взросления.
Вместе с тем, несмотря на наличие соответствующих программ и учебников, призванных внедрить в сознание учащихся новое видение истории и политики в духе фашистского проекта, контроль за процессом преподавания оказался делом достаточно трудным. Усилия фашизма, направленные на то, чтобы привлечь на свою сторону преподавателей, заставить их проникнуться духом миссионерства и посвятить себя национальному делу, не давали ожидаемых результатов. Предполагалось, что учителя будут с должным уважением относиться к фашистским ритуалам и распространять в среде учащихся такие пропагандистские установки, как культ дуче и национальной исключительности, преклонение перед фашистской властью, превратившей биологический и культурный расизм в важный инструмент идентификации итальянского фашиста. Однако в собственном классе учитель как начальной, так и средней школы сохранял некоторую автономию, и от него не требовали приносить клятву, как от профессоров высших учебных заведений.
Иначе обстояло дело вне пределов школы. Для проведения досуга детей снабжали учебной формой и оружием. Молодежные фашистские организации воспитывали их в духе воинственности. Важная роль отводилась, в частности, организации «Национальное дело Балиллы» (Opera Nazionale Balilla) (ОНБ), летние лагеря которой приобщали к туризму молодых людей, не имеющих возможности путешествовать из-за скудости семейных ресурсов. Занималась она также и организацией свободного времени подростков. Целью ОНБ было также обеспечение того, что именовалось тогда «идейным согласием», которое, однако, было нелегко выявить, поскольку атмосфера, свойственная реалиям диктаторского режима, побуждала людей к осторожности, порождаемой инстинктом самосохранения. Практиковалось также подстрекательство молодежи к проявлению культа воинственности. В частности, в рамках игровых модулей провоцировались столкновения со славянскими детьми - выходцами из пограничных северо-восточных областей - или же негативное отношение к народам Эфиопии, захваченной Италией в ходе колониальной войны 1935-1936 гг.
Важным элементом фашистских ритуалов была передача оружия от одной группы молодежи к другой, происходившая в день главного фашистского
праздника [3]. В рамках этого ритуала стрелковое оружие передавалось в руки более молодого юноши, а передавший, в свою очередь, получал новую винтовку от старшего. Такая процедура должна была, по замыслу ее организаторов, способствовать идейному единению, порожденному «судьбоносным коллективизмом» активного и проникнутого милитаристским духом народа «на марше», готового «воспринимать себя уже не в рамках классовой модели, но в смене поколений».
В итальянской историографии институциональные механизмы школьного обучения в период фашизма обычно рассматриваются с упором на содержание и последствия реформы Джентиле [4]. Поэтому практика «поправок» к ней, как и ряд других важных проблем, в известной мере остается неизученной. Обнаруженные архивные документы, а также исследования последних лет не дают возможности кратко изложить сущность политики фашизма в области культуры или показать унифицированную пропаганду, исходившую от фашистского режима. Отсюда следует, что необходимо говорить о различных, или «дополнительных» фашизмах. Эти типы фашизма по-разному проявлялись в центре и на периферии.
Хотя задачи, которые режим ставил в области школьного образования, не оставались неизменными, сохранялись постоянные элементы фашистской идеологии, которые немедленно включались в школьную политику, а значит, и в содержание фашистской доктрины в отношении детей, подростков и студентов. Мифы о власти и национализме, преподносившиеся как «италийская гордость», противопоставлялись идейным установкам многочисленных идеологических противников режима - демократических стран, Лиги Наций, коммунистической России, а также представителей славянского мира и выходцев из Африки, а с момента начала территориальных захватов и до прихода фашистов к власти -с Балкан и из Средиземноморья.
Тогда же большое значение приобрело еще одно обстоятельство: фашистские издательства для детей и юношества выпускали комиксы и приключенческие повести, в которых белый италийский мальчик Балилла (генуэзский подросток, бросивший камень в австрийского солдата и тем самым положивший начало антиавстрийскому восстанию 1746 г.) нес африканским детям свет цивилизации, а великолепие дикой природы ассоциировалось с красотой туземной женщины, представленной в расистском ракурсе - как мнимой причины ослабления расы италийцев, которые, вступая в браки с представительницами аборигенного населения, размывали чистоту «белой расы» [5].
В итальянской историографии речь шла и о распространении на территории Италии фашистской пропаганды: подчеркивалось, что католическая культура, с одной стороны, и недостаток внимания к школам - с другой, ограничивали возможность распространения соответствующих идеологических постулатов. Режим пытался остановить падение своего влияния, поставив себе на службу (особенно после заключения конкордата с католической церковью) те сферы католической мысли, которые были близки фашистской морали и политической доктрине: это была и критика католиками большевистской идеологии, и оценки современного общества как иерархического. Также режим вовлекал молодежь в политическую деятельность путем проведения благотворительных мероприятий. Собрания, празднования, парады (почти всегда в учебной форме) проводились не только в среде школьников, но и среди молодых рабочих, которые посещали организации или мероприятия, имевшие место после окончания рабочего дня (Дополаворо); особое внимание режим обращал на тех представителей молодежи, которых задерживали патрули студенческих активистов - членов Университетских фашистских групп (ГУФ) [6].
ГУФ стремились проникнуть в высшие учебные заведения, разрушить традиционные католические и социалистические организации, а также навязать им идеологию фашистского порядка и культ насилия. Эти организации существовали не только в каждом университетском городе, но и в провинции. Благодаря щедрому финансированию со стороны фашистской партии, они могли заниматься разнообразной деятельностью среди населения. Университетские фашистские группы составляли костяк Национальной фашистской партии (НФП), секретарь которой одновременно являлся и секретарем ГУФ. Выделявшееся им финансирование было настолько значительным, что в конце 1930-х гг. составляло более 50% всего бюджета НФП [7].
Деньги шли на финансирование университетских издательств, а значит, и на выпуск газет с ярко выраженной политической направленностью, на проведение политических и культурных обменов и конференций, в том числе и межуниверситетских, а также на организацию занятий спортом как основного времяпрепровождения студентов во время каникул.
Большая часть расходов ГУФ относилась к двум важнейшим сферам их деятельности - благотворительности в отношении малоимущих студентов, которым членство в ГУФ гарантировало жилье, питание и возмещение расходов на приобретение книг, а также организации ежегодных собраний, посвященных спорту, культуре и искусству - Лик-торств (ЬШюйаП).
Помощь неимущим студентам [8] была призвана демонстрировать «модерность» и «прогресс» новой муссолиниевской Италии. Что же касается Лик-торств, то в них участвовали те студенты, которые прошли предварительный отбор на местах. Основанием для отбора могли служить их успехи как на ниве культуры, так и в политике: в конкурсах были представлены произведения поэтов и художников, выступления артистов, а также работы, посвященные социальной политике режима, геополитике, демографии, обоснованию теории расизма и традициям итальянского колониализма.
Проводились конкурсы, которые должны были побуждать молодых интеллектуалов если не участвовать в свободной дискуссии, то хотя бы воспринимать критику. В воспоминаниях многих участников этих мероприятий Ликторства сохранились как своеобразная форма «поднадзорной свободы», действовавшая в условиях цепкой фашистской цензуры. Проводившиеся Ликторствами конференции (или чтения) широко освещались в прессе, а газеты в течение всего года публиковали имена кандидатов и избранные ими темы для участия в этих конференциях. К Ликторствам культуры и спорта, премировавших студентов, отличившихся в определенной дисциплине, добавлялись Ликторства труда, участниками которых были молодые рабочие - каменщики, плотники, механики, а также лица, занятые в сельском хозяйстве.
В этом особом виде конкурсов отчетливо прослеживается практика применения университетской педагогики, нацеленной на ликвидацию «политической безграмотности» трудящихся. В ходе кратких вводных курсов активисты ГУФ рассказывали о благотворительной деятельности, экономическом планировании, международной политике Италии и новых концепциях в сфере организации профсоюзной деятельности - и все это с целью разъяснить трудящимся основные составляющие фашистской политики. Пропагандисты новых веяний в сфере профсоюзной работы стремились обосновать введение корпоративизма и на этой базе аргументировать идею «третьего пути» между капитализмом и социализмом, важной частью которой было положение о преимуществах патроната, сотрудничества предпринимателей с рабочими в целях управления социально-экономическими конфликтами со стороны государства, которые должны были гармонизировать отношения труда и капитала.
ГУФ щедро финансировались фашистской партией, и это в немалой степени было обусловлено общепризнанным высоким культурным уровнем студентов: кто же лучше них мог бы донести послания фашизма до итальянской провинции, зачастую
бедной и невежественной? Фашистская партия, доверившая ГУФ значительную часть политической журналистики, способствовала циркуляции идей, представлявших фашизм в качестве авторитарного, прогрессистского и революционного режима. Эти идеи рисовали фашизм как «позитивное будущее», а не как консервативную модель реакционного общества. В итоге, однако, вскрылась бессодержательность предложенных лозунгов.
ГУФ управляли десятками органов политической печати, тиражи которых, естественно, значительно снизились в 1930-е гг. Эти издания представляли фашистскую Италию в качестве образца прогресса, равенства и социальной справедливости, одновременно распространяя грубые и необоснованные высказывания в адрес идейных противников, поскольку фашизму были нужны враги для того, чтобы постоянно держать население в напряжении. В течение многих лет университетские преподаватели публиковали статьи, направленные против демократии, большевизма, работающих женщин, буржуазии, «нецивилизованных негров», нуждавшихся в евангелизации, и «вероломных евреев». Статьи различались своей тональностью в зависимости от того, участвовали ли их авторы в Ликторствах, либо были всего лишь активистами на местах. Важным моментом было четко проступавшее в этих статьях стремление использовать фашистскую партию против госбюрократии. При этом авторы статей всячески подчеркивали собственную роль в деле формирования не только новой морали и политики, но и новой культурной и профессиональной элиты.
Увлечение молодежи режимом Муссолини усилилось в начале 1930-х гг., после того, как фашизм атаковал католические структуры, все еще имевшие большое значение для молодых итальянцев, обладавших собственной сетью центров образования и отдыха. В 1932-1933 гг. молодежь одобряла существующие порядки, а значит, могла быть использована и в политике. Вовлечение студентов в политику возрастало пропорционально распространению критических настроений в отношении фашистского режима и одновременно - по мере нарастания в обществе настроений нетерпимости. Количество критиков системы не увеличивалось, но их влияние не следует недооценивать: политические активисты выступали против статичной системы фашистской власти. Хотя молодежь уже стала опорой режима, он, по крайней мере, вплоть до войны в Африке, постоянно продолжал вовлекать все новых молодых людей в ряды своих сторонников. «Диктатура, полностью объявшая итальянское общество, не допускала никаких послаблений, однако нельзя отрицать и
имевшее место активное и пассивное противодействие режиму» [9].
Представленные нами суждения особенно справедливы в отношении периода 1930-х гг.: открыв молодежи «широкую дорогу», партия влияла на нее посредством требований, выдвигавшихся ГУФ. Именно тогда был вновь открыт прием в фашистскую партию, превратившуюся в разветвленную структуру, которая занималась прежде всего благотворительностью и держала под строгим контролем общественное мнение. Отсюда, и значение ГУФ: они представляли собой активный пропагандистский элемент, а также фанатично руководили политическим процессом, опираясь на чиновников центральных органов госаппарата. В дальнейшем же деятельность ГУФ приобрела почти исключительно благотворительный характер.
Показательна церемония в университете Триеста, посвященная началу 1934/1935 учебного года. Вслед за ректором выступил секретарь ГУФ, использовавший в своем выступлении высокий стиль и обративший пафос своей речи к представителям гражданских и военных властей, а также к церкви. Затем последовала лекция известного университетского профессора. Подобный сценарий церемонии объяснялся стремлением фашистской партии активизировать Министерство национального образования. Уже начиная с 1930 г. кандидатура профессора, выступавшего со вступительной лекцией, утверждалась ректором, префектом и представителем министерства. Необходимым требованием для утверждения было членство в ГУФ: тем самым оценивались политические взгляды претендента на выступление. Очевидно, что замена обычного преподавателя секретарем ГУФ снимала множество проблем и гарантировала политическую «чистоту» церемонии [10].
Руководители вузов, представители государственной верхушки и фашистской партии не совсем одинаково воспринимали способность режима проводить свою политику в университетах. С одной стороны, имелись сторонники фашизации университетов, такие как Джентиле и Боттаи, а с другой - те, которые считали реформу Джентиле недостаточной для подавления сопротивления традиционалистских кругов и неспособной в должной мере укрепить влияние фашистов в вузах. Именно ГУФ расценивались в качестве орудия, предназначенного активизировать фашизацию университетов. Изменение такой старинной традиции, как церемония начала учебного года, гарантировало усиление позиций секретарей ГУФ, а это, в свою очередь, означало придание ГУФ элитарного статуса внутри системы фашистской власти. Такая тенденция подтвердилась при введении в 1934 г. Ликторств труда, ставшего поворотным
событием в деятельности ГУФ как непременных участников студенческих ассоциаций, занимавшихся пропагандой в среде трудящихся. Помимо Лик-торств труда, ГУФ осуществляли идеологический контроль и над молодежью вне школы, управляя, начиная с 1934 г., подготовительными политическими курсами, которые ранее были организованы провинциальными федерациями партии.
Знакомство с ежегодными университетскими изданиями, воспроизводящими речи ректоров и секретарей ГУФ, позволяет понять не только значение самой церемонии, но и ощутить особый климат подчинения, в который итальянские ученые оказались погружены вследствие фашизации университетского образования. В результате навязывавшихся сверху установок университетская профессура все в большей степени становилась объектом политического контроля со стороны ГУФ, призывавших сотрудничать с Ликторствами по культуре. Практика научного руководства профессоров студентами подменялась контролем над политической благонадежностью молодежи.
От профессоров требовали адекватного ответа на запросы фашистской идеологии. Имеются в виду такие кардинальные установки Ликторств, как, например, «Доктрина фашизма». Профессоров склоняли к политическому сотрудничеству с режимом.
Анализ выступлений секретарей ГУФ показывает, что их роль и активность не всегда соответствовали возлагавшимся на них надеждам. Некоторые из них (например, в Бари и Неаполе) делали упор на примат расовых законов, другие опирались на традиционалистские ценности, указывая на близость позиций фашизма и католицизма в отношении как войны в Абиссинии, так и войны в Испании.
Подчеркивалась важность отношений ГУФ с милицией, то есть со структурой, которая ведала военной подготовкой фашистской молодежи и зачислением ее в армейские подразделения. Начиная с войны в Африке и позднее, в ежегодных выступлениях уделялось значительное место воинской мобилизации студентов: им присваивались почетные дипломы, а погибшим воздавались почести. Милитаризация образования особенно наглядно прослеживалась в конце церемонии, когда в главной университетской аудитории студенты в окружении милиции выстраивались для принятия присяги. Милитаризация, которой была пронизана каждая публичная акция режима со времен африканской войны, рассматривалась в университетских структурах как проявление высокого патриотизма.
В громких выступлениях близких режиму ректоров, возглавлявших университеты Турина, Рима, Павии, нередко звучали мотивы «студенческого
144
братства», призванного объединить руководителей университетов и рядовых студентов. В упоминавшихся выше университетских ежегодниках сохранились фотографии ректоров, которые присутствовали на смотрах университетских воинских формирований, а также тексты их речей, посвященных памяти погибших студентов. В период Гражданской войны в Испании (1936-1939 гг.) в этих речах звучали названия испанской Гвадалахары и экзотических абиссинских местностей, что было призвано подчеркнуть близость фашизма к идеологии университетского руководства, воспевавшего национализм и любовь к родине, призывавших к уничтожению «большевизма в Испании». Запугивание и конформизм были определяющими тенденциями, и мало кто был в состоянии противостоять им.
Культурный менталитет того периода ярко проявился в риторике Джованни Джентиле, который в 1933 г. должен был выступить с последней перед собственной отставкой лекцией, предварявшей выступление секретаря ГУФ. Эту лекцию он озвучил в университете Пизы; в ней, наполненной политической эквилибристикой, нашла отражение присущая ему осторожность. Джентиле осудил своих критиков, а пассажи, посвященные молодежи и католической церкви, были полны симпатии и понимания. Его основная идея сводилась к необходимости подчинения итальянской культуры в целом и университетской жизни, в частности, не только новой политической, но и культурной системе. Джентиле говорил о своем ощущении времени, наполненного столкновением старого и нового, где студенты представляют будущее, а сам он остается в прошлом, пусть и достойном уважения. Почти в каждом абзаце его лекции упоминалась «фашистская революция», и он сам - как человек, который через 10 лет после проведенной им в качестве министра в правительстве Муссолини «реформы образования» нуждается в уважении, а не пренебрежительном отношении со стороны «политизированной молодежи».
В переписке между провинциальными ГУФ и их национальным секретариатом отмечалась излишняя жесткость и иерархичность вводимой системы. Однако все шло к тому, что ГУФ становились по преимуществу политическим центром общества, где протест против иерархии был распространенной практикой, а осуждение нравственного упадка и аморальности руководителей высказывалось так часто, что стало обыденным. Упадку нравов и была призвана противостоять деятельность политических активистов ГУФ как хранителей фашистской морали и «ценностей революции». Критика же и желание раскрыть лицемерие властей не являлись признаком несогласия, которое могло бы привести к антифашизму.
В большинстве случаев речь шла о глубоком внутреннем несогласии с теми методами, которыми руководство стремилось поддерживать порядок и потенциал фашистских институтов, а главное - основополагающую ценность «революции». ГУФ сами представляли политических защитников режима. Поэтому мы не согласны с теми итальянскими историками и авторами мемуаров, которые считают, что участие ГУФ в Ликторствах или в редакциях газет могло стать достаточным поводом для вовлечения студентов в оппозицию режиму. Совсем наоборот, ГУФ были главным политико-пропагандистским орудием фашизма, и в качестве зависимого от партии органа они разворачивали политическую работу, навязывая молодежи ортодоксальную линию в соответствии с идеологическими директивами режима. Примером могут служить студенты-волонтеры во время Второй мировой войны, если они не отвергали соответствующее их статусу элитарное поведение [11], не критиковали фашистскую модель и даже защищали революцию, социальную и экономическую справедливость, которые с самого начала провозглашала фашистская программа.
Помимо курирования печатных изданий и лекций, ГУФ активно продуцировали воинственную риторику внутри все более милитаризированного общества. В 1930-е гг., вплоть до Второй мировой войны, центральным аспектом их политической пропаганды становится тема фронтовиков. Во всех войнах, которые вел итальянский фашизм, - от имперских завоеваний до Испании, Албании, восточного фронта, Балкан и России - студенты выступали в качестве добровольцев, поскольку, в отличие от первых участников фашистских отрядов и тех, кто вернулся с фронтов Первой мировой войны, они не имели военного опыта, который побуждал бы их включиться во «взрослое» фашистское общество.
Студенты получили непосредственно от партии и от министерства разрешение сформировать две самостоятельные бригады для войны в Африке. Эту акцию курировали некоторые местные руководители ГУФ, которые с течением времени, в рамках курса режима на замену постаревшего руководства партии молодежью из ГУФ, поднялись до уровня национальной верхушки. Однако Африка, помимо военных действий, требовала и массированной пропагандистской работы, направленной на объяснение причин интервенции, которая должна была предстать в качестве цивилизаторской миссии, а не акта завоевания и эксплуатации. Для этого широко распространялись политические доводы фашистской расовой теории. Каждую военную акцию фашизма ГУФ сопровождали пропагандистской поддержкой, чтобы усилить ненависть к врагу, кем бы он ни был - «не-
гром», принадлежащим к «низшей расе», большевиком или евреем. Западные демократии, объявившие экономические санкции в ответ на вторжение в Эфиопию, объявлялись «иудейскими».
В данной статье мы остановимся на некоторых важных аспектах организационной деятельности и повседневной работы ГУФ, то есть на разработках особой культурной политики, создании лозунгов и распространении ценностей, важных не только для достижения консенсуса в молодежной среде. Для фашизма проблема смены поколений означала селекцию политического и административного персонала с целью включения его в партию через активную деятельность внутри структур, способных обеспечить политическую подготовку и идеологическую активность. ГУФ выполняли именно такие функции, и зеркалом их реального значения для режима был рост финансирования от НФП в течение всех 1930-х гг. Располагая значительными средствами, ГУФ выпускали огромное количество печатной продукции и газет, а также осуществляли действия по поддержке режима.
Налицо были и некоторые конфликтные вопросы в политике ГУФ. Фашистская партия выдвинула лозунг «Дорогу молодежи» для тех, кто в качестве добровольца хотел участвовать в военных действиях; обязательным требованием для этого было вступление в ряды партии. Другая же часть молодежи стремилась к профессиональному росту после получения диплома. Упомянутый лозунг был необходим для пресечения спонтанных молодежных выступлений, а также для известного «успокоения» тех радикальных элементов, которые вступали в партию «по зову долга и во имя служения нации». ГУФ прилагали усилия для профессионального продвижения молодых членов Ликторств и курсов по политической подготовке, не забывая при этом и о собственном позиционировании. ГУФ поставила под свою идеологическую опеку и молодежные боевые лиги, превратившись тем самым в наиболее значимую организацию из подконтрольных партии структур.
Именно ГУФ определяли общественное мнение, что делало их гарантом «чистоты идеалов» фашизма. В ходе борьбы с «буржуазным духом», трактовавшимся как «нравственное заболевание», препятствовавшее «продвижению революции», разрабатывалось пропагандистское сопровождение «африканской кампании» Италии и ее конкретного участия в боевых действиях. Особое место в этой пропаганде отводилось мифу о «духе молодежи», связанном с фашистским представлением о трагическом герое, всецело отдающем себя родине.
Помимо своего непосредственного участия в военных планах фашизма, ГУФ занимались также и
сражениями на политическом поле. Они обосновывали идею выхода Италии из Лиги наций в 1937 г. и сближения с нацистским студенческим движением «третьего рейха».
Большое место в идеологической деятельности ГУФ на службе режима занимала разработка лозунгов, направленных против врагов фашизма. В русле антибуржуазной кампании был изобретен образ «химеры большевизма», участвующей в войне в Испании. Крестовый поход против большевиков, не отделимый от испанской войны, стараниями ГУФ превратился в область самой бескомпромиссной и продолжительной полемики, характерной для идеологии фашизма вплоть до его краха. Национальный секретарь ГУФ назвал свою организацию «атакующей стрелой фашистского расизма», имея в виду прежде всего фанатичные антисемитские выпады студентов, шедшие в едином русле с борьбой против «буржуазного духа» и «международного коммунизма».
Спорным является вопрос о возможности использования фашистской прессы в качестве документального источника, учитывая ее официозный характер и специфический дискурс. Однако в настоящее время изучение публикаций режима позволяет историкам, как выявить количество инакомыслящих, так и изучить особенности распространявшихся в фашистской Италии стереотипов. Лозунги играли более важную роль, чем попытки публикаций об успешной реализации фашистской модели. Поэтому печать носила самодостаточный характер, независимо от использования ее содержания в историографических исследованиях. Конечно, при этом остается проблема понимания того, насколько эта печать могла быть распространена и главное - прочитана. При отсутствии точных данных мы можем лишь сослаться на те инициативы, которые в значительной степени освещались некоторыми газетами, а также на культурные и политические группы, выражавшие их мнение. В ряде городов студенты печатали приложения к газетам, которые бесплатно распространяли среди трудящихся, и бывали случаи, когда местные фашистские группы и федерации наклеивали листовки на стены домов для усиления зрелищного эффекта политического послания.
Помимо журналистики, студенты занимались изданием серии фашистской политической литературы, привлекая собственных авторов, которые в чем-то отличались от членов Ликторств. Это происходило одновременно с ростом значения и политического веса ГУФ. При этом не следует считать, что ГУФ занимались по преимуществу издательской деятельностью: совсем наоборот, хотя редакции постоянно призывали их к сотрудничеству. Редакции
146
оставались местом для немногих амбициозных, увлеченных, любознательных сотрудников, многие из которых не имели возможности для реализации профессиональной карьеры журналиста. Наряду с этим, были и такие, которые не по принуждению, а по доброй воле, публиковали статьи, содержавшие расовые выпады или осуждавшие преподавателей и студентов, занимавшихся подпольной антифашистской деятельностью.
«Большую помощь» ГУФ были призваны оказывать в первую очередь студентам из провинции, которые сталкивались со значительными профессиональными трудностями. Уровень «помощи» покрывал не только нужды малоимущих, но и тех представителей мелкой буржуазии, которые испытывали в университете материальные трудности. Вступление в ГУФ означало различного рода скидки, возможность посещать театральные курсы, кино и прежде всего социализацию через спорт. Вспомним, что вплоть до принятия «Школьной хартии» в 1939 г. вступление в ГУФ не было обязательным, хотя сам режим на протяжении 1930-х гг. расширял собственные структуры, пытаясь вовлечь в них новых членов.
Молодежь, посещавшая школу, не могла миновать ГУФ, потому что канал реализации интеллектуальной карьеры через партию и университет шел через сотрудничество с газетами, профсоюзными структурами и прежде всего был связан с членством в Ликторствах. В Центр политической подготовки со штаб-квартирой в Риме могли призываться те, кого рекомендовали Ликторства, и эта структура формировала политические кадры фашизма на двухгодичных курсах. Политический вес ГУФ был настолько значительным, что обеспечивал почти автоматическое вступление в эти организации. Многие очевидцы вспоминают, что формуляры для вступления ГУФ выдавали вместе с университетскими документами, а, значит, ГУФ монополизировали свободное время и жизнь университетов, толкая студентов к конформизму. Стратегия фашизма предусматривала полную монополизацию студенческой жизни, возбуждая чувство принадлежности к интеллектуальному авангарду, которому предстоит ускорить процесс сплочения учащихся в фашистском духе. Если не было возможности привязать к режиму всех студентов, делались попытки включить менее расположенных к этому через поддержку их повседневных нужд: бесплатного посещения врача, предоставления скидок на приобретение книг, дешевых билетов в кино и театр.
Самыми важными для каждой организации ГУФ были так называемые «дома студентов» для проведения досуга - со столовой и библиотекой,
которые должны были соответствовать росту численности студентов. Для рекламы своей деятельности ГУФ использовали концепцию «фашистской справедливости», отвергая патернализм и благотворительность. Активист ГУФ был обязан обеспечивать себе определенный уровень материального благополучия для того чтобы продемонстрировать тем, кто в такие организации не вступил, степень их неравенства и одиночества. Ведь они не могли себе позволить столь привлекательные для молодежи 1930-х гг. поездки по Италии или за границу в рамках культурного обмена, которые ГУФ постоянно организовывали для своих членов.
Хотя членство в ГУФ и было добровольным, его массовость объяснялась, как обещанными его членам материальными преимуществами, так и тем, что в них вступали молодые люди, которые были не в силах противостоять режиму, исповедовали пассивное соглашательство, постоянно пребывали в обстановке тотальных ограничений и контроля. Вместе с тем, большее, по сравнению со вступлением рабочих в профсоюзы, количество вступивших в ГУФ студентов трудно объяснить лишь следствием конформизма или реального подчинения идеологическим и политическим инстанциям режима. Своеобразие деятельности и мобильность ГУФ свидетельствуют, что широкое участие в этих организациях отнюдь не было адекватно масштабам политической активности, которая оставалась уделом меньшинства.
Обучение студентов велось в обстановке достаточно неразвитых социально-экономических отношений. Взращивание новой интеллектуальной элиты шло параллельно с осознанием молодежью собственной идентичности - и этот процесс протекал в обстановке милитаризации режима и усиления идеологической обработки трудящихся, на фоне чего расцветал миф об эффективности социальной справедливости на фашистский лад.
Пропаганда ГУФ по отношению к трудящимся сводилась к восхвалению трудолюбия не только рабочих, занятых на заводах и фабриках, но и лиц физического труда вообще. Так, популярным вариантом мифа о национальном возрождении через возвеличение «достоинства труда» стало определение крестьянского мира как гаранта общественного порядка. Понятно, что тем самым партия стремилась отвлечь внимание от реальной отсталости аграрного сектора, и это делалось по двум причинам: популярности в фашистской модели идеи косного социального порядка, лишенного видимых противоречий, и идеологической обработки тех трудящихся, которые в силу своего менталитета и рода занятий еще не осознали в полной мере требований режима. Роль ГУФ как идеологического «инструктора» кре-
стьян имела особое значение потому, что была попыткой проникнуть в широкие слои сельского населения того неподвижного мира, который, если и выражал политическое несогласие, но не выдвигал воодушевленных новыми идеями лидеров.
С целью противостояния пассивности, связанной с незнанием самых элементарных основ фашизма, были учреждены те самые Ликторства труда, о которых мы говорили выше и которые, как показано в министерских и партийных докладах, не были способны разрешить проблему политического образования молодых трудящихся. Составители докладов свидетельствовали, что ощутимые воспитательные результаты давала лишь практика. Дискуссии о «гражданском воспитании» в духе фашизма выявили неожиданное незнание самых элементарных понятий. Однако в момент экономических санкций, последовавших за оккупацией Эфиопии, пропагандистская кампания Ликторств труда оказалась успешной. Таким образом, в период политической нестабильности Ликторства труда стали своего рода идеологическим двигателем. Трудящиеся, прежде всего молодежь, становились объектом интереса не только как рабочая сила, но и как идеологический резерв. Фашистский патернализм рассматривал молодых рабочих как неразумных детей, а не граждан, осознающих свою ответственность за историю режима и его институты. Не случайно основополагающим пособием фашистской педагогики становится «Книга фашиста» - хрестоматия с базовыми наставлениями, предназначенная для «смиренной» и «невежественной» Италии.
Студенты, согласно пожеланиям лидеров и идеологов фашизма, должны были не только применять на практике подобную педагогику, рассчитанную на формирование примитивных инстинктов, но и внести конкретный вклад в разработку корпоративной науки. Были созданы соответствующие факультеты и специализированные школы, посредством которых предполагалось сформировать будущий класс политических и экономических руководителей. Хотя создание новых фашистских школ подверглось критике со стороны бывшего министра Джентиле, выступавшего за фашизацию университетов, другие фашистские идеологи и политики, такие как Боттаи, подчеркивали потенциал таких учебных заведений, как «Новый колледж Муссолини», в которых главное внимание отводилось теоретическому изучению корпоративизма.
Очевидно, существовали различия в суждениях о том, каким должен быть преподаватель, о его подготовке и способности идеологически служить фашизму. Острая полемика такого рода может показаться следствием столкновения центров автоном-
ной власти. Все они придерживались стратегии сохранения господствующих порядков, но отдельные лидеры при этом пытались добиться личного влияния. Перед нами условия «гангстерской системы», описанной Францем Нейманом в случае с нацистами [12]. При анализе итальянского фашизма он допускал возможной автономию отдельных политических и экономических сил в рамках взаимного конфликта. Вот почему предпринимались попытки использовать возможности ГУФ для нормализации положения и снижения напряженности, возлагая на студентов задачу пропаганды тех основных идей, которые характеризовали культурный и политический климат фашистской Италии и могли бы не только сплотить общество, но и лишить остроты конфликты местных иерархических кланов.
Примечания:
1. Среди наиболее значительных исследований об отношениях школы и фашизма см. Ben-Ghiat, R. La cultura fascista. - Bologna, 2000; Charnitzky, J. Fascismo e scuola: La politica scolastica del regime (1922-1943). -Firenze, 1996; De Fort, E. La scuola elementare dalTumtá alla caduta del fascismo. - Bologna, 1996; Fare gli italiani: scuola e cultura nell' Italia contemporanea / A cura di S. Soldani, G. Nuri. - Bologna, 1993 ; Giuntella, M.C. Autonomia e nazionalizzazione delle universM: Il fascismo e l'inquadramento degli Atenei. - Roma, 1993; Koon, T.H. Believe Obey Faith: Political Socialization of Youth in Fascist Italy 1922-1943. - Chapel Hill-London, 1985; Turi, G. Il fascismo e il consenso degli intellettuali. -Bologna, 1980; Gentili, R. Giuseppe Bottai e la riforma fascista della scuola. - Firenze, 1979; Isnenghi, M. L'educazione del italiano: Il fascismo e l'organizzazione della cultura. - Bologna, 1979; Ricuperati, G. La scuola italiana e il fascismo. - Bologna, 1977; Barbagli, M. Disoccupazione intellectuale e sistema scolastica in Italia (1859-1973). - Bologna, 1974.
2. Относительно личности Джентиле см.: Turi, G. Giovanni Gentile: Una biografia. - Firenze, 1995.
3. 28 октября1922 г. - день взятия власти итальянскими фашистами, с которого они начали отсчет времени.
4. См. : Golf,r-е, M. Una riforma alla prova: La scuola media di Gentile e il fascismo. - Milano, 2000.
5. См. важное исследование о биологическом и культурном расизме итальянского фашизма от колониальных завоеваний до принятия антиеврейских расовых законов: La menzogna della razza: Documenti e immagini dell razzismo e dell'antisemitismo fascista / A cura di Centro Furio Jesi. - Bologna, 1994.
6. Относительно истории ГУФ см.: Duranti, S. Lo spirito gregario: I gruppi universitari fascisti tra politica e propaganda (1930-1940). - Roma, 2008.
7. Среди доступных монографий о ГУФ следует отметить работу, в которой дан тщательный анализ их
148
организационных основ: LaRovere, L. Storia dei GUF: Organizzazioni, politica e miti della gioventu universitaria fascista 1919-1943. -Torino, 2003.
S. Помощь предоставлялась и студентам-евреям - иностранцам, которые искали в Италии возможность учиться, тем более, что в некоторых странах Восточной Европы имела место значительная дискриминация по еврейскому вопросу. Итальянские университеты имели старинную традицию гостеприимства, которая, разумеется, была резко прервана расовыми антиеврейскими законами 193S г.
9. См. : Colarizi, S. L'opignione degli italiani sotto il regime 1929-1943. - Roma-Bari, 1991. - P. 175.
10. По этой теме см.: Vinci, A. Storia dell'Un^ersM di Trieste: Mito, progetti, reata. - Trieste, 1997.
11. Некоторые сообщения с фронтов Второй мировой войны свидетельствовали о том, что другие военные относились к студентам в качестве младших офицеров-волонтеров с недоверием, потому что считали их «экзальтированными фанатиками», а также -доносчиками и «народными комиссарами». См.: Archivio Centrale dello Stato (Roma). Segreteria Particolare del duce.- Carteggio ordinario 1922-1943. busta 1741. Fasciscolo 515.141. Studenti universitari volontari.
12. Neumann, F. Behemoth: Struttura e pratica del nazionalsozialismo. - Milano, 1977 (первое издание в 1942 г. Новое издание в 1999 г.). Об историческом и историографическом анализе данной тематики см.: Collotti, E. Fascismo, fascismi. - Firenze, 19S9 (2004).
149
