CC BY
132
[лингвистические заметки]
В. И. Шаховский
СИНЕРГЕТИКА СЛОВА В СЕМАСИОЛОГИЧЕСКОЙ СЕМИОТИКЕ ЯЗЫКА
VICTOR I. SHAKHOVSKIY
SYNERGY OF A WORD IN SEMASIOLOGICAL SEMIOTICS OF THE LANGUAGE
«Слова, слова, слова...» (Шекспир. Гамлет)
Виктор Иванович Шаховский
Доктор филологических наук, профессор кафедры языкознания Волгоградского государственного социальнопедагогического университета ► [email protected]
Рассматриваются новые способы и средства смысло-, словообразования/преоб-разования как примета языкового реагирования на вызовы современного социума. Обращается внимание на спиралевидную форму языковой динамики, в частности, на возврат давно вышедших из употребления слов и словосочетаний, на их воспроизводимость в новых культурно-коммуникативных контекстах. Делается вывод об интенсивной синергетике как новых масс-медиальных образований, так и воспроизводимых единиц языка из прошлого. Проводится разграничение между коммуникацией, информацией и пропагандой через сбитый фокус подачи и восприятия информации. Подчеркивается различие между экологичностью и неэкологичностью журналистского словотворчества. Все теоретические положения статьи иллюстрируются новым фактическим материалом.
Ключевые слова: смысло-, словообразование/преобразование, круговорот лексических средств в хронотопе, спиралевидная динамика языка, синергетика, сбитый фокус, экологичность/неэкологичность, коммуникативные риски.
The article focuses on new ways and means of sense, word derivations / transformations as a sign of language answer to modern society calls. A special attention is payed to the cirdelike way of language lexical usage in chronotope, namely to a long out of date words and word combinations return, to their reproduction in new social and cultural communicative situations. The author makes conclusion of an intensive synergy of new mass-media derivatives and returned to active usage the out of date lexemes. Differentiation among communication, information and propaganda through the damaged focus of information translation and perception is made. The author makes emphasis upon ecological compatibility and incompatibility of the journalistic word creativity. Illustrated are all theoretical postulates by new examples.
Keywords: sense, word derivations / transformations, circlelike way of language lexical usage in chronotope, circlelike language dynamics, synergy, wronged focus of information, ecological (in) compatibility of language usage, communicative risks.
Наблюдения показывают, что меняющаяся ситуация в мире и, соответственно, коммуникативные потребности сопровождаются многообразными изменениями в самом языке и его различных подсистемах. Эти изменения включают в себя появление большого количества новой лексики (и собственной, и заимствованной, и гибридной). В связи с этим следует отметить появление новых способов и средств как лексической, так и семантической деривации (словообразования и преобразования, окказионализация и неологизация, смыслообразование: лексический и концептуальный блендинг, конверсия, инфиксация, лексическая, семантическая, акронимическая, синтаксическая компрессия). Приведем два примера компрессивов: было рулевое колесо стало руль, была тормозная педаль стал тормоз. Имена новых контекстуальных понятий, вызванных социально-экономическими причинами: ампутация совести, двуногая саранча, хирургическое невмешательство, политическая арифметика (А. Минкин); православнутое гражданское
[мир русского слова № 2 / 2015]
5
[лингвистические заметки]
общество (Н. Троицкий: «Эхо Москвы», 10 марта); тотальная могилизация (Дм. Пучков); камера хранения — израильский тип детского сада, агрессивный мониторинг, медиальная мясорубка, крымская весна. В современном коммуникативном пространстве СМИ значительное место занимает языковая игра / игра с языком с целью infotainment^ через создание блендов, лексических (дебильник (мобильник), гейропа, слухмей-керы (имиджмейкеры), волчеризация (ваучеризация), бизнесменты, толерасты, лоховедение [1: 7-27], бабломёт, бабосы, православные патрули) и концептуальных (Крымнаш (в одно слово как «Советскоешампанское», «поэтгражданин», «околоКремля»).
Игра с языком часто использовалась и в начале прошлого века: В. Маяковский Нервы — / большие, / маленькие, / многие! — / скачут бешеные, / и уже /у нервов подкашиваются ноги! [16: 8]. Футуристы играли с языком тогда и по-другому: чаще с формой, композицией и с абракадабрами. В современном русском языке журналисты играют со слово — и смыслообразованиями / преобразованиями. В данном примере речь идёт о нервах отдельного человека (ср. с нервами в книге М. Кронгауза [3]).
Очень популярна сознательная лексическая подмена «испорченных», дискредитировавших себя семиотических форм (эвфемизация, политкорректность). Примером политкорректной эвфемизации является оксюморон системная оппозиция. Его изобретателям можно порекомендовать любой толковый словарь русского языка, в котором зафиксировано слово оппозиция. Другим примером является замена номинаций: отчуждение домашних животных / птиц, оптимизация, дорожная карта, государство (вместо власть) и др. В лексической сфере к изменениям следует отнести такое явление, которое можно назвать «круговорот лексических средств в хронотопе», а именно возврат историзмов, архаизмов и советизмов в современное коммуникативное пространство. Данное наблюдение позволяет сделать предположение о спиралевидной динамике языка, которая обозначает определенный возврат к прошлым формам и смыслам функционирова-
ния языка: народные ополченцы, сепаратисты, ГТО, ВДНХ, студенческие отряды, добровольцы, национальная гвардия, казачьи патрули, аннексия, совок, агитпроп и др. Кроме слов, в обиходную и официальную речь возвращаются и некоторые старые произносительные нормы: директора, профессора, шофера и др.
Такая динамика в сфере лингвистики обусловливает расширение исследовательского интереса и выдвижение новых проблем, например, проблемы межкультурной коммуникации (см.: [4 и др.]), проблемы эффективности человеческого общения (см.: [11 и др.]). Появляются новые разделы науки: коммуникология [7 и др.], лингвопрагматика [6 и др.], речеведение [9 и др.]. Эти проблемы только кажутся новыми. На самом деле, по мнению Б. Акунина, хотя человек и полон вопросов, но все ответы на них находятся в природе [14]. Эти вопросы в разные века получают различную востребованность и различную интерпретацию.
Известно, что в меньшей степени подвержены изменению фонетическая, графическая и грамматическая системы современного русского языка. Тем не менее в ряде работ лингвисты фиксируют и описывают и другие изменения, особенно заметные в интонационном рисунке речи телеведущих новостных программ (с уклоном в англоязычный просодический и фонационный стиль: например, ускорился темп их речи). О конкретных случаях изменения грамматики в сторону речевых паттернов, а также примеры изменений см. в: [12]. Некоторые иллюстрации данных изменений приводятся и в настоящей статье.
В данной работе обратимся к синергетике Слова, в голограмме которого переструктуриру-ются смысловые конституэнты, адаптируясь к социальным изменениям в обществе и конкретной коммуникативной ситуации, всё время провоцирующим деривацию новых смыслов и новых семиотических знаков. Сюда же отнесем и внимание лингвистов к магии в материализации мифов и метафор, особенно в пропагандистских репортажах. Последние с помощью синергетики и магии (фасцинации) Слова модифицируют семиотико-смысловую картину мира русскоязычной дей-
6
[мир русского слова № 2 / 2015]
ствительности и её восприятия в разной степени поддавшихся этой магии адресатов. «Слушайте радио. Остальное — только видимость» («Эхо Москвы»). Другими словами, Словом можно как воспроизвести реальность, так и создать видимость другой реальности.
Социально-политические события в современном российском обществе высвечивают всё увеличивающуюся роль Слова во всех типах коммуникации и, особенно, в пропаганде. Древние говорили, что Слово лечит, Слово калечит, Словом можно убить. Но в последнее десятилетие уже стало очевидным, что за Слово могут обвинить в измене Родине и даже убить. Примером тому являются убийства журналистов и политиков, главным орудием труда которых является всего лишь только Слово. Следовательно, к сожалению, можно констатировать, что у Слова появилась новая функция — смертогенная. Этот факт тоже можно отнести к динамике языка в современном социуме. В связи с этим интересным является оксюморонный неологизм открыточ-ное убийство. Эти убийства не могут не оказывать влияния на формирование такой эмоции в обществе, как страх. Всё это говорит о том, насколько бережно надо обращаться со Словом и насколько повышается роль лингвистики и лингвопрагматики как науки, ведущей просветительскую работу в коммуникативном обществе и когнитивно вооружающей его высокой лингвопрагматической компетентностью. Для этого необходима когнитивная вооруженность, особенно в сфере эмоционального общения, ибо общения без эмоций не бывает (см. подробнее: [Там же]). Это позволит каждому здравомыслящему человеку сформировать у себя внутреннюю саморецензию, самостоятельное критическое осмысление получаемой из масс-медиа информации и приведение её в соответствие / несоответствие с окружающим его миром.
Чтобы показать разницу между общением и пропагандой, поясню, что в последнем случае не ты ведёшь свою мысль за собой и не ты ведёшь своей мыслью других, а чужая мысль ведёт тебя и всех других, выравнивая разные мнения и искусно (технологично), особыми спецтактиками
[В. И. Шаховский]
через сбитый фокус восприятия манипулируя общественным сознанием. Это и есть пропаганда, по-старому — агитпроп (этот советизм вернулся в современный коммуникативный обиход). В связи с этим в журналистской среде появились такие метафоры — смысловые синонимы слова пропаганда: медиамясорубка, патриотическая / идеологическая интоксикация, телеоргия (политолог Белковский), политический канал, печень-ки в мозг, политическая арифметика, впаривать и т. п. Такие неологизмы соответствуют духу коммуникативного садизма, за них, по нашему мнению, кто-то должен нести ответственность. Так как формируемые через медиа вербальные маски могут прилипать к лику общества.
Интересной мифологемой представляется и такой журналистский креатив, как антитеза точка зрения vs. многоточие зрения (по этому поводу в Интернете шутят так: Жил-был человек, обладавший широким кругозором. Но со временем широкий кругозор превратился в точку зрения. Шутка — довольно саркастичная (В. Ш.)). А многоточие зрения, как известно, в пропаганде исключено. Поэтому и возможны всеобщая пятиминутка ненависти и смертогенный потенциал Слова.
Поскольку в официальных СМИ адресат чаще сталкивается с пропагандой, а не с информацией, это затрудняет понимание, процесс восприятия, осмысления одних и тех же фактов и общение на злободневную тему между различными слоями общества, что провоцирует, порой, их неприязнь друг к другу. Это — явный факт проявления магии и синергетики Слова, помещенного в определённый контекст и поданного с соответствующей просодией, фонацией и интонацией, что создаёт иллюзорный дискурс и реализует феномен кажимости. Всё это снижает доверие к Слову и к мотивам описываемых событий. В этом случае, по нашему мнению, происходит явление десемиотизации вербальных знаков языка, т. е. расхождение между семиотикой формы и смысла слова). Если один и тот же фрагмент действительности описать по-иному, другими словами, то ни информация, ни общение не смогут вызвать адекватные реакции / рефлексии, а пропаганде удастся убедить в реальности опи-
[мир русского слова № 2 / 2015]
7
[лингвистические заметки]
санной (сконструированной по заказу) картины события, не существующей объективно.
В условиях социальных потрясений «смысловики» манипулируют общеизвестными формами языка, начиняя их новыми оттенками (коннотациями), смыслами и значениями, что помогает им достигнуть стратегического эффекта, эмотив-но-когнитивного и поведенческого реагирования получателя информации. Вспомним презрительные слова Шалтая-Болтая в ответ на недоуменный вопрос Алисы:
«... Значит так: триста шестьдесят четыре дня в году ты можешь получать подарки на день нерожденья...
— Совершенно верно, — сказала Алиса.
— И только один раз на день рожденья! Вот тебе и слава!
— Я не понимаю, при чем здесь «слава»? — спросила Алиса.
Шалтай-Болтай презрительно улыбнулся.
— И не поймешь, пока я тебе не объясню, — ответил он. — Я хотел сказать: «Разъяснил, как по полкам разложил!»
— Но «слава» совсем не значит: «разъяснил, как по полкам разложил!» — возразила Алиса.
— Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше, — сказал Шалтай презрительно (о непонятном для Алисы слове «слава». — В. Ш).
— Вопрос в том, подчинится ли оно вам, — сказала Алиса.
— Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин, — сказал Шалтай-Болтай. — Вот в чём вопрос!» [15].
Некоторые лингвисты считают, что искажение правды, достоверности (вплоть до тотального вранья) полезно для людей на уровне межличностного и профессионального общения. Среди таких лингвистов стало расхожим мнение, что не врут только искренние, а потому и неумные люди, а умные люди потому и умные, что через вранье получают то, что хотят, в личном, профессиональном и общественном планах. Некоторые работы приводят даже цитаты из высказываний как древних, так и менее древних мудрецов, а также некоторых ещё живущих, хотя и не мудрецов, но сторонников такого «одноточия зрений», которые доказывают, что все люди врут и что вранье помогает
выжить и продвинуться наверх. Признаю, однако, что и такое «одноточие зрения» имеет право на существование (см., например: [8: 332-337]). Из этих цитат выводится социальная необходимость вранья, полезность, а значит, их экологичность. Однако правда всё равно, рано или поздно, просочится сквозь кривду (лучше бы пораньше, чтобы поскорее разоблачить лжеца и своевременно поменять своё отношение к нему). Примером разрушительной функции лжи в межличностном общении является телесериал «И всё-таки я люблю» (канал «Домашний», февраль-март 2015 года). В нём наглядно показана деструктивная роль лжи в личном, семейном счастье и в социально-общественном плане. Об этом же свидетельствует и фильм А. Звягинцева «Левиафан», но уже на официальном государственном уровне. Homo mentiens во власти — явная деградация морали, и нравственности, и экологичности общества.
Значимость лингвистики как науки подчеркивает синхронизация её динамики с динамикой социально-экономической жизни общества и самой Природы. В ходе эволюции (динамики развития жизни) на Земле изменялись виды растений и животных, насекомых. Изменялся и человек: его рост, физическое и психическое здоровье, изменялись виды и качества его заболеваний. В наши дни появляются новые болезни (вирус Эбола). Доказательством служат примеры из дискурса «Медицина», в котором много новых номинаций: липидная биотехнология, озонотерапия, озонотерапевт, манифестация, курация, птичий грипп, свиной грипп, атипичная пневмония, биоэффективные липиды, DiaPep277, ингибитор SGLT2 (препараты от сахарного диабета), инсулин длительного действия / инсулин короткого действия, глюкометр, инсулиновая помпа, дапа-глифлозин, глюкоберри, термокаутер, офтальмологический криоэкстрактор, инструмент для локального замораживания подкорковых структур, криотерапия и др. [5].
Большинство из этих номинаций-верба-лий не известны обывателю и не используются в обиходной речи, поэтому «встреча с ними» вызывает неприятные ощущения из-за их непонятности, а значит, и неэкологичности. В то время
8
[мир русского слова № 2 / 2015]
как для специалистов эти термины и понятны, и экологичны.
Общеизвестно, что прагматика говорящего не всегда совпадает с прагматикой слушающего: семантика слов / высказываний находится не в словаре, а в головах коммуникантов. Их можно сравнить с несовмещающимися друг с другом пазлами в руках разных коммуникантов. В связи с этим заметным фактом стало частичное или полное непонимание новых номинаций неспециалистами за счёт «ослышек» или фоновых накладок. Этот факт тоже объясняет коммуникативные риски и сбои, которые провоцируются неэкологичными или, как кажется, неэкологичными номинациями, а на самом деле для компетентных людей они вполне экологичны. Отсюда и сложность строгого разграничения между экологичностью и неэкологичностью слова / высказывания / текста в зависимости от уровня компетентности слушающего / читающего / смотрящего. Для одного коммуниканта одно и то же слово в одной и той же коммуникативной ситуации может быть экологичным, а для другого — неэкологичным: несовпадение пазлов и в результате, как минимум, — помеха, а как максимум, провал в коммуникации. А их в динамическом функционировании современного русского языка становится всё больше и больше. Именно поэтому возникает проблема экологичности общения, например, врача и пациента, чиновника и гражданина (просителя), политика и народа.
Всё чаще как в устной, так и в письменной коммуникации наблюдаются изменения и стилистического характера: всё больше и больше в речи используется вульгаризмов, сленгизмов, жаргонизмов, которые вкрапляются не только в обиходную речь, но и в официальную, вплоть до дипломатической и научной, что меняет синергетику такой стилистики. Разграничение функциональных стилей становится всё более размытым, и уже некоторые лингвисты ставят под сомнение саму проблему их разграничения, их дифференцирующих признаков и конкретизаторов, они превращаются в «fuzzy sets» [2]. Это особенно ярко иллюстрируется появлением новых жанров, жанровой диффузией во всех видах искусства. Напомню выступление министра культуры
[В. И. Шаховский]
РФ Вл. Мединского о киносценариях, критикующих современную Россию, и высказывание бывшего министра культуры г. Москвы г-на Каткова при встрече с молодёжью в тот же день. Примеры по лингвоэкологическим мотивам не привожу. Но ведь этику-то общения власти с народом никто не отменял.
Вспомним обнародование в средствах массовой информации осенью 2014 года телефонных переговоров дипломатов ОБСЕ с литовскими, украинскими и американскими политиками, а также всевозможные проклятия в адрес высших российских чиновников, например, высокопоставленными лицами Великобритании, США, Украины. По экологическим мотивам данные примеры в статье тоже не воспроизводятся.
К этому же ряду политической неэтичности относится и пример, приводимый ниже, когда на экранах первого канала ТВ переводчики вывели латинскими буквами peregruzka вместо pereza-gruzka. Была ли это «опечатка», безграмотность оператора или чьё-то намеренное искажение? Эта неправильность была замечена и исправлена, но в сознании зрителей она запечатлелась и оставила свой след в форме различных эмоциональных реакций, мыслей и последующих вербальных комментариев, вопросов и домыслов.
Можно привести пример и из спортивного дискурса. Во время спортивного комментирования лыжных соревнований на сочинской олимпиаде комментатор Денис Панкратов произносил фамилию Клаудии Нистад без буквы «д» и не замечал этого. Или он это делал намеренно. Эта ошибка была также заметна и вызывала те же мысленные вопросы. Если это небрежность, речевая ошибка, то это говорит о речевой некультуре и об уровне спортивной этики комментатора. Нами перечислялись и многочисленные другие этические лингвоэкологические безобразия, звучавшие в репортажах с сочинской олимпиады [12].
Такая небрежность, осознанная или неосознанная, в речи всей коммуникативной вертикали и горизонтали также свидетельствует о примете нового веяния в функционировании русского языка, приводящей к коммуникативным рискам, которыми так обеспокоена О. Б. Сиротинина.
[мир русского слова № 2 / 2015]
9
[лингвистические заметки]
Они не мешают коммуникации, но оживляют её, правда, не совсем экологично.
В последнее время лингвисты возвращают свой интерес к этико-эстетическому пониманию языка как системы возможностей конструирования текстов / высказываний, особенно в аспекте модуса экологичности языка и речи (см.: [13]). Новые знания об этом модусе реализуются в конкретных коммуникативно-эмоциональных ситуациях, т. е. в коммуникативной практике («Экология языка и коммуникативная практика», 2013-2014). Такие ситуации изучаются речеведением. Это тоже отрасль языкознания. На успехах речеведения базируется прогнозирование изменений языковой системы [10]. Хорошо бы, чтобы в учебных программах современной журналистики был предметречеведение. Это объясняется увеличением эмоциогенных факторов в жизни современного человека и их негативным воздействием на его здоровье и на здоровье языка. Лингвистика уже отреагировала на этот социальный факт выдвижением в центр исследовательской тематики проблемы лингвоэкологии и сформировала новую отрасль лингвистики эмоций — эмотивную лингвоэкологию [13]. Установлена прямая зависимость между дискурсивным событием и мгновенной реакцией языка на него в форме новых словосочетаний, слов и семантики.
Поэтому возникает вопрос, как же рассматривать экологичность языка и речи. Экологический и эмоциональный интеллект не работает у человека, когда он находится в состоянии аффекта (страх, ненависть). Это ещё один аргумент за вредоносность аффекта для адекватной коммуникации, т. к. аффект выступает психологической призмой, искажающей восприятие мира воспалённым сознанием и рисующей искажённую картину мира и человека в этом мире. В свою очередь, такая картина мира провоцирует искажённое сознание / мышление и, соответственно, речевые произведения / поступки. Это касается не только отдельной лексики, но и текстов в публицистике, и даже художественных произведений.
Эмоционализация мира коммуникации способствует увеличению деструктивного общения, а следовательно, и деструктивизации эмоциональ-
ной картины мира. В свою очередь, это ухудшает экологию языка, культуры, общения, т. к. нарушает его этические нормы. В этом плане надо различать экологию языка / речи, экологию культуры речи [10] и экологию человека, на здоровье которого негативно влияет нездоровье языка. Получается, что неэкологичное общение становится нормой, что противоречит параметрам экологичности и истинным потребностям здорового общества.
Тем не менее этот фактор динамики коммуникативных запросов / потребностей общества в новых номинациях и в рефлексии на изменяющийся мир нужно учитывать в коммуникативной практике. Далеко не все названные в данной работе и оставшиеся за её пределами инновации смогут закрепиться в новой норме функционирования русского языка. Коммуникативный потенциал всех современных инноваций в системе русского языка объясняется их социальными и политическими потенциалами и рефлексами коммуникантов.
На все эти изменения надо обращать внимание в обучающей коммуникации детского и взрослого русскоязычного населения, чтобы избежать бесконечных коммуникативных рисков, обусловленных непониманием или недопониманием новых слов, новых смыслов, новых коннотаций и интонаций. Для этого необходимы не только специальные научные исследования, но и дидактические пособия, которые ограждали бы коммуникантов от подобных речевых практик, чтобы, с одной стороны, уметь ориентироваться в новой лингвистической реальности, а с другой стороны, уметь её своевременно корректировать и особенно противодействовать лингвоцинизму и лингвистическому юродству. Ведь даже юмор и вежливость могут быть агрессивными и провоцировать эмоциональные события / ситуации, которые, в свою очередь, провоцируют аффективную деривацию языка и аффективное разрушение здоровья человека.
Российские события и новые русскоязычные номены также оказывают определенное влияние на глобализацию мира, т. к. они комментируются всеми мировыми СМИ. И в этом мы видим лингвокультурную и экологическую опасность, уже пришедшую к современному человеку.
10
[мир русского слова № 2 / 2015]
Через СМИ изменения в языке, в его семиотическом коде, в различных подсистемах языка происходят ежедневно, т. к. и в глобальном мире, и, конкретно, в России ежедневно происходят события различного рода, которые требуют и номинации, и комментирования, и оценивания. Эти изменения связаны, прежде всего, со сменой ценностей как в нашей стране, так и в других лингвокультурах.
Все эти изменения усиливают синергетический потенциал Слова, его магическое воздействие, когда даже старая форма обрастает новыми ассоциациями, коннотациями, смыслами в соответствии с новыми коммуникативными потребностями.
Всё вышесказанное свидетельствует о громадном энергетическом потенциале Слова, на что указывала ещё А. Ахматова: Ржавеет золото / И истлевает сталь, / Крошится мрамор — / К смерти всё готово. / Всего прочнее на земле / Печаль / И долговечней — царственное Слово.
Проведённое исследование убедительно подтверждает справедливость так долго замалчиваемой и резко критикуемой в советское время гипотезы Сепира-Уорфа о том, что с помощью языка может создаваться новая реальность. Поскольку Слово является основной единицей языка, такую функцию — функцию создания новых событий, новых реальностей и даже новой картины мира (того же самого, который окружает нас) — можно приписать и к многообразным функциям Слова.
Это объясняется вскрытыми сравнительно недавно огромными коммуникативными потенциями Слова (Слово всегда готово к коммуникации), его синергетикой, магией и пассионарностью. Именно поэтому Слово является поистине царственным и именно поэтому его так активно используют в медийном дискурсе для манипуля-тивных целей. С помощью этой царственности Слова создаются возможные и невозможные миры, кажимость превращается в реальность, в которой происходят различные события и порождаются различные ситуации, как бы объективно реальные.
Уверен, что гипотеза Сепира-Уорфа давно уже стала теорией и широко используется в при-
[В. И. Шаховский]
кладных целях для достижения планируемого эффекта в восприятии окружающей действительности за счёт сбитого информационного фокуса.
И, следовательно, синергетика Слова как самоорганизующейся системы может нарушаться сбиванием информационного фокуса. А это чревато и нарушением всей системы языка и его функций.
ЛИТЕРАТУРА
1. Еленевская М. Двуязычный юмор иммигрантов: языковая игра и социальная адаптация (на примере смеховой культуры русскоязычных израильтян) // Вестн. РУДН. Сер. Лингвистика. 2014. № 3. C. 7-27.
2. Заде Лотфи Аскер. Понятие лингвистической переменной и его применение к принятию приближенных решений. М., 1976.
3. Кронгауз М. А. Русский язык на грани нервного срыва. М., 2010.
4. Леонтович О. А. Системно-динамическая модель межкультурной коммуникации между русскими и американцами: Дис. ... д-ра филол. наук. Волгоград, 2002.
5. Маджаева С. И. Медицинские терминосистемы: становление, развитие, функционирование: Дис. ... д-ра. филол. наук. Волгоград, 2012.
6. Матвеева Г. Г., Ленец А. В., Петрова Е. И. Основы праг-малингвистики: монография. М., 2013.
7. Межличностная коммуникация: теория и жизнь / О. И. Матьяш, В. М. Погольша, Н. В. Казаринова и др. СПб., 2011.
8. Панченко Н. Н. Стратегии экологичной / неэкологичной коммуникации // Человек в коммуникации: от категоризации эмоций к эмотивной лингвистике. Волгоград, 2013. С. 332-337.
9. Сиротинина О. Б. Русский язык: система, узус и создаваемые ими риски. Саратов, 2013.
10. Сковородников А.П. К философским основаниям предметной области эколингвистики // Экология языка и коммуникативная практика. 2014. № 2. С. 140-161.
11. Стернин И. А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001.
12. Шаховский В. И. Семиотические знаки меняющегося мира в меняющейся коммуникации // Мир лингвистики и коммуникации. № 1. Тверь, 2015.
13. Эмотивная лингвоэкология в современном коммуникативном пространстве: кол. моногр. / Науч. ред. В. И. Шаховский. Волгоград, 2013.
ИСТОЧНИКИ ИЛЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРИАЛА
14. Акунин Б. Алмазная колесница. М., 2015.
15. Кэрролл Л. Алиса в Зазеркалье. — URL: http://www. mirror-alice.ru/parts/chapter6/content.
16. Маяковский В. В. Облако в штанах // Маяковский В. В. Соч.: В 2 т. Т. 2 / Сост. Ал. Михайлова. М., 1988.
[мир русского слова № 2 / 2015]
11
