УДК 811.221.18
Символы МИРОПОНИМАНИЯ ОСЕТИН: ЭТНОЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Марина Суликоевна ДЗЕДАЕВА,
кандидат филологических наук, доцент кафедры английской филологии и иностранных языков факультета лингвистики Северо-Осетинского государственного педагогического института, г. Владикавказ,
e-mail: [email protected]
В статье в культурологическом направлении концепт рассматривается в рамках проблемы «язык - сознание - культура» с точки зрения его места в системе ценностей этноса, функциональной значимости вызываемых им ассоциаций, а также в историко-этимологическом аспекте. Концепт в данной трактовке предстает как посредник, осуществляющий процесс взаимодействия между человеком и культурой. Язык служит средством кодирования определенных фрагментов когнитивного пространства, которое предполагает переработку этнокультурно значимой информации. В статье на материале Нартского эпоса выявляются когнитивные признаки числа как параметра описания модели мира и универсальные числовые коды, получившие национальную трактовку в осетинской фольклорной картине мира.
Ключевые слова: лингвокультурный концепт, число, номинатор, когнитивный признак, символика.
Введение. Концепт «нымжц» («число») - это универсальный концепт, один из базовых концептов осетинской лингвокультуры. Как сложное образование, рассматриваемое на материале осетинского фольклора, представляет собой, с одной стороны, символический тип концепта, наиболее ярко реализующий числовой код культуры, с другой стороны, - параметрический, фиксирующий количественно-качественные характеристики осетинской языковой картины мира. Символьные характеристики числа связаны не столько с выражением количественных признаков, сколько с идеей структурирования национально обусловленной модели мира, в основе которой лежит некая формула числа. Во многих культурах число обладает сложной семиотической структурой и бытовой символикой: выделяют священные числа, счастливые и несчастливые числа.
В рамках лингвокультурологического подхода концепт трактуется как сложное социопсихическое образование, которое имеет понятийный, образный и ценностный компоненты [4, с. 129].
Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных единиц, используемых в различных областях науки, акцентуацией ценностного элемента. Центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип [3, с. 14]. Осмысление понятия «концепт» осуществляется в русле нескольких направлений -когнитивном, психолингвистическом и лингвокультурологическом.
Мифопоэтические основы числа и числовых моделей пронизывают архаичные культурные пространства, в которых число выступает уже самостоятельно, вне непременной связи с объектами.
В архаичных традициях числа описывали ситуации, которым придавалось сакральное значение. Тем самым число становилось образом мира и отсюда - средством для его периодического восстановления в циклической схеме развития для преодоления хаотических тенденций [9, с. 630]. Также числу придавалось сакральное «космизирующее» значение фиксировать параметры образа мира, с одной стороны, и служить матрицей для его периодического восстановления в циклической системе развития - с другой.
Древние народы приписывали числам скрытый смысл и магическую возможность влияния на все окружающее: считалось, что числа использовались богами для управления миром [7, с. 105]. Числа трактовались как божественные символы Вселенной, основа представлений о мироздании, символ гармонии и порядка в противовес Хаосу. Числа считались неотъемлемыми характеристиками всех существ и предметов: они управляют не только физической гармонией и законами жизни, пространством и временем, но и отношениями с Богом, который понимался как Мировое единство, Высшая Истина [8, с. 629].
Роль числа наиболее значима в тех культурах, тексты которых базируются на развитом классификационном принципе, согласно которому все объекты (особенно сакрально значимые) связаны друг с
другом определенной системой иерархических отношений [9, с. 630], поскольку концепт «число» в языковой картине мира объективирует один из наиболее известных классов знаков, ориентированный на качественно-количественную оценку элементов особого числового кода, с помощью которого описывается мир. Все сущее в проявленном мире отличается количеством и качеством, то есть числом.
Результаты и дискуссия. Все числа происходят от единицы. Далее число все глубже погружается в материю, в усложняющиеся процессы, в «мир». Первые десять цифр рассматриваются как духовные образования: это - сущности, архетипы и символы. Остальные - продукт комбинации основных чисел. Базовые универсалии обнаруживаются и в западной, и в восточной культурах. Современная символическая логика возвращается к идее количественного измерения как основы качественного [9, с. 632].
Выделяют два вида чисел - счетные числа и священные числа. Счетные числа служат условными знаками, соотносясь с физическим планом, священные числа, выполняя символическую функцию, относятся к метафизическому плану, представляя оппозицию Материя - Дух, как полюса Единой Сущности. Все сущее в проявленном мире отличается количеством и качеством, то есть числом.
В данной статье на материале Нартского эпоса (НЭ) выявляются религиозно-мифологические истоки числовой символики в осетинской фольклорной картине мира.
Нартский эпос как совокупность преданий сказаний (авторство которого приписывают себе одновременно несколько народов Северного Кавказа) - это древний и архаичный по типологии эпос, построенный на мифологической подоснове. Нартский эпос создавался скифо-сармато-аланскими и местными кавказскими племенами с УШ-УП вв. до н. э. до ХШ-Х1У вв. н. э. [2, с. 66].
Формирование и развитие эпоса возможно не только под действием объективной действительности, но также в силу внутренних закономерностей, составляющих необходимый компонент национальной специфики. Мельчайшие изменения содержательной стороны текста, связанные с заимствованием или инокультурным влиянием, вписываются во внутреннюю канву жанра повествования, обрастая национальным колоритом.
Термин «нарт» служит общим наименованием героев эпоса, которые образуют своего рода богатырское сообщество. Нарты - герои древних эпических сказаний осетин. Нарты - частые гости у небожителей, небожители, в свою очередь, - частые сотрапезники нартов на их знаменитых пиршествах. Все это, однако, не мешает нартам воевать с небожителями и уничтожать их в больших количествах. Вообразив себя равными с Богом, нарты вызвали на себя Его гнев. Поставленные перед жестким выбором между вечной жизнью и вечной славой, нарты отдают предпочтение вечной славе [2, с. 10].
На материале Нартского эпоса было зафиксировано значение числа как параметра описания модели мира и универсальные числовые коды, получившие национальную трактовку в осетинской фольклорной картине мира.
Число три (жртж) практически во всех религиозных традициях имеет особое, священное значение, ассоциирующееся с жизнью, явлением абсолюта в акте творения (преодоление единичной замкнутости и двойственности), продолжением рода - от союза мужчины (единица) с женщиной (двоица) рождается ребенок (триада) [6, с. 69]. Число три связано с тремя важнейшими категориями жизни осетин: Хуыцау - Бог, хур - солнце и зжхх - земля. Когнитивные признаки актулизируются в концепте «число» через божественную символику «слеза», «святилище» и «голубка»: «Хуыцау араппарста Батрадзы малаты фадыл жртж цассыджы, кам архаудтой, уым февзарди жртж кувандоны Таранджелос, Мыкалгабырта ама Реком» [НЭ]. Бог оплакал Батраза и пролил три слезы, где слезы упали, появились три святилища Таранджелос, Мыкалгабырта и Реком; «Жма жртж ахсинаджы йа хъулай атахт» [НЭ]. И взлетели три голубки из его альчика; «Балас ныррухс и, ама йыл бады жртж 'хсинаджы» [НЭ]. Дерево (золотая яблоня) озарилось, и при свете увидели они трех голубок, сидящих на нем; «Уыцы афон Уастырджи ратахт йертюкъахыг бахыл» [НЭ]. В этот час появился Уастырджи на трехногом коне; «Уаиган йа тых, йа ныфс ама уд сты хохы фидары; уым болат лагъзы мидаг ис жртж балоны. Уыдонай иу у йа тых, дыккаг - йа ныфс, жртыккаг та - йа уд» [НЭ]. У великана его сила, воля и душа спрятаны в горе, там в железном сундуке сидят три голубя: один его сила, второй - его воля, третий - его душа. Голубки - это существа-медиаторы, проводники древней космогонии, объединяющие все три мира.
В осетинской религиозной традиции молитва к Богу произносится с тремя пирогами круглой формы (чъири). Круг символизирует землю, бесконечность и законченность. Три пирога означают прошлое, настоящее и будущее: «Куваггаг та уыд - жртж гуыдыны ама галы сгуы» (НЭ). Для обращения к Богу у них было - три лепешки и рог быка; «Кастарта жртж чъирийы арбахастой куывынма» [НЭ]. Младшие принесли три пирога для обращения к Богу; «Жртжйж хуыцауан кувынц [поговор.]. Трое Богу молятся; «Жртж кардзынима дзуары хуылфма цауын» [ФЕ]. С тремя пирогами к святилищу ходить.
В «Словаре символов» Нади Жульен даются следующие сведения о сакральном значении числа три: «...тройка - число совершенное, доступный чувствам образ божества, которое изображается в виде пересекающихся кругов» (конкретно этот образ до сих пор на столах у осетин в виде трех пирогов) [7, с. 374].
Поскольку на пиры-моления в доме Алагата (НЭ) обычно собирались хорошо известные «три (группы) нартов», или «три нартских (рода)» - Алагата, Ахсартаггата и Бората, следует заключить, что они входили в число «семи (групп) нартов»: «Араст сты Жрта Нарты фасивад, Уырызмаг са разай» [НЭ]. Отправились молодые нарты из Трех Нартов, возглавляемые Урызмагом; «Жрта Нарты ныха-сы бадынц ама тархон канынц» [НЭ]. Заседают старейшие Трех Нартов на совете. «Жртж хатты Хуыцау дар хатыр каны» [послов.]. Три раза и Бог прощает; «Нартан жртж фаткан баззад: царды хъуыддаджы, куысты ама фынгыл дар» [НЭ]. Нарты унаследовали три традиции - поведение в жизни, в делах и в ведении стола.
Семь (авд) - священное число, символ божественности. Мир, по представлениям осетин и других индоевропейских народов, по вертикали делится на три части: верхнюю, где обитают боги и птицы, среднюю, где живут люди, а также - дикие и домашние животные, и нижнюю, где обитают злые духи, рептилии и пр. Верхний и нижний миры, согласно осетинской мифологии, делятся на семь частей. Именно число семь характеризует культ семи богов у осетин и общую идею Вселенной. Влияние се-мичастного деления отразилось на мировой оси. Авд Дзуары («семь божеств») сочетает в себе семь божеств - Афсати, Донбеттыр, Реком, Фалвара, Уастырджи, Уацилла, Тутыр. Согласно верованиям осетин, Авд Дзуары живет на небе, но иногда появляется на земле, но не в своем образе - образе небожителя, который осетинской мифологией не описан, а в образе ярко светящейся птицы с большими крыльями. От Авд Дзуара зависит урожай хлебных злаков, увеличения поголовья домашнего скота и его защита от болезней, благополучие людей [1, с. 10].
Такая религиозная символика осетин имеет глубокие мифологические истоки: «Цауга цауын арвыл авд Уастырджи ама авд Елийы ауыдта» [НЭ]. Во время пути увидел он в небе семь Уастырджи и семь Елийя; «Агуындайы чындздзон уардон уыдис авзистай ама дзы ифтыгъд уыдис авд сарджын саджы -Жфсатийылавар» [НЭ]. Во время свадьбы арба Агунды была запряжена семью большеголовыми оленями - подарок Афсати; «Цы стъалыты гуппар хонынц, уыдон каддар уыдысты авд хойы. Звезды, которые самые яркие на небе, когда-то были семью сестрами.
В осетинской демонологии ужйыг «великан» имеет семь голов (авд сары). Эпитет ваигов авдсарон «семиглавый» в ряде нартских сказаний превратился в имя собственное этих существ. Нередко великаны выступают группами по семь. По-видимому, семь ваигов в осетинской мифологии предстают в качестве антагонистов семи богам. А сам факт их противопоставления свидетельствует о наличии в религиозных воззрениях древних осетин элементов дуализма, для которого свойственно противопоставление светлого и темного начал, поэтому семь демонов были покровителями «семи мраков»: «Авд уайыджы цардысты, иу иннамай тынгдар» [НЭ]. Семьуаигов, один другого сильней, жили вместе; «Авд далдзахы ныххауын» [ФЕ]. Упасть в преисподнюю до седьмого уровня; «Авд далдзахы бын» [ФЕ]. Быть за седьмым уровнем загробного мира; «Быдыр на баурадта Байсаджды Цалх, ама йа Сослан ралгъыста авд азай фылдар да пайда ма уад» [НЭ]. Поле не остановило огненное колесо, и Сослан проклял его, чтобы более семи лет с него не было проку.
Таким образом, семичастное деление верхнего и нижнего миров и их обитателей - божественных и демонических сил - характерно для осетинской мифологии. Такое членение восходит к арийским представлениям о семичастном делении мира, распространившимся у осетин и на социум: «Бурафарныган уыди авд хъауы» [НЭ]. У Борати Борафарнуга было семь селений.
Семичастное деление нашло отражение и в ряде других фактов этнографии и мифологии осетин. В Нартском эпосе осетин упоминаются Авд Hapmœ / Авд Нарт, или Авд Нарты «семь (групп) нар-тов»: нартское общество делилось на семь групп; в нартском селении было семь общественных мест для собраний - Авд Ныхасы; в большом доме рода Алагата нарты пируют, сидя в семь рядов: «Авд HbixacMœ рахастой хъуыддаг, Авд Ныхасы йыл фœтœрхон кодтой, yœddœp ницœуыл ахицœн сты» [НК]. Дело о делении наследства было отдано на рассмотрение Семи Ныхасам, но и Семь Ныхасов не смогли решить его; «Урызмаджы сбадын кодтой уœле авд рœгъы жр, алы рагъыл дœр йœм дœттынц авд нуазœн» [НК]. Во время пира Урызмага посадили во главе семи столов и с каждого стола подали ему семь кубков. Нарты жили в родовых башнях, которые были преимущественно семиэтажными: Ратœррœст кодта œмœ раст Уырызмœг œмœ Сатанайы авд œддœгуœлœ мœсыджы жр сœмбœлд [НК]. Запрыгнул и оказался прямо на крыше семиэтажной башни Урызмага и Сатаны [НЭ].
Заключение. Факт совмещения в рамках осетинской религиозно-мифологической традиции семи-и трехчастного деления социума позволяет предположить, что сакрализация у осетин числа «семь» произошла в результате объединения троичной и четверичной числовых характеристик Вселенной в представлениях древних осетин: по горизонтали мир делится на четыре стороны света, а по вертикали - на три (верхний, средний и нижний миры). Средний мир не подвергся делению на семь частей по вертикали, так как в этой сфере следует принять во внимание, что со средней частью мировой оси соотносились родовые или аульные башни осетин [6, с. 115].
Таким образом, символические структуры репрезентантов œртœ «три» и авд «семь» включают положительные и отрицательные аспекты. Бинарные оппозиции отражают: 1) дуалистические представления осетин о существовании божественного пантеона и демонария; 2) оппозицию кувдового и поминального символических представлений («жизнь» - «смерть»); 3) противоборство позитивных и негативных сил - положительные и отрицательные мифологические и сказочные герои; 4) структуру верхнего и нижнего миров.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абаев В. И. Избранные труды: Религия, фольклор, литература. - Владикавказ: Ир, 1990. - 640 с.
2. Дзадзиев А. В., ДзуцевX В., Караев С. М. Этнография и мифология осетин. - Владикавказ, 1994. -284 с.
3. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2002. - 477 с.
4. Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. - Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. - С. 75-80.
5. Крылов А. Б. Религия и традиция абхазов (по материалам полевых исследований 1994-2000 гг.): монография. - Москва, 2001. - С. 68-70.
6. Магкеева Л.Последние из Арктогеи-Арсии. - Владикавказ: Изд.-полиграф. предприятие им. В. Гассиева, 2009. - 752 с.
7. Пименова М. В. Концептосфера внутреннего мира человека // Введение в когнитивную лингвистику: учебное пособие. Серия «Концептуальные исследования». - Кемерово: ИПК «Графика», 2004. -Вып. 4. - С. 128-177.
8. Тамерьян Т. Ю., Дзедаева М. С. Числовой код осетинской лингвокультуры: монография; СОГУ им. К. Л. Хетагурова. - Владикавказ: Изд-во СОГУ, 2011. - 172 с.
9. Топоров В. Н. Числа // Мифы народов мира. Энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия, 1988. -Т. 2. - C. 629-631
10. Barnden J. A., Glasbey S. R., Lee M. G., Wallington A. M. Varieties and directions of inter-domain influence in metaphor // Metaphor and Symbol. - 2004. - Vol. 19, № 1. - Р. 47-91.
11. Coulson S. The Menendez Brothers Virus: Analogical Mapping in Blended Spaces // Conceptual Structure, Discourse, and Language / Ed. A. Goldberg. - Palo Alto, 1996.