CC BY
183
СИМВОЛИКА ЦВЕТА В ПОВЕСТИ ПУШКИНА
«ПИКОВАЯ ДАМА» Осипова Ю.В. Email: Osipova17151@scientifictext.ru
Осипова Юлия Вячеславовна - кандидат филологических наук, преподаватель филологических дисциплин, Государственное бюджетное профессиональное образовательное учреждение Педагогический колледж № 10, г. Москва
Аннотация: в статье подробным образом проанализирована семантика цветового поля в повести Пушкина «Пиковая дама». В результате выявлено, что значения цветовой символики тяготеют к символической, потому что сохраняют многослойность. Функции цветового символа в этом произведении разнообразны: он является и элементом карнавализации, и одним из принципов композиции, имеет социальную, пародийную, провиденциальную функции; иллюстрирует «психопоэтическое» в повести. Примечательно, что цвет, используемый Пушкиным в «Пиковой даме», сохраняет «кинематографичность»: происходит переключение символики одного цвета на символику другого: красного (как жизни), желтого (как пограничной ситуации между жизнью и смертью), белого (как смерти и видения Германну), черного (как воплощения тайного зла для героя). Материал данной статьи может быть рекомендован для изучения на спецсеминарах по творчеству Пушкина. Ключевые слова: композиция, подтекст, психопоэтическое, семантика, символ, цветовое поле.
SYMBOLISM OF COLOR IN PUSHKIN'S NOVEL "THE QUEEN OF SPADES" Osipova Yu.V.
Osipova Yulia Vyacheslavovna - PhD in Philology, Teacher of philological disciplines, STATE BUDGETARY VOCATIONAL EDUCATIONAL INSTITUTION PEDAGOGICAL COLLEGE № 10, MOSCOW
Abstract: the article analyzes in detail the semantics of the color field in Pushkin's novel "The Queen of Spades". As a result, it was revealed that the values of color symbolism gravitate toward the symbolic, because they maintain multilayer. The functions of the color symbol in this work are varied. It is an element of carnivalization, and one of the principles of composition, has a social, parody, providential function; illustrates the "psycho-poetic" in the story. It is noteworthy that the color used by Pushkin in "The Queen of Spades" retains "cinematography". In the story, the symbolism of one color switches to the symbolism of another: red (as life), yellow (as the borderline between life and death), white (as death and the vision of Hermann), black (as the embodiment of a secret evil for the hero). The material in this article can be recommended for study at special seminars on Pushkin's work.
Keywords: composition, subtext, psycho-poetic, semantics, symbol, color field.
Укрупнение символического начала - важнейшая черта в творчестве Пушкина 18230-х годов. В этом смысле «Пиковая дама» - произведение особое, что объясняется усилением роли подтекста, затрагивающего различные пласты повести (фантастический, символический) [5], [12].
Зачастую в отечественном и зарубежном литературоведении символическое в «Пиковой даме» связывалось с одушевленными, неодушевленными, предметными образами: образами графини, Германна, символикой сумасшествия [10], образом розы [16], символикой имени [2].
Функциональность символики цвета в «Пиковой даме» почти не была предметом специального исследования. Исключение составила, пожалуй, работа П. Дебрецени, в которой автор развивает мысль В.В. Виноградова [3] о близости символики «Пиковой дамы» Пушкина и романа Стендаля «Красное и черное», а также активизирует новую мысль: в сходстве этих произведений существенную роль играет символика цвета, их связывающая (красное и черное в романе Стендаля - это намек не только на карточный стол и лотерею, эти цвета также «подразумевают кровь и траур... Красный несет прогностический смысл убийств и казни, но в то же время означает живость, красочность, приключение и бунт против посредственности») [4, 240].
Поэтому для вопроса о жанре и художественной структуре «Пиковой дамы» важен лишь самый принцип этой цветовой символики, принцип «построения произведения на основе не только внешнего сюжетного развития, но и обобщающего значения образов-символов, раскрывающий их внутренний подтекст» [14, 78-79].
Символика цвета в «Пиковой даме» - частная проблема, но она входит в более конструктивную и обширную - проблему символа в этой повести вообще - и выявляет специфику степени символичности поэтики Пушкина 1830-х годов. Попытаемся обозначить природу цветового символа на материале «Пиковой дамы» с учетом поэтики этого произведения, а именно: примем во внимание особенности конфликта произведения и композиции, т.е. структурные особенности повести.
Г.В. Краснов в статье «Поединок Германна» уже указал на типы конфликтов в этом произведении: поединок Германна и графини; внешний конфликт; синтез внешнего, социального конфликта, иллюстрирующего одновремпенно специфику наступающей расчетливой и эгоцентричной эпохи и одновременно поединок героя с собственной совестью [8, 62-63].
Кольцевая композиция «Пиковой дамы» диктует свои условия произведению, выражающаяся, прежде всего, в зеркальной симметрии образов: Германна - графини; графини - Лизаветы Ивановны; Германна - Лизаветы Ивановны.
Портрет графини связан с появлением образа «лент» на ее чепце (вторая глава), в этой же главе сказано об огненном воображении» Германна, что мотивируется поэтикой первой главы, в которой говорится, что муж графини ее «боялся, как огня». Символика «красного» становится обозначением «психопоэтического» в повести, которое распространяется не только на характеры героев, но и связывается с неким тайным смыслом и имеет «бесовское огненное». Именно оно объединяет в единый символический ряд Сен-Жермена - графиню - Германна.
В описании живой графини (не только портретном) доминирует желтый цвет, о чем будет подробно сказано ниже. На этой же ступени нас интересует тот «желтый», который символически связывает графиню и Германна. Желтое платье главной героини повести, доминанта «золотого» в ее доме («золотая лампада»), «диваны с пуховыми подушками, с сошедшей позолотою», «соединяют» образы графини и Германна, который жаждет золота. «Он ставил карту за картой, гнул углы решительно, выигрывал беспрестанно, и загребал себе золото, и клал ассигнации в карман», - из этого сна Германна золото появляется еще раз, в начале 6 главы, когда герой при виде молодой девушки говорит: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». Пушкин обыгрывает здесь двойной смысл слова «червонный», применяющийся для обозначения карточной масти и высокопробного золота. Так происходит незримое превращение желтого из цвета в затмевающий все на свете для Германна металл - золото. Символика желтого в симметрии образов графини и Германна выражает одно и то же: алчность, эгоизм, богатство.
Символика белого цвета также связывает образы Германна и старухи. «Усопшая лежала в нем [катафалке] с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье», - здесь, на поверхности текста, белый цвет платья символизирует смерть, если не иметь в виду более глубокий подтекст, который будет указан ниже, при разборе цветовой символики, относящейся непосредственно к образ
графини. «Наконец приподнялся бледен, как сама покойница», - символика «белого» в этом высказывании своеобразно уравнивает состояние покойницы графини и Германна: он уже на полпути в сумасшедший дом.
Сопоставление цветовой символики в образах графини и Лизаветы Ивановны полностью мотивируется эпиграфом ко второй главе: «Il parait qua monsieur est decidement pour les suvantes. - Que vouiez - vous, madame? Elles sont plus fraîches» (перевод: «Вы, кажется, решительно предпочитаете камеристок». - «Что делать, сударыня? Они свежее»). Старость, увядание графини противопоставляется свежести и молодости Лизаветы Ивановны (у которой «свежее личико» и голова убрана «свежими цветами»). Особую символическую роль в этом отношении имеют румяна, которыми изо всех сил старается замаскировать свою старость графиня: «Три девушки окружили ее. Она держала банку румян...»: «Она участвовала во всех суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое украшение бальной залы». Уродливому румянцу старой графини противопоставлен естественный румянец ее воспитанницы: «Румянец покрыл ее щеки: она принялась опять за работу». Символика «красного» в случае сопоставления героинь имеет амбивалентную функцию: с одной стороны, она связана с молодостью, красотой, с другой, -искусственно маскирует старость и болезнь.
Черный цвет глаз Германна и Лизаветы Ивановны делает их героями романтическими: «Он стоял у самого подъезда, закрыв лицо бобровым воротником: черные глаза его сверкали из-под шляпы» (сравним со словами Томского о Германне: «лицо истинно романтическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля»); «Германн увидел свежее личико и черные глаза. Эта минута решила его участь».
Пожалуй, ни на одном герое повести не зафиксировано столько цвета, сколько на образе графини. Цветовая характеристика этого образа никогда не показывается Пушкиным статично, как, казалось бы, требовала его логика (пожилой возраст героини). И здесь, в первую очередь, приходится говорить о цветовой динамике, заданной Пушкиным в портретной характеристике героини.
Впереди образ графини возникает в рассказе Томского, где выделена существенная черта его темпераментной бабушки, связанная с огненным красным (уже отмеченная выше): «Покойный дедушка (...) ее боялся, как огня.». Затем эта деталь перевоплощается Пушкиным сначала в румяна, а затем в цвет высокого графининого чепца: «Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета».
Далее следует важная характеристика: «Графиня не имела ни малейшего притязания на красоту, давно увядшую, но сохранила все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов, и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад». Время действия повести - 30-е годы XIX века: «Туалет пожилой дамы в те годы представлял собой целькроенное платье из легкой ткани типа шелковой кисеи с атласными полосками или мушками. Пояс из цветной ленты. Рукава полудлинные. Цвет платья мог быть белым, светло-серым, сиреневым, светло-коричневым. Чепец белый или кремовый, отделан лентами в цвет пояса платья» [9, 43]. XVIII век, по моде которого одевается героиня, отличается многокрасочностью, яркостью туалетов. Кстати, использование румян было необходимым, потому что при достаточно ярком костюме лицо казалось бледным. (Сравним, «Портрет дамы в красном». Неизвестный художник. Вторая половина XVIII в.).
Символика «красного», задействованная в облике графини, углубляется и мотивируется в портрете женщины, увиденном Германном в доме старой графини: «На стене висели два портрета, написанные в Париже Me Lebrun. Один из них изображал мужчину лет сорока, румяного и полного, в светло-зеленом мундире и со звездою; другой - молодую красавицу с орлиным носом, с зачесанными висками и с розою в пудренных волосах».
С.М. Соловьев отметил следующее: «Множество портретов и гравюр, миниатюр и рисунков изображают нам красавиц минувших времен с розой в волосах. Особенно часто повторяется этот штрих на портретах аристократок XVIII века» [13, 209]. Заметим, что в романе «Дубровский» описан портрет матери Владимира, на котором также изображена роза: «Живописец представил ее облакоченную на перилы, в белом утреннем платье с алой розою в волосах». На портрете, увиденном Германном, -графиня в молодости (привыкшая молодиться, героиня носит цветы и в старости: «Откололи с нее чепец, украшенный розами...»). Символика «красного», которая подразумевается и в розе, в портрете графини соотносится с прошлым, с XIX веком. Ведь именно с помощью «красного» старуха хочет задержать давно ушедшую молодость, остановиться во времени.
Следующий важный цветовой символический фокус в портрете героини - желтый: «Желтое платье, шитое серебром, упало к ее распухлым ногам». Восприятие «желтого» подготавливается Пушкиным. Перед эпизодом вечернего туалета графини, где описано вышеуказанное платье, дается подробное описание внутреннего убранства ее дома, в котором очень важную роль играет золотой цвет, а также игра света и тени (свет задан искусственный - подразумевается желтый). Свет изменяется при приближении к комнате героини - он уменьшается. Сначала это «ярко освещенные сени», затем автор отмечает, что «зала и гостиная были темны. Лампа слабо освещала их из передней». Потом, во мраке спальни графини, Германн видит «золотую лампаду», «полинялые штофные кресла и даваны с пуховыми подушками, с сошедшей позолотою...». Как видно из пушкинских описаний жилища графини, свет уходит, остается мрак, полуживая атмосфера, диктуемая привередливой старухой. Обилие «золотого» свидетельствует об имевшем значение в XVIII веке стиле рококо, который сочетает наравне с легкостью и изяществом (коробочки, рулетики, ширмы -все эти вещицы есть в доме графини) золотую декоративную монументальность [6]. Хотя правильнее было бы говорить о синтезе стилей в гостиной графини. Помимо стиля рококо здесь есть и пушкинский намек на «правильный» классицизм: кресла и диваны стояли в «печальной симметрии». Но данное замечание не умаляет значение золотого, который, в любом случае, символизирует, ушедший XVIII век.
Мрачное сияние «золотого» передается на графинино «желтое платье, шитое серебром», также символизирующее минувшее столетие. Во второй половине XVIII века «шили платья из самых различных тканей. В сохранившихся описаниях гардероба, счетах и документах, упоминаются платья из золотого и серебряного травчатого штофа, атласа и гризета различных цветов, тафты однотонной и узорчатой, бархата и тому подобное. излюбленной была вышивка золотой и серебряной нитью» [7, 10].
Далее символика «желтого» в образе графини начинает приобретать все новые и новые символические значения: «Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево». Конечно, можно подумать, что желтой графиня стала из-за света лампады. Но Пушкин фиксирует внимание не на лице старухи (которое, очевидно, и было освещено лампадой), а говорит о том, что графиня сидела «вся желтая». Желтый цвет здесь символизирует старость и болезнь героини («в мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли»; «губя перестали шевелиться»). Зачастую исследователи обращают внимание именно на это символическое значение: «Цвет платья перекликается в контексте с желтым цветом лица героини, подчеркивает ее старость, обремененную болезнями» [9, 42]. Но символика желтого цвета в портрете графини начинает приобретать фантастический смысл: «.Смотря на нее, можно было подумать, что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма». Старуха находится между жизнью и смертью (похожая ситуация описана в «Осени»: «Она жива сегодня, завтра нет»). Эту пограничную ситуацию и символизирует желтый цвет: «Вдруг это мертвое лицо изменилось неизъяснимо».
Но смерть берет свое: «Графиня не отвечала. Германн увидел, что она умерла». Обратим внимание на то, что похороны графини обыгрываются символикой белого цвета ее платья, которое выглядит контрастно по сравнению с траурными одеждами ее слуг: «Гроб стоял на богатом катафалке под бархатным балдахином. Усопшая лежала на нем с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье. Кругом стоялиее домашние: слуги в черных кафтанах с гербовыми лентами на плече и со свечами в руках; родственники в глубоком трауре, - дети. Внуки и правнуки». Белый цвет платья усопшей - ирония автора по поводу безгрешной жизни праведницы: «Графиня ***, конечно, не имела злой души; но была своенравна, как женщина, избалованная светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди, отлюбившие в свой век и чуждые настоящему. Она участвовала во всех суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое украшение бальной залы...».
Символика «белого» углубляется в контексте надгробного слова, произнесенного молодым архиереем: «Ангел смерти обрел ее, - сказал оратор, - бодрствующую в помышлениях благих и в ожидании жениха полунощного». С одной стороны, это ораторское слово привносит в произведение библейский смысл: библейские девы, ожидая жениха со светильниками в руках, выступают представителями рода человеческого, уповающего на Царствие Небесное, с другой, - иронию: «Иронический смысл ложится и на изображаемую действительность, и на стандартно-религиозную ее модель, представленную в надгробном слове» [11, 117]. Таким образом, символика «белого» приобретает еще одно значение - ироническое: перед нами не только смерть, но и невеста «в ожидании жениха полунощного».
Загробная жизнь «праведницы» обернулась видением Германну «женщины в белом платье», в которой он узнал графиню. Белый цвет платья женщины-видения постепенно закрывает весь ее образ, превращая его в «белую женщину»: «Но белая женщина, скользнув, очутилась перед ним, - и Германн узнал графиню!». Казалось бы, весь облик «белой женщины» говорит о том, что она приведение (об этом может свидетельствовать и эпиграф, заимствованный из высказывания философа-мистика Сведенборга (у Пушкина - Шведенборг)). Но видение - это то, что происходило в душе Германна в ту минуту (не случайно, как это было отмечено выше, на похоронах графини Германн был «бледен как сама покойница»).
Последним этапом «цветовой динамики», играющей значительную роль в портрете графини, является символика «черного». Она мотивируется выпавшей несчастливой пиковой картой Германну: «В эту минуту ему показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась.». Эпиграф к «Пиковой даме», взятый Пушкиным из новейшей гадательной книги: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность», - полностью оправдывает себя: Германн «обдернулся» и сошел с ума. Но при расшифровке значения черной пиковой дамы, выпавшей Германну, следует учитывать и наблюдение В. Шмида, касающееся пиктограммы на игральной карте: «Распространенный в поэтике Пушкина прием буквального понимания условных выражений (фразеологизмов, речевых клише, пословиц, поговорок, сематических фигур и т.п.) касается здесь пиктограммы на игральной карте. С превращением условного символа в реальную конфигурацию «дамы с пикой» приобретает значение пиковая масть - значение, которого не имеет карта в фараоне, где учитываеся только достоинство, а не масть. Таким образом, овеществленная, лишенная своей условности, превращенная из символа масти обратно в изображение оружия, пиктографическая эмблема «пики» обнаруживает в себе те же признаки враждебности, которые связаны в русской фразеологии со словами «пика» и «пиковый»: «сделать кому-то что-то в пику», «пикироваться», «пиковое положение». Германн оказывается в конце истории «при пиковом интересе» [15, 11-12]. Как видно из приведенного высказывания, символическая семантика в игре в фараон учитывает
только достоинство - пики, которые подразумевают семантику черного цвета, дейтвующего на Германна губительно, опустошительно.
Мы проследили переключение символики одного цвета на символику другого в портрете графини: красного (как жизни), желтого (как пограничной ситуации между жизнью и смертью), белого (как смерти и видения Германну), черного (как воплощения тайного зла для героя).
Цветовая символика в «Пиковой даме» является и элементом композиции, и ведущим принципом карнавализации; имеет социальную, пародийную и провиденциальную функции; иллюстрирует «психопоэтическое» в повести. Здесь также имеет место и «элемент недосказанности», за счет чего невозможно сформулировать и обозначить еще одну функцию символики цвета, благодаря которой это произведение до сих пор, даже при «филигранном анализе», воспринимается как загадочное, тайное, выходящее за грани фантастики.
Список литературы /References
1. ПушкинА.С. Полн. собр. соч.: В 16-ти тт., 8 т., М.; Л.: АН СССР, 1937-1949.
2. Бжоза Г. Дуализм имманентной мировоззренческой системы «Пиковой дамы» А.С. Пушкина // O poetike Aleksandra Pushkina. Poznan: Uniw. Im, Adama Mickiewicza, 1975.
3. Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд. АН СССР, 1936.
4. Дебрецени П. Блудная дочь: Анализ художественной прозы Пушкина. СПб.: Академический проект, 1996.
5. Есипов Б.М. «Графиня покатилась навзничь». Логика сверхъестественного в «Пиковой даме» Пушкина // Независимая газета, 11.02.2016.
6. Каминская Н.И. История костюма. М., 1977.
7. Коршунова Т.Т. Костюм в России XVIII - начала XX в. Л.: Художник РСФСР, 1979.
8. Краснов Г.В. Поединок Германна // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд., 1985.
9. Кулакова Н.В. Способы обозначения и социальная функция цвета одежды в языке Пушкина // Семантика слова и семантика текста. М.: МГОУ, 2001.
10. Макогоненко Г.П. Творчество Пушкина в 1830-е гг. (1833-1836). Л.: Художественная литература, 1982.
11. Михайлова Н.И. Ораторское слово в «Пиковой даме» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное изд., 1985.
12. Николаева Е.Г. Элементы кода повести Пушкина «Пиковая дама» в творчестве Достоевского. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук, Томск, 2007.
13. Соловьев С.М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского М.: Советский писатель, 1979.
14. СтепановН.Л. Проза Пушкина. М.: Изд. АН СССР, 1962.
15. Шмид В. «Пиковая дама» Пушкина (проблемы поэтики) // Русская литература. 1997. № 3.
16. Weber H.B. Picovaja dama. A case of Freesmassomy in Russian literature // The Slavic and east European journal. 1968. Vol. 12.
