Научная статья на тему 'Символика сердца в русской культуре'

Символика сердца в русской культуре Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
1289
172
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Керн Л. А.

В статье рассматривается символика сердца как смыслообразующего и интегративного начала в понимании сущности культурно-творческого процесса в русской мысли. Автор на материале учений Г.С.Сковороды, славянофилов и П.Д.Юркевича рассматривает «сердце» как исток духовной, душевной, телесной жизни.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article gives a description and analysis of Heart symbolism as one of the most important principles in comprehension of cultural-creative process in Russian philosophy. Author treats the Heart as the source of spiritual, mental and physical life in conceptions of G.Skovoroda, the Slavophils and P.Yurkevitch.

Текст научной работы на тему «Символика сердца в русской культуре»

Л. А. Керн

— кандидат культурологии, доцент НГГУ

СИМВОЛИКА СЕРДЦА В РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ

АННОТАЦИЯ. В статье рассматривается символика сердца как смыслообразующего и интегративного начала в понимании сущности культурно-творческого процесса в русской мысли. Автор на материале учений Г.С.Сковороды, славянофилов и П.Д.Юркевича рассматривает «сердце» как исток духовной, душевной, телесной жизни.

The article gives a description and analysis of Heart symbolism as one of the most important principles in comprehension of cultural-creative process in Russian philosophy. Author treats the Heart as the source of spiritual, mental and physical life in conceptions of G Skovoroda, the Slavophils and P.Yurkevitch.

Среди символов русской культуры сердце занимает одно из центральных мест, обозначая не только глубинные основания и полноту человеческого существования, но и нечто, соединяющее эмпирические и духовные составляющие культуры. Оно — центральная категория во многих богословских и философских сочинениях, о нем размышляют писатели, литературоведы, искусствоведы и культурологи.

Тема сердца вместе с темой любви и Софии Премудрой вошла в русскую мысль и культуру с началом философствования. Русские философы, усвоив основы восточно-христианского православия, смотрели на сердце как на центр жизни человека, «центр, в котором вмещается все, что входит в душу совне, из которого исходит все, что обнаруживается душой вовне» [1. С. 126]. Другими словами, сердце понимается в возвышенном смысле, являясь основой телесного, душевного и духовного существования человека, его познавательных возможностей. В этой кардиогнозии «важнейшие импульсы исходят от сердца, оно соединяет человека с мирозданием, с другими людьми, с Богом. Связь через сердце самая глубинная, сущностная, сокровенная. Она ощущается и переживается по-разному (от тонкой интуиции до неопределимого устремления), но не поддается адекватной внешней артикуляции, в том числе вербальной» [2. С. 101].

Первое систематическое (но не систематизированное) представление о сердце, основанное на идеях православия, принадлежит Григорию Саввичу Сковороде (1722—1794). Разделяя «внешнего» (несовершенного) и «внутреннего» («истинного») человека, последнего он понимает как «образ и план Бога», а в сочинении «Разговор пяти путников об истинном счастии в жизни» отождествляет его с сердцем: «Истинный человек есть сердце в человеке» [3. С. 142]. Внешний вид человека, его внешнее состояние о человеке мало что говорит, а иногда является просто маской, скрывающей подлинную сущность. «Не по лицу судите, но по сердцу... Всяк есть то, чье сердце в нем: волчье сердце есть истинный волк, хотя лицо человечье; сердце боброво есть бобр, хотя вид волчий; сердце вепрево есть вепрь, хотя вид бобров. Всяк есть то, чье сердце в нем» [3. С. 124].

В одной из своих басен «Ворона и Чиж» Сковорода транслирует эту же идею. На заявление Вороны, обозвавшей Чижа жабой, поскольку он «точно такой зеленый, как вон та жаба», Чиж говорит: «О, ежели я жаба, тогда ты точная лягушка по внутреннему своему орудию, которым пение весьма им подобное отправляешь». А мораль басни вполне философская, в духе «странствующего философа»: «Сердце и нравы человеческие, кто он таков, свидетельствовать должны, а не внешние качества. Дерево из плодов познается» [3. С. 81].

Сердце — источник одновременно духовной, душевной и телесной жизни человека, оно «все одновременно объемлет и содержит, а его ничего не вмещает» [3. С. 136]. Его антино-мизм состоит в том, что сердце одновременно и материально, и нематериально, пространственно и непространственно, воплощает в себе духовное и душевное состояние материи.

Кроме того, сердце бывает либо «согретым» (наполненным состраданием, милосердием), либо «ветхим» («окаменелым», т.е. равнодушным, бессердечным). Поэтому «всяк есть то, чье есть сердце в нем» [3. С. 262]. Чтобы сердце не «окаменело» и не стало «ветхим», его

нужно беречь от рассеяния и блуждания: «Знай себя. Смотри себя. Будь в доме твоем. Береги себя. Слышь! Береги сердце» [3. С. 140].

Все свои размышления о мире, человеке и его сердце Сковорода связывает с Библией, которая для него является подлинным учителем жизни, источником познания. Теоретикофилософским основанием высокой оценки Библии было учение Сковороды о «двух натурах» и «трех мирах». Ранее мы указывали, что, по мнению философа, человек состоит из двух натур: одна — видимая его оболочка, т.е. земное тело, а невидимая — его внутренняя сущность, вечный дух, божественное начало. Обе натуры диалектически связаны, объединены, но при этом самостоятельны. Одновременно существуют «три мира». В диалоге «Потоп зми-ин» Сковорода пишет: «Суть ... три мира. Первый есть всеобщий и мир обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый — микрокосм, сиречь мирик, мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия. В ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих» [3. Т. 2. С. 148].

Библия содержит аллегорические сведения обо всем, но более всего о человеке; она вообще «ничего не говорит, что бы не касалось человека» [3. Т. 1. С. 237]. Современный исследователь творчества Сковороды о его обращенности к Библии пишет так: «О чем бы он ни размышлял, ни говорил, ни спорил — о добродетелях ли детей человеческих или обоих слабостях, пороках, темных страстях, о толковании истинного счастья или о сродном труде, об этическом законе или об отступлениях от него, — все так или иначе связано с библейскими сюжетами, мотивами, образами, с библейской символикой» [4. С. 255]. Стремление человека к счастью объясняется как стремление к Абсолюту, Триединому Богу. А поскольку Бог внутри нас, то это одновременно постижение собственного сердца, движение «внутрь вверх». Такая установка находится в евангельских утверждениях: «Царство Божие внутри нас», «Блаженны чистые сердцем» и т.п. Не нужно искать счастья вовне, оно в нашем сердце. Таковы, к примеру, размышления Сковороды о счастье человека.

Поиски счастья философ увязывает с самопознанием, поскольку, не узрев своего сердца, нельзя обрести Истину, нельзя стать нравственным. В одном из своих стихотворений он пишет:

Глянь в сердечные пещеры!

В душе твоей глагол, вот будешь с ним весел!

В сердце своем можно обнаружить свет божественной истины, а можно увидеть там душевное несовершенство, требующее исправления, покаяния, которые нужны для того, чтобы «узреть берег новой славы, начать новую жизнь новым сердцем» [3. Т. 1. С. 94].

Многие идеи Г. С. Сковороды, связанные с кардиогнозисом, менее чем через полвека обрели новую жизнь в философских и богословских трудах славянофилов. Как религиозно ориентированные мыслители они в своих философских построениях, этике, антропологических воззрениях, в том числе в представлениях о роли сердца в духовной жизни человека, использовали основополагающие идеи православного христианства. Именно эти идеи они противопоставляли западной абсолютизации рассудочной деятельности человека. В статье «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России» один из идеологов славянофильства И.В.Киреевский писал: «Богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности — в православном мире оно сохранило внутреннюю цельность духа, там раздвоение разума — здесь стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий — здесь стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточию разума» [5. С. 288—289].

Как в свое время Сковорода, славянофилы использовали идущую от Посланий апостола Павла антропологическую дихотомию «внешнего» и «внутреннего» человека. Характеристика «внутреннего» человека заключается в его внутренних способностях, прежде всего любви к Богу, к ближним своим, в способности прощать и сострадать, стыдиться содеянного. А «внешний» человек — это его социальное бытие со всеми противоречиями. Представления о человеке в западной мысли, как правило, это представления о «внешнем» человеке: «Западный

человек раздробляет свою жизнь на отдельные стремления.. , в каждую минуту жизни является иной человек. В одном углу его сердца живет чувство религиозное, которое он употребляет при упражнениях благочестия; в другом — отдельно — силы разума..; в третьем — стремления к чувственным утехам; в четвертом — нравственно-семейное чувство» [5. С. 282—283].

У славянофилов иное представление о человеке. В человеке («внутреннем») такой раздробленности нет, прежде всего, нет обособления разума, веры и чувства, что наиболее четко прослеживается в их представлениях о познании. Данное познание должно обеспечить «живое, цельное воззрение на мир», а это возможно лишь тогда, когда разум становится верующим и сердечным, поскольку «именно сердце и было едва ли не главным центром, той познавательной силой, вокруг которой концентрируются силы духовного познания, “цельного познания”» [6. С. 81]. «Верующий разум» — и это главное — связывает веру и разум, веру и знание воедино. Это — собирание идей под знаком веры, местоположением которой является сердце. Между верой и разумом нет противоречий: хотя вера выше разума, разум полноту своего существования обретает только в вере. Поскольку вера в православии является живой, она обеспечивает «живое знание», которое осуществляется в «сопоставлении знания непосредственного от веры со знанием отвлеченным от рассудка. Это непосредственное живое и безусловное, эта вера есть, так сказать “зрячесть разума”» [7. Т. 1. С. 280]. «Живое знание» связано с жизнью, оно «проникнуто всей действительностью (познаваемого); оно бьется всеми биениями жизни, принимая от нее все ее разнообразие, и само проникает ее своим смыслом; оно снабжает рассудок всеми данными для его самостоятельного действия и взаимно обогащается всем его богатством» [7. Т. 1. С. 280].

«Живое знание» является сердечным. Помимо естественного направления познания вовне оно оформляет человека, формируя его как «внутреннего человека». Верующий человек, ощущая свою греховность, страдает. Каясь в греховности, он ищет сострадание, которое является признаком любви. Именно любовь, как искра божия в человеке, направляет его на путь самопознания и в конечном итоге спасения.

Пафос деятельности славянофилов, их публицистика, дискуссии с западниками были направлены на доказательство уникальности русской истории, русской культуры. Будучи патриотами своей Родины, они были убеждены в том, что России предназначена мессианская роль, что она в своем сердце несет и воплощает замысел Бога о будущем мироустройстве. В своем знаменитом программном стихотворении «России» (1839) А.С.Хомяков поэтически точно изложил эту мысль:

В молчаньи сердца сокровенна.

Глагол творца прияла ты, —

Тебе Он дал свое призванье,

Тебе Он светлый дал удел:

Хранить для мира достоянье Высоких жертв и чистых дел;

Хранить племен святое братство,

Любви живительный сосуд,

И веры пламенной богатство,

И правду, и бескровный суд.

Твое все то, чем дух святится,

В чем сердцу слышен глас небес,

В чем жизнь грядущих дней таится,

Начало славы и чудес! .

О, вспомни свой удел высокий!

Былое сердце воскреси И в нем сокрытого глубоко Ты духа жизни допроси!

Эстафету в разработке проблем сердца у славянофилов принял один из самых известных русских религиозных философов середины XIX в., учитель Вл. Соловьева, профессор

Московского университета Памфил Данилович Юркевич (1826—1874). В отличие от предшественников свое учение о сердце он систематизировал в статье «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению слова Божия», в которой помимо традиционных для религиозной философии ссылок на тексты Священного Писания он обращает внимание и на научные возможности решения проблемы сердца. Это объясняется тем, что «христианско-теологический идеализм Юркевича развивался в сторону “конкретного” идеализма, в основании которого лежал “широкий эмпиризм”, свободный от произвольных и предвзятых ограничений, включающий в себя и все истинно сверхрациональное, и все рациональное, так как и то и другое прежде всего существует в универсальном опыте человечества с такими же правами на признание, как и все видимое и осязаемое» [8. С. 293].

Как христианский философ П.Д.Юркевич исповедует трехчастное строение человека, в котором сердце является средоточием духовной, душевной и телесной жизни. Опираясь на тексты Священного Писания, он определяет сердце хранителем и носителем всех телесных сил человека. При этом Юркевич противопоставляет понятия «тело» и «плоть»: плоть отвечает за чувственную жизнь человека, соблазняет его, а тело, связанное с душой, наоборот, участвует в его грядущем прославлении. Чтобы тело стало органом духа, его надо воспитать, т.е. напитать духовным началом, одухотворить. Сердце — не только носитель телесных сил человека, но и орган его душевной жизни, «существеннейший орган. желаний, чувствований и мыслей человека со всеми их направлениями и оттенками» [9. С. 69].

Как орган души сердце является средоточием памяти, воли, нравственных чувств и желаний. В отличие от славянофилов и Г. С. Сковороды, П.Д.Юркевич для объяснения связи телесных и душевных явлений обращается к физиологии, но при этом считает, что многообразие психических явлений не исчерпывается физиологическими процессами, которые обеспечивают функционирование нервной системы. К примеру, он заявляет: «В то время как физиология указывает в головном мозге физические условия, от которых зависит деятельность души, священные писатели указывают нам непосредственный, нравственно-духовный источник этой деятельности в целостном и нераздельном настроении и расположении душевного существа» [9. С. 81]. Другими словами, источник наших мыслей — это «образы или выражения общего чувства души, порождения нашего сердечного настроения» [9. С. 81].

Сердце как средоточие душевной деятельности, по представлению Юркевича, дихото-мично, поскольку именно в нем рядом с духовной жизнью человека соседствует телесная (животная) его жизнь. Поэтому-то оно одновременно выражает бытие и небытие, добро и зло, свет и мрак, красоту и уродство. Человек, считает философ, изначально добр, однако подвержен влиянию зла. Это соединение добра и зла в сердце человека означает его «данное». Но есть еще некое «заданное», т.е. стремление к победе над злом, животной природой.

Одновременно в сердце идет борьба соборного и индивидуального (эгоистического) начал. Последнее присуще человеку и животному в силу естественной потребности самосохранения. Однако сердце тяготеет к общечеловеческим ценностям, поскольку «человек все же остается человеком, он находит человечество первее всего в себе, в своих понятиях и невольных сердечных движениях, как в своей судьбе, которая слишком тесно связала его с другими, с родом» [10. С. 72]. Философ пишет статью «Мир с ближними как условие христианского общежития», в которой специально усиливает идею соборного единства человечества, основанного на христианской вере. Он в частности указывает: «Все наши поступки, все наше поведение с ближними должны быть управляемы верою, что Иисус Христос призвал весь человеческий род к единству под единым Богом. Кто перевел эту веру из простой мысли в живое содержание своего духа, из головы в сердце, тот во всяком человеке встретит своего, близкого, знакомого, родного брата» [11. С. 356].

Эта мировоззренческая позиция П.Д.Юркевича была противоположна позиции Н.ГЧер-нышевского. Обратим внимание лишь на одну сторону философской полемики двух мыслителей. Н.Г.Чернышевский был сторонником теории «разумного эгоизма», суть которой заключалась в том, что добро напрямую связано с пользой, что в совершении добрых поступков человеком руководит необходимость, личный расчет и выгода. П.Д.Юркевич придерживался другой точки зрения, утверждая, что только тот поступок является добрым, который совер-

шается не по расчету, а от своей сердечной доброты, по любви: «Поступок, совершаемый по самым точным, математически верным соображениям разума, доставляет то холодное довольство, которое хочет стоять на средине между чистым нравственным подвигом и грубостью чувственных оргий» [11. С. 98]. Человек, совершающий такой поступок, считает Юрке-вич, безнравственен и бессердечен.

Добро в человеке изначально присутствует в его сердце как искра Божья, как образ Бога. Правда, в сердце наличествует и вражда, и зависть. Это — «болезнь сердца». Человек, обладая волей, может определить свои чувства и моральные поступки. Итак, «закон для душевных деятельностей не полагается силою ума, как его изобретение, а принадлежит человеку как готовый, неизменяемый, Богом учрежденный порядок нравственно-духовной жизни человека и человечества, и притом предлежит он. в сердце как глубочайшей стороне человеческого духа» [11. С. 87].

Сердце и воля в работах П.Д.Юркевича, как и его предшественников, являются активными участниками познавательного процесса: «Знание истины находится в зависимости от совершенства воли и чистоты сердца» [10. С. 11]. Функцию познания осуществляет не только сердце, но и головной мозг. При этом сердце отвечает за оценочную, нравственную сторону познания, а мозг — за аналитическую, интеллектуальную. Рациональное познание вторично по отношению к сердечному, в котором и оформляется конечный результат. Юркевич пишет: «Все, что приходит на наш ум или на память, всходит на сердце» [11. С. 70].

Кардиогнозия П.Д.Юркевича, его философия сердца имеет оригинальный, по сравнению с предшественниками, характер. Оригинальность заключается в том, что библейское учение о сердце философ совмещает с современными ему представлениями о его деятельности из психологии и физиологии. Учение о сердце П.Д.Юркевича в значительно большей степени разрабатывает этическую сторону сердечной деятельности.

Взгляды П. Д. Юркевича оказали большое влияние на последующее развитие философии сердца, кардиогнозии, этики сердца в русской философии (Б.П.Вышеславцев, П.А.Флорен-ский и др.) и русской культуре (символисты).

ЛИТЕРАТУРА

1. Зорин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению (этико-богословское исследование). М., 1996.

2. Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001.

3. Сковорода Г.С. Сочинения: В 2 т. М., 1973.

4. Барабаш Ю.Я. «Знаю человека.» Григорий Сковорода: Поэзия. Философия. Жизнь. М., 1989.

5. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979.

6. Буланов А.М. Рациональное и сердечное в теории познания и в эстетике славянофилов // Славянофильство и современность. СПб., 1994.

7. Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. М., 1914.

8. История русской философии: Учебник для вузов. М., 2001.

9. Юркевич П. Д. Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия // Юркевич П. Д. Философские произведения. М., 1990.

10. Юркевич П. Д. Курс общей педагогики. М., 1869.

11. Юркевич П. Д. Философские произведения. М., 1990.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.