13ББК 63.211
Ю. Б. Костякова
СИБИРСКИЙ ОБЛАСТНИК Н. М. ЯДРИНЦЕВ О «КОРЕННОЙ» И «ПРИШЛОЙ» СИБИРСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ (По письмам к Г. Н. Потанину за 1872—1873 гг.)
Введение в проблему исследования
В начале 1870-х гг. слово «интеллигенция» только входило в публичный оборот. И сам термин, и обозначавшийся им социальный слой населения были предметом не менее бурных дискуссий, чем в конце ХХ — начале ХХ! в. Так же как и современные ученые, авторы публицистических произведений спорили о том, кого именно и по каким критериям включать в число интеллигентов. Участие в этой дискуссии принимал и лидер сибирского областничества Н. М. Ядринцев.
Согласимся с мнением М. В. Шиловского о том, что предпосылки к появлению сибирского областничества возникли в первой половине Х1Х в., в связи с развитием сибирских городов и ростом городского населения, расширением системы гимназий и училищ, обусловившими увеличение количества образованных людей, из числа которых сформировался «областнический актив»1. Лидеры и сторонники областничества выступали за уравнение Сибири в правах с европейской частью страны, ликвидацию ее колониального статуса, за отмену ссылки, развитие в регионе системы образования и культуры, справедливое решение «инородческого» вопроса. Формирование же сибирской интеллигенции являлось одним из важнейших вопросов программы и практической деятельности рассматриваемого движения.
© Костякова Ю. Б., 2018
Костякова Юлия Борисовна — кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры стилистики русского языка и журналистики Института филологии и межкультурной коммуникации Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова. uka29@yandex.ru
Областников по возрасту, социальному происхождению, образу мыслей, на наш взгляд, можно отнести к той части пореформенного поколения интеллигенции (по классификации А. В. Соколова2), которая следовала идеям народничества. Они были разночинцами, в большинстве своем представителями гуманитарной интеллигенции. Многие активно сотрудничали с периодическими изданиями, используя их для пропаганды «сиби-рефильских» взглядов и знаний о сибирском регионе, для выражения своего отношения к различным явлениям действительности, в том числе изложения позиции о сущности и задачах интеллигенции. Последний вопрос имел особую важность, поскольку представителям этого социального слоя отводилась главная роль в реализации областнических идей.
Высказывания Н. М. Ядринцева, как одного из идейных вдохновителей этого общественно-политического движения, оказывали влияние на формирование мнения областников. Следовательно, изучение взглядов лидера областничества позволяет составить представление о динамике воззрений сибирских региона-листов на «коренную» и «пришлую» интеллигенцию, а также о процессе становления интеллигентской среды в Сибири.
Свое отношение к интеллигенции в целом и отдельным ее группам Н. М. Ядринцев высказывал в статьях и письмах, адресованных, в том числе, другу и единомышленнику Г. Н. Потанину. Находясь в ссылке в 1868—1874 гг. в г. Шенкурск Архангельской губернии, областник вел активную публицистическую и исследовательскую деятельность, печатался в столичных журналах «Дело», «Отечественные записки», «Беседа», «Азиатский вестник», в казанской «Камско-Волжской газете», издал монументальный труд «Русская община в тюрьме и ссылке» (1872). Но статьи и другие опубликованные им в это время работы в силу цензурных и тематических ограничений не отражают в полной мере его представления об интеллигенции. Вместе с тем письма, адресованные другу, содержат значительный объем интересующей нас информации: по ним можно увидеть ход рассуждений автора, его реакцию на происходящие события, прочитанные книги, людей. Кроме того, такие послания, созданные в период с 20 февраля 1872 г. по 8 апреля 1873 г., позволяют проследить мотивацию обращения автора к теме интеллигенции.
Отрывки из писем, написанных в период ссылки, благодаря стараниям журналиста Т. М. Фарафонтовой и при поддержке адресата — Г. Н. Потанина — впервые появились в газете «Восточное обозрение» в 1902—1903 гг. Позже их использовали в своих работах первые биографы Н. М. Ядринцева, в частности М. К. Лемке. В 1916—1918 гг. письма публиковались в красноярском журнале областнического направления «Сибирские записки», а в 1918 г. были изданы отдельным сборником. Перевод его в цифровой формат предоставил возможность свободного обращения к данным источникам и их комплексного исследования. Ценность анализируемых писем Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину определена и тем, что они лишены излишнего пафоса, характерного для народнической публицистики рассматриваемого периода, содержат реалистичные и точные характеристики интеллигенции начала 1870-х гг., свидетельствуют о попытке автора объективно взглянуть на нее.
Космополитизм vs патриотизм
Николай Михайлович Ядринцев являл собой яркий пример «критически мыслящей личности». По мнению одного из идеологов народничества — П. Л. Лаврова, именно такие личности, «выработавшие в себе критическую мысль», приобретали «право быть деятелями прогресса, право бороться с отжившими общественными формами»3. Это право и способность Ядринцев воплощал в своих произведениях.
Занятие умственным трудом, преимущественно публицистической и научной деятельностью, активная гражданская позиция позволяют отнести Николая Михайловича к интеллигентской среде. Но главным, как мы считаем, здесь является осознание себя частью этой среды, чего не наблюдалось у Н. М. Ядринцева в рассматриваемый период. Во многих письмах 1872—1873 гг. он не только не идентифицировал себя с современной ему интеллигенцией, но демонстрировал критическое отношение и даже откровенное пренебрежение к тем, кого он относил к данному социальному слою.
Поэтому, как нам видится, необходимо следовать рекомендации Э. Б. Ершовой: не сводить российскую интеллигенцию
к единому шаблону, «изучать ее по отдельности, и даже по личностям с разных сторон», учитывая ее «объемность» и многоас-пектность «вклада во все сферы жизни общества»4. Опираясь на данную позицию, мы попытались выяснить, почему в исследуемый период Н. М. Ядринцев подходил с критических позиций к оценке современной ему интеллигенции и что определяло его отношение к представителям «коренной» (сибирской) и «пришлой» интеллигентской среды.
Интересно, что публицист редко использовал модный в то время термин «интеллигенция», обозначая представителей этого социального слоя более понятным словосочетанием «образованные люди». Наличие образования, преимущественно университетского, являлось для него одним из основных критериев, позволявших включать конкретного человека или целую группу людей в число интеллигентов. Но не менее важное значение он придавал и патриотизму, понимая его как стремление служить интересам местного общества. «Чтобы осуществлять идею, надо место, лицо, которое и полюбишь, а не пустое пространство, — полагал областник. — Надобно любить очень горячо то, для чего работаешь, а не общую филантропию»5.
Противоположностью патриота для него был космополит — человек «без места, без дела, без среды». Одним из признаков столь ненавистного ему космополитизма Н. М. Ядринцев считал пренебрежение интеллигенции, и не только столичной, к провинции, особенно к той, которая обобщенно именовалась «восточной». Это отношение проявлялось в научных трудах, в литературе, публицистических и журналистских произведениях.
Особенно явственной подобная ограниченность кругозора стала весной 1873 г., когда после похода русских войск на Хиву в прессе развернулась дискуссия о способах взаимодействия Империи со Средней Азией. В столичной печати главенствовало и многократно копировалось милитаристское мнение о том, что разговор с Востоком должен вестись с позиций силы. Отмечая заимствованный характер высказываний столичных «прогрессистов», Н. М. Ядринцев иронизировал, что их удел — «всегда довольствоваться материалом и обрывками соображений с задних дворов официальности, из сокровищницы околоточных надзирателей». Такие интеллигенты, по мнению публициста, проповедовали
западные теории демократии. Замкнувшись в своих кабинетах, они с презрением относились ко всему «посредствующему» (невыдающемуся. — Ю. К) и думали только о «бельведере» (прекрасных идеалах), не обращая внимания на актуальные задачи жизни6.
Тем не менее, неразвитость провинциальной, и прежде всего сибирской, прессы во второй половине Х1Х в. обеспечивала авторитет столичных журналистов, демонстрировавших читателям и региональным коллегам свое пренебрежение к провинции. Особенно оно было заметно в газетных фельетонах, где авторы рассматривали провинциальную жизнь как материал для курьезов: «А вы слышали, там-то мировой плюху дал... а вон женщину растлили, а вон мужика задрали, а вон в клубе земледельцы под-рались»7. Но объектом внимания как столичных, так и местных корреспондентов чаще всего становились те, кого Н. М. Ядринцев именовал по-сибирски «кадыками»8, то есть полуобразованные «верхние слои» провинциального общества. Жизнь провинции в целом, простого народа, важные местные события (а не только скандальная хроника) оставались вне интересов авторов газетных публикаций.
Причину такого проявления столь ненавистного ему космополитизма Н. М. Ядринцев видел, в частности, в особенностях имперской системы образования, которая прививала в школах и гимназиях «централизаторские» идеи. Она не приветствовала связь с народом, от которого будущие «образованные люди», получая подобное воспитание, а в дальнейшем и привилегии, всё более отдалялись. В результате, они стремились туда, где «свет и жизнь», «где кипит умственный интерес, где сосредоточиваются образованные кружки». Провинция же, с ее 70-миллионным населением, лишенная собственной интеллигенции, оставалась синонимом «невежества, тупости, скотской жизни и скопища зло-употреблений»9.
Пропаганда таких взглядов в прессе формировала у жителей, в том числе и далеких от столицы регионов, превратные представления о малой родине, заставляла стремиться туда, «где любят нас, где платят нам», в том числе, как мы считаем, усиливала эмиграцию россиян в Европу и Америку. Выход из создавшегося положения Н. М. Ядринцев видел в развитии прогрессивной местной прессы, провинциальной журналистики, нацеленной
не на развлечение, а воспитание читателей. Выполняя эту функцию, региональные издания, по убеждению публициста, должны были знакомить аудиторию с лучшими образцами литературы, прививать эстетический вкус, расширять кругозор, объяснять суть мировых и общегосударственных событий через призму местных вопросов. В итоге такая деятельность прессы стимулировала бы появление новых творческих сил, а также местной («коренной») интеллигенции, способной и желающей трудиться на благо провинции.
Переходя от общей теории к частным вопросам, например к проблеме подготовки местных литературных кадров, Н. М. Ядринцев признавал, что для этого мало лишь любви к родине. Он считал, что литератор (журналист) в своем понимании провинциального интереса должен стоять выше «толстобрюхого представителя ратуши, обладавшего правом строить фонари и окрашивать мост государственным цветом». Поэтому, чтобы воспитать человека патриотом, необходимо обеспечить ему интеллектуальное развитие, сформировать у него «более широкое миросозерцание», дать теоретическое и историческое воспитание, основанное на изучении опыта других стран в решении местных вопросов. Иначе «один инстинкт и привязанность к месту, интерес к обыденной жизни, — размышлял областник, — ничего еще не сделает, но заставит любить только провинциальный "ерофеич" и местную икру»10.
Анализ писем позволил констатировать, что Н. М. Ядринцев был одним из тех, кто в 1870-е гг. обосновал необходимость так называемого «культурного народничества», «идеология которого сводилась к теориям "малых дел" и "среднего человека"». Расцвет этого движения пришелся на рубеж 1870—80-х гг., но в последнее десятилетие XIX в. его популярность упала11. В программах же сибирских областников вплоть до Февральской революции такое направление деятельности, чаще всего обозначавшееся термином «культуртрегерство» (с нем. — культурная работа), оставалось одним из основных и имело ярко выраженный регионально-патриотический аспект.
Но в рассматриваемый период программа Н. М. Ядринцева по воспитанию у «образованных людей» зауральской провинции «сибирефильства» находилась еще в стадии формирования. Ост-
ро стоял вопрос о выборе примера, на который могли бы равняться те, кто хотел приложить свои усилия на благо малой родины. Нарождающаяся разночинная интеллигенция была разрозненной и неустойчивой в своих воззрениях, увлекалась марксизмом, идеями «эмансипации труда» и другими новомодными теориями. Поэтому образцом подражания для многих оставалась столичная интеллигенция — старая дворянская («барская») и новая прогрессивная («западническая»), воспитанная на «централизатор-ских теориях французских реформаторов». Последняя, как мы считаем, вызывала наибольшее раздражение у Н. М. Ядринцева и служила одной из главных причин, по которым он не признавал себя интеллигентом.
«Болезненное восприятие русскими интеллигентами проблемы "европейничанья"», ставшее наиболее заметным со второй половины XIX в., — как считает В. В. Возилов, — было вызвано популярностью среди молодежи нигилизма12. Это острое неприятие «западников», их поклонения перед цивилизованной Европой характерно и для Н. М. Ядринцева. «Европеизированности» таких представителей интеллектуальной элиты общества областник противопоставлял свою «сибирскость» — духовную и физическую принадлежность к зауральской провинции.
А. А. Данилов и В. С. Меметов справедливо заметили, что «интеллигент в условиях провинции всегда был явлением довольно редким», что позволяло ему сохранять свою индивидуальность и, в то же время, стремиться «социализировать мир провинции, наделить его новыми культурными качествами и свойст-вами»13. Эта провинциальная индивидуальность, в том числе самостоятельность мышления и действий, в полной мере была присуща Н. М. Ядринцеву. Но она же, как мы считаем, иногда мешала ему быть объективным, мыслить шире устоявшихся «местечковых» представлений о мире.
«Навозная», «летучая» и «ташкентская» интеллигенция
Анализ писем показал, насколько важное значение областник придавал проблеме воспитания сибирской интеллигенции, которая в рассматриваемый период находилась в стадии становления. Несформированность интеллигентской среды публицист
считал одним из главных препятствий на пути развития Сибири. В то же время, его отношение к возможности пополнения этой среды за счет «пришлой интеллигенции»14 было двойственным. Н. М. Ядринцев осознавал необходимость расширения в сибирском регионе слоя «образованных людей», признавал заслуги декабристов и некоторых других сосланных в Сибирь людей в деле просвещения местных жителей, создания зачатков сибирской культуры. Но он не мог отойти от сформированного с детства восприятия ссыльного. Для него это был «человек без народной веры, без любви к среде, в которой живет, это человек без отечества, у которого вечно кипит ад в сердце». Такой интеллигент, попавший в Сибирь не по своей воле, мог прикрывать свои истинные чувства любовью к идеалу, желанием блага людям. Но при этом он проклинал и ненавидел то место, куда был сослан и откуда стремился вырваться15.
Эта ненависть, по мнению Н. М. Ядринцева, мешала ссыльным «образованным людям» адекватно воспринимать Сибирский край и его жителей, что выражалось, в частности, в негативной характеристике, которую они давали местному населению: «Сибиряки грубы, немилосердны, мошенники, против российских людей далеко не будут по доброте сердечной, они скупы безмерно, не жалостливы, бессердечны». Это мнение далее тиражировалось в публицистических и научных статьях: «Сибиряки — зубоскалы, сплетники и насмешники. Ссыльных высокого образования и высокообразованного — западного типа не ценят, их зло осмеивают и презирают»16. В результате формировалось общественное мнение, негативно настроенное по отношению к сибирскому населению и не учитывавшее причины сложных взаимоотношений сибиряков и вынужденных переселенцев.
Н. М. Ядринцев в рассматриваемых письмах излагал взгляд сибирского жителя на «пришлых», для обозначения которых использовал яркое и емкое слово «навоз». Под ним, как мы определили, он подразумевал: 1) приезжих, в том числе ссыльных; 2) сброд карьеристов, скандалистов и шулеров; 3) «абсентеистов», разочарованных Сибирью; 4) местных обитателей неизвестного происхождения — от бродяг до новых предпринимателей, хищнически разграблявших регион. Используя словосочетание «навозная интеллигенция»17, публицист был более конкретен,
имея в виду тех «образованных людей», сосланных или приехавших в Сибирь по своей воле, которые развращали местное население и подавали пример «своекорыстным инстинктам»18.
Такое отношение к «пришлой интеллигенции» было характерно не только для Н. М. Ядринцева, но и для Г. Н. Потанина и некоторых других областников. Оно находило отражение в их произведениях, а также в дискуссиях о будущем Сибири. Пытаясь объяснить причины этого, современники делали вывод о том, что «в этой резкости формулировок сказывается какая-то большая и скрытая от читателя полоса переживаний, невольно прорывающаяся наружу, когда ее неосторожно коснется чужая рука»19.
Эта подсказка заставляет искать причины категоричности оценок Н. М. Ядринцевым «пришлой» интеллигенции в его отношении к Сибири. Люди, лично знавшие Николая Михайловича, отмечали, что «это был цельный человек без „надлома". Любовь к родине и борьба за ее счастье — были девизом его жизни и делом, заполнившим эту жизнь всю без остатка»20. Поэтому, естественно, что любое действие или высказывание, наносившее вред его малой Родине, он воспринимал эмоционально и болезненно. Это выражалось в резких, подчас категоричных оценках и оскорбительных эпитетах, которые в достаточном количестве можно встретить в изученных письмах.
В своих статьях, например, опубликованных в рассматриваемый период в «Камско-Волжской газете» (г. Казань), публицист был более сдержанным и ироничным, именуя такую «пришлую» интеллигенцию «летучей». Она, не связанная с провинцией «местом рождения, земельной или недвижимой собственностью», кочевала по губерниям по собственному желанию или получая новое назначение, оставляя после себя невыполненные «прожекты» и неоправданные ожидания. «Летучая интеллигенция» в значительной части своей была корыстна, искала выгоду во всем, за что и получила от М. Е. Салтыкова-Щедрина насмешливое прозвище «ташкентцы» (синоним «хищники». — Ю. К. ).
Основным недостатком «интеллигентного ташкентства» Н. М. Ядринцев считал «отсутствие всякой любви, привязанности к какой-либо местности и связи с каким-нибудь живым и действительно народным интересом»21. Следовательно, главной причиной его неприятия «пришлых» интеллигентов являлся
их космополитизм. Сталкиваясь с примерами «ташкентства», он переносил свое негативное отношение к отдельным персонажам на большую часть приезжей интеллигенции, выводя это на уровень целого явления, характерного для провинциальной жизни. Усиление миграции жителей европейской части Империи в Сибирь, которое произошло в пореформенный период, сделало данное явление особенно заметным. Это, в свою очередь, стимулировало обращение сибирского областника к размышлениям о перспективах развития «коренной» интеллигенции и способах нивелирования влияния на местное общество космополитически настроенных «пришлых» «образованных людей».
Заключение
Анализ «Писем...» позволил сделать вывод о том, что для публициста главной была не социальная, а региональная идентичность, принадлежность не к социальному слою (классу, группе), а к региональному сообществу, которое он называл «сибирскими патриотами». Для него эта категория людей была более понятна и близка, чем современная ему интеллигенция. Ее разобщенность из-за возрастных, социальных, идейных и других различий заставляла лидера областников со значительной долей скепсиса относиться к возможностям решения ею актуальных вопросов общественной жизни. Главным недостатком такой столичной «элиты» он считал космополитизм — равнодушие и даже презрение к провинции, особенно сибирской, и ее жителям. Именно эти качества пореформенной интеллигенции, как мы считаем, не позволяли Н. М. Ядринцеву относить себя к ее представителям.
Безусловно, оценки «образованных людей» Николаем Михайловичем были во многом субъективными и вызваны, в том числе, болезненной реакцией на непонимание ими народа, нужд Сибири и потребностей ее населения. По этой же причине его отношение к возможности пополнения местной интеллигентской среды за счет «пришлых» (ссыльных, присланных в Сибирь чиновников) было двойственным. Публицист признавал необходимость формирования провинциальной интеллигенции, предлагал пути решения проблем, связанных с этим процессом. Но вместе
с тем он считал, что человек, вынужденный переселиться в Сибирь не по своей воле, не сможет искренне полюбить этот край и принести ему пользу.
Особое негодование у него вызывало презрительное равнодушие журналистов ко всему «нестоличному», которое поддерживало устойчивое мнение о том, что настоящая культурная жизнь, наука, просвещение возможны лишь в «центре», куда и следует стремиться. Как свидетельствуют изученные нами письма, одной из важнейших сфер приложения усилий интеллигенции на благо провинции Н. М. Ядринцев считал ее активное участие в публикаторской деятельности. Занятие творчеством (публицистическим, научным, литературным) являлось средством достижения поставленной цели — решения «сибирского» вопроса через: 1) формирование общественного мнения, лояльного к Сибири; 2) расширение у читателей круга знаний и представлений о регионе; 3) оказание психологического давления на властные структуры и отдельных их представителей. Пример такого поведения показал и сам Н. М. Ядринцев, который служение Сибири ставил выше собственных интересов: «Стоя на распутье между шикарной дорогой петербургского журналиста и скромной провинциальной деятельностью, я никогда не задумаюсь, что мне предпочесть... Провинция — будущее»22.
Примечания
1 Шиловский М. В. Сибирское областничество в общественно-политической жизни региона во второй половине XIX — первой четверти XX в. Новосибирск, 2008. С. 23.
2 Соколов А. В. Интеллигенты и интеллектуалы в российской истории. СПб., 2007. С. 104.
3 Лавров П. Л. Исторические письма // Лавров П. Л. Философия и социология : избр. произв. : в 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 130.
4 Ершова Э. Б. Современные исследования о российской интеллигенции ХХ — начала XXI века // Интеллигенция и мир. 2014. № 2. С. 53.
5 Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. Красноярск, 1918. Вып. 1. С. 170.
6 Там же. С. 207, 208.
7 Там же. С. 204.
8 В Сибирь слово «кадык» пришло вместе с уголовными ссыльными. На тюремном сленге (блатном жаргоне) оно означает «авторитет», «авторитетный человек». Учитывая негативное отношение сибиряков к уголовным ссыльным, слово приобрело негативную коннотацию и использовалось для обозначения людей, которые имели в обществе формальный авторитет, но вызывали своим поведением и образом жизни возмущение и презрение.
9 Письма Н. М. Ядринцева... С. 54.
10 Там же. С. 222.
11 Мокшин Г. Н. «Культурное» или «культурническое» народничество? : (о значении понятий в истории отечественного народниковедения) // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 4, История. 2016. № 1 (37). С. 66.
12 Возилов В. В. Проблема подражания Европе в спорах русских интеллигентов XIX века // Интеллигенция и мир. 2011. № 2. С. 77.
13 Данилов A. А., Меметов В. С. Сущностные черты интеллигенции российской провинции // Интеллигент в провинции : тез. докл. Всерос. науч.-практ. конф. Екатеринбург, 1997. Вып. 1. С. 85.
14 Термин «пришлая интеллигенция» был введен в научный и публицистический оборот известным философом, историком и публицистом А. П. Щаповым. По цензурным соображениям он был вынужден использовать его для обозначения политических ссыльных или государственных преступников, имевших достаточно высокий социальный статус, уровень образования и интеллекта, в сравнении с общей массой высланных в Сибирь преступников.
15 Письма Н. М. Ядринцева... С. 127.
16 Там же. С. 126—127.
17 Поскольку в рассматриваемых письмах отсутствует авторское ударение в словосочетании «навозная интеллигенция», то это выражение можно понимать в двух значениях: 1) навозная — привезенная в Сибирь (ссыльные), пришлая (в т. ч. чиновники, предприниматели); 2) навозная — презираемая автором за совершенные преступления, за негативное влияние на местное население (развращение, заражение пороками), за пренебрежение к местным жителям и их обычаям.
18 Письма Н. М. Ядринцева... С. 128.
19 Колосов Е. Сибирские областники о пришлой и краевой интеллигенции // Сибирские записки. 1916. № 3. С. 206—220, 214.
20 Ландарма [Козьмин Н. Н.]. По поводу писем Н. М. Ядринцева // Сибирские записки. 1916. № 2. С. 71.
21 Ядринцев Н. М. Летучая интеллигенция // Сборник избранных статей, стихотворений и фельетонов Н. М. Ядринцева. Красноярск, 1919. С. 94, 95, 97.
22 Письма Н. М. Ядринцева... С. 228.
References
1. Danilov A. A, Memetov V. S. Sushchnostnye cherty intelligentsii rossiy-skoy provintsii // Intelligent v provintsii : tez. dokl. vseross. nauch.-prakt. konf. Yekaterinburg, 1997. Vyp. 1.
2. Kolosov Ye. Sibirskie oblastniki o prishloy i kraevoy intelligentsii // Sibirskie zapiski. 1916. № 3.
3. Landarma [Kozmin N. N.]. Po povodu pisem N. M. Yadrintseva // Sibirskie zapiski. 1916. № 2.
4. Lavrov P. L. Istoricheskie pisma // Filosofiya i sotsiologiya : izbrannye proizvedeniya : v 2 t. M., 1965. T. 2.
5. Mokshin G. N. «Kulturnoe» ili «kulturnicheskoe» narodnichestvo? (o znachenii ponyatiy v istorii otechestvennogo narodnikovedeniya) // Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. 4, Istoriya. 2016. № 1 (37).
6. Pisma N. M. Yadrintseva k G. N. Potaninu. Krasnoyarsk, 1918. Vyp. 1.
7. Shilovskiy M. V. Sibirskoe oblastnichestvo v obshchestvenno-politicheskoy zhizni regiona vo vtoroy polovine XIX — pervoy chetverti XX v. Novosibirsk, 2008.
8. Sokolov A. V. Intelligenty i intellektualy v rossiyskoy istorii. SPb., 2007.
9. Vozilov V. V. Problema podrazhaniya Yevrope v sporakh russkikh intelligentov XIX veka // Intelligentsiya i mir. 2011. № 2.
10. Yadrintsev N. M. Letuchaya intelligentsiya // Sbornik izbrannykh statey, stikhotvoreniy i feletonov N. M. Yadrintseva. Krasnoyarsk, 1919.
11. Yershova E. B. Sovremennye issledovaniya o rossiyskoy intelligentsii XX — nachala XXI veka // Intelligentsiya i mir. 2014. № 2.
