CC BY
40
2009 История №3(7)
Т.С. Мамсик ШКОЛА НАУЧНОЙ ЭТИКИ
Мое знакомство с Зоей Яковлевной относится к середине 1960-х гг. Будучи студенткой последних курсов НГУ, я готовила дипломную работу под руководством доктора исторических наук, профессора Марины Михайловны Громыко и вместе с группой студентов участвовала в работе ее спецсеминара по проблемам социальной психологии феодального общества. Направление это в исторической науке в то время было совершенно новым и профессурой старшего поколения воспринималось весьма негативно.
Однажды М.М. сообщила нам, что одно из занятий нашего семинара посетит группа преподавателей ТГУ. Тогда-то и была названа фамилия Бояршиновой. На факультете имелись ребята, начинавшие обучение в ТГУ, а затем перебравшиеся на наш гуманитарный факультет, мы навели справки и буквально были «парализованы» их рассказами о «бабе Зое». Это, несомненно, сказалось на нашем поведении в ходе семинарского занятия. Впечатление же, полученное от него маститым ученым-сибиреведом, для нас осталось тайной. Загадку составляет до сих пор и то, действительно ли это мероприятие осуществлялось в порядке «обмена опытом» или «комиссия» во главе с З.Я. осуществляла некую проверку.
Тогда я не предполагала, что в последующие 10-15 лет судьба моя периодически будет связана с ТГУ и - как раз с З.Я. Бояршиновой. Это было время, когда закладывались основы будущего творческого сотрудничества историков Томска и ИИФФ АН СССР (ныне Институт истории СО РАН). Результаты этой обоюдополезной взаимосвязи, плодотворной для гуманитарных наук Сибири в целом, как известно, нашли воплощение в фундаментальных обобщающих трудах вначале по истории Сибири, а затем - по региональной истории крестьянства и рабочего класса. В 1967 г. за год до окончания НГУ я была принята лаборантом в ИИФФ СО РАН в сектор, которым руководила М.М. Громыко и подключилась к организационнотехнической стороне работы с заканчивающимся изданием «История Сибири» (Л., 1968). Позже, в роли секретаря в первые годы подготовки издания «Крестьянство Сибири в эпоху феодализма» (Новосибирск, 1982) поддерживала связи с его редакторами и авторами, в их числе и с З.Я. Бояршиновой.
Инициировал эту идею, как известно, академик А.П. Окладников. У истоков же реализации ее стояли два выдающихся для своего времени историка-сибиреведа, два талантливых организатора научного процесса и замечательных по своим личным качествам человека - З.Я. Бояршинова и М.М. Громыко.
Это был необыкновенный для того времени тандем. Достаточно напомнить, что З.Я. и ее ученики, традиционно смотревшие на Сибирь (в особенности на горнозаводскую, «кабинетскую») как на заповедник «крепостничества», в лице М.М. и ее последователей (студентов, аспирантов, а затем преподавателей НГУ и научных сотрудников ИИФФ СО РАН) получили не единомышленников, а оппонентов - сторонников гипотезы так называемого «госфеодализма». И тем
Школа научной этики
не менее это существенное различие взглядов по основополагающей проблеме -на природу социальных отношений в аграрном секторе экономики Сибири - не стало препятствием многолетнему сотрудничеству. Полагаю, что чрезвычайно важную роль при этом имела позиция именно З.Я.
Дружеские отношения ученых не изменились и после известных событий, когда М.М. была лишена возможности преподавать в НГУ. В 1975 г. она была приглашена в ТГУ, полагаю, что по инициативе З.Я., для чтения 22часового спецкурса «Проблемы сознания и быта сибирских крестьян XVIII-XIX вв.». Курс этот, самостоятельно разработанный автором и, как всегда, отличавшийся оригинальностью мысли и прекрасной формой изложения, слушали как студенты, так и преподаватели.
В плане научной этики молодому поколению было чему поучиться у патриархов зарождавшейся в Сибири академической науки. Это был образец «новой» культуры взаимоотношений в сфере историографии, где научная принципиальность не исключалась, а терпимость и корректность по отношению к оппонентам возводились в обязательную норму. Справедливости ради отметим, что на периферии взаимоотношений двух «школ» борьба нередко и тогда еще продолжалась в традиционном стиле. На одной из конференций угнетающее впечатление произвела на меня, в частности, агрессивноразоблачительная форма выступления С. С. Лукичева по поводу позиции Г.П. Жидкова (в его отсутствие).
Тем не менее добрые семена проросли. При защите докторской диссертации в 1992 г. я убедилась, что «школа этики» З.Я. и М.М. принесла свои плоды. Моими оппонентами выступали два доктора наук, томичи, ученики З.Я. Наши позиции существенно расходились по многим вопросам, но дискуссия носила цивилизованный, доброжелательный характер.
Надо сказать, что имидж З.Я., созданный в моем воображении не в результате собственного опыта, а при постороннем воздействии, мне пришлось преодолевать довольно долго. Можно представить мое состояние, когда в 1977 г. при защите кандидатской диссертации ученый совет института оппонентом назначил мне профессора Бояршинову. М.М. посоветовала отвезти диссертацию в Томск, и я побывала у З.Я. (в доме на ул. Советской).
Она жила вдвоем со своей матерью, маленькой, сухонькой, чуть ли не 90летней, но довольно еще бодрой старушкой. Я впервые увидела не профессора на кафедре с непроницаемым лицом и строгим взглядом, не ученого за академическим столом в роли неизменного председателя, а действительно - «бабу Зою», милую, добрую и даже беззащитную (от массы домашних забот!). Она напоила меня чаем, угостила печеными, очень вкусными яблоками, на прощание вручила недавно вышедший сборник со своей статьей, посвященной крестьянству.
На зашите она была вновь в своей строго-официальной роли - маленькая, круглая, в темном платье, с накинутой на плечи легкой шалью. В перерывах, как всегда, много курила. Говорила четко, убедительно, используя выразительные акценты и интонации. Слушать ее, как и М.М., было одно удовольствие.
Тогда, в конце 70-х гг., сравнивая судьбы З.Я. и М.М., я осознала, что учеными не рождаются. Ими становятся благодаря неустанному труду, обусловленному любовью к профессии...
