CC BY
151
© 2007 г. И.Х. Сулаев
ШЕЙХ УЗУН-ХАДЖИ САЛТИНСКИЙ: ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Один из крупных религиозных и политических деятелей Северного Кавказа первой четверти XX в. шейх Узун -Хаджи оставил заметный след в истории национально-освободительной борьбы горцев. Его политическая и религиозная деятельность нашла отражение в научных трудах и статьях разных лет, посвя-щённых революционным событиям и гражданской войне. В основном советские исследователи изображали Узун-Хаджи как «реакционера и мракобеса», всю свою жизнь добивавшегося построения на Северном Кавказе мусульманского государства по образу и подобию имамата Шамиля. Интерес у исследователей к его деятельности возрос в 1990-е - 2004 гг. в связи с чеченскими событиями и 150-летием со дня его рождения.
Узун -Хаджи родился в аварском ауле Салта (при административном делении царскими властями Дагестанской области в 1860 г. этот аул вошёл в Гунибский округ) в 1847 г., когда этот аул с огромными потерями был штурмом захвачен царскими войсками. В детстве и юношестве он много слышал об этих героических событиях и участвовал в антиколониальном восстании 1877 г., за что первый раз был выслан во внутренние губернии империи. Учился в мактабах и мадрасах с 7 лет у известных алимов (улемов) Дагестана. Самым главным его учителем был Абдурахман-Хаджи Согратлинский [1]. Свои знания в течение нескольких лет пополнял у алимов Саудовской Аравии, Турции, Сирии и получил хорошее мусульманское образование, писал суфийские стихи [2]. Шейх принадлежал к последователям накшбандийского тариката, но наличие у него разрешения на наставничество мюридов от устаза Абдурахмана-Хаджи Согратлинского вызывало спор у духовенства ещё при жизни шейха, хотя некоторые современники зачислили его в цепочку (силси-ла) накшбандийских шейхов [3]. Он единственный из шейхов Дагестана, кто совершил паломничество в мусульманские святыни пешком девять раз [1]. По другим данным, им было совершено 11 хаджей [2], что прибавило ему популярности среди горцев.
Нет единого мнения у исследователей и по вопросу, куда и сколько раз его высылали царские власти. Современник шейха М.-К. Дибиров пишет, что за саботаж распоряжений властей, панисламистские проповеди и призывы к восстанию Узун-Хаджи вместе с другими шейхами дважды был выслан в Сибирь [1], бежал из ссылки и до падения самодержавия скрывался в Чечне под чужим именем. Вторичный арест и высылку Узун-Хаджи в Астрахань отдельные исследователи связывают с построением без разрешения властей собственного медресе в 1910 г. [2]. Дипломатический представитель Азербайджанской республики при Горском правительстве А. Ахвердов, встречавшийся с ним в апреле-мае 1919 г. несколько раз, в докладе ми-
нистру иностранных дел Азербайджана от 15 апреля 1919 г. пишет: «...Узун-Хаджи - старичок низенького роста, худощавый с блестящими глазами, сознающий всю свою силу и могущество. За пропаганду в горах он был сослан в Саратовскую губернию, откуда вернулся после революции, пробыв в ссылке три года.» [4, л. 15 об.]. В годы первой мировой войны шейха уличили в связях с турецким эмиссаром и о ведении агитации против войны с Турцией [1, с. 193]. Причиной высылки Узун-Хаджи за пределы Кавказа второй раз могли быть усилия, предпринимаемые им для распространения суфизма среди горцев и даже уличение в связях с известным чеченским абреком Зелимханном [5]. Его возвращение из ссылки некоторые исследователи связывают именно со свержением самодержавия в России [6].
Горская интеллигенция совместно с мусульманским духовенством Северного Кавказа воспользовалась возможностью, предоставленной Февральской революцией провозгласить в мае 1917 г. Союз горцев Северного Кавказа, а через год и Горскую республику [7]. Она формально включала территорию от Каспийского до Чёрного моря. Этот факт следует расценивать как попытку после имамата Шамиля, создания объединённой государственности горских народов Кавказа. Шейх участвовал практически во всех форумах, которые проводились горскими деятелями в разных городах и населённых пунктах Северного Кавказа, чтобы обсудить этот вопрос. Для сотен и тысяч горцев, объявивших себя мюридами, шейх стал единственным авторитетом не только в вопросах веры, но и в светских делах. Именно Февральская революция выдвинула его, как и многих других, на политическую сцену. Первая важная встреча Нажмутдина Гоцинского и Узун-Хад-жи, определившая тактику обоих алимов в 1917 -1918 гг., произошла 14 мая 1917 г. Гоцинский склонил шейха к тому, чтобы использовать своё влияние для агитации населения в пользу провозглашения его имамом Дагестана [5]. К тому времени Узун-Хаджи стал известен как борец за народные интересы и завоевал большие симпатии у чеченцев и дагестанцев. Особенно много мюридов и последователей Узун-Хаджи имел в чеченских сёлах Шатой, Ведено и близлежащем округе [8]. Немало их было и в Гунибском и Андийском округах Дагестанской области. Круг его последователей значительно расширился, когда Узун-Хаджи объявил в 1918 г. газават против красных, а в 1919 г. и против белых. Как пишет исследователь гражданской войны в Дагестане Н.П. Эмиров, «газават стал основным лозунгом» шейха Узун-Хаджи, привлекшим на свою сторону значительную часть духовенства, кулачества и тёмных горцев-чеченцев [9, с. 98]. Лозунг, провозглашённый первым имамом Дагестана и Чечни Гази-Магомедом ещё в 20-е гг. XIX в., Узун-Хаджи воскре-
сил и использовал в годы гражданской войны для привлечения горцев в повстанческую армию: «Мусульмане не могут находиться под властью неверных. Мусульманин не может быть ничьим рабом и никому не может платить подати» [10, с. 273].
Когда летом 1917 г. в Нагорном Дагестане и Чечне развернулось массовое движение горцев за создание имамата и провозглашение имамом Н. Гоцинского [11], Узун-Хаджи приложил немало сил, чтобы осуществить это. Как пишет крупный дагестанский учёный -алим первой четверти XX в. и участник многих описываемых в этой статье событий Али Каяев, Нажмут-дин Гоцинский не только привлёк на свою сторону всех аварских шейхов, но даже объявил себя мюридом шейха Узун-Хаджи, чтобы ещё больше поднять свой авторитет среди религиозных масс [12, л. 2]. Сначала на Андийском съезде, который проходил в августе 1917 г., а потом и в столице Дагестанской области Те-мир-Хан-Шуре при стечении многотысячной толпы 11 января 1918 г. он инициировал избрание Гоцинского имамом [13]. Этот случай привёл к ещё большему расколу дагестанского общества, а часть мусульманского духовенства отказалась признать законность провозглашения имама [14].
Хаос и безвластие, охватившие Россию в эти годы, дошли и до Северо-Восточного Кавказа. Участились случаи грабежей и бандитизма. Наведение порядка в крае многие горцы связывали именно с введением института имама и внедрением шариата. Недаром в одном из воззваний к мусульманам Дагестана Узун-Хаджи объявил себя последователем имама Шамиля и потребовал беспрекословного подчинения имаму Н. Гоцин-скому и строгого следования шариату во всех делах, по всем вопросам [15]. К тому же историческая ситуация, сложившаяся на территории бывшей империи, способствовала росту радикальных исламских настроений среди мусульман Дагестана и Чечни. Судя по тому, с каким упорством Узун-Хаджи и его единомышленники настраивали мусульман на введение института имама, было заметно, что долгая и кровопролитная Кавказская война оставила глубокий след в памяти горцев. Сформировавшиеся окончательно в те годы национально-религиозные чувства выражались не только в недоверии к «русской власти», но и в неприятии частью из них всего «немусульманского». Светская интеллигенция осознавала это и понимала опасность требований радикального духовенства, поэтому и была напугана перспективой обострения религиозной ситуации на почве возрождения имамата, хотя шариат как основу правопорядка для Горской республики она и не отвергала. Опасность обострения конфликтов на этой почве вынуждало светскую интеллигенцию искать компромисс с духовной элитой. Так, на первом съезде горских народов Кавказа, проходившем в мае 1917 г. во Владикавказе по инициативе светской интеллигенции было учреждено Духовное управление мусульман Северного Кавказа с муфтием Н. Гоцин-ским во главе [7, с. 39], призванное не только руководить духовенством, но и создавать на местах шариатские суды и расширять сеть религиозных учебных заведений - мадраса и даже академии.
Никогда за всю историю включения Дагестана в правовое пространство России не были созданы лучшие условия для деятельности духовенства. Горское правительство до роспуска в 1919 г. даже успело принять «Временное основное положение судоустройства и шариатского правления Республики Союза горцев Кавказа» [16, л. 11-12 об.]. Это Положение как более отвечающее правосознанию горцев было сохранено без изменения и командованием Добровольческой армии после оккупации Дагестана [16, л. 8-10]. Поэтому в своих требованиях беспрекословного следования шариату по всем делам, не исключая и уголовные дела в судах, предъявляемые мусульманам, Узун -Хаджи опирался на мощную поддержку мусульман «снизу».
Распространение популистских идей социалистов о безвозмездном наделении крестьян землёй обострило политические страсти в крае. Узун -Хаджи был недоволен Н. Гоцинским за его нерешительность в борьбе с большевиками и нежелание взять на себя всю полноту власти, чтобы навести порядок и утвердить шариат. Некоторые трения, имеющиеся между ними, не помешали им в 1918 г. возглавить в Дагестане борьбу против Советской власти и ликвидировать её.
Партизанские отряды, сформированные шейхом Узун-Хаджи в 1918 г. в Гунибском и Андийском округах Дагестана и в Чечне, представляли мощную мобильную военную силу. С их помощью разгонялись местные и окружные органы власти, не оправдавшие надежды и не заслужившие доверия местного населения, вместо них назначалась новая администрация.
Многим оппонентам из числа светской интеллигенции пришлась не по вкусу жёсткая позиция, занятая Узун-Хаджи и по вопросу распространения и внедрения шариата. Его жёсткость и последовательность в установлении шариата дали советским и зарубежным исследователям повод окрестить его «фанатичным» и сравнить по взглядам с иранским лидером Хо-мейни [17].
Интересные характеристики составили о нём современники. Например, один из видных советских и партийных деятелей Дагестана 20 - 30-х гг. А. Тахо-Годи, не раз встречавшийся с ним, писал: «Более цельной натуры, более простой и непосредственной, чем Узун-Хаджи, найти трудно. Это был строгий, нераз-двоенный, зажжённый огнём пламени фанатик, у него не было той многогранности, в которой нельзя отказать Нажмутдину (Гоцинскому. - И.С.). Если Нажмут-дина съедала жажда честолюбия, власти, боязнь за потерю имущества, то Узуном двигало только сознание внушенного ему и им устроенного долга мусульманина, который должен сложить свою и чужую голову для того, чтобы воскресить имамат и имама всех мусульман» [11, с. 28]. «Мы невольно должны признать, что одной из выдающихся фигур на политической арене горского Кавказа был Узун -Хаджи из Сал-ты Гунибского округа, - пишет другой советский работник С. Габиев. - На вид Узун-Хаджи довольно неказистый, маленького роста, худощавый, с морщинистым лицом, обрамленный седой стриженой в овал бородой, только большие глаза, светящиеся не по-
старчески, не резкий, но быстрый взгляд, и лёгкая, чисто горская поступь выдавали, что в этом старике есть какая-то сила, внутренний подъём, хотя на первый взгляд ничем не отличался от тысячи ему подобных дагестанских мулл и хаджиев. Как тарикатист -враг всего немусульманского - "гяурской власти", тем более почва была благодатная - царская администрация в Дагестане творила неслыханные безобразия, подливая масла в огонь мусульманского фанатизма. За его проповеди и опасаясь повторения событий 1877 г. царская администрация в Дагестане выслала Узун-Хаджи Салтинского в Россию на несколько лет. Вернувшись из ссылки, он возобновил свою антицарскую агитацию, а Февральская революция 1917 г. окончательно развязала ему руки. Обласканный турками, привлечённый Н. Гоцинским для своих честолюбивых замыслов, тем более либеральная интеллигенция защищала его, он распространяет своё влияние и в Чечне, надо признать, что за ним шли толпами фанатики. Сильный волей, но бесхитростный и без политического плутовства, подчас до наглости решительный и беспокойный старик мог бы сыграть ещё много раз большую роль в горах Кавказа, если бы он отличался широтой ума, богатством и родовитостью, как На-жмутдин Гоцинский, фигура более бледная чем Узун-Хаджи Салтинский» [18].
Популярность духовных лиц пугала многих представителей светской интеллигенции, особенно тех, кто пришёл к власти в Дагестанской области в ходе Февральской, а потом и Октябрьской революций. Противники шейха ещё летом 1917 г. начали распускать по Дагестану слухи, очернявшие его репутацию, в частности, ему приписывались призывы «повесить на одной большой верёвке всех, кто пишет слева направо», которые перекочевали и в работы современных исследователей [19; 11, с. 27]. Узнав о домыслах противников, шейх выступил с опровержениями на четырёх языках: арабском, аварском, кумыкском и русском [20]. Распространителей от его имени подобных «возмутительных вестей» Узун-Хаджи объявил врагами свободы и шариата. «Как я мог сказать такую чушь? -возмущался на страницах журнала шейх. - Ведь без светской интеллигенции нам не обойтись! Если даже мы не имеем специалистов, как, например, медиков, то их необходимо приглашать из других регионов. Обо мне говорят неправду, и эти слухи распространяются теми, кто хочет вызвать недоверие народа ко мне» [21]. Себя шейх называл приверженцем шариата, желающим его восстановления в полноте, на что и народ призывал. Шейх в обращении не скрывал того, что всегда выступал против «не уважающих шариат мусульман и не преклоняющихся перед всеобъемлющей мудростью шариата» [21]. В другом архивном документе его обращение к народу имеет иные нюансы [22]. Но в обоих вариантах обращения, которые отложились в разных источниках, светская интеллигенция признана своим союзником, необходимой для нормального функционирования общества, а при нехватке «врачей, инженеров» и других кадров, считал желательным приглашение их из других мест.
Ради установления шариата в столице Дагестанской области городе Темир-Хан-Шура он с Н. Гоцин-ским в сопровождении многотысячной толпы мюридов прибыл туда в январе 1918 г. [23].
К аулам, которые симпатизировали большевикам и помогали им, Узун-Хаджи и имам Н. Гоцинский применяли жёсткие меры или накладывали огромную контрибуцию. Были случаи сожжения и ограбления отрядами Узун-Хаджи сопротивляющихся населённых пунктов, как это случилось 9 апреля 1918 г. с поселением Хасавюрт [24].
Десятилетиями в советской исторической литературе Узун-Хаджи представлялся только как противник всего прогрессивного. Но у современников, знавших его, Узун-Хаджи завоевал репутацию неподкупного и честного религиозного и политического деятеля. Особенно запомнили его чеченцы, у которых он проявил себя в 1919 - 1920 гг. Например, в докладной записке, поданной представителями чеченских обществ Д. Акаевым и Т. Барсановым на имя В.И. Ленина 10 октября 1920 г., Узун -Хаджи назван «единственным защитником и другом бедноты, неподкупным вождём горской массы с твёрдым характером», который «головой стоял за интересы бедноты» [25, л. 2].
Как и десятки представителей духовенства, Узун-Хаджи входил в состав парламента (Союзного Совета) Горской республики. Своими выступлениями он оказывал давление на Горское правительство, требуя отчёта в расходовании денежных средств, предоставленных Азербайджанским правительством в беспроцентный кредит [26; 4, л. 7 об.]. Бывший в гуще политических страстей областного центра города Темир-Хан-Шуры, где с января 1919 г. и обосновался парламент Горской Республики, Дипломатический представитель Азербайджанского правительства при Горском правительстве А. Ахвердов в докладе МИД Азербайджана 15 апреля 1919 г. сообщал: «Правительство и парламент зашевелились только тогда, когда была получена весть, что два влиятельных в Дагестане шейха: Узун-Хаджи Салтинский и Али-Хаджи Акушинский собирают в горах отряды на помощь Чечне. Такое самостоятельное выступление народа возымело особое воздействие на правительство и парламент, и они точно проснулись от долгой спячки. Парламент принимает решение 12 апреля прервать заседание на две недели, разъехаться на места для пропаганды. члены парламента чувствовали своё бессилие без рекомендации со стороны Узун-Хаджи» [4, л. 15].
Горское правительство так и не смогло завоевать доверие у горцев, традиционно послушных духовенству. Поэтому, чтобы провести какое-нибудь крупное мероприятие, правительство заручалось поддержкой у местных шейхов и алимов. Так, при обсуждении Гор -ским правительством и парламентом вопроса об оккупации Добровольческой армией Чечни и нависшей угрозе вторжения в Дагестан были приглашены самые авторитетные шейхи и алимы: Али-Хаджи Акушин-ского и Узун-Хаджи Салтинского на автомашине в Темир-Хан-Шуру доставил сам Председатель правительства П. Коцев [4, л. 15 об.]. Немаловажен и такой
факт, замеченный Али Каяевым, как совместное совещание двух шейхов, проведённое в те дни у Али-Хаджи Акушинского для обсуждения политического положения, сложившегося на Северном Кавказе [12, л. 10]. Долгие десятилетия в советской исторической литературе их считали непримиримыми врагами из-за политических пристрастий: Али-Хаджи считался (креатурой) ставленником большевиков, а Узун-Хаджи - их противником. Заставший их вместе в селении Акуша Даргинского округа П. Коцев разъяснил шейхам политическое положение, сложившееся в Дагестане, попросил их присоединиться к нему, чтобы общими усилиями изгнать деникинцев из Северного Кавказа, обещав им при этом предоставить всю полноту и свободу властных полномочий [12, л. 10]. 20 апреля 1919 г. Ахвердов в своём докладе в МИД Азербайджана, в частности, сообщал: «...Свежую струю влил в жизнь Дагестана приезд в Темир-Хан-Шуру двух уважаемых в Дагестане шейхов - Узун-Хаджи и Али-Хаджи. 18-го апреля в их присутствии при громадном стечении народа происходило частное совещание членов Союзного Совета. Произносились горячие речи, выступали шейхи с призывом к объединению.» [27]. Эмоциональное выступление шейхов не оставило равнодушным никого из присутствующих. «Нам нужно одно из двух: или жить, или окончательно умереть, - заявил Узун -Хаджи с трибуны парламента. - Все нации работают в этом направлении. И мы должны работать для общего благополучия. Если бы мы до сих пор работали вместе и организованно, то никакой враг не осмелился бы переступить границы нашей Родины. Алимы первые не объединились, а за ними - вся тёмная масса. Мусульмане начали убивать друг друга. Мы, мусульмане, обязаны жить как братья, порождённые одним Аллахом. Мы слышим о бедственном положении, в котором оказались наши братья по вере - ингуши и чеченцы. Давайте же, хоть теперь, перед общей опасностью объединимся, и тогда никто нас не сможет победить. Наш святой долг откликнуться на зов наших братьев-ингушей и чеченцев и всеми силами им помочь. Если мы им не поможем, то в недалёком будущем мы, также как они, будем стонать от угнетения. От слов пользы нет, надо перейти к действиям. Не будем же продолжать оставаться индеферентными и пассивными. Покажем же, что и мы люди. Пошлём повсюду уполномоченных и откроем глаза нашему спящему народу. Установим новую светлую жизнь. Я и Али-Хаджи, как бы ни были стары, пойдём умирать за народ» [28]. Затем выступил Али-Хаджи, который поддержал его и призвал всех отстоять свободу и независимость мусульман от «гяуров» [28]. Шейхи не только призвали всех мусульман к объединению перед опасностью оккупации казаками (именно так воспринимали горцы наступление частей Добровольческой армии Деникина на Северный Кавказ в 1919 г.), но и составили план освобождения Чечни и всей территории Горской республики от Добровольческой армии. По этому плану под ружьё призывались 2-3 тыс. мюридов шейхов Али-Хаджи и Узун-Хаджи, офицеров и турок. Снабжение и вооружение этих формирований
должно было взять на себя Горское правительство. Всеми военными операциями командовал военный штаб во главе с военным министром или другим назначенным шейхами лицом. Военно-шариатский суд следил за соблюдением правил военной дисциплины и пресекал преступления военного времени [29].
В середине мая 1919 г. после отставки Н. Гоцин-ского шейх был в числе двух претендентов на пост руководителя Духовного управления мусульман, получившее в 1919 г. новое название - Ведомство шариатских дел при Горском правительстве.
После того как в конце мая 1919 г. части Добровольческой армии оккупировали территорию Дагестана, шейх Узун-Хаджи Салтинский предпринимает попытки утвердиться в Аварии, но соплеменники отказались принять его [30]. Согласно другим данным, собравшийся в селении Ботлих Андийского округа мадж-лис народа избрал его имамом и сформировал во главе с ним правительство Дагестана [31; 32; 9, с. 101]. Наименование Узун-Хаджи не только эмиром, но и имамом Дагестана и Чечни встречается и в других текстах того времени. Так, в секретном докладе командующего каратинскими отрядами белых (его фамилию документ не указывает), адресованного временному правителю Дагестанской области генералу Халилову из Андийского округа 17 июля 1919 г. сообщалось о том, что жители Технуцальского и Андийского участков Андийского округа избрали Узун-Хаджи имамом [33].
Летом 1919 г. Узун-Хаджи принимает решение перебраться в Чечню, а в сентябре провозглашает Северо-Кавказский Эмират с центром в селе Ведено [34]. Пик славы Узун -Хаджи наступил как раз осенью 1919 г. К нему стекались недовольные бесчинствами белых отряды чеченцев, кабардинцев, балкарцев, ингушей, дагестанцев и русских. Ведено до марта 1920 г. становится центром религиозно-освободительной борьбы в Чечне. Узун-Хаджи объявил войну Добровольческой армии, а для того чтобы бороться с нею, организовал народно-освободительную армию, сформировал правительство и военный штаб, в который вошли представители различных антиденикинских общественно-политических сил и воюющих групп [35]. Воевали в его армии и турецкие волонтёры. Так, до выдворения Добровольческой армии из Чечни командующими кавалерией и артиллерией эмира служили турецкие офицеры Хусейн Дебрели и Али Риза Чорумлу [36, с. 5152]. Турки были привлечены подпольным Дагестанским обкомом РКП (б) и деятелями Горской республики как военные специалисты для оказания отпора белым. На отправку турецких военных инструкторов из Баку в Дагестан большевиками были затрачены 37 тыс. р. [37]. Летом и осенью 1919 г. в повстанческой армии упоминаются и грузины под командованием «генерала» Кереселидзе [38, с. 168].
Правительство эмира Узун -Хаджи Хайри-хана (таков был полный титул шейха) было поручено возглавить Иналуку Арсанукаеву из рода Дышнинских, явившемуся с грамотой (фирманом) якобы от турецкого халифа Магомета Вахид-эддина VI [38, с. 172; 10].
Личность Арсанукаева, возглавившего правительство эмира, вызывает у исследователей противоречивые мнения. Скорее тот был авантюристом, ловко использовавшим доверие шейха и смутное время в собственных интересах. В начале 20-х гг. Арсанукаев боролся против советской власти в Шатоевском районе Чечни, имея 400 вооруженных людей «темного элемента». Он обвинялся военными в убийстве 15 советских работников, сотрудников ЧК и особого отдела [39]. Недаром большевики убили его в 1921 г. прямо на улице Грозного, свалив преступление на уголовных бандитов [2]. Состав правительства эмира и военное командование были многонациональными. К примеру, русский большевик Николай Гикало шейхом был назначен командующим 5-й армией [39]. По чеченским данным, в его армии насчитывалось около 800 бойцов [25, л. 3]. С полным основанием и знанием политического положения, переживаемого тогда на Северном Кавказе, Н. Гикало писал о времени с «полосой роста национальных движений среди горцев, когда всевозможные шейхи и муллы тянули за собой горцев для того, чтобы двигать их против русских казаков» [40]. В мартовские дни 1920 г. Кавказский крайком РКП (б) потребовал от Гикало, входящего в окружение шейха, «нажать сильнее на Узун-Хаджи, если возможно, ликвидировать его, т.к. он главный козырь Нури-Паши (турецкий офицер, соратник шейха в антиденикин-ской борьбе. - И.С.) и в незаконной связи с ним» [41]. Большевики в услугах шейха в марте 1920 г. не нуждались, тот уже выполнил свою миссию духовного вождя повстанцев.
Эмират имел административно-территориальное деление, монетный двор, выпускавший свои деньги и даже «народную» казну - «Байтул - мал». Министры, чиновники, военные получали зарплату своими деньгами, хождение других было строго запрещено [10, с. 281]. Зарплату получали и повстанцы эмира. К примеру пехотинец получал 700 р., а кавалерист - 1300 [42].
Шейх имел связи с повстанцами Дагестана, возглавляемых Али-Хаджи Акушинским. С ним было заключено военное соглашение, направленное против власти Добровольческой армии Деникина [43]. Известны случаи, когда шейхи совместно готовили военные операции [44]. Как союзник Али-Хаджи Акушинского Узун-Хаджи был кооптирован в состав Совета Обороны Северного Кавказа и Дагестана, созданного 19 октября 1919 г. в окружном центре Даргинского округа селении Леваши антиденикинскими политическими силами региона как коалиционное правительство для руководства повстанческим движением [45].
Узун-Хаджи получал военно-техническую помощь из Азербайджана и Грузии, которые были заинтересованы в противодействии белой армии, опасаясь за собственную безопасность. В середине мая 1919 г. шейх даже собирался посетить Азербайджан для переговоров с правительством [4, л. 28, 71-72].
Повстанческая армия Узун-Хаджи наносила ощутимые удары по войсковым частям Добровольческой армии Деникина, дислоцированным в Чечне [46]. Жаркие бои развернулись 29 августа под слободой Воздви-
женка, в ходе которых были захвачены в плен 117 казаков и 9 орудий [47, с. 32]. Пленных белых повстанцы привлекали к сотрудничеству, по возможности используя их технические и военные знания. Всякие издевательства или применение физического насилия по отношению к пленным строго пресекались шейхом и его окружением.
Численность повстанческих сил шейха Узун-Хаджи различные заинтересованные стороны указывают по-разному. Например, по данным деникинцев, в июле 1919 г. Узун-Хаджи имел 700 человек повстанцев [33]. Заместитель Дипломатического представителя Азербайджана при Горском правительстве Векилев 1 сентября 1919 г. указывает три тысячи повстанцев [4, л. 72]. Представители чеченских обществ в докладе на имя В.И. Ленина в 1920 г. указывали 8,5 тыс. чел. в повстанческой армии Узун -Хаджи [25, л.3].
Сами деникинцы в своих сводках называли повстанцев Северо-Восточного Кавказа «бандами абреков» и требовали от населения не оказывать им никакой помощи и «изгонять общими усилиями» [35]. Нередко ставленникам белых на местах удавалось настроить местное население против шейха. Например, когда в октябре 1919 г. шейх попытался пополнить свои отряды в Аварии новобранцами, исполняющий обязанности начальника Андийского округа Хадис Гад-жиев мобилизовал общества Каратинского участка Андийского округа и те не допустили его к себе [33]. Больше того, чтобы ослабить влияние Узун-Хаджи в округе, 1 декабря 1919 г. Х. Гаджиевым был созван совет алимов Каратинского участка, на котором шейх был объявлен «самозванным имамом» и врагом шариата, а его дело посчитали «гибельным для населения» [48, л. 13; 33, л. 137-138].
Хотя вытеснить белых из Северного Кавказа повстанцам не удалось, командование Добровольческой армии вынуждено было в Чечне, Ингушетии и Дагестане держать тысячи своих воинов, так необходимых летом 1919 г. для наступления на Москву. В октябре 1919 г только в Дагестанской области и Хасавюртовском округе Терской области находились три тысячи солдат и офицеров Добровольческой армии Деникина [49].
Слава об успехах повстанцев Узун-Хаджи доходила и до В.И. Ленина. В телеграмме ему от 27 октября 1919 г. члены ЦК РКП(б) С.М. Киров и Бабкин, находящиеся на Южном советском фронте, высказывали «крайне необходимое» пожелание обратиться с личным письмом «к верховному вождю горских революционных войск Узун-Хаджи» [50]. В те суровые для большевиков дни гражданской войны шейх рассматривался ими как союзник.
После освобождения Чечни от деникинцев штаб группы Красной Армии вырабатывал с представителями Узун-Хаджи обращение, в котором были оговорены условия соглашения. В частности, представители шейха от его имени признавали Советскую власть, «как власть трудящихся», о чём следовало объявить всенародно, а Советская власть признавала шейха имамом и духовным вождём мусульман Северного Кавказа с обещанием никогда не вмешиваться в религиоз-
ные дела. По условиям соглашения, Узун-Хаджи должен был полностью отказаться от всякой гражданской власти, в том числе и от права назначать местных чиновников, а повстанческая армия распускалась [47, с. 93; 48, л. 4]. Надо заметить, что такое же соглашение представителями советской власти было заключено и с шейхом Али-Хаджи Акушинским в Дагестане. Но история в обоих случаях распорядилась по-своему.
Узун-Хаджи неожиданно для всех скончался 30 марта 1920 г., когда деникинцы были полностью изгнаны из Северного Кавказа. Похоронили его в Ведено с большими почестями. В погребальной процессии участвовали сотни прибывших со всех концов округа мюридов [36, с. 32].
После смерти шейха быстро распался и эмират [51]. Узун-Хаджи сошёл с политической сцены как вождь горцев так же быстро, как и выдвинулся. Некоторое время последователи и мюриды Узун-Хаджи имели какое-то влияние в отдельных аулах Нагорной Чечни и Северо-Западного Дагестана, но в середине 20-х гг. под давлением властей и развернувшейся агитации против «контрреволюционера», в своё время поддержавшего Н. Гоцинского, мюриды ушли в подполье. Это было время, когда руководитель антисоветского восстания 1920 - 1921 гг. Н. Гоцинский продолжал оказывать сопротивление Советской власти, скрываясь в Чечне, и все, кто имел к нему когда-либо отношение, подвергались преследованиям и репрессиям.
В источниках 30-х гг., в том числе и доступных нам документах правоохранительных органов Дагестана, наличие последователей и мюридов шейха Узун-Хаджи не отмечено. Не возродился его накшбандийский вирд и в последующие десятилетия. Этому немало способствовал надолго закрепившийся за ним в литературе ярлык «контрреволюционера». Атеистическая идеология, господствовавшая в СССР до конца 80-х гг. рассматривала духовенство как врагов советской власти. Не получило поддержки наследие Узун-Хаджи и в современной суфийской среде Дагестана.
Нюансы в оценках политической и религиозной деятельности шейха Узун-Хаджи у власть имущих не изменились, и в 90-е гг. республиканская комиссия по рассмотрению и подготовке предложений по увековечению памяти выдающихся деятелей Дагестана и исторических событий при Совете Министров Дагестанской АССР в числе видных деятелей упомянула имя только одного религиозного деятеля первой четверти XX в., А.-Х. Акушинского [52].
Многие страницы жизни и деятельности Узун-Хаджи нам ещё неизвестны, а имеющиеся противоречивые сведения полностью не обобщены и ждут своих исследователей.
Литература и примечания
1. Дибиров (Карахский) М.-К. История Дагестана в годы революции и гражданской войны / Под ред. А.-Г.С. Гаджиева, Д.А. Дахдуева. Махачкала, 1997.
2. Интернет-сайт «Ингушетия^и» Форум «Темы от Ингушетии. RU»: WWW. Ingushetiya. ru. /Forum_ main/msg_86268_86256.html.
3. Якубов М.Х. Силсила тарикатов в Дагестане // Го -сударство и религия в Дагестане: Информационно-аналитический бюллетень Комитета Правительства Республики Дагестан по делам религий. Махачкала, 2002. № 2. С. 54.
4. Государственный архив Азербайджанской республики (ГААР), ф. 970, оп. 1, д. 59.
5. Центральный государственный архив Республики Дагестан (ЦГАРД), ф. 8-п, оп. 3, д. 249, л. 47.
6. Коренёв Д.З. Революция на Тереке. Орджоникидзе, 1967. С. 72.
7. Союз объединённых горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917-1918), Горская Республика (1918—
1920 гг.) (Документы и материалы) / Сост. Г.И. Ка-кагасанов и др. Махачкала, 1994.
8. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 71, оп. 33, д. 665, л. 134.
9. Эмиров Н.П. Из истории военной интервенции и гражданской войны в Дагестане. Махачкала, 1972.
10. Гатуев Дз. «Империя» Узун-Хаджи // Революционный Восток. 1928. № 4—5.
11. Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1927.
12. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 252, л. 2.
13. Рукописный фонд Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН, ф. 1, оп. 1, д. 431, л. 8.
14. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 62, л. 52 об.—53.
15. Гаджиев С. Пути преодоления идеологии ислама (по материалам Северного Кавказа и Дагестана). Махачкала, 1963. С. 29.
16. ЦГАРД, ф. р-627, оп. 1, д. 10а.
17. Магомедов М.А. О некоторых особенностях Октябрьской революции и гражданской войны на Северном Кавказе // Отечественная история. 1997. № 6.С. 84.
18. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 251, л. 1—1об.
19. Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М., 2002. С. 87.
20. ЦГАРД, ф. 2370-п, оп. 2, д. 3, л. 141—142.
21. Журн. «Танг Чолчан». 1918. № 9. С. 6.
22. ЦГАРД, ф. р-621, оп. 1, д. 22, л. 41.
23. Магомедов Ш.М. Октябрь на Тереке и в Дагестане. Махачкала, 1965. С. 159; Кашкаев Б.О. От Февраля к Октябрю. Махачкала, 1972. С. 252.
24. Аликберов Г.А. Революция и гражданская война в Дагестане. Хроника важнейших событий (1917—
1921 гг.). Махачкала, 1962. С. 64.
25. РГАСПИ, ф.5.оп.1, д. 2931.
26. ГААР, ф. 970, оп. 1, д. 55, л. 2.
27. Там же, д. 48, л. 18.
28. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 253, л. 43.
29. Тахо-Годи А. На путях к «независимости». Махачкала, 1930. С. 37—38.
30. Самурский Н. (Эфендиев). Гражданская война в Дагестане // Новый Восток. 1922. № 3. С. 231.
31. Мусаев М. Палачи и жертвы. Кизилюрт, 1999. С. 91.
32. Магомедов М. Эмир. К 150-летию шейха Узун-Хаджи // Ахульго. 1998. № 1. С. 18.
33. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 248, л. 61. Приводимые нами факты свидетельствуют о том, что надежды на прекращение гражданского противостояния горцы связывали именно с возрождением имамата в Дагестане и Чечне. В названиях «имам», «муфтий», «эмир» и «шейх-уль-ислам», которыми были титулованы самые крупные алимы и шейхи Дагестана в годы гражданской войны, многие путались. Например, имамом последователи титуловали также шейх-уль-ислама Али-Хаджи Акушинского, скорее из лести. (См.: ЦГА РД, ф. 8-п, оп. 3, д. 256, л. 15.) Н. Гоцинского несколько раз провозглашали имамом и муфтием, а заведующий отделом Наркомата по иностранным делам РСФСР Н. Нариманов 11 сентября 1919 г обратился к нему как к «шейху», хотя тот не был суфием. (См.: Жизнь национальностей // 1919. № 36. 21 сент.).
34. Гойгова З.А. Народы Чечено-Ингушетии в борьбе против Деникина. Грозный, 1963. С. 139; Гиоев М.И. Антиденикинский фронт на Кавказе. Орджоникидзе, 1983. С. 181.
35. Костерин А. В горах Кавказа. Исторический очерк Горского революционного движения. Владикавказ, 1921. С. 39-40; Мартиросиан Г.К. История Ингушетии. Материалы. Орджоникидзе, 1933. С. 264-265.
36. Мустафа Бутбай. Воспоминания о Кавказе. Записки турецкого разведчика. Махачкала, 1993.
37. ЦГАРД, ф. р-608, оп. 1, д. 1, л. 6-7.
38. Апухтин В. Гражданская война в Чечне в 1919 г. // Новый Восток. 1925. № 8 - 9. С. 168.
Дагестанский государственный университет
39. Полный текст протокола № 3 заседания военного совещания Горской Советской республики от 5 марта 1922 г., на котором обсудили вопрос о «бандитизме и грабежах среди чеченских и ингушских аулов» см.: Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 25896, оп. 1, д. 13, л. 9 об.
40. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 21, л. 94.
41. Там же, ф. 2370-п, оп. 3, д. 32, л. 43.
42. Вестник Дагестана. 1919. № 22. 16 нояб.
43. Архив Управления Федеральной службы безопасности РФ по РД (Архив УФСБ РФ по РД), ф. уг. сл. дел, д. № 06599, т. 2, л. 17.
44. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 255, л. 74.
45. Сулаев И.Х. Совет Обороны Северного Кавказа и Дагестана: неизвестные страницы истории. Махачкала, 2004. С. 27.
46. Борьба за Советскую власть в Чечено-Ингушетии (1917 - 1920 гг.): Сборник документов и материалов. Грозный, 1958. С. 205-206.
47. Костерин А. В горах Кавказа. Исторический очерк Горского революционного движения. Владикавказ, 1921.
48. ЦГАРД, ф. 8-п, оп. 3, д. 250.
49. ГААР, ф. 970, оп. 1, д. 84, л. 66 об.
50. Борьба за установление Советской власти в Дагестане. 1917 - 1921 гг.: Сборник документов и материалов. М., 1958. С. 320.
51. На его место последователи имамом провозгласили шейха Дервиш-Магомеда Хаджи Инхойского. (См.: РГАСПИ, ф.71, оп. 3, д. 1161, л. 45.). Но его имамство продержалось всего два дня и было ликвидировано большевиками (См.: ЦГА РД, ф. 8-п, оп. 3, д. 250, л. 4)
52. Дагестанская правда. 1990. 8 июля.
20 августа 2006 г
