CC BY
31
ШАГ ВПЕРЕД В РАЗВИТИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ЯПОНОВЕДЕНИЯ*
Выход в свет рецензируемой монографии является своего рода индикатором в развитии отечественного японоведения. Его авторы—представители старшего поколения ныне здравствующих японоведов (С. Б. Маркарьян, Э.В. Молодякова), так и молодого (В.Э. Молодяков), сравнительно недавно заявившего о себе в научном мире, но уже зарекомендовавшего себя в качестве оригинального исследователя. В указанной монографии нашли отражение успехи отечественного японоведения, достигнутые в 90-е гг. XX—начала XXI в. Эта монография является продолжением и завершением огромной работы, проделанной в отечественном японоведении за последние полтора десятка лет и нашедшей свое отражение в ряде сборников статей и содержательных монографий, вышедших в России.
Первой попыткой подвести итог исследовательской работы в отечественном японоведении был выход в свет двухтомного учебного пособия «История Японии» большого коллектива авторов. Нужно сразу сказать, что эта попытка
* Молодяков В.Э., Молодякова Э.В., Маркарьян С.Б. История Японии. XX век. М.: ИВ РАН. Изд-во «Крафт+», 2007. 527 с.
оказалась удачной. Она свидетельствует о большом потенциале отечественного японоведения, освободившегося от идеологических шор, сковывавших его развитие в СССР и определявших отсталость не только от мирового уровня, но также от других отраслей отечественной востоковедческой науки.
Рецензируемую монографию отличает ясность позиции, высокий теоретический уровень, многообещающий интересный концептуальный подход и большой круг источников, на которые опирается авторский коллектив. Концептуальную новизну продемонстрировали авторы в осмыслении истории Японии двадцатого столетия. Так, один из авторов монографии (В.Э. Молодяков) отмечает не только отрицательное влияние японской колониальной политики в отношении соседних стран Дальнего Востока, но и усматривает ее положительные последствия. Эта политика «заложила основу послевоенного взлета Тайваня и Южной Кореи» (с. 53). И с этим нельзя не согласиться. Отказ от манихейской черно-белой трактовки исторических событий несет полезное развитие отечественного японоведения.
Нужно также приветствовать освобождение от терминов «позитивный» и «негативный» при характеристике двух направлений, существовавших во внешней политике Японии в 20-е гг. XX в. В. Молодяков употребляет более адекватный термин «активная» внешняя политика (с. 92). Из этого следует, что противоположный внешнеполитический курс нужно обозначать как «пассивная» внешняя политика. Термины «позитивный» и «негативный» пришли в отечественное японоведение из английского языка. Это неудачный перевод японских терминов «сёккёкутэки» и «сёкёкутэки», которые допускают двоякое толкование: «сёккёкутэки» в оригинале содержит значение как «позитивный», так и «активный», а «сёкёкутэки» в японском языке означает и «негативный», и «пассивный». В свое время англоязычные специалисты по внешней политике Японии из двух вариантов перевода выбрали самые неудачные, а советские исследователи некритически их заимствовали, что приводило к затемнению содержания двух противоборствующих курсов внешней политики Японии эры поздней Тайсё и начала Сёва.
Автор дает довольно любопытную, хотя и не бесспорную характеристику «правого радикализма» в Японии на исходе второго—начала третьего десятилетия XX в. (с. 102—105). Нужно согласиться с тезисом автора об отсутствии предпосылок коммунистического движения в Японии в 20-е гг. XX в. Такая трактовка коммунистического движения позволяет понять и многочисленные расхождения КПЯ с Коминтерном, и последующее перерождение японского коммунистического движения (70—80-е гг. XX в.) в леворадикальное движение с сильным налетом национализма.
В.Э. Молодяков пишет, что «Маньчжурский инцидент» (захват Маньчжурии японской армией в 1931 г.) принято считать окончательным поражением либерально-демократических тенденций (с. 121). И это верно, ибо в данном случае налицо взаимосвязь внешней и внутренней политики Японии. В монографии дана оригинальная трактовка так называемых «бюрократов-реформаторов». «У бюрократов-реформаторов было много общего. Почти все они работали в Маньчжоу-го, руководя его экономикой и промышленностью, и рассматривали его как полигон для будущих экономических реформ в самой Японии. Они стремились к замене существующей экономической
и политической системы на нечто более «рациональное», изучая опыт «корпоративного государства» Муссолини, советского планового хозяйства, однопартийной системы и Трудового фронта нацистской Германии. Они были сторонниками внешней экспансии, но отдавали предпочтение экономическим, политическим и только потом военным методам» (с. 130).
Следует также отметить характеристику группировок « Тосэйха» («группы контроля») и «Кодоха» («группы императорского пути»). До недавнего времени они в отечественной (в советской) историографии трактовались как два течения японского фашизма. В.Э. Молодяков рассматривает эти течения в правящей верхушке Японии как проявление своего рода атавизма бывших клик Сацумаи Тёсю (так называемая олигархия Саттё) (с. 131). В связи с этим вполне логичным выглядит отказ исследователя от концепции «монархо-фашиз-ма» в характеристике политического режима в Японии, сложившегося накануне Второй мировой войны. Эта концепция под влиянием теоретических разработок Коминтерна и в свете сегодняшних достижений исторической науки и мирового японоведения выглядит явным анахронизмом.
Заслуживает внимания и характеристика режима генерала Тодзио не как тоталитарного, а как «авторитарного» (с. 185—186). Безусловной удачей рецензируемой монографии является глава IV, посвященная войне на Тихом океане (1942—1945 гг.). В.Э. Молодякову в соавторстве с военным историком Г.Б. Бры-левским удалось, на наш взгляд, дать новую трактовку начала войны на Тихом океане. В главах, посвященных истории Японии после окончания Второй мировой войны, написанных в соавторстве маститыми японоведами Э.В. Моло-дяковой и С.Г. Маркарьян, можно обнаружить много теоретических новинок, которые позволяют пролить свет на ряд судьбоносных событий послевоенной истории Японии.
Прежде всего нужно согласиться с утверждением авторов, что после войны Японией управляла «бюрократия второго ряда» (с. 234). В этом ключ к пониманию такого важного момента в историческом развитии Японии, как преемственность между довоенным и послевоенным поколениями японских политиков. Вполне обоснованно в монографии большое внимание уделяется «эре Ёсида» и самой личности одного из влиятельнейших премьер-министров послевоенной Японии Ёсида Сигэру, который сумел в период американской оккупации создать надежную систему сотрудничества японской политической элиты с американской оккупационной администрацией и заложить основы послевоенной внутренней и внешней политики Японии.
Нужно согласиться с оригинальной трактовкой авторами ныне действующей японской конституции, вступившей в силу в мае 1947 г., которая «...в большей степени была ориентирована на английскую модель конституционной монархии» (с. 251), в то время как большинство японоведов усматривают в конституции 1947 г. влияние американской традиции.
Нельзя пройти мимо характеристики фракционной борьбы в либерально-демократической партии Японии (с. 307). Авторы дают иную трактовку роли фракционной борьбы вЛДП, утверждая, что в ЛДПЯ «внутрипартийная жизнь практически была недоступна для публичного контроля». В.И. Ерёмин в своей весьма нетрадиционной монографии «Политическая система современного японского общества» (М.: Наука, 1992, 1995) высказывал ори-
гинальную мысль, что межфракционная борьба и смена у руководства ЛДП различных фракций играла роль своего рода механизма демократизации политической жизни, заменяя «двухпартийные качели», характерные для США и европейских стран.
Мы склонны скорее согласиться с выводом авторов рецензируемой монографии, чем с утверждением В.И. Ерёмина. Тем более, что в монографии показано, какое пагубное влияние на судьбу ЛДП и политическую жизнь Японии оказало господство «суперфракции» Танака Какуэй, что подтверждает вывод о «недоступности для публичного контроля» деятельности долгое время руководящей и направляющей политической силы Японии. Не понятно, почему авторы исключили монографию В.И. Ерёмина из библиографии рецензируемой книги.
Можно было бы и дальше продолжать характеристику теоретических находок и оригинальных трактовок в осмыслении исторического процесса в Японии в XX в., но есть и недостатки в рецензируемой монографии.
Много замечаний в главах, написанных В.Э. Молодяковым. Так, он дает трактовку деятельности выдающегося государственного деятеля С.Ю. Витте (с. 16), обвиняя его в том, что была упущена возможность урегулировать отношения с Японией в конце 1901 г.; его деятельность «стала одной из главных конкретных причин войны с Японией» (с. 19). Никакого «сильного влияния на молодого и недостаточно опытного в политике Николая II» (с. 160) Витте не имел, напротив, если Александр III Витте всячески выдвигал и прислушивался к его советам, то Николай II не скрывал своего негативного отношения к этому гибкому и дальновидному политику и ждал случая, чтобы устранить его из государственного аппарата.
Автор допускает неточность в характеристике сил и средств России и Японии и пропускной способности Сибирской железной дороги (с. 22). Для справки отошлем к недавно переизданной книге военного министра и главнокомандующего Маньчжурской армии России А.И. Куропаткина «Русско-японская война 1904—1905 гг. Итоги войны» (М.: Полигон, 2002).
Нельзя согласиться с характеристикой роли и политического поведения императора Мэйдзи (с. 43), который «не только обладал государственными талантами, но и умел подбирать советников —администраторов, военных, ученых, которые составили славу мэйдзиновской Японии». В действительности политическими делами Муцухито (императора Мэйдзи) заставили заниматься вершители судеб Японии, выдвиженцы из среды низкорангового самурайства Окубо Тосимити и Кидо Такаёси, а деятельность тэнно во многом укладывалась в рамки японской традиции. Преувеличивать ее не следует.
Представляется неудачным термин «евразийский» для характеристики одного из направлений внешней политики Японии (с. 77 и далее). Понятие «евразийство» несет в себе определенную смысловую нагрузку. Оно применяется для характеристики современной внешней политики («евразийская дипломатия» Хасимото Рютаро), но более правильным, с нашей точки зрения, называть направление во внешней политике Японии, о котором идетречь, как «континентальное» или «континенталистское».
На с. 147 дается характеристика причин военного столкновения у оз. Хасан в 1938 г. Автор отмечает, что эти события возникли из «взаимной неуступчивости сторон». В отечественном японоведении, равно как и в историографии новейшей истории России, в последние 15—20 лет появилось немало трудов, основанных на архивных материалах, в которых показано, что столкновение у оз. Хасан было спровоцировано советской стороной.
И, наконец, последнее замечание: В.Э. Молодяков не мог отказаться отис-пользования трактовки событий от Мэйдзи исин до окончания Второй мировой войны как «консервативной революции». Автору кажется, что он нашел универсальный ключ к пониманию политической истории Японии на протяжении почти целого столетия, а в действительности он получил инструмент, именуемый отмычкой, которая способна только сломать такой хрупкий механизм, как политическая система Японии эпохи Мэйдзи—Тайсё и частично Сёва. В силу приверженности своей концепции «консервативной революции» В.Э. Молодяков не замечает такого явления, как японский фашизм. Об этом сказано в содержательной монографии И.В. Мазурова «Японский фашизм» (М.: «Восточная литература» РАН, 1996). Кстати, монография И.В. Мазурова тоже не вошла в библиографию, приложенную к книге.
Меньше замечаний можно высказать в адрес разделов, написанных Э.В. Молодяковой и С.Б. Маркарьян. Но им тоже, к сожалению, не удалось избежать неточностей и устоявшихся штампов. Например, используется термин «отсутствующие помещики» (с. 307). Это буквальный перевод японского термина «русу дзинуси», его лучше было бы перевести как «помещики—абсентеисты».
На с. 321 дается характеристика борьбы различных слоев населения Японии против заключения договора с США о гарантиях безопасности Японии в 1960 г. Она выдержана в традиционном духе общедемократического движения. Плодотворнее, с нашей точки зрения, было бы подойти к этому феномену с точки зрения кризиса национальной идентичности.
Наконец, нельзя не возразить против того, что авторы монографии вслед за националистически настроенными японскими историками и политическими деятелями характеризуют японскую монархию как древнейшую в мире из существующих в настоящее время и непрерывную. Ни то, ни другое неправильно по существу. Дата правления первого императора Японии Дзимму является вымышленной. Что же касается непрерывности японской императорской династии, то японские историки еще в период средневековья показали, что она не была непрерывной. Достаточно вспомнить параллельное существование южного и северного двора в период сёгуната Асика-га (намбокутё).
В заключение еще раз отметим, что выход рецензируемой монографии — незаурядное событие в отечественном японоведении, и выразим уверенность в том, что данной монографии уготована долгая жизнь.
В.В. С0ВАСТЕЕВ.
доктор исторических наук, профессор 0.М. ШЕВЧУК,
кандидат исторических наук
