Аксёнова О. В.
СФЕРА УПРАВЛЕНИЯ КАК ПРОСТРАНСТВО ДЕЙСТВИЯ АКТОРА
В данной статье представлены некоторые результаты исследования особенностей советского и российского действующего субъекта (актора)1. Согласно акционистской концепции А. Турэна, актор является независимым субъектом (коллективным и индивидуальным), самостоятельно принимающим решения и изменяющим своими действиями окружающую его социальную реальность. Именно в этом значении данное понятие используется в представленном анализе.
В научном дискурсе существование в Советском Союзе актора, в том числе индивидуального, долгое время отрицалось. Однако целый ряд фактов свидетельствует об обратном. В первую очередь привлекает внимание стремительное возникновение социальных движений и инициатив в конце 1980-х гг., невозможное без готового к самостоятельным действиям субъекта. Советский актор был обнаружен в ходе нашего исследования в сфере профессиональной, которая практически полностью была включена в централизованную систему управления. Управленческая система в социологической теории не рассматривается как пространство действий актора по причине заданности функций и узкой специализации её элементов. В связи с этим потребовался анализ особенностей данной системы, предоставляющей актору относительную независимость в действиях. Системных подходов, однако, для этого оказалось недостаточно по причине их бессубъектности и высокой степени предписываемого ими абстрагирования.
1 Исследование осуществлялось Сектором изучения социокультурного развития регионов России ИС РАН в 2006—2011 гг. В качестве методов сбора данных использовались глубинные интервью со специалистами широкого профессионального спектра, имевшими опыт работы в СССР и в России, мемуары, домашние архивы, документы различных организаций; проводился также вторичный анализ материалов исследований сотрудников Сектора с начала 1990-х гг., других российских и западных учёных.
Поэтому в данной работе используется акционистская концепция А. Турэна [см., например: 1], позволяющая изменить ракурс наблюдения и анализировать систему с позиции действующего в ней субъекта.
Пространства свободы в тоталитарной системе
В начале девяностых годов прошлого века американский историк Дуглас Вайнер сделал открытие, не укладывавшееся в устойчивые представления о тоталитарном контроле над всеми субъектами советского общества. Оказалось, что на протяжении всей советской истории существовало пространство, в котором сохранялась свобода мысли и действия, выстраивалась независимая от государства общественная и профессиональная идентичность. Этим пространством, которое Вайнер в первой книге назвал «Архипелагом свободы» [см.: 2], а во второй сузил до «маленького уголка свободы» [см.: 3], была сфера охраны дикой природы, включавшая в себя ряд государственных и неправительственных организаций, прежде всего сеть заповедников, биологические факультеты университетов, общественные организации (Всесоюзное общество охраны природы, Московское отделение Всесоюзного географического общества, Движение дружин охраны природы и др.)2. Заповедное дело представлено в обеих книгах Д. Вайнера уникальным и хрупким приютом независимой мысли и действия во мраке тоталитарного общества, существование которого было возможно по причине маргинальности самой природоохранной деятельности, отношения государства к полевым учёным как к безопасным чудакам. Тем не менее, в финале книги у автора возникли сомнения в простых объяснениях феномена свободы биологов: «Однако если режим был склонен преследовать даже отдельных инакомыслящих поэтов, то почему он позволял продолжать собираться тысячам членов ВООП (Всесоюзного общества охраны природы)? Не наблюдаем ли мы зияющую
2 Движение дружин охраны природы, созданное студентами и преподавателями биологических факультетов университетов в 1960-е гг. детально изучено российскими социологами [см., например: 4—5].
дыру неэффективности в системе власти, которая претендовала на тотальный контроль? Не принимал ли режим природоохранное выступление в буквальном значении, будучи не в состоянии понять связанные с системой значения такого выступления и, таким образом, выдавая свою шокирующую тупость и даже глупость? А что касается неспособности контролировать «либеральных» подчинённых, таких, как руководство Российской Республики или руководство Академии наук СССР, как это объединялось в окончательном видении Сталиным политического контроля? Было ли это недостатком политического влияния? Или нам необходимо изменить наше понимание сталинской системы?» [см.: 3, с. 442]3.
Сомнения возникли и в том, что биологи были единственными акторами, сохранившимися в тоталитарной системе. Действительно, французские историки обнаружили ещё один уголок свободы (Госстат), и он радикально отличался от заповедного дела по своему положению и роли в иерархии советского управления. Статистическое ведомство нельзя назвать маргинальным, а его сотрудников безопасными чудаками. Данная структура имела ключевое значение для формирующейся системы управления и равным образом для политической системы. Она собирала, анализировала материал, необходимый одновременно для планирования экономического и социального развития страны и для идеологического обоснования политики руководства. Французские историки А. Блюм и М. Меспуле, изучая действия людей, работающих в управлении статистики, выявили «пространства автономного самовыражения и проявления бунтарства» [см.: 6, с. 272], что, по их мнению, ставит под сомнение само понятие тоталитарного государства.
Подобно Д. Вайнеру, они интерпретируют «хрупкие пространства свободы» как временный приют для управленцев и профессионалов, который мог быть разрушен в любой момент новыми ограничениями. Хрупкость наряду с временностью и нестабильностью являются основными характеристиками «пространств» в обоих случаях. Но также в обоих случаях результаты исследований демонстрируют и противополож-
3 Перевод на русский язык Е. Ю. Смотрицкого.
ные свойства этих пространств. Д. Вайнер отслеживает существование «нестабильного убежища» от И. В. Сталина до М. С. Горбачёва, то есть в течение практически всей истории СССР. Временные рамки французского исследования охватывают полностью 1930-е гг. — время репрессий и чисток, разрушающих автономные ячейки, которые, как установили авторы, довольно быстро воспроизводятся. Феномен свободного пространства оказался, с одной стороны, действительно уязвимым, но одновременно стабильным и устойчивым. Его обнаружение в столь разных отраслях народного хозяйства независимыми друг от друга исследователями означает, что существование «архипелагов» и «уголков» свободы не случайно и не ограничивается сферой статистики и охраны природы. Главным, в этой связи, является вопрос о том, сохранились ли «пространства свободы» и действующий в них субъект по недосмотру, вопреки централизации и всеобъемлющему контролю, или они были частью системы управления, выполняя какую-то необходимую для неё функцию.
Структурно-функциональные особенности советского управления: децентрализованный централизм
Управление народно-хозяйственным комплексом в СССР многократно трансформировалось: усиливался или ослаблялся его централизм, вводились хозрасчётные отношения, по-разному комбинировалось территориальное и отраслевое управление и т. п. Но его базовые конструкции и принципы радикально не изменялись, его функционирование всегда строилось на планировании, обязательности поставленных задач для исполнения, контроле и т. п. В этой связи нет необходимости анализировать сложнейшую систему советского управления на всех его этапах. Достаточно выявить принципиальное наличие или отсутствие степеней свободы действий её отдельных элементов. Пример энергетики в данном случае особо показателен, поскольку она является основой всей индустриальной системы, а энергетика атомная — её наиболее инновационная, наукоёмкая и к тому же опасная и закрытая отрасль. Поиск «пространств свободы» в структурах «Средма-
ша» (Министерства среднего машиностроения) или в отделах строительства АЭС кажется за гранью разумного, тем не менее, именно представители данной отрасли настаивают на своей профессиональной свободе: «Наш отдел получает задание обеспечить строительство АЭС, которые произведут определённое количество киловатт энергии. Как я буду его выполнять, никого не касается. У меня от этой свободы голова трещала. Мы должны были выпускать тысячи чертежей ежемесячно. Выбирать площадки для строительства, набирать людей, договариваться с другими организациями. Ни о каком диктате и речи не могло идти, все от нас только отпихивались, потому что ответственность была слишком велика. Мы мечтали, чтобы нами кто-то командовал и принимал решения» (из интервью с экспертом, занимавшим руководящие должности в атомной энергетике: от инженера до заместителя начальника Главного управления Министерства атомной энергетики СССР).
Об автономии структур самых разных уровней говорили практически все наши респонденты, писали многие авторы мемуаров: «В течение почти четверти века я был фактическим хозяином сектора волновых исследований ОЛ (отраслевой лаборатории), решая все организационные, финансовые, кадровые и научные вопросы» [см.: 7, с. 268]; «Главный детский хирург города создавал службу детской хирургии так, как он считал нужным, ему указывать никто не мог»; «Меня приняли на должность заведующего отделением рентгенологии, которое ещё нужно было построить и организовать его работу. Главный врач ни во что не вмешивался» (из интервью с действующими ныне врачами).
Существовала, таким образом, профессиональная автономия субъекта, степень которой определялась и ограничивалась заданием и ответственностью за его выполнение. Сам процесс разработки плановых заданий в энергетике его непосредственный участник описывает в нашем интервью следующим образом: «Энергетическая программа разрабатывалась Министерством энергетики, Министерством среднего машиностроения, Госпланом и Госстроем. Во всех этих организациях работали очень сильные профессионалы, по крайней мере, в моей области это было так; мы друг друга хорошо знали. Прежде всего, было необходимо сбалансировать энергетические
мощности, определить потребителей энергии, определить количество энергии, которое должно быть обеспечено нашими станциями. После этого мы собираемся и обсуждаем, что нужно строить, чем мы для этого располагаем, смотрим, что реально выполнить, а что нет, какие средства из бюджета и для чего нужно выделить. Затем формируется программа задач, и уже на её основе проектный институт разрабатывает технико-экономическое обоснование (ТЭО), в котором определяется, что строить, какие институты привлечь, обосновывается выбор площадки и т. п. ТЭО утверждается в Госплане, и уже после этого проектным институтом разрабатывается технический проект, который утверждает Совет Министров. Он должен, в том числе, содержать все согласования. Например, если мне что-то нужно от тяжёлой промышленности, я должен с ними согласовать и получить подпись, что они мне это предоставят. Каждое звено получает задание, по которому оно должно действовать».
Стоит обратить внимание, во-первых, на то, что программы создавались не в управленческой точке, обозначаемой «Центр» или, конкретнее, «Госплан», но в результате взаимодействия нескольких организаций, которые также имели собственные задачи и определённую свободу действий по их выполнению. В каждой организации работали профессионалы, хорошо знающие друг друга, образовывались неформальные сообщества. Таким образом, то, что мы привыкли называть системой централизованного советского управления, на всех стадиях складывалось, как из кубиков, из относительно независимых структур, в том числе и неформальных сетей и сообществ профессионалов, которые обладали определённой степенью автономии в решении профессиональных задач.
В некоторых источниках отмечается «своеобразная комбинация централизации и децентрализации» как свойство природы советского управления. Более того, отмечается и парадоксальное расширение самостоятельности отраслевых структур в период максимального усиления централизма в военное время4.
4 «По закону "О расширении прав народных комиссаров СССР в условиях военного времени" (1 июля 1941 г.) наркомы, директора пред-
Соединение централизма с децентрализацией, иерархического подчинения и свободы действий по определению противоречиво и проявляется в реальной жизни в конфликтах, в попытках ослабить независимость отдельных структур или, напротив, в сопротивлении давлению сверху и т. п. Эта конструкционная особенность была заложена в структуру советской профессионально-управленческой сферы с самого начала её формирования. Например, доктор А. С. Пучков создавал службу московской «Скорой помощи» в 1923 г., базовые принципы её организации не изменились до сих пор. Он организовал центральную станцию, которая координировала действия выезжающих на вызов бригад, затем, для того чтобы сократить время приезда «скорой» к больному, была сформирована сеть подстанций в районах Москвы. По такой же схеме работала (и продолжает работать) служба и во всех регионах страны. В состав бригады в советское время также входили врач, фельдшер, санитар. Сокращение финансирования привело к сокращению персонала, санитаров в бригадах давно уже нет, часто врач или фельдшер выезжают поодиночке. При этом их задачи и полномочия остались прежними и весьма широкими: поставить предварительный диагноз, провести лечение, принять решение о госпитализации, если она необходима, дать рекомендации. По сути, линейная бригада представляет собой больницу на колёсах, автономность которой обеспечена, в том числе и высокой квалификацией персонала (подробно о структуре и истории «Скорой помощи» [см.: 5, с. 255—256; 9]).
Эта организация уникальна. Работа «Скорой помощи» практически во всех странах строится по принципу достав-
приятий, начальники строек получили очень широкие права в использовании материальных и денежных ресурсов, перераспределении капитальных вложений и др., что способствовало инициативному, оперативному решению возложенных на них задач, воплотило тенденцию децентрализации отдельных звеньев государственного управления. Особенностью государственного управления военного времени являлось своеобразное сочетание двух противоположных тенденций: централизации и децентрализации. Последняя присуща природе советского управления, обусловлена невозможностью детального управления только через высшие органы и из единого союзного центра. Обстановка требовала усиления самостоятельности отраслевых и местных органов управления, расширения прав их организационных структур, должностных лиц» [см.: 8].
ки больного к врачу. Бригады парамедиков обучены строго ограниченному набору технологий первой помощи, которую они обязаны оказать, если это необходимо, и отвезти больного или пострадавшего в больницу. Действия парамедиков определены, ограничены и фактически запрограммированы соответствующими инструкциями, а их автономия была бы просто опасна.
Важно отметить, что доктор Пучков основывался на уже существующем в России опыте. В 1898 г. в Москве при Сущёвском и Сретенском полицейских участках были созданы станции для оказания неотложной помощи при несчастных случаях. На каждой станции было по одной карете. Выезжали на них врач, фельдшер и санитар. Каждая карета была оснащена укладкой с медикаментами, инструментарием и перевязочным материалом [см.: 9].
Точно так же, на основе уже сформировавшихся в России традиций профессиональной деятельности строилась и работа статистиков: «В контексте профессионализации, которая была специфичной именно для статистиков в конце XIX в., требование компетентности влекло за собой образование групп профессионалов, связанных между собой прошлым образованием и составом общих познаний. Корпоративизм, присущий этой профессиональной группе солидарности, препятствует любому процессу разъединения. Рабочие команды, которые регулярно разрушаются, должны столь же регулярно восстанавливаться, чтобы сохранить возможность коллективного труда, необходимого для проведения крупномасштабных опросов» [см.: 6, с. 146].
Традиции профессиональной компетентности требовали создания команд, ответственных за выполнение задачи и в других отраслях. Но, что самое главное, сложившаяся относительная независимость труда профессионалов сохранялась и воспроизводилась на всех этапах советской индустриализации.
Контроль за исполнением принятого решения является обязательной составляющей любого управленческого цикла и не зависит от политической системы. Контроль в СССР часто обозначается сегодня терминами «тотальный», «жёсткий», «всепроникающий». Однако политический контроль партии
над профессиональной деятельностью уже в тридцатые годы прошлого века столкнулся с трудностями, которые оказались практически неразрешимыми: «Профессиональная логика, основанная на научном способе мышления, ускользает из-под политического контроля» [см.: 6, с. 276]. По мнению французских исследователей, проект политический в такой ситуации неизбежно оказывается в подчинении у проекта профессионального. Попытки обойти это препятствие разными способами, включая репрессивные, приводили либо к невыполненным задачам, либо к формализации самого контроля.
Одной из форм политического контроля была обязательность членства в партии для руководителей высшего звена, которая закрывала возможности карьерного роста тем, кто по каким-либо причинам оставался беспартийным, о чём свидетельствует наш респондент: «Начальник отдела контроля качества Госстроя СССР пригласил меня на должность главного специалиста после того, как я поработала в составе комиссии по качеству строительства на Дальнем Востоке. Моя анкета не прошла последней инстанции — отдела ЦК КПСС — из-за моей беспартийности». Респонденты, занимавшие высокие позиции, говорили о приоритете для них профессиональных интересов: «Меня всё это не интересовало вообще. О политических проблемах, о диктатуре, демократии и так далее я не думал. Я думал только о работе, даже дома, даже в отпуске».
Сложилась достаточно сложная система профессионального контроля, который осуществлялся Госстроем (Государственный комитет по строительству), отраслевыми министерствами, профильными отделами ЦК КПСС, в которых также работали специалисты, просто вышестоящими организациями и т. п.
Однако и внешний профессиональный контроль сталкивался с той же самой проблемой: оценить работу профессионала сложно даже его коллегам: «Контроль осуществлял я как начальник отдела Госстроя. Без экспертизы Госстроя ни один проект не мог быть реализован. Соответственно начальник собирает команду экспертов, которые и будут контролировать. Но, с другой стороны, контролировать профессионала полностью невозможно. Никто лучше него не владеет его предметом, даже его собственный начальник». В некоторых
случаях контроль превращался в имитационную деятельность: «Контрольные органы более высокого уровня рассылали по организациям бланки-формы, в которых требовалось по каждому пункту отчитаться о выполнении. Если это было из разряда "углубить", "расширить", "увеличить", "сократить", то можно было из повседневной плановой работы составить "выполнено". Эти отчёты отправлялись вверх, но результаты не возвращались. Если само "решение партии и правительства" разрабатывалось специалистами, которые продумывали и просчитывали свои предложения, то в контрольных органах сидели совсем другие люди, проверить они ничего не могли, только поверить».
Единственным эффективным инструментом воздействия в этой ситуации был контроль над результатами работы. Профессиональная автономия и свобода принятия решений находилась, таким образом, между задачей и ответственностью за её выполнение.
Роль субъекта в процессе управления: всё зависит от личности
Ячейки профессиональной автономии были структурной основой для пространств свободы, в которых мог действовать актор. Более того, их функционирование практически полностью зависело от качеств тех, кто в них работал (в гораздо больше степени, чем работа систем с узкими и жёстко определёнными функциями или заданной технологий действий). От них зависело внутреннее устройство автономных пространств, характер складывающихся взаимоотношений, принципы, установки и т. п. Окружающую его реальность субъект формировал самостоятельно.
Чёткий приказ из центра задавал рамки свободы действия субъекта, а инструкции в иных случаях сводились к предоставлению полномочий и указанию поступать в соответствии с ситуацией.
Первый секретарь компартии союзной республики в выступлении на съезде КПСС критиковал министра энергетики за затянувшееся строительство канала. В результате, по свидетельству нашего респондента: «В министерстве сверху донизу
по руководству прошла жёсткая команда. Она, конечно, не могла обойти и проектную организацию Гидропроект. Заместитель начальника института А. Н. Чемин сказал мне: ... поезжайте на канал, вам предоставляются любые полномочия от института. Решайте вопросы, как считаете нужным, но чтобы не было больше телеграмм в министерство».
Полномочия позволили решать вопросы на месте, переделывать проект, не отсылая в Москву, вводить нормы, существенно отличающиеся от общесоюзных: «Чтобы повысить заинтересованность работников института ехать в командировку на канал, я, впервые в стране, установил в отделе рабочего проектирования пятидневную рабочую неделю» [см.: 6, с. 194].
В пространстве действий субъекта возникают проблемы и появляются задачи, слабо связанные с чисто профессиональными функциями. Во многих случаях сложно разделить деятельность профессиональную и социальную. Л. В. Голубков, начальник группы рабочего проектирования г. Припять рассказывает о появлении среди его обязанностей социальных задач и неожиданных взаимодействий: «Приезжает молодёжь, а это было пустое место, рядом небольшое село, которое тут же снесли. И бабушку найти, чтобы с ребёнком сидела, очень сложно. В институте таким вещам не учили, но их очень много было. Кладбище, например! Ну причём тут я, причём Московский энергетический институт и кладбище? Но люди-то умирают, от этого никуда не денешься, это естественный процесс. Если я город проектирую, то и кладбище должен строить. Поехал к батюшке в соседний город в церковь. Пришёл к нему и откровенно говорю: извините, как мне вас называть, не знаю — я неверующий, а ещё некрещёный. Батюшка мне по-простецки, по-мужицки объяснил, что покойник должен лежать на глубине два метра, но это я и в санитарных нормах прочитал. Чтобы воды не было, лучше чтобы песок был. Глядеть он должен на восток. В ногах должен стоять памятник... То есть санитарные нормы почитал, к батюшке сходил, с архитектором поговорил» [см.: 7, с. 89—90].
Врачам, наоборот, приходилось осваивать информацию, связанную со строительством: «Больница уже работала, но у меня, кроме стен и перекрытий, ничего нет. У меня была одна
лаборантка, и мы на переносном аппарате уже делали снимки, остальное была стройка. Я обучилась всему. Я почитала все ГОСТы, все СНИПы, на каком уровне должно заземление проходить. Контролировать должна была строителей тоже я. Я же строила для себя, значит должна его построить так, чтобы потом в нём можно было нормально работать. Я дружила со всеми штукатурщиками. Чай им заваривала. Говорю им: девочки, вот тут стеночка не совсем ровненькая, вам не кажется, вы же специалисты, лучше меня знаете. Они отвечают, что всё нормально. Я говорю, что она потрескается, начнёт осыпаться, а кто нам денег даст? А тут детишки будут лежать. И они переделывали. Если бы я требовала и кричала, они бы послали меня, и всё».
При выполнении «жёстких приказов» создавались организации уникальные, такие, как созданное доктором Оскаром Фридриховичем Краузе в 1960-х гг. Отделение детской хирургии г. Череповца, о чём рассказала одна из его сотрудниц: «Он такое отделение создал, в Вологде такого не было, да и в Четвёртом управлении такого не было. Мы делали любые операции, онкологию, любые травмы, ни одного больного не отсылали. Была отлажена методика лечения стафилококковой пневмонии и остеомиелита. Каждую неделю, несмотря на то, что больных было много, мы два часа занимались повышением квалификации. Это было почти научной работой. Например, нужно было разобрать все случаи остеомиелита и по этой теме доложить. Сёстры детей выхаживали как мамки родные».
Доктор Краузе выстраивает работу врачей по своей схеме: девять месяцев работы в стационаре, затем три месяца в поликлинике. В результате квалификация хирурга позволяет решать простые проблемы амбулаторно, не отвлекая больницу. Сёстры умели делать некоторые врачебные процедуры в тех случаях, если их нельзя отложить (например, промывание при ожоге пищевода эссенцией), а хирург один и занят в операционной. Это спасло жизнь многим детям.
Главная особенность сформированной актором реальности во всех перечисленных примерах — её неповторимость, почти неразрывная связь с активной и сильной личностью, которая является лидером не только по занимаемой должности. Отделение доктора Краузе, по мнению его бывших сотрудников, «становится другим»
после его выхода на пенсию. С другой стороны, часть бывших сотрудников отделения, усвоивших идеи, установки, методы работы, начинают «изменять реальность» в других структурах. Так, ученицей доктора считает себя заведующая рентгенологическим отделением в приведённом выше примере. Так же, как он, она выходит за рамки задания и предусмотренной ответственности. Больница строилась долго, оборудование удалось сохранить, но оно устарело морально. Появились новые аппараты, но стоят они 100 тысяч долларов. Главный врач в этом случае даёт указание монтировать имеющиеся аппараты, но оставляет возможность самостоятельных действий: «Не хотите, тогда выбивайте». Врач самостоятельно собирает информацию о существующих моделях, узнаёт график поступления новой техники в Управлении, которое её распределяет, договаривается с больницей, которая должна получить новый аппарат, после этого добивается его распределения в своё отделение: «Я сфотографировала наших детей с детским церебральным параличом. Привезла фотографии в Управление: посмотрите на эти фотографии и скажите, можно ли на этом аппарате, который ни к какому повороту не приспособлен, обследовать таких детей, или нет? Давайте я письма подготовлю, съезжу к кому надо, под дверью посижу. Я к ним раза три или четыре ездила. На четвёртый раз он мне всё подписал, и нам выделили этот аппарат».
Стоит подчеркнуть, что речь идёт не об освоении технологий, а скорее — об общем подходе к работе и её организации, включающем профессиональные и общечеловеческие ценности. В приведённом примере можно было ограничиться выполнением указания начальника и монтировать старые аппараты. Врач фактически выходит за рамки, определённые задачей, поставленной сверху (организовать работу рентгенологического отделения), но именно это обеспечивает результативность работы отделения.
Действия за пределами профессиональной автономии
Ситуаций, когда действующий в отведённой ему профессиональной автономии субъект трансформирует реальность за её пределами, также немало.
Рассмотрим конкретный случай. В конце 1966 г. группа советских инженеров выезжает в Венгрию, для того чтобы согласовать место строительства АЭС. В группе — специалисты разного профиля, включая опытного гидролога. До этого проектный институт, в котором работают инженеры и руководитель группы (начальник отдела атомного строительства), согласовал четыре предпочтительных варианта, на основном из них два года велись подготовительные работы. Встречают и принимают группу на высшем уровне. Местная власть и руководство венгерской компартии заинтересованы в возведении станции именно в данном районе. Район был бедным, поэтому строительство крупного энергетического объекта должно было стимулировать его экономическое развитие. Однако вскоре, по словам нашего респондента, обнаруживаются серьёзные проблемы: «После того, как мы ознакомились с расширенными материалами по основному варианту, мы схватились за голову... Это была затапливаемая зона Дуная, на которой безопасность работы АЭС в период паводков и ледохода мы гарантировать не могли. Никаких нормативов по выбору места строительства АЭС в то время не было, поэтому принимать решение и объясняться с заказчиком предстояло самим. И перед Новым годом я объявил принимающей стороне, что мы не можем согласовать выбранную площадку для строительства АЭС и предлагаем остановиться на площадке Пакш» [см.: 7, 150—151]. За этим решением последовал практически бойкот группы с венгерской стороны и продолжительный конфликт. Выбравшие именно это место специалисты венгерского проектного института категорически не соглашались с решением, восприняли его как личное оскорбление. Их поддерживали и представители венгерской власти. Москва же полностью переложила решение на группу, находившуюся в Венгрии. После долгого и достаточно драматического противостояния был принят советский вариант. Катастрофическое наводнение на Дунае произошло в 1984 г., но АЭС «Пакш» работала далеко от реки. Позже запрет на строительство АЭС на затапливаемых в паводок землях был внесён (непосредственными участниками событий — О. А.) в нормы по выбору площадок для строительства АЭС.
Границы свободного принятия решений в данном случае не определены чётко, причиной может быть слишком высокая
ответственность, её проще переложить на плечи непосредственных исполнителей, реальные задачи которых должны быть более узкими. Но в любом случае инженеры, чья задача была — согласовать площадку, смогли повлиять на решения, выходящие далеко за рамки их полномочий, в том числе, изменить подход к стратегии строительства опасных объектов и минимизации связанного с ними риска, институционализировать последнюю в строительных нормах. Значение действий небольшой группы с достаточно узкими функциями особенно наглядно после аварии на АЭС «Фукусима», построенной в зоне возможного затопления.
Творчество инженера ограничивала, по словам некоторых респондентов, технологическая политика партии: «Техническая политика не была гибкой. Например, после внедрения сборного железобетонного строительства от монолита совсем отказались, хотя часто его было выгоднее и удобнее применять». Но в некоторых случаях актору удавалось преодолеть жёсткость стратегических решений центра. Одним из наиболее ярких решений успешного противостояния автономного субъекта центру было зимнее перекрытие Ангары при строительстве Братской ГЭС в 1957 г. Угроза серьёзной задержки строительства ГЭС возникла в 1956 г., по данным ряда источников, включая и воспоминания ветерана строительства и историка треста «Братскгэсстрой» Б. С. Сальникова, в конце 1950-х гг. Н. С. Хрущёв решил перейти от строительства крупных ГЭС, которое требует больших финансовых вложений, к возведению тепловых станций. Строительство Братской ГЭС могло быть законсервировано или отложено. Единственным способом предотвратить такое решение было практически незамедлительное перекрытие реки. В этом случае приостановить строительство будет невозможно — слишком велики потери. Директор станции И. И. Наймушин и главный инженер А. М. Гиндин приняли решение о перекрытии русла реки зимой и всю ответственность за него взяли на себя. Силами инженеров «Братскгэсстроя» под руководством самого Гиндина был разработан уникальный, не имеющий аналогов проект. Следует подчеркнуть, что решение было беспрецедентно смелым, поскольку ни одного случая зимнего перекрытия реки в мире не было: «Фронтальное перекрытие впервые в мировой
практике осуществлялось со льда, укреплённого покрытием из брусчатого настила. Вся проектная и подготовительная работа производилась инженерами проектной конторы под непосредственным руководством А. М. Гиндина и начальника технического отдела И. П. Денисова» [ см.: 10, с. 33].
Ответственность и риск были высоки, тем не менее, авантюрой проект тоже не являлся. Свобода актора-профессионала обеспечивалась образованием, позволяющим действовать в разнообразных, нестандартных, непредсказуемых ситуациях. Квалификация Гиндина и молодых инженеров треста была достаточна для сложнейших профессиональных решений, а ресурсы и сама организация и дисциплина труда в созданном Наймушиным и Гиндиным «автономном пространстве» стройки позволяли его осуществить: «Инженерный расчёт и точность исполнения с самого начала насаждались А. М. Гиндиным. Поэтому работы по сооружению продольной ряжевой перемычки были выполнены безукоризненно» [см.: 10, с. 33].
Особенность образования, позволившая братским инженерам осуществить сложный и рискованный проект, заключается во вторичности и подчинённости технологий по отношению к науке. Образование было ориентировано на фундаментальные знания, которые позволят освоить (или разработать) любую технологию. Культ профессионализма определял также и общий уровень работающих; по словам наших респондентов, в проектировании дилетантизма не было.
В чрезвычайных ситуациях способности актора-профессионала действовать самостоятельно и результативно играли решающую роль. Кроме того, результат их действий обеспечивался и личными качествами, позволявшими противостоять давлению сверху и даже приказам, которые они считали неверными. Руководитель строительства саркофага над четвёртым блоком Чернобыльской АЭС вспоминает, что в начале строительства им мешали требования руководителей, часто противоречивые: «Никогда не приходилось работать с людьми столь высокого административного ранга. Но вскоре мы привыкли, рапортовали "будет сделано", а делали по-своему, так, как подсказывала наша совесть и, конечно, квалификация» [см.: 11, с. 35].
Совесть в данном случае фактически включена в модель управления, так как именно она позволяет добиться нужного результата. Выполняющий только профессиональные функции субъект не смог бы решить поставленной задачи.
Управление трансформировалось, расширяя полномочия и устраняя препятствия для самостоятельности профессионалов, особенно в экстремальных ситуациях. Одновременное усиление централизации и децентрализации в военное время для советской модели управления закономерно. Основным элементом, решающим проблемы, является действующий субъект, при этом любой управленческий центр, по мнению наших респондентов, должен определять общую стратегию, так как только он может видеть ситуацию в целом, распределять ресурсы и координировать действия. Так, после чернобыльской катастрофы центр играет, прежде всего, роль координатора и распределителя ресурсов: «Все вопросы решались моментально, согласование велось по телефону, заключения выдавались незамедлительно. Как мы легко вздохнули, когда исчезли бюрократические преграды. К сожалению, этот режим наибольшего благоприятствования начался и кончился в 1986 году» [см.: 11, с. 36].
Гражданский активизм профессионалов
Гражданского общества в его западной версии в СССР действительно не существовало. Профессионально-управленческая сфера была едва ли не всеобъемлющей. Советская индустриализация и социальная политика сделали массовыми целый ряд профессий, основными из которых можно считать учителей, врачей, инженеров. Ценности «своего дела», «любимого дела», ориентации на высокий профессионализм в советское время нельзя назвать чисто профессиональными, они, по сути, являются всеобщими. Кем ты хочешь стать? — главный вопрос советского взрослого советскому ребёнку. В то же время профессиональная деятельность в каждой отдельной отрасли непрозрачна не только для власти, пытающейся её контролировать, но и для всех прочих социальных или политических субъектов. Исключением отчасти можно считать школы, в работе которых и в СССР участвовали родительские комитеты.
Тем не менее проведённое исследование позволяет сделать вывод о том, что отсутствие институтов гражданского общества и закрытость профессиональных сообществ, по крайней мере, отчасти компенсировались гражданскими действиями самих профессионалов. Активизм биологов, как уже говорилось, детально изучен советскими и западными учёными. Следует обратить внимание на то, что их гражданская активность была замечена наукой по причине её институционализации в форме неправительственных организаций, сначала ВООП, затем ДДОП. Институты хорошо улавливаются социологическими подходами. Неинсти-туционализированное действие практически незаметно. В то же время, примеров гражданского активизма много. О некоторых управленцах и профессионалах до сих пор ходят легенды, как, например, о главном архитекторе г. Рязани, отстоявшем исторический центр от застройки пятиэтажками и скончавшемся после этого от инфаркта. Сохранение архитектурного наследия часто зависело от гражданской позиции и личностных качеств проектировщика или архитектора. Так, в 1970-х гг. Всесоюзному научно-исследовательскому институту стандартизации (ВНИ-ИС) была выделена церковь святителя Николы на Студенце для проведения стендовых испытаний танковых двигателей с целью разработки стандартов. Работа над стендом была поручена небольшому сектору, занимавшемуся проектированием. Его бывший начальник рассказывает о спасении церкви: «Я пришла в церковь и сразу поняла, что вибрация её разрушит. Поехала в институт, который занимался охраной культурного наследия. Рассказала, что происходит. Они встревожились, сказали, что здание очень хрупкое, старое и не выдержит нагрузки. Я произвела расчёты и начала доказывать в институте, что строить стенд нельзя: расчёты показали, что колебания войдут в резонанс со зданием. Кривая на графике уходила в бесконечность, как и положено в таком случае. Мой начальник обрезал график до допустимых значений и побежал к заместителю министра докладывать, что всё в порядке. Повезло, что меня поддержал один из руководителей Министерства стандартов. Стенда в церкви строить не стали, отдали помещение художникам ВНИИСа. Эта история стоила мне работы: отношения с начальником окончательно испортились, и я ушла».
Инженеры, перед которыми была поставлена задача построить аммиакопровод из Тольятти в Одессу, пошли в ЦК
КПСС и пытались убедить власти не строить такой трубопровод через всю Россию, прорыв означал катастрофу, у человека моментально обгорает кожа, если он на неё попадает: «В ЦК нам сказали: а вы постройте хорошо, и ничего не будет. И действительно, трубопровод работает с 1975 года, я не слышал, чтобы были какие-то аварии» [см.: 6, с. 122].
Были случаи и организации протестных действий. В 1950-е гг. врач, работавшая в алтайском селе, во время эпидемии кишечной инфекции собирает жителей села и практически силой занимает здание райкома партии, поскольку в деревенской больнице мест больше нет. Затем едет в Москву, в ЦК КПСС и добивается передачи здания больнице.
Гражданский активизм в профессионально-управленческой сфере объясняет, с нашей точки зрения, скорость возникновения общественных объединений в эпоху перестройки, о которой упоминалось в начале статьи. Качество сформировавшихся акторов-профессионалов объясняет стойкое выживание российских членов гражданского общества в годы экономического кризиса и стагнации, несмотря на давление властей разного уровня и т. п. [см.: 5].
В современной России также остаётся специфический вид активизма, который является одновременно гражданским и профессиональным. Направлен он на сохранение фундаментальных основ собственной профессии, на выполнение профессионального долга, понимаемого значительно шире, чем должностные обязанности и реализация конкретных заданий руководства.
Инженер, продолжающий работать в свои 80 лет, начал писать учебник о том, как строить дом, после того как понял, что молодёжь, работающая в строительной фирме, прекрасно владеет компьютерными программами, но не понимает, какие физические процессы происходят в конструкции. Он задумывает проект книги, которая должна компенсировать недостатки современного образования.
Учительница из затерянной в лесах деревни Новгородской области в 1990-е гг. создала экологический кружок, его участники занимали первые места на различных конкурсах, при этом заработную плату она не получала в течение двух лет. Директор школы посёлка Томской области собственным
решением сохраняет в школьной программе дисциплины, вычеркнутые из неё решением федерального уровня, и организует бесплатные занятия по углублённому изучению различных предметов, которые школьники должны выбирать самостоятельно.
В российских регионах активно действовать начали самые «тихие» профессионалы — работники библиотек. Они обеспокоены тем, что дети и молодёжь перестают читать, меняется структура чтения, исчезает так называемая «золотая полка», список классической литературы, любимой и читаемой всеми детьми в советские годы и т. д.
Фактически эта профессионально-гражданская активность направлена на сохранение сложившейся профессиональной автономии.
Заключение
Советский вариант индустриализации сформировал систему управления, объединявшую две противоположные и конфликтующие тенденции — централизацию и децентрализацию, в виде независимости принятия профессиональных решений и действий. Структурные подразделения системы управления получали свободу профессиональных действий, пределы которой определялись внешними границами (заданием, ответственностью, рядом норм). Помимо формальных структур внутри системы складывались неформальные сообщества специалистов, горизонтальные сети связей, своего рода «лобби» (по выражению некоторых респондентов), в ряде случаев игравшие серьёзную роль в разработке отраслевых стратегий. Элементом системы управления, в котором осуществляется практически весь спектр действий (разработка решений, их принятие, исполнение, контроль) на всех его уровнях, является автономное профессиональное пространство.
Результативность такой организации управления практически полностью зависит от качества субъекта, работающего в этом пространстве. Во многих случаях область свободного действия достаточно широка, содержит множество непрогнозируемых, не поддающихся стандартизации факторов. Отсутствие пошаговых инструкций (обязательных в западной
технологической системе управления)5 требует от профессионала ряда качеств. Прежде всего, фундаментального образования, позволяющего анализировать ситуацию и уже на этом основании действовать, осваивать различные технологии и в случае необходимости разрабатывать новые. Кроме того, результат зависит от личностных качеств профессионала, определяющих его способности принимать самостоятельные решения, действовать в непредсказуемых ситуациях. Необходимым качеством оказывается и умение противостоять постоянному давлению «сверху», то есть противостоять имманентному стремлению централизма ограничить автономию. Таким образом, условием результативной работы системы в целом можно считать наличие действующего субъекта (актора), который способен при необходимости сопротивляться, в том числе, и требованиям самой системы.
Разумеется, массовое производство активных личностей невозможно. Турэновская интерпретация гражданского общества такого и не предполагает. Соответственно, все советские профессионалы не могли быть и не были акторами, но для индустриального развития и успешного функционирования социальной сферы тех, кто таковыми был, оказалось достаточно. Специалисты высокопрофессиональные, независимые и смелые для многих других были ориентирами, а собственная нерешительность в определённых ситуациях нашими респондентами переживается до сих пор.
Таким образом, ответ на вопросы и сомнения западных исследователей звучит парадоксальнее, чем ожидалось: «хрупкие пространства свободы» были одним из базовых элементов советской системы управления. Действующий субъект (актор) не просто сохранился в Советском Союзе, но фактически оказался одним из основных инструментов достижения позитивного результата. Это подтверждается расширением профессиональной автономии в чрезвычайных ситуациях, предоставлением всех полномочий и права действовать «как считаешь нужным» тем, кто может решить ту или иную сложную проблему.
История становления и развития любой советской отрасли личностна и драматична. Открытие сибирской нефти,
5 Подробнее о технологической системе [см.: 12].
якутских алмазов, развитие энергетики, медицины и многие другие достижения связаны с активностью конкретных профессионалов, часто с их противостоянием вертикали принятия решений, в которую они встроены, или мнению коллег.
Эта модель устройства профессионально-управленческой сферы существенно (если не радикально) отличается от модели западной. Система, свойственная модернити, характеризовалась ограниченностью и узкой специализацией, чёткой определённостью функций её элементов. Технологическая система постмодерна не нуждается в централизации и может быть сетевой, однако она пошагово программирует действия каждого из элементов и поэтому не способна быть полем действия актора. «Акторская» система управления — в значительной мере феномен культурный, нежели технологический. Она менее функциональна, поскольку включает в себя множество элементов, не имеющих чёткого определения, не поддающихся учёту и прогнозированию (ценности, личностные свойства и т. п.)
Попытки свернуть на путь «правильной», «современной» модернизации, организовать управление по западным схемам предпринимались на протяжении всей советской и российской истории. По мнению французских исследователей, сталинский режим в статистическом ведомстве стремился создать чисто функциональную бюрократию, но натолкнулся на сопротивление со стороны профессионального сообщества [см.: 6, с. 140].
Системный подход привлекал и самих профессионалов, которые даже посвящали ему стихи, как это сделал один из создателей Вычислительного центра Братской ГЭС: «В системе кроются великие возможности, система — это простота для сложности» [см.: 7, с. 175]. Они внедряли элементы системного подхода в виде сетевых графиков, автоматизированных систем управления и т. п. Однако они не принимали систему, когда она покушалась на их профессиональную свободу: «Может быть, я несовременный человек, но мне кажется, что система нашего образования была замечательной, а узкая специализация делает человека узким. Вот наши монтажники, например, сталкиваются с какой-то проблемой, и начинает в голове у них крутиться, как её решить. У западных специалистов первая мысль о том, что надо вызвать кого-то, кто это сделает, хотя можно запросто напрячь мозги и всё решить» [см.: 7, с. 139].
В течение двадцати лет реформ перейти к функциональной, технологической системе в России не удалось. Рыночные отношения оказались более успешными в разрушении сложившейся профессионально-управленческой сферы и механизмов её воспроизводства, чем в формировании постмодернистского управления. Исследования местной политики в российских регионах показали, что она по-прежнему остаётся акторской, в условиях дефицита ресурсов это её свойство усиливается и осознаётся чиновниками. Представители районных администраций подчёркивали, что развивать то или иное направление они будут лишь при наличии активной личности, энтузиаста, готового руководить работой.
Использование западных менеджерских схем в российских компаниях далеко не всегда успешно. Так, внедрение единой системы экологического менеджмента в добывающих корпорациях, по требованию Мирового банка, превратилось в имитационное действие, необходимое для презентаций и переговоров с инвесторами [см.: 13].
Очевидно, существует ряд причин, факторов и условий устойчивости управления, основанного на действующем субъекте, которые требуют дополнительного анализа. Самыми очевидными являются региональное разнообразие (природное, культурное, экономическое, социальное и пр.), не поддающееся стандартизации и унификации, а также расстояния, растягивающие не только коммуникации, но и управленческую вертикаль. В любом случае, с нашей точки зрения, функциональная технологическая система не может результативно действовать и управлять нестандартным объектом с высокой степенью неопределённости, в отличие от модели акторской.
ЛИТЕРАТУРА
1. Турэн А. Возвращение человека действующего. Очерк со-
циологии. М.: Научный мир, 1998.
2. Вайнер Д. Экология в Советской России. Архипелаг свободы:
заповедники и охрана природы. Перевод с английского.
М.: Прогресс, 1991.
3. Weiner, D. R. A Little Corner of Freedom Russian Nature
Protection from Stalin to Gorbachеv. Los Angeles — Oxford:
University of California Press Berkeley, 1999 // University of California Press. UC Press E-Books Collections, 1982— 2004. URL: http://publishing.cdlib.org/ucpressebooks/ view?docId=ft1m3nb0zw&chunk.id=d0e63&toc.depth=1&toc. id=d0e63&brand=ucpress (13.10.2012).
4. Яницкий О. Н. Экологическое движение в России. Критиче-
ский анализ. М.: 1996.
5. Халий И. А. Современные общественные движения: ин-
новационный потенциал российских преобразований в традиционалистской среде. М.: Институт социологии РАН, 2007.
6. Блюм А., Меспуле М. Бюрократическая анархия: Статистика
и власть при Сталине / пер. с фр. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006.
7. Мы строили и жили в XX веке. История одного курса МЭИ /
ред. Л. С. Лаленко. М.: ООО «Издательство Астрель», 2011.
8. Игнатов В. Г. История государственного управления России.
Учебник. Ростов-на-Дону: Феникс, 2002. http://sbiblio.com/ biblio/archive/istorija_gosudarstvennogo_upravlenija_rossii/14. aspx (15.10.2012).
9. Неформальный сайт «Скорой помощи» Фельдшер.ру http://
www.feldsher.ru/dispetcher/istoriya_03.php
10. Летопись дел Братскгэсстроя. Иркутск: Издание ОАО «Иркутская областная типография № 1 имени В. М. По-сохина», 2004.
11. Беляев И. А. Чернобыль — вахта смерти. М.: Общественный
совет Госкорпорации «Росатом», 2009.
12. Ellul, J. The technological System. Trans. J. Neugroschel. New York: The continuum publishing corporation, 1980.
13. Институционализация экологической политики в России:
социальные практики, стратегия государства, управленческие решения / отв. ред. И. А. Халий. М.: Институт социологии РАН, 2006.