CC BY
84
Е. Л. Родина
[Е. Л. Родина]
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН: ИНДИВИДУАЛЬНО-ПОЭТИЧЕСКОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ КОНЦЕПТА «ЖИЗНЬ» В КОНТЕКСТЕ УСТОЙЧИВОЙ МЕТАФОРИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ
ELENA L. RODINA
SERGUEY YESENIN'S POETIC EMBODIMENT OF THE "LIFE" CONCEPT IN THE CONTEXT OF SUSTAINABLE METAPHORICAL MODEL
ЕленаЛеонидовна Родина
Аспирант
Государственный институт русского языка им. А. С. Пушкина ул. Академика Волгина, д. 6, г. Москва, 117485, Россия ► Elena.Rodina@rambler.ru
Elena L. Rodina
Pushkin Federal State Budget Educational Institution Ulitsa Akademika Volgina, 6, Moscow, 117485, Russia
Научный руководитель: д-р пед. наук, д-р филол. наук, проф. Ю. Е. Прохоров
Статья посвящена исследованию экзистенциальной универсалии «Жизнь» в контексте русской национальной культуры, языковой экспликацией которой является устойчивая метафорическая модель «жизнь — обман». Исследование, выполненное на материале стихотворений С. Есенина «Моя жизнь», «Жизнь — обман с чарующей тоскою» и «Глупое сердце, не бейся», раскрывает актуальные лингвокультурологические вопросы: языкового овнешнения «национального концепта» в индивидуально-поэтическом пространстве и роль метафоры в языковом иллюстрировании концептов. В статье использованы способы последовательного и фрагментарного лингвокультурологического анализа в описании концептов.
Ключевые слова: концепт, индивидуально-авторская метафора, устойчивая метафорическая модель.
The article explores existential notion of “Life” in the context of Russian national culture with its language explication in metaphorical model “life is deceptive”. The research is made as a case study of Yesenin’s poems “My Life”, “Life is a deception with charming melancholy” and “Foolish heart, don’t beat”, and solves actual linguocultural problems, such as the linguistic externalization of “national concept” in the individual poetic space, and the role of metaphor in concepts’ illustrating. The article uses sequential and fragmentary linguocultural analyses in the description of the concepts.
Keywords: concept, individual author’s metaphor, sustainable metaphorical model.
Способ думать об одном посредством другого — метафора — древний прием смыслообразования и постижения окружающей действительности. «Поистине удивительна в человеке эта мыслительная потребность заменять один предмет другим», — заметил известный испанский ученый Хосе Ортега-и-Гасет. С одной стороны, это «единственный способ воплотить в чувственном образе бестелесную и труднопостижимую абстракцию» [2: 182], а с другой: естественное желание замаскировать предмет другой вещью с целью уберечь, сохранить, защитить сокровенное от всеобщего обозрения (поскольку первоисточником метафоры, по мнению исследователей, является «дух табу» — страх человека перед непостижимой природной стихией) (см.: [8]) и, может быть, на наш взгляд, украсить, возвысить реальный предмет, дав ему другое имя.
Метафора — это «вероятно, наиболее богатая из тех возможностей, которыми располагает человек. Ее действенность граничит с чудотвор-
[мир русского слова № 4 / 2015]
43
[лингвокультурология]
ством и представляется орудием творения, которое Бог забыл внутри одного из своих созданий, когда творил их...» [10: 248]. Современные лингвисты обогатили смысл данного высказывания: внутри не одного, а каждого из своих созданий, поскольку каждый человек, по мнению ученых, является создателем собственных индивидуальных концептов и концептосферы в целом, а различные виды метафор, которыми чаще всего человек изъясняет свои мысли, признаны лингвистами основными языковыми единицами, вербализующими концепт (см. об этом: [7; 11; 1]). Предметом данного исследования является общечеловеческая константа «Жизнь» (см.: [15]) в индивидуально-авторской поэтической экспликации, обрамленной устойчивым метафорическим контекстом.
Возникновение таких самостоятельных дисциплин, как лингвокультурология — особого типа взаимосвязи языка и культуры, где язык — «транслятор» культурных ценностей народа, и осмысление в науке последних двадцати лет понятия концепта как «сгустка культуры в сознании человека», как «пучка» представлений, знаний, понятий, ассоциаций, переживаний в ментальном мире человека [15]; как «фрагмента жизненного опыта человека», «многомерного ментального образования, в составе которого выделяются образно-перцептивная, понятийная и ценностная стороны» [5: 128]; как «единицы коллективного знания (отправляющей к высшим духовным сущностям), имеющей языковое выражение и отмеченной этнокультурной спецификой» [2: 51-52]; как «представления о фрагменте мира», о том, «что человек знает <...> об объектах внешнего и внутреннего мира», позволило исследователям по-новому взглянуть на традиционные экзистен-циалии или «предельные понятия» [14: 4-7], такие, как: Бог, Жизнь, Вера, Совесть, Смерть. По мысли С. Г. Воркачева, на место утвердившейся до этого времени системно-структурной парадигмы знания «пришла парадигма антропоцентрическая, функциональная, возвратившая человеку статус „меры всех вещей“ и вернувшая его в центр мироздания» [2: 8]. Научный интерес переместился на явления более личностного характера: эмоционально-чувственный спектр «телеономных»
концептов (Счастье — Несчастье, Любовь — Ненависть, Радость — Грусть, Веселье — Печаль); на национальные особенности их проявления — «национальные концепты» (тоска, удаль, воля и др.), т. е. «самую общую, максимально абстрагированную, но конкретно репрезентируемую (языковому) сознанию, подвергшуюся когнитивной обработке идею „предмета“ в совокупности всех валентных связей, отмеченных национально-культурной маркированностью», иными словами, «свернутый глубинный „смысл“ предмета» [6: 268-269].
Лингвокультурологический подход к исследованию таких универсалий особую значимость придает этимологии, происхождению предмета, что открывает новые грани и возможности явления, позволяет переосмыслить традиционные его интерпретации.
Концептуальный анализ понятия предполагает воплощение «концентрированного знания», «все, что мы знаем об объекте...». В статье использованы последовательный и фрагментарный способы лингвокультурологического анализа экзистенциалии «Жизнь».
Высокая степень абстракции делает концепты (Бог, Жизнь, Вера, Совесть, Смерть) понятиями «безденотатными и безреферентными», другими словами, «пустыми» [14: 12]. Человеческое сознание стремится к заполнению различного рода информационных лакун, иначе говоря, выявить максимальное количество смыслов о предмете или понятии. Согласно утверждениям ученых, «в случае концепта метафора представляет собой „наглядное“ моделирование чувственно невоспринимаемых сущностей» [2: 182] и «наш дух вынужден... обращаться к легко доступным объектам, чтобы, приняв их за отправную точку, составить себе понятие об объектах сложных и трудноуловимых» [10: 72].
История русской народной мысли дает не мало моделей метафорической концептуализации основополагающей сущности: «жизнь — дорога», «жизнь — бесценный дар», «жизнь — болезнь», «жизнь — игра», «жизнь — стихия (огонь, вода)», «жизнь — сон», «жизнь — книга», «жизнь — ноша», «жизнь — время года и суток» и т. д. (см.: [3]).
44
[мир русского слова № 4 / 2015]
Обратимся к одному из частотных метафорических воплощений концепта «Жизнь» в творчестве С. А. Есенина. Языковая экспликация «жизнь — обман» представляет богатый исторический контекст: «Если жизнь тебя обманет, не печалься, не сердись!..» [12: 96].
Эта метафора впервые формируется в стихотворении С. А. Есенина, начинающего свой творческий путь, «Моя жизнь» (1911-1912)*. Подобное сравнение определяется признаками, являющимися общими для представленных абстракций: ощущение пустоты, измены, одиночества, несбывшихся надежд, нереализованных планов, утраты смысла жизни, неизвестности конца собственного существования. В основе концептуализации универсалии «Жизнь» — эмоционально-чувственный спектр, индивидуальноавторская палитра — от горя до счастья, от тоски до радости. Концептуальное поле «Жизни» в стихотворении заполняют в первую очередь «горе», «тоска» и «страдания».
Будто в жизни мне выпал страданья удел;
Незавидная мне в жизни выпала доля.
Уж и так в жизни много всего я терпел,
Изнывает душа от тоски и от горя.
«Чувства тяжелые» преобладают в настоящий момент в пространстве мировидения лирического героя. Это подтверждает и частотность повторения в произведении определенных лексических единиц: слово «жизнь» употребляется 7 раз, «тоска» — 4 раза, «страдание» и «горе» — трижды и «раны» — дважды.
В русской языковой картине мира «Жизнь» представлена не только как «заботы и тревоги», «серые будни», но и как «жизнь прекрасна», «жизнь — бесценный дар». Языковая вербализация «Жизни» была бы не полной без «радости» и «счастья». Эти категории также описаны в художественном тексте: «даль туманная радость и счастье сулит». Но для глаза лирического героя они не заметны. Лексема «радость» фигурирует в художественном тексте только 2 раза и единожды эксплицируется «счастье».
Одним из главных аспектов в определении сущности «Жизни» занимает константа «Душа» — нематериальная составляющая челове-
[Е. Л. Родина]
ка — (дважды вербализуется в тексте) как символ соединения земного и трансцендентного бытия, область Божественного и человеческого мира.
Исследуемая метафорическая модель в заключительной четвертой строфе стихотворения — это своеобразное подведение итогов, подчеркивающее несоответствие желаний и возможностей, расхождение мечты и реальности.
Догадался и понял я жизни обман,
Не ропщу на свою незавидную долю.
Не страдает душа от тоски и от ран,
Не поможет никто ни страданьям, ни горю.
Данный поэтический фрагмент позволяет заключить, что «Жизнь» в русской концептосфере осмысливается как совокупность различных элементов: во-первых, многое зависит от того, какая «судьба». Устойчивые компоненты модели «жизнь и судьба» параллельно осмысливаются в стихотворении и имплицируются синонимически дважды:
Будто в жизни мне выпал страданья удел;
Незавидная мне в жизни выпала доля.
Продолжают импликацию модели иносказательные образы, овнешняющие природную стихию:
Вдруг наступит гроза, сильный гром загремит
И разрушит волшебные сладкие грезы.
Данные строфы представляют также еще одну концептуальную параллель поэтического пространства: мечта и реальность. Во-вторых, в дефиниции жизненной сущности следует учесть «взгляд на мир» православного человека. Отметим также тот факт, что в основе русской культуры сливаются два начала: славянское язычество и христианство, что имплицирует еще одну концептуальную параллель: Бог и бытие.
Как видим, в произведении представлена, с одной стороны, типичная христианская концепция «Жизни»: терпения, смирения, кротости (не ропщу); ведущее место отводится духовной стороне жизни: весь спектр представленных чувств сосредоточивает, объединяет в себе «Душа». С другой стороны — концепция обыва-теля-пессимиста, составляющая наивную картину мира. Это два основополагающих момента ми-
[мир русского слова № 4 / 2015]
45
[лингвокультурология]
ровоззрения русского человека. Обратимся к па-ремиологическому и афористическому фонду: «Стерпится — слюбится», «Терпение и труд — всё перетрут»; «Всё как есть прими», «Все пройдет: и печаль и радость...». Народная мудрость опоэтизирована во многих есенинских произведениях: «Всё принять, ничего не взять пришёл в этот мир поэт», «Принимаю, что было и не было», «Не ропщу на свою незавидную долю», «Принимаю, приди и явись, всё явись, в чём есть боль и отрада».
При изучении поэтической характеристики концепта «Жизнь» становится очевидно, что, с одной стороны, это тоска, горе, раны, страдания, разочарования, «вздохи да слёзы»; с другой — радость и счастье, «волшебные, сладкие грёзы», надежды на будущее в христианском контексте.
Иная концептуализация понятия «Жизнь», погруженная в контекст русской национальной реалии «тоска», своеобразно раскрывается в индивидуально-метафорическом осмыслении поэта.
Жизнь — обман с чарующей тоскою,
Оттого так и сильна она,
Что своею грубою рукою,
Роковые пишет письмена.
«Жизнь — обман...» (1925)
В определении понятия «Жизнь» заключено не только мировосприятие русского национального поэта, но и шкала характеристик, оценок земного бытия: от прекрасного до безобразного, от Божественного до земного.
Основными элементами первой строфы поэтического определения являются: «обман» — ложное представление о чём-либо, заблуждение — имеет явно отрицательную окраску (см.: [9]); «тоска» — русский национальный концепт, эндемик, непереводимое, безэквивалентное явление русской действительности. Спектр ее характеристик необычайно разнообразен, как отрицательно, так и положительно эмоционально окрашен: изначально теснота, однообразие, отсутствие пространства и свободы («Устал я жить в родном краю в тоске по гречневым просторам»); природная субстанция, обитатель равнин и степей («О, сторона ковыльной пущи, ты сердцу ровностью близка, но и в твоей таится гуще солончаковая тоска»); одиночество («Не тоскуй, моя
бедная хата, что опять мы одни, да одни»); наиболее близок тоске синонимический словарный ряд: скука, грусть, печаль, уныние, кручина, — эти понятия часто осмысливаются в едином контексте: «Мне тоскливо и грустно, и жалко, одиноко камин мой горит...»; текучесть, тягучесть, до конца неизлечимость, возобновляемость, родственная связь: «И кому-то родная тоска»; веселье: «Есть тоска веселая в алостях зари», «И дремлет Русь в тоске своей веселой, вцепивши руки в желтый крутосклон»; любовь: «Полюбил я тоской журавлиною на высокой горе монастырь»; следующий контекст демонстрирует «половодье чувств», вмещающихся в концептуальное поле тоски: «Люблю до радости и боли твою озерную тоску. Холодной скорби не измерить...» и т. п. (см.: [13: 250]). Отметим, что словесное воплощение чувства в определении первой строки стихотворения акцентировано метрически пиррихием — пропущенным ударением в строфе.
В данном контексте концепт «Тоска» выступает в другом, неожиданном для читателя, качестве (с положительной эмоциональной окраской). В выражении «чарующая тоска», с одной стороны, слышатся оттенки волшебства, колдовства (см.: [9]), иными словами, «Любви», т. к., по мысли Ю. С. Степанова, концепт «Любовь» оказывается связан с концептом «действие», первоначально с магическим «чародействовать», «быть зачарованным» [15: 287]. С другой — обаяние и пленительность, возводит явление тоски, а вместе с тем и сущности «Жизни» в ранг возвышенного, «неземного бытия», область Божественного. Жизнь, в таком понимании, это тот обман, перед которым можно остановиться и остолбенеть, который завораживает, пленяет, чарует, производит неотразимое впечатление и который невозможно не любить; далее осмысливается в контексте национального явления «тоски» со всеми его сложными, многообразными и противоречивыми оттенками: «жизнь и судьба» («сильна она», «грубою рукою», «роковые письмена»); «жизнь — путь — дорога» («Хорошо в черемуховой вьюге думать так, что эта жизнь — стезя»); «жизнь полосатая» («Жизнь — обман, Но и она порою украшает радостями ложь»); финал стихотворения имплици-
46
[мир русского слова № 4 / 2015]
рует (подтекстно выражает) чувство Любви, связь с Божественным миром и утверждение о том, что «жизнь прекрасна»:
Но и все ж, теснимый и гонимый,
Я, смотря с улыбкой на зарю,
На земле мне близкой и любимой,
Эту жизнь за все благодарю.
«Жизнь — обман...» (1925)
Итоговый, философский период творчества С. А. Есенина представляет образец высочайших поэтических концептуализаций мироздания: «И потому, что я постиг всю жизнь, пройдя с улыбкой мимо...», «Успокойся, смертный, и не требуй правды той, что не нужна тебе», «Если душу вылюбить до дна, Сердце станет глыбой золотою»... Переосмысливается и отношение к выражению «жизнь — обман» в произведении из цикла «Персидские мотивы», посвященного познанию смысла «Любви»:
Жизнь не совсем обманула.
Новой напьёмся силой.
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой.
Жизнь не совсем обманула.
«Глупое сердце, не бейся» (1925)
Это своеобразное подведение итога осмыслению жизни в преломлении концепта «Любовь» и языковом обрамлении описываемой устойчивой метафорической модели. Этот ракурс концептуального поля «Жизни» исключает присутствие «тоски» и ее синонимического спектра — преобладающего компонента предыдущих определений, сосредоточивая иные эмоции и чувства. Только к одной лексеме «счастье» поэт обращается трижды, пусть даже в контексте её недостижимости, зыбкости и мимолётности: «Все мы обмануты счастьем», «Счастья искал повсюду». В четвёртой строфе этот концепт иллюстрируется как «удел желанный больше искать не буду». В «философском» творчестве С. А. Есенина также главенствует неизменная христианская заповедь смирения и всеприятия. Надежда на будущее, умиротворение и отдых (отчасти даже некоторое забвение), имплицируемые второй, третьей и четвёртой строками процитированного фрагмента, погружены в рефренное обрамле-
[Е. Л. Родина]
ние предзаключительного пятистишья: «Жизнь не совсем обманула», подчёркивающего неповторимость и гармонию земного бытия. Жизнь здесь — это, прежде всего, Любовь (месяца желтые чары) и Любовь — защита, ласка: «Лале склоняясь на шальвары, я под чадрою укроюсь», мимолетное неуловимое Счастье, вечно ищущее, беспокойное сердце (проявляющееся в шести повторяющихся строках начала и завершения произведения: «Глупое сердце, не бейся!») и, конечно же, надежда на лучшее будущее и взаимную, настоящую Любовь: «Может, и нас отметит рок, что течет лавиной, и на любовь ответит песнею соловьиной».
В стихотворении опущена вся «острая», эмоционально-негативная лексика (категорию «горя» синонимизирует слово с корнем положительной эмоциональной окраски «неудача», а глагол «плачет» близок по значению к лексемам «грусть», «тоска», «печаль»).
Все мы порою, как дети,
Часто смеёмся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
«Глупое сердце, не бейся» (1925)
Осмысление сущности «Жизни» через призму пересекающих её концептуальных параллелей (Бог — безбожие, Рай — ад, Счастье — горе, Любовь — нелюбовь, радость — печаль, веселье — грусть) — отличительная черта творчества С. А. Есенина.
Таким образом, «Жизнь» — универсалия концептосферы, соединяющая противоречивые, полярные явления и факты. Многое в ее словесной репрезентации зависит от возраста и взгляда субъекта на мир. Основная составляющая определения — народная мудрость о том, что «жизнь прекрасна». Во всех трёх произведениях С. А. Есенина в поэтическое определение «Жизни», основой которого является устойчивая метафорическая модель «жизнь — обман» в индивидуально-авторском осмыслении, вписана русская национальная концепция земного бытия, т. е. представление погруженного в контекст православной и народной культуры обывателя о мироздании.
[мир русского слова № 4 / 2015]
47
[лингвокультурология]
I
ПРИМЕЧАНИЕ
* Иллюстративный материал дается по изданию: [4]. ЛИТЕРАТУРА
1. Воркачев С. Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа: монография. Краснодар, 2002.
2. Воркачев С. Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М., 2004.
3. Деева Н. В. Модусы бытия человека: жизнь // Концепт. Образ. Понятие. Символ: Коллективная монография. / Отв. ред. Е. А. Пименов, М. В. Пименова. Кемерово, 2004.
4. Есенин С. А. Собр. соч.: В 3 т. М., 1970.
5. Карасик В. И. Языковое проявление личности: монография. М., 2004.
6. Красных В. В. Свой среди чужих: миф или реальность? М., 2003.
7. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Русская словесность. М., 1997. С. 280-288.
8. Макарова Г. А. Концепт «любовь» в языках разных типов (на материале лингвокультурных текстов). Йошкар-Ола, 2001.
9. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1984.
10. Ортега-и-Гасет Х. Дегуманизация искусства // Самосознание европейской культуры ХХ века. М., 1991. С. 230-269.
11. Попова З. Д., Стернин И. А. Когнитивная лингвистика. М., 2007.
12. Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 2. М., 1959.
13. Родина Е. Л. Способы реализации концепта «тоска» в поэзии С. А. Есенина // Русский мир и русское слово в межкультурном пространстве. Стамбул, 2011. С. 250.
14. Снитко Т. Н. Предельные понятия в западной и восточной лингвокультурах: монография. Пятигорск, 1999.
15. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. М., 1997.
[ хроника]
РАБОТА С ТЕКСТАМИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО, ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО И НАУЧНОГО СТИЛЕЙ В СТУДЕНЧЕСКОЙ АУДИТОРИИ ТЕХНИЧЕСКОГО ВУЗА
(Предложение на с. 64, 100, 105)
19-20 ноября 2015 года в Национальном минерально-сырьевом университете «Горный» (Санкт-Петербург) состоялась V Международная научно-методическая конференция «Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе», в которой приняли участие 148 человек из 15 городов Российской Федерации, а также из г. Мемфис (США), г. Сан-Паулу (Бразилия), г. Нарва (Эстония), г. Таллин (Эстония). Работа проходила в форме пленарного и секционных заседаний, мастер-классов и видеоконференции. На Пленарном заседании обсуждалась работа с текстами художественного, публицистического и научного стилей в студенческой аудитории технического вуза. С докладами выступили ведущие российские ученые, представившие формы и методы изучения текстов различных функциональных стилей и обозначившие направления развития у студентов навыков аналитической работы с текстом. С большим интересом были заслушаны доклады профессоров СПбГУ К. А. Роговой «В поисках героя (об отборе учебных текстов в серии ЖЗЛ)», В. В. Химика «Художественная речь и речь разговорная: аспекты сравнения», В. И. Конькова «Система презентации научного текста в студенческой аудитории». Совместный доклад профессоров РГПУ им. А. И. Герцена В. А. Козырева и В. Д. Черняк «Выбор словаря и формирование лингвистической компетенции» привлек внимание постановкой вопроса о разнообразном использовании словарей при работе с текстом. Профессор МГУ им. М. В. Ломоносова М. Ю. Сидорова в докладе «От межфакультетских учебных курсов к междисциплинарным научным проектам: что приводит физика в лингвистику?» интерактивно представила аспекты сближения
гуманитарных и фундаментальных предметов. В дискуссии была отмечена содержательность, актуальность тематики докладов, их соотнесенность с проблемами, стоящими перед профессорско-преподавательским составом технических вузов.
Участники секции «Современная языковая ситуация и вопросы культуры речи» отметили, что в настоящее время интерес к родному языку становится осознанной необходимостью для миллионов молодых людей, стремящихся добиться успеха в жизни. Однако состояние современного русского языка (расшатывание традиционных литературных норм, неумеренные иностранные заимствования, стилистическое снижение устной и письменной речи, вульгаризация бытовой сферы общения) вызывает беспокойство как специалистов-филологов, так и представителей наук, чья профессиональная деятельность связана с речевым общением. Было отмечено, что актуальной становится проблема исследования языкового сознания современника, «культурных кодов» и когнитивных установок учащейся молодежи, в первую очередь студентов технических вузов. Все участники секции сошлись во мнении, что в настоящее время назрела острая необходимость объединения усилий преподавателей филологических, историко-культурологических, философских и других гуманитарных дисциплин для последовательной реализации стратегической задачи формирования компетентной языковой личности как носителя определенных культурно-языковых и коммуникативно-деятельностных ценностей, знаний и установок.
На секции «Инновационные технологии в практике преподавания гуманитарных дисциплин в техническом вузе»
48
[мир русского слова № 4 / 2015]
