CC BY
122
М. В. Федорова СЕМИОТИКА СВАДЕБНЫХ УКРАШЕНИЙ БУРЯТ
Свадебный обряд в традиционной культуре бурятского этноса, как один из наиболее значимых в жизненном цикле человека, являлся предметом изучения многих исследователей1. Свадебный цикл бурят включал предсвадебные обряды (сватовство, приобщение жениха к роду невесты, девичник) и основные обряды свадьбы (выезд и встреча свадебного поезда, поклонение невесты родовым божествам, очагу, старшим родственникам жениха, пиршество и др.). При всей вариативности входивших в свадебный цикл ритуальных действий у различных этнолокальных групп бурят, он реализовывал два универсальных акта инициации новобрачной: ее переход в иную семейно-родовую группу и в новую социально-возрастную категорию. Как и во многих традиционных культурах, этот переход воспринимался как ритуальная смерть девушки в ее прежнем качестве и обретение нового рождения в статусе замужней женщины.
Во всех исследованиях бурятской свадьбы подчеркивается факт изменения костюма, украшений и прически невесты, маркировавших ее переход в новый социальный статус. Однако свадебный костюм и украшения (как «тексты культуры») не были предметом специального исследования. Между тем украшения именно в свадебной обрядности приобретают наивысший семиотический статус и ярко выраженную экстраутилитарность, играя роль предметного кода ритуала. «Ритуал как бы высвечивает ту сторону вещей, действий, явлений, которые в обыденной жизни не видны, но на самом деле определяют их истинную суть и назначение»2.
Целью данной работы является выявление семиотических функций и анализ специфики свадебных украшений различных этнолокальных групп бурят (кудин-ских, верхоленских, ольхонских, унгинских, тункинских, баргузинских, хоринских,
1 Басаева Н. Д. Семья и брак у бурят. Вторая половина XIX — начало XX века.— Улан- Удэ: Бурятское книжное издательство, 1991.— 192 с.; Балдаев С. П. Бурятские свадебные обряды.— Улан-Удэ: БКНИИ СО АН СССР, 1959.— 180 с.; Обряды в традиционной культуре бурят. Д. Б. Батоева, Г. Р. Галданова, Д. А. Николаева, Т. Д. Скрынникова / Отв. ред. Т. Д. Скрынникова.— М.: РАН Издательская фирма «Восточная литература», 2002.— 222 с.
2 Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов.— СПб.: Наука, 1993.— С. 17.
160
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 1
селенгинских). В качестве источников нами были использованы вещевые коллекции Российского этнографического музея, Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН, научные публикации.
В контексте рассматриваемой нами темы наибольший интерес представляют обряды свадебного цикла: сватовство, церемонии, входившие в цикл каал хургэхэ (ото тайха — поклонение жениха онгонам семьи (рода) невесты; церемония украшения жениха, включающая туулга хадалган (туулга хадаха) — пришивание олова на одежду ему и его товарищам); цикл главных обрядов свадьбы — церемония одевания и причесывания невесты, мургэмжэ, бэриин мургэл — обряды поклонения невесты семейно-родовым божествам жениха, его родовому очагу, старейшинам его рода, старшим родственникам жениха; послесвадебный обряд укээ закаха убранства волос в женскую прическу.
О специальных свадебных украшениях жениха сведений почти не сохранилось. Однако об их существовании в прошлом можно судить по церемониям, входившим в цикл предсвадебных обрядов каал хургэхэ. Кульминационным моментом данного цикла являлся обряд приобщения жениха к роду невесты — поклонение ее родовым онгонам (изображениям и вместилищам божеств) и домашнему очагу. У ольхонских бурят жених для исполнения данного обряда непременно подпоясывался шелковым кушаком, к которому с правой стороны привешивал аршуур — мешочек треугольной формы, сшитый, как правило, из шелка, с кистями по нижнему краю. Мешочек имел продольный прорезной карман, куда помещались кусочек олова и красная деревянная чашка для кропления жертвенных продуктов онгонам и духу-хозяину очага. Аршуур преподносил жениху отец невесты специально для совершения обряда онго тайха — поклонения родовым онгонам невесты, в других церемониях он не использовался3. Церемония одаривания и украшения жениха проводилась после его приобщения к роду невесты. Главным действующим лицом обряда была мать невесты. Она подносила подарки жениху (штаны и верхнюю плечевую одежду) и вешала ему на шею серебряную монету на ремешке. После этого начиналась церемония украшения жениха и сопровождавших его парней. Она называлась туулга хадаха (пришивать олово), или туулга хадуулган (прикрепление олова) и заключалась в пришивании шелковых кистей, мелких серебряных монет, кусочков олова, которые могли быть заменены белыми рубашечными пуговицами, на правое плечо одежды жениха и его друзей. Кроме того, на спину, к воротнику халата или шубы жениха, молодые девушки, подружки невесты, пришивали планку гэзэгэ, или саажа («коса») из сукна или плиса, украшенную пуговицами, монетами или оловянными бляхами и шелковыми кистями по нижнему краю. По другим данным, круглой пластиной, коралловыми бусами и кистями на конце украшали косу жениха4.
Обязательное наличие в украшениях жениха олова, которое на более позднем этапе могло быть заменено серебряными монетами или белыми пуговицами, было обусловлено его большой сакральной значимостью, вероятно связанной с его белым цветом. Как известно, универсальная для тюрко-монгольских народов символика белого цвета ассоциировалась со счастьем, благополучием, сакральной чистотой, высоким положением в обществе. Олово, по существующей в литературе гипотезе, могло
3 См.: Басаева Н. Д. Указ. соч. С. 130-131
4 См.: Бадмаева Р. Д. Бурятский народный костюм.— Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1987.— 144 с.— С. 47.
восприниматься «олицетворением жизненной силы, благодати чадородия и размножения скота»5. Важно подчеркнуть, что получение женихом украшений происходило уже после совершения им обряда приобщения к роду невесты. Поэтому их можно рассматривать как знаки, маркирующие новый статус жениха: уже совершившийся переход в род невесты и в новую социально-возрастную категорию. Весь цикл предсвадебных обрядов, восходящих к ранним формам брачных отношений, сохранился только у верхоленских, кудинских, ольхонских бурят.
Свадебные украшения невесты имеют значительно более сложный состав, вариативность которого обусловлена культурно-историческими и конфессиональными различиями этнолокальных групп бурят.
Первым специфически свадебным являлось украшение хоолобиш, представляющее собой серебряную или золотую монету в оправе, подвешенную на цепочку или нитку кораллов. В собрании РЭМ содержится хоолобиш, в котором вместо монеты на коралловую низку подвешен немецкий жетон в оправе6. У предбайкальских бурят оно являлось непременным атрибутом обряда сватовства. По сведениям М. Н. Хангалова, у унгинских бурят отец или родственник жениха, приехав сватать невесту, по обычаю надевал ей «на шею холобши, т. е. золотую монету на ленточке»7. Это ритуальное действие считалось первым актом в церемонии сватовства, после которого девушка уже не могла быть просватана за другого. Принятие хоолобиш означало согласие родителей отдать свою дочь в род жениха, то есть оно маркировало предстоящий переход девушки в статус невесты. Данная традиция поздняя — она получила распространение лишь в XIX в. и бытовала только у предбайкальских бурят. Вместе с тем сохранилась и синхронно существовала более ранняя ритуальная функция ожерелья в свадебном обряде: его надевали на невесту перед основными свадебными обрядами поклонения роду жениха. Так, например, у унгинских бурят во время церемонии смены девичьей прически и костюма на свадебную прическу и женский костюм невесте надевали от трех до пяти ожерелий хоолобши из крупных кораллов с золотыми монетами. Подобное ожерелье, как отмечалось выше, подносилось жениху матерью невесты уже после его поклонения роду невесты. Вероятно, на ранних этапах общественных отношений у бурят (в период матрилокального брака) хоолобиш являлось исключительно мужским обрядовым украшением, маркирующим уже состоявшийся акт принятия жениха в род невесты и получения им нового социального статуса. Изменение формы брака на патрилокальную сопровождалось трансформацией ритуальных функций украшения хоолобши: во-первых, оно вошло в комплекс украшений, надеваемых невестой для совершения обряда приобщения к роду жениха, во-вторых, стало знаком просватанной девушки (вероятно, могло восприниматься как ее условный выкуп).
В свадебном цикле у всех групп бурят кульминационным являлся обряд бэриин мургэл — поклонение невесты родовым и семейным божествам-покровителям дома жениха, родовому очагу, старшим родственникам жениха. Специальной одежды «переходного» периода, символизирующей готовность «лиминального существа» (В. Тэрнер) к возрождению в новом качестве, у большинства групп бурят не существовало — свадебным костюмом, по разным данным, являлся праздничный костюм девушки или замужней женщины. Обычно невеста приезжала в улус жениха
5 Обряды в традиционной культуре... С. 129.
6 РЭМ № 8762-19506.
7 Хангалов М. Н. Собр. соч.— Т. II.— Улан-Удэ: Бурятск. Кн. изд-во, 1959.— С. 56-57.
в девичьем костюме. У некоторых групп бурят она могла приезжать уже в костюме замужней женщины (исторически позднее явление), но обязательно с девичьей прической и набором девичьих головных украшений. Согласно утверждению ряда исследователей, церемония одевания и причесывания невесты проводилась в доме жениха перед главным обрядом поклонения огню и божествам рода жениха (бэриин мургэл). Для его исполнения невеста должна была предстать в новом облачении: «она навсегда расставалась с девическим нарядом и ее одеянием становился убор замужней женщины»8. По данным Р. Д. Бадмаевой, обряд бэриин мургэл невеста исполняла в девичьем костюме, украшениях и прическе и только после этого ей поверх одежды надевали длиннополую безрукавку (у та уужа, морин уужа, дэгэлэ), что являлось знаком ее перехода в другой род и обретения нового статуса замужней женщины. После обряда бэриин мургэл также проводилась церемония причесывания невесты укэ закаха, во время которой девичьи косы расплетались и создавалась женская прическа — две косы. Изменение прически и головных украшений завершало переход невесты в категорию замужних женщин9. Важно подчеркнуть, что девичьи украшения оставались в роду невесты (их отдавали на хранение ее матери). Вероятно, две приводимые исследователями ритуальные модели в конце XIX — начале XX века могли существовать синхронно даже в отдельной этнолокальной группе. Однако, на наш взгляд, данные Р. Д. Бадмаевой отражают более ранние ритуально-мифологические представления бурят — последовательность церемоний соответствует внутренней логике главных свадебных обрядов.
Наиболее архаичными являлись украшения и прическа невесты у предбайкаль-ских (верхоленских и кудинских) бурят. Для исполнения обряда приобщения к роду жениха невесте расплетали девичью косу, расчесывали волосы гребнем матери жениха и создавали специальную свадебную прическу: на висках заплетали мелкие косички кабига, или каншаг («виски»), при этом обязательно с правой стороны на одну больше чем с левой; как правило справа девять косичек, а слева — восемь. По сведениям М. Н. Хангалова, такую прическу ранее девушки носили до замужества, при этом девять косичек, заплетенных на правой стороне, символизировало у бурят-шаманистов 90 хатов (добрых божеств), а восемь косичек, заплетенных на левой стороне, — 80 хатов (враждебных божеств)10. Согласно гипотезе Г. Р. Галдановой, с течением времени семантическое содержание чисел девять и восемь претерпело изменение, что привело к появлению традиции заплетать такое количество кос только во время свадебного обряда. Прическа означала пожелание невесте чадородия и большого потомства: родить восемь девочек и девять мальчиков. В семиотике свадебной прически отразились также и более архаичные мифологические представления: она означала единство женского и мужского начала, связь с культом солнца и луны: у бурят небесные светила представлялись как «восьминожное Солнце-мать, девятиножная Луна-отец»11. Связь
8 См.: Басаева Н. Д. Указ. соч. С. 147; Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят.— Улан-Удэ: БКИЗ, 1972.— С 68; Чимытов Б. Р. Этнографические заметки о старом быте цон-голов Бурятии // Материальная культура и искусство народов Забайкалья.— Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1982.— С. 55.
9 См.: Бадмаева Р. Д. Указ. соч. С. 101-103.
10 См.: Хангалов М. Н. Свадебные обряды унгинских бурят // Собр. Соч.— Т. I.— Улан-Удэ: Бурятск. Кн. изд-во, 1958.— С. 83; Хангалов М. Н. Соб. соч. Т. II... С. 83.
11 См.: Галданова Г. Р. Доламаистские верования бурят.— Новосибирск: Издательство «Наука». Сибирское отделение, 1987.— С. 14-15.
с солярно-лунарным культом прослеживается также в числовом коде и орнаментике свадебных украшений невесты.
Единственным собственно свадебным, не использовавшимся больше ни в каких других обрядах и не входившим впоследствии в комплекс украшений замужней женщины, являлось головное украшение невесты нархинсак. Невеста надевала его для исполнения обряда бэриин мургэл — поклонения онгонам рода жениха, родовому огню (очагу), старейшинам рода и старшим родственникам жениха. К концу XIX — началу XX в. нархинсак сохранился только у верхоленских и кудинских бурят (племя эхирит). По сведениям этнографа Б. Э. Петри, совершившего в начале XX в. поездку в Иркутскую губернию, «в старину в каждом роде был свой нархинсак, который надевался последовательно при всех свадьбах во время церемонии поклонения онгонам и огню. Теперь, если нархинсак’а в роде не имеется, то его берут на время в другом роде»12.
По весьма редким экземплярам нархинсак, сохранившимся в музейных коллекциях, можно составить представление о его конструкции, декоративном оформлении и способах ношения13. Нархинсак представляет собой две широкие (около 10 см) длинные (50-100 см) кожаные полосы, лицевая поверхность которых покрыта железными прямоугольными пластинами, посеребренными в технике ленточной насечки. К нижним краям полос прикреплены металлические пластины круглой или стреловидной формы14. Украшение надевалось на голову невесты таким образом, чтобы орнаментированные полосы спускались от висков на грудь, иногда достигая края подола одежды. Для надевания украшения на голову невесты полосы нархинсак крепились к ремню, представляющему собой широкую согнутую полукругом полосу кожи, лицевая поверхность которой была покрыта двумя продольными рядами круглых металлических бляшек. Ремень, соединяющий верхние концы полосы, надевался на голову, при этом согнутая полукругом орнаментированная полоса спускалась с темени, обрамляя лицо, на грудь, образуя своеобразное ожерелье, а парные полосы нархинсак симметрично крепились на уровне груди15. Таким образом, нархинсак представлял собой массивную сложносоставную конструкцию, совмещающую в себе функции головного и височно-нагрудного украшений.
Интересно отметить, что конструкция и декоративное оформление ремня, к которому крепились парные полосы нархинсак, имеют сходство с нагрудными украшениями хоолобили: на лицевой поверхности длинной кожаной полосы закреплены в два ряда круглые металлические бляшки. К нижнему краю ожерелья могли быть подвешены металлические пластины стреловидной формы или массивная пластина в форме круга с отходящими от него восемью лучами 16. Восьми лучевая пластина в более поздних вариантах украшения могла крепиться к низке стеклянных бус, сохраняя между тем основную смысловую нагрузку — семантическую связь с солярно-лунарным культом17. Мотив кругов — Солнца, Луны и звезд, являлся одним из доминирующих в бурятской орнаментике, при этом «солнце, распространяющее свой свет по всем сторонам света», часто изображалось с восемью лучами. По мнению Г. Р. Галдановой, это было
12 Петри Б. Э. Орнамент кудинских бурят / СМАЭ.— Пг, 1918.— Т. V.— Вып. 1.— С. 221.
13 МАЭ № 2202-49; № 2583-4, 5; № 2098-103, 104, 107; РЭМ № 8762-19494/1,2.
14 МАЭ № 2098-103, 104, 107, № 2583-5.
15 МАЭ № 2202-49; № 2583-4.
16 РЭМ № 8762-19488, 19492.
17 МАЭ № 2584-3.
обусловлено монгольской традицией восьмичленного деления пространства в горизонтальной плоскости18.
По сведениям Б. Э. Петри, во время свадебного обряда хоолобши играло «большую роль в церемонии приема невестки (бере) в род и установления определенных отношений (шэрхэху) между нею и ея свекрами (хадгм’ами)»19. Прежде хоолобши, очевидно, являлось исключительно свадебным украшением невесты и в дальнейшем не входило в наряд замужней женщины. Оно надевалось специально для исполнения цикла обрядов приобщения к роду жениха, включавшего древний обычай поклонения Солнцу и Луне (кара нара мургэхэ), где невеста исполняла церемонии снохи по отношению к Солнцу и Луне (кара нара бэрлэхэ), так же, как к свекру и свекрови. Солнце и Луна у бурят почитались как супруги, их называли «божества-создатели», «дающие жизнь». Именно с этими светилами были связаны архаические представления, содержащие в себе идею жизненного, или творческого начала. Хоолобши, имевшее непосредственную связь с солярно-лунарным культом, маркировало акт принятия невесты под покровительство родовых божеств жениха, а также, вероятно, исполняло роль солярного талисмана, обеспечивающего защиту невесты от воздействия враждебных духов во время совершения обряда бэриин мургэл. Таким образом, в конце XIX — начале XX веков хоолобши представляло собой один из наиболее семиотически значимых элементов свадебного костюма невесты. Между тем, ряд источников свидетельствует о том, что хоолобши являлось украшением замужних женщин и непременным элементом костюма посаженной матери20. Вероятно, после свадьбы хоолобши переходило в праздничный комплекс украшений замужней женщины; в костюме посаженной матери оно приобретало дополнительную семантическую функцию — маркировало медиаторную роль женщины, сопровождавшей невесту во время свадебного обряда.
К числу свадебных украшений невесты относится также налобно-теменное украшение юбуун, представляющее собой слегка выгнутую металлическую пластину стреловидной формы21. Его носила девушка на выданье с 15-16-летнего возраста как знак того, что к ней можно свататься, и молодая замужняя женщина до рождения первого ребенка. Налобно-теменная пластина юбуун являлась также элементом свадебного костюма невесты; при помощи длинных узких кожаных ремешков к ней могло крепиться ритуальное украшение нархинсак22.
У предбайкальских бурят стреловидный орнамент был весьма распространен на украшениях невесты (юбуун, подвески нархинсак, хоолобши). Стреловидные и солярные знаки, близкие по своему семантическому содержанию, в свадебных украшениях невесты могли использоваться одновременно или взаимно заменяться23. Вероятно, это объясняется ритуально-мифологическими представлениями, связанными со стрелой как олицетворением или вместилищем жизненной силы человека сулдэ. Стрела играла важную роль в обряде приема невесты в род жениха. По традиции к свадьбе изготавливалось новое стрелохранилище кэкэнэк, являвшееся непременным атрибутом приданого невесты. В него помещали стрелы и везли вместе с приданым
18 См.: Галданова Г. Р. Указ. соч. С. 16
19 Петри Б. Э. Указ. соч. С. 220
20 Петри Б. Э. Указ. соч. С. 221; Бадмаева Р. Д. Указ. соч. С. 77
21 РЭМ № 8762-19414,19415.
22 МАЭ №.2463-2
23 МАЭ № 2098-103,104,107, № 2583-5, № 2584-3
в дом жениха; затем произносили благопожелание: «полный стрел ЬэЬэнэк принесли, полный подол детей привезли»24. После свадьбы кэкэнэк со стрелами ставился в изголовье кровати новобрачных, где он и хранился в течение всей супружеской жизни. Как отмечает Бадмаева, стрела, по представлениям бурят, символизировала «луч солнца или жизненность, действенность пожеланий, или отцовское начало»25. В контексте свадебного ритуала стрелы символизировали жизненную силу будущих детей (мальчиков), а вручение стрелохранилища — пожелание многочисленного потомства вступающим в брак. Во время свадебного обряда стрелы выполняли также функцию оберега, являясь средством защиты невесты и будущих детей от злых духов. По сведениям П. П. Хороших, стрелы вешали «около входа в юрту, чтобы не допустить проникновения в жилище нечистых духов»26. Таким образом, стреловидный орнамент на свадебных украшениях был полисемантичным: он нес в себе апотропейную и вместе с тем продуцирующую символику — был связан с представлениями о жизненной силе, плодородии, творческом начале.
У забайкальских бурят для исполнения невестой обряда бэриин мургэл ее девичья прическа сохранялась: волосы были заплетены в семь или восемь косичек (на висках — по две и сзади — три или четыре). Височные косы украшались 2-6 длинными низками кораллов (кабига), спускающимися на грудь. К затылочным косам прикрепляли на-спинно-накосное украшение гэзэгэбшэ, которое было составлено из уложенных в три ряда монет в серебряной оправе и кораллов, с пришитыми к нижнему краю кистями из шелковых нитей и серебряными подвесками27.
Обязательным украшением невесты у хоринских и селенгинских бурят являлся коралловый венок даруулга с прикрепленными на уровне висков длинными коралловыми низками (по три с обеих сторон), с кистями и монетами на концах. Височные подвески (пришитые к венку и прикрепленные к височным косам) являлись характерным знаком, маркирующим девичий костюм28. После свадебного обряда коралловые низки пристегивались к женской безрукавке на уровне пояса29. Таким образом, девичьи украшения обретали новую семантику за счет изменения способа ношения и места крепления отдельных деталей. В конце XIX — начале XX в. в свадебном наряде невесты присутствовали и элементы костюма замужней женщины, что, вероятно, отражает более позднюю традицию: поверх венка невеста надевала головной убор с высокой конической тульей (девушки носили венок без головного убора, оставляя открытыми волосы на темени; замужние женщины поверх венка обязательно надевали головной убор, прикрывающий волосы). К элементам специфически женского костюма можно отнести также способ крепления боковых подвесок бэлэ-канжуурга. У девушек они подвешивались к поясу, а у замужних женщин в связи с отсутствием в костюме пояса — с двух сторон к безрукавке. В свадебный комплекс невесты также входили украшения, не имевшие строгой социально-возрастной дифференциации:
24 Петри Б. Э. Указ. соч. С. 224.
25 Бадмаева Р. Д. Одежда и украшения верхоленских бурят // Быт бурят в настоящем и прошлом.— Улан-Удэ: Бурятский филиал СО АН СССР, 1980.— С. 68.
26 Хороших П. П. Орнаментальные мотивы на стрелохранилищах ольхонских бурят // Материальная культура и искусство народов Забайкалья.— Улан-Удэ, 1982.— С. 39.
27 См.: Бадмаева Р. Д. Указ. соч. С. 102.
28 РЭМ № 8763-374.
29 РЭМ № 7197-22.
нагрудная ладанка гуу с буддийскими реликвиями (изображения персонажей буддийского пантеона, молитвенные тексты и др.), наплечные гуу, височно-нагрудное украшение киихэ, браслеты, кольца.
Важно отметить, что прохождение невестой главных свадебных обрядов, санкционировало только ее переход в родовой коллектив жениха, но не обретение нового статуса замужней женщины. Новобрачная продолжала оставаться в статусе невесты, то есть в состоянии «переходного» периода, маркированном прической и украшениями, до рождения первого ребенка (у кудинских, верхоленских, ольхонских, баргузинских бурят) или до наступления первой беременности (у тункинских бурят). Именно эти события санкционировали переход невесты в новый социально-возрастной статус, который маркировался сменой девичьей прически и украшений на женские. Поэтому у многих групп бурят обряд укээ закака (смена девичьей прически и украшений на женские) часто происходил по прошествии длительного времени после основных свадебных церемоний.
Таким образом, свадебные украшения бурят, являясь «текстом культуры», обладают синкретичной структурой семиотических функций, существующих синхронно в той или иной этнолокальной группе. У различных групп бурят свадебные украшения различались составом, формой, техникой исполнения, орнаментальными мотивами, выступая этническим знаком локальной культуры. В качестве свадебных украшений, зачастую синхронно у одной и той же локальной группы, могли выступать украшения девушки или, что являлось более поздним явлением, украшения замужней женщины. С начала XX в. костюмный комплекс невесты также мог быть синкретичным, совмещающим в себе специфически девичьи и женские украшения (или их детали и способ ношения). Спектр семиотических функций свадебных украшений наиболее ярко реализуется в обрядах, сохранивших архаичную структуру. Полный набор украшений выполнял важнейшую функцию защиты невесты (также и жениха), как существа лиминального, от воздействия злых сил. Вместе с тем, свадебные украшения, и особенно специальные ритуальные, надеваемые невестой для исполнения обряда приобщения к роду жениха, несли в себе продуцирующую символику, были связаны с солярно-лунарным культом, представлениями о жизненной силе, плодородии, творческом начале. Украшения, главным образом головные, (и прическа) являлись основными маркерами обретения невестой нового социально-возрастного статуса, перехода ее в разряд замужних женщин.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бадмаева Р. Д. Одежда и украшения верхоленских бурят // Быт бурят в настоящем и прошлом. — Улан-Удэ: Бурятский филиал СО АН СССР, 1980.
2. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов.— СПб.: Наука, 1993.
3. Балдаев С. П. Бурятские свадебные обряды. — Улан-Удэ: БКНИИ СО АН СССР, 1959.
4. Басаева Н. Д. Семья и брак у бурят. Вторая половина XIX — начало XX века. — Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство, 1991.
5. Галданова Г. Р. Доламаистские верования бурят. — Новосибирск: Издательство «Наука». Сибирское отделение, 1987.
6. Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят. — Улан-Удэ: БКИЗ,
1972.
7. Обряды в традиционной культуре бурят / Отв. ред. Т. Д. Скрынникова. — М.: РАН Издательская фирма «Восточная литература», 2002.
8. Петри Б. Э. Орнамент кудинских бурят / СМАЭ.— Пг., 1918.— Т. V.— Вып. 1.
9. Хангалов М. Н. Собр. соч.— Т. II.— Улан- Удэ: Бурятск. Кн. изд- во, 1959.
10. Хороших П. П. Орнаментальные мотивы на стрелохранилищах ольхонских бурят // Материальная культура и искусство народов Забайкалья.— Улан-Удэ, 1982.
11. Чимытов Б. Р. Этнографические заметки о старом быте цонголов Бурятии // Материальная культура и искусство народов Забайкалья.— Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1982.
