CC BY
39
ВОПРОСЫ ФИЛОЛОГИИ
© 2006 г. Ю.Е. Ларина
СЕМИОТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ТЕРМИНА (НА МАТЕРИАЛЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИИ)
Решение терминологических задач необходимо для науки, которая проявляет постоянный интерес к своему метаязыку. В настоящее время в рамках общей теории терминоведения актуальна проблема изучения и презентации терминологической подсистемы современного русского языка, поскольку перманентно действующие процессы образования терминов в последние годы приняли характер информационного взрыва. Наблюдается небывалая активизация терминотворчества. Для постижения этого процесса важно прежде всего многоаспектное рассмотрение терминированных единиц как особых языковых знаков.
По замечанию Т.В. Булыгиной и А.Д. Шмелева [1, с. 246], вплоть до последнего времени моррисовское трехчастное деление (семантика, син-тактика, прагматика) фигурировало только в общих руководствах по семиотике и в энциклопедических справочниках, а в дескриптивных описаниях конкретных языковых знаков и систем почти не применялось. В последние десять лет положение отчасти изменилось. Однако, насколько нам известно, терминологическая лексика еще не была предметом исследования под этим углом зрения. А что касается ее прагматических свойств, то само их наличие вызывает множество сомнений (так, по А.А. Реформатскому, термин внеэмоционален и объективен, социален, а не индивидуален). Учитывая все это, попытаемся представить свойства термина именно в этой семиотической триаде - семантика, синтактика, прагматика, причем наибольшее внимание отведем (по указанной причине) именно прагматике.
Как известно, семантика имеет дело с отношением знаков к их десигнатам и тем самым - к объектам, которые они обозначают (денотируют) или могут обозначать (денотировать). Термины семантики, по Ч. Моррису [2, с. 43-44, 54], - это «означает» и «денотирует» (в отличие от терминов синтактики - «имплицирует» и прагматики - «выражает»).
Терминолексика, как известно, по преимуществу представлена именами. Основоположники семиотики относили имена к характеризующим знакам. Семантика существительного обращена к миру как объекту познания и описания, причем существительные в большей степени связаны с номинацией (в отличие от глаголов). Ср.: «...часть языковых знаков, например имена существительные, непосредственно соотнесены с реальными предметами и явлениями, так сказать, когнитивно ориентированы, тогда как другие (глаголы) часто ориентированы на коммуникативное употреб-
ление» [3, с. 53]. Когнитивная ориентированность имени предопределяет и его многозначность, ибо свойство лексической многозначности есть отражение связей предметов и явлений окружающего мира. В связи с этим «взыскуемая» однозначность термина (как норма) представляется недостижимым идеалом. Ср. контекстную антонимию «термин - полисемичное слово» в статье, определяющей специфику терминолексики: «Если задано строго однозначное соответствие слова с некоторой реалией, то оно приобретает свойство термина. Когда такого соответствия нет и слово связывается с разными, но схожими по каким-либо признакам реалиями, оно становится полисемичным...» [4, с. 62].
Однако метонимические переносы наименований в лингвистической терминологии не исключение, а, скорее, правило (ср. двузначность таких терминов, как грамматика, фонетика, фразеология и под., основанную на том, что метаязык языкознания в значительной своей части строится на основе тех же единиц, что и язык-объект, т.е. имеет с ним единую тождественную субстанцию). Впрочем, по данным И. Куликовой и Д. Салминой [5, с. 30], многозначных (в основном - двузначных) терминов в лингвистической терминологии 4-10 %, что ни в какое сравнение не идет с долей полисемии в естественном языке.
Иногда лингвистов не устраивает исконная двузначность терминов. Так, термин «реалия» используется, как и большинство лингвистических терминов, в двух значениях: 1) предмет, вещь, факт, существующие в реальной жизни и характерные для соответствующей национальной культуры; 2) слово или словосочетание, которыми обозначается этот предмет. С.Г. Николаев предлагает под реалией понимать только объект, обозначаемый словом; сами же слова относить к «безэквивалентной лексике» [6, с. 143-144]. Однако гораздо более широко распространено использование переводоведческого термина «реалия» в обоих значениях.
К семантическим свойствам термина относят и так называемую «строгость» значения. Тем не менее строгая определенность значения термина, будучи свойством, казалось бы, совершенно необходимым для успешного развития науки, нарушается не менее часто, чем требование однозначности термина. Еще Ф. де Соссюр [7, с. 105] писал, что «в области языка всегда довольствовались операциями над единицами, как следует не определенными». А.В. Лемов [8, с. 15] остроумно заметил, что, «применяя в жизни слова общеупотребительного языка, люди почти всегда понимают друг друга, ученые же довольно часто не могут договориться о значениях научных слов». То есть противопоставление по степени строгости и точности слов обычного языка и научных терминов вряд ли будет в пользу последних.
Если использовать терминологию семиотических систем, то термины, как знаковые единицы, характеризуются собственной синтактикой. Существенным моментом концептуальных фокусов семантики и прагматики является то, что обе эти области семиотики направлены на внешние по от-
ношению к языку объекты и эта экстралингвистическая направленность их роднит и отличает от синтактики. Конечно, особенности синтактики являются производными от семантики: именно семантика диктует характерную сочетаемость (хотя, естественно, сама семантика эксплицируется не иначе, чем в характерной сочетаемости). Так, возможность антитетической конструкции, где противопоставляются (сопоставляются) терминологические единицы, основана на особенностях их смыслового содержания.
В трудах по терминоведению общим местом стало утверждение о том, что термины противопоставлены словам общего языка тем, что лишены коннотативных компонентов, включающих разного рода дополнительные созначения: эмоционально-оценочные, стилистические, экспрессивные. При этом признается, что коннотация имеет психолингвистическую природу и порождается узусом. «Есть специальные области мысли - и такой является прежде всего наука, - для которых психологическая окраска слова имеет минимальное значение. В этих областях все подчинено задаче интеллектуального (логического) познания действительности», - писал Л.А. Булаховский [9, с. 22]. В общем, это, конечно, верное положение, однако сравним анализ того, как в русской грамматической науке принято характеризовать деклинальные существительные, находящиеся вне системы именного словоизменения: «Несклоняемым существительным „повезло" с экспрессивными определениями негативного характера: их называли „бесформенными", „морфологически пустыми", „дефектными", „ущербными" и даже - „потерпевшими морфологическую аварию"» [10, с. 4]. Как видим, даже объекты грамматического описания характеризуются в высшей степени эмоционально и оценочно.
Часто утверждается, что содержание термина исчерпывается понятием, что только в терминолексике семантика равна чистому сигнификату, т.е. предельно абстрактна. Наиболее существенным признаком термина принято считать точное соотношение слова и понятия. «Как единица логоса, термин в своих референциях характеризуется логической и предметной направленностью, интенцией на вещь и на понятие» [11, с. 7].
Как известно, организующим началом, выражающим сущность прагматики, является категория оценки [12]. Лексические единицы, имеющие прагматический компонент значения, в отличие от слов с нулевой прагматикой, имеют более сложную, двучленную структуру, включающую модальную рамку; единицы, имеющие прагматический компонент значения, не только понимаются, но и переживаются, выполняя одновременно коммуникативную и оценочную функции.
Различие в концептуальных фокусах семантики и прагматики состоит в том, что семантика обращена к внешнему миру как объекту познания и описания, а прагматика - к тем элементам этого мира, которые связаны с деятельностью человека, а значит - с оценкой информации о мире. Прагматика по сути своей оценочна и субъективна (точнее, она представляет объ-
ективные сущности как субъективные). Если опираться на это различие семантики и прагматики, то может показаться, что термины, в которых отражена объективная данность, а не субъективный взгляд на природу денотата, нельзя отнести к прагматически значимым. Однако синонимические отношения в сфере терминологии неминуемо приводят к формированию у компонентов синонимического ряда прагматических приращений (а не только семантических различий). Так, в рамках лингвистических дисциплин, изучающих различные аспекты межкультурной коммуникации, было сформировано более десятка терминологических и «полутерминологических» наименований для тех элементов, которые затрудняют процесс межкультурной коммуникации: экзотизмы, реалии, безэквивалентная лексика, фоновая лексика, ксенизмы, ориентализмы, этномаркированная лексика, лакуны, пробелы в речевых моделях, темные места, пропуски и т.п. Семантические различия единиц данного терминологического ряда опираются в том числе и на внутреннюю форму. Так, термин «лакуна» акцентирует (своей внутренней формой) идею отсутствия, пропуска, невосполненности (от латинского lacuna - впадина, полость), термин «реалия» опирается в реализации своей семантики на латинское прилагательное realis - «истинный, действительный, вещественный».
Однако у этих терминов различаются не только оттенки значения, но и прагматические компоненты. Ср. характерное замечание о том, что греци-зированный термин «ксенизм» неудобен тем, что коннотирует такие компоненты категории «чужого», как «отталкивающее», «внушающее страх» [13, с. 95]. Термин «экзотизм» (во всяком случае - в одной из трактовок, отраженной, в частности, в «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой), соотносится со смыслом «чуждый, непривычный для европейца», и потому этот термин часто отвергается не только из стремления к семантической точности, но и по причине отрицательной прагматики (связанной с «чуждостью» для европейца).
В лексикологии разграничение слов иноязычного происхождения по степени ассимиляции в языке-рецепторе опирается на различие терминов «заимствование», «варваризм», «макаронизм». Последние два термина часто коннотируют отрицательную прагматику. У термина «варваризм» она связана, естественно, с этимологией, ибо «варвар» тесно связывается с понятиями «невежественный», «грубый», «насильственный».
Нередко прагматически окрашены новые лингвистические термины иноязычного происхождения. Известно, что при употреблении малопонятных заимствований наблюдается эффект информационной опустошенности текста. Это же справедливо и для перенасыщенных иноязычной терминологией научных текстов. Есть авторы, стиль которых отличается обильным использованием малопонятных (вследствие новизны и иноязычности) слов, причем эти слова не разъясняются читателю (с помощью примеча-
ний, подстрочных комментариев, сносок, вводных оборотов, переводов и проч.).
Как и общество в целом, сегодня научное сообщество делится на сторонников свободного выбора из всех (русскоязычных и иноязычных) вариантов и сторонников жестких (в разной степени) мер, которые должны способствовать приоритету русского слова. Ср.: «Вообще русистам давно нужно как следует подумать об упорядочении своей терминологии и освобождении ее по возможности от иностранного „мусора" вроде новомодных словечек типа дискурс, парадигма» [14, с. 101]. Примечательно, что у известного лексикографа и лингвиста, который в течение нескольких десятилетий редактировал журнал «Русский язык в школе», отторжение вызывают слова, зафиксированные в Лингвистическом энциклопедическом словаре (дискурс) и в энциклопедии «Русский язык» (парадигма).
Ср. замечание В.В. Колесова [15, с. 202]: «Чужое слово не имеет образа ясного всем, и потому так пластично!.. Так и хочется передать им всякие мысли, которые приходят в голову. А приблизительные мысли легче всего облечь в иностранное слово, ведь все вокруг понимают его, как и ты, приблизительно». Но вряд ли это рассуждение, в целом верно рисующее психолингвистические причины использования иноязычных слов, в полной мере справедливо по отношению к языку науки, где для специалиста одинаково внятны и исконное, и заимствованное, а для непосвященного весь текст кажется написанным на иностранном языке.
В цитированном фрагменте из текста Н.М. Шанского для нас важно и слово «новомодный», ибо в нем содержится признание того, что терминология подвластна влиянию таких категорий, как мода и престиж. Эти категории связаны с психологией носителей языка, с их вкусовыми предпочтениями, с меняющимися представлении об эффективном использовании языка. В научных терминосферах они напрямую связаны со сменой приоритетных концепций. Так, в период почти тотального господства соссю-ровского представления о произвольности (немотивированности) знака, о символической связи означаемого и означающего идеи Ч. Морриса об ико-низме языкового знака были основательно подзабыты. Семиологический «портрет языка», нарисованный Ф. де Соссюром, принимался безоговорочно и оставлял в тени все проявления иконизма, присущие естественным языкам. С 70-х гг. ХХ в., напротив, писать об иконизме, который создает психологически благоприятную почву для пользования языковыми знаками вследствие «прозрачности», мотивированности последних, становится для одних своего рода признаком хорошего тона в науке, для других - данью моде. Начинается «мода на иконизм», а значит - на соответствующую терминологию.
Научная терминология заведомо небезразлична к таким категориям, как «свое» / «чужое», ибо научные изыскания в гуманитарных областях знания - это по сути постоянный поиск аргументов в пользу «своего» тер-
мина как наиболее адекватно выражающего понятие, это утверждение «своего» понимания уже существующего (общего) термина. Отношением к категории «свой» / «чужой» определяется и такое свойство термина, как конвенциальность. Под конвенциальностью обычно имеют в виду согласие по меньшей мере нескольких ученых признать термин - принять предложенную одним из них форму выражения научного понятия. Вообще терминология существует благодаря некоторому «общественному договору» специалистов, который, однако, постоянно пересматривается. Как известно, возможность сознательного введения новых терминов и принятие на основе договоренности того или иного термина есть одно из важнейших свойств языка науки.
В истории лингвистики можно указать единичные случаи, когда будущий термин первоначально возникал как оценка. Так, термин младограмматизм первоначально был ироничной характеристикой (младограмматиками, вслед за Ф. Царнке, стали называть группу молодых ученых Лейпцигского университета, которые со свойственной молодости задором и категоричностью отстаивали идеи психологического направления и при этом резко критиковали даже своих учителей). «Но в интеллектуальной атмосфере науки экспрессия достаточно быстро утратилась и слово получило статус термина», - отмечают И. Куликова и Д. Салмина [5, с. 47]. Однако вряд ли изначальная оценочность утратилась бесследно. Этот термин, как и ряд других, обладает прагматическим созначением. И этому обстоятельству вовсе не препятствует их закрепленность в языковедческой терминосистеме, прочное укоренение в научном обиходе.
Таким образом, требование «интеллектуальной чистоты», предъявляемое термину, вряд ли осуществимо в полной мере. Полная «отрешенность» от образных и эмоциональных переживаний недостижима в силу того, что термин есть слово в лексической системе естественного языка, а значит, все знаковые свойства - семантика, синтактика и прагматика - присущи и ему.
Литература и примечания
1. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.
2. Моррис Ч. Основания теории знаков // Семиотика. М., 1983.
3. Леонтьев А.А. Психолингвистический аспект языкового значения // Принципы и методы семантических исследований. М., 1976.
4. Пигалева И.Р. Специфика лингвосемантической корреляции термин / не термин // История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания. Вып. 3: Семантика. Грамматика. Стиль. Текст: Материалы Междунар. науч. конф. Ростов н/Д; Адлер, 2003.
5. Куликова И., Салмина Д. Введение в металингвистику. Лингвистическая терминология в коммуникативно-прагматическом аспекте. СПб., 2002.
6. Николаев С.Г. Феноменология билингвизма в творчестве русских поэтов: Онтологические, корреляционные и функциональные характеристики иноязычия в поэзии. Ростов н/Д, 2005.
7. Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики. М., 1933.
8. Лемов А.В. Система, структура и функционирование научного термина (на материале русской лингвистической терминологии): Автореф. дис. ... д-ра. филол. наук. Н. Новгород, 2000.
9. Булаховский Л.А. Введение в языкознание. Ч. 2. М., 1963.
10. Астен Т.Б. Аналитизм в морфологии имени: когнитивный и прагматический аспекты. Ростов н/Д, 2003.
11. Буянова Л.Ю. Термин как единица логоса. Краснодар, 2002.
12. Поскольку язык науки есть феномен деятельности языковой личности, оце-ночность вовсе не чужда специальному тексту и научному стилю в целом. Об этом выразительно сказано в повести А.П. Чехова «Черный монах» - в эпизоде, когда Коврин знакомится со статьями ученого-садовода Песоцкого: «У одной (статьи) было такое заглавие: „О промежуточной культуре", у другой: „Несколько слов по поводу заметки г. Z о перештыковке почвы под новый сад ", у третьей: „Еще об окулировке спящим глазком " - и все в таком роде. Но какой непокойный, неровный тон, какой нервный, почти болезненный задор! Вот статья, кажется, с самым мирным заглавием и безразличным содержанием: говорится в ней о русской антоновской яблоне. Но начинает Егор Семенович „аи<ИаШг аНега pars" (пусть выслушают и другую сторону) и кончает „sapienti sat" (умному достаточно), а между этими изречениями целый фонтан разных ядовитых слов по адресу „ученого невежества наших патентованных гг. садоводов, наблюдающих природу с высоты своих кафедр"... „Дело красивое, милое, здоровое, но и тут страсти и война ", - подумал Коврин...»
13. Донец П.Н. К вопросу об исследовательской единице межкультурной коммуникации // Вопросы языкознания. 2004. № 6.
14. Шанский Н.М. Русский язык и телевидение сегодня: (Рецензия на: Васильев А.Д. Слово в российском телеэфире: Очерки новейшего словоупотребления) // Русский язык в школе. 2004. № 5. С. 100-102.
15. КолесовВ.В. Язык и ментальность. СПб., 2004.
Ростовский государственный строительный университет 6 октября 2006 г.
© 2006 г. Г.Г. Курегян
ТРАДИЦИИ И НОВАЦИИ В ЛИНГВОПРАГМАТИЧЕСКОМ ОСМЫСЛЕНИИ ОКСЮМОРОНА
В языке существует еще немало явлений, требующих расширенного исследования, а также в ряде случаев - новаторского рассмотрения. При этом важно верно определить специфику изучаемого объекта, не искажая традиционного понимания и не утрачивая связи с уже сформировавшимся мнением об исследуемом. Именно таким образом, с одной стороны, мы пытаемся увидеть в оксюмороне единицу аналитического типа, а с дру-
