CC BY
58
В документе выдерживается требование, касающееся характера семантики языковых единиц: в употребляемых им лексических средствах выражен денотативный компонент семантики (водопровод, колонка, начальник коммунального хозяйства и т.д.), широко используется лексика абстрактного характера (подключение, содействие, обращение, возможность, подвоз, водопроводная сеть и т.д.), употреблены определенноличные предложения, в которых четко выражен волюн-тативный компонент (прошу оказать содействие, прошу разобраться); в тексте практически отсутствуют эмоционально-экспрессивные средства (кроме слова целое (лето), являющегося интенсивом). Все это придает используемым единицам официальный характер.
Автор Текста 2 в основном владеет этико-речевыми нормами деловой коммуникации, что позволяет ему установить необходимые границы коммуникативной дистанции на отдаление. Такая установка предполагает отсутствие обращения, отказ от коммуникативных ходов благодарности, извинения, выражения позитивного отношения к адресату (кроме использования Вы-обращения, подчеркивающего уважительное отношение к адресату).
Однако, несмотря на то, что автор осознает характер коммуникативной ситуации, он, тем не менее, допускает целый ряд отклонений от канонов деловой коммуникации, вызванных некорректным использованием ЕОФЯ. Так, автор достаточно широко использует средства разговорного характера: лексические (водовозка), морфологические (занимается водопроводами) и особенно синтаксические (нарушаются правила управления — разобраться по заявлению, обращение начальнику коммунального хозяйства; порядок слов — прошу Вас убедительно, по этой улице уже проходит водопровод; используются предложения разговорного
характера — подвоз воды — целое лето возила водовозка; конструкция с косвенной речью — сказал, что возможность есть и др.). Автор допускает пунктуационные ошибки. На текстовом уровне недостаточно последовательно раскрывается содержание. Не все из приводимых фактов обладают признаком релевантности (например, факты, касающиеся решения личных вопросов должностным лицом, а также факт наличия водопровода у соседей). Логико-композиционная структура текста также выдерживается недостаточно строго: наблюдается повтор одной и той же части текста (просьбы), сбои в аргументации (тезис — необходимость подведения водопровода к дому — обосновывается недостаточно последовательно: основной аргумент — состояние здоровья автора — приводится в последнюю очередь; дополнительные аргументы — факт проведения водопровода на улице, где проживает автор, мнение специалиста о возможности подключения водопровода к его дому — не выстроены в определенную систему, автор не использует вербальных средств связи). В итоге мы имеем деловой текст, в котором сочетаются признаки деловой и обыденной речи, и это позволяет говорить о нем как о контаминированном тексте полуофициального характера. Дополнительным аргументом в пользу такой его квалификации выступает факт исполнения документа на тетрадном листе, вручную.
Таким образом, вводя понятие единицы официального функционирования языка, мы можем более точно, полно и детально произвести анализ официального характера текста, определить специфику реализации тенденций официализации и деофициализации и тем самым приблизиться к выяснению механизмов генезиса и функционирования делового языка.
Библиографический список
1. Валгина, Н. С. Теория текста: учеб. пособие / Н. С. Валгина. — М.: Логос, 2003.
2. Голев, Н. Д. Юридизация естественного языка как юридическая проблема / Н. Д. Голев // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии межвуз. сб. науч. ст. / Под ред. Н. Д. Голева. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000.
3. Губаева, Т. В. Официально-деловая речь: стилистические исследования последних десятилетий / Т. В. Губаева // в1у!181ука. —
1997. — Вып. VI: Русская стилистика.
4. Дымарский, М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX — XX вв.): Монография / М.Я. Дымарский. — М.: Эдиториал УРСС, 2001.
5. Косериу, Э. Синхрония, диахрония и история / Э. Косериу // Новое в лингвистике. — М.: Изд-во иностр. лит., 1963. — Вып. 3.
6. Культура русской речи. Энциклопедический словарь-справочник / Под общ. рук. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева. — М.: Флинта: Наука, 2003.
Радченко, В. В. Архитектоника делового письма (сопоставительный анализ английской, немецкой и русской деловой корреспонденции): автореф. дис. ... канд. филол. наук / В. В. Радченко. — Пятигорск, 2005.
Русский язык и советское общество. Социолого-лингвистическое исследование / Под ред. М. В. Панова.- М., 1968. — Кн. 1. Степанов, Г. В. О двух аспектах понятия языковой нормы (на испанском материале) / Г. В. Степанов // Методы сравнительно-сопоставительного изучения современных романских языков: сб. ст. / Под ред. М. А. Бородиной и М. С. Гурычевой. — М.: Наука, 1966.
Статья поступила в редакцию 10.11.08.
7.
УДК 398.91
Н.Р. Ойноткинова, канд. филол. наук., с.н.с. Института филологии СО РАН, г. Новосибирск, Новосибирская область
В СТРУКТУРЕ АЛТАЙСКИХ ПОСЛОВИЦ
Рассматривается проблема системного изучения образно-лексической структуры фольклорных текстов. Делается вывод, что в основе тропов и фигур речи в структуре алтайских пословиц лежат определенные ассоциативные образы и стереотипные представления о них, и на основе этого выявляется семантика образов, выступающих в качестве антропоморфной метафоры, характеризующей человека, и определяется их основные функции.
Ключевые слова: метафора, тропы и фигуры речи, образно-лексическая структура алтайских пословиц, аллегория, образ, апперцепция, стереотип мышления.
Образно-лексическая структура алтайских пословиц, тью филологии. В фольклористике до недавнего вре-их поэтика до сих пор остаются малоизученной облас- мени при анализе образно-лексической структуры фоль-
890002303101012301895302015332420101
клорных текстов превалировал «номенклатурный» способ исследования. В своих трудах ученые лишь перечисляли различные образные средства, встречающиеся в тех или иных жанрах. Необходимость в такого рода исследованиях в настоящее время исчезла, поскольку установление «номенклатуры» употребляющихся в том или ином жанре художественных средств не способствует выявлению жанровых особенностей произведений фольклора. При описании образной системы того или иного жанра важно осмысление того, насколько важны те или иные изобразительно-выразительные средства в совокупности или каждое в отдельности в создании образности того или иного жанра и какие функции они выполняют.
Для образно-лексической структуры алтайских пословиц характерны различные тропы и фигуры речи: метафора, сравнение, образный параллелизм, эпитет, метонимия, гипербола, литота и перифраза. Любой троп — это иносказание (в самом широком понимании этого термина), он создает ассоциацию, сквозь которую действительность, воспринимаемая сознанием, воплощается в языковой форме. Ассоциации, возбуждаемые в процессе формирования любого тропа — метафоры, метонимии, гиперболы и т.п., дают основание, усматривая сходство или смежность между гетерогенными сущностями, устанавливать их аналогию...» [1, с. 173]. В основе любых тропов лежат различные образы из реальной действительности: природные реалии, животные, растения и предметы. Образ представляет собой чувственно воспринимаемое представление о предмете или явлении. Он является «продуктом» восприятия окружающей действительности, т.е. апперцепции, и представляет собой категорию сознания. Это «результат воспроизведения уже возникших представлений, воспринятых, отраженных в сознании явлений действительности с помощью каких-либо материальных средств» [2, с. 260].
В речемыслительной деятельности человека актуализируются определенные мыслительные образы и представления о них, служащие основой при создании пословичного текста. Ряд образов повторяется в совершенно разных по смыслу пословицах, что является показателем стереотипности образов. Анализ этих образов позволяет установить, как человек интерпретирует действительность, какие признаки предметов, лиц или явлений природы он отмечает, как он оценивает их.
Через ассоциативные образы, объективируемые разными тропами и фигурами речи, в пословицах опосредованно и наглядно дается оценочная характеристика человеку, явлению или абстрактному понятию. Определенный пословичный образ может иметь и положительное, и отрицательное значение и расценивается, с точки зрения носителя этнической культуры, как полезный или неполезный для человека. Экспрессивные возможности образов разные. Это зависит от тех представлений и понятий об образе, которые с ним связаны. Выбор тех или иных образов для выражения мысли в пословице обусловлен культурно-практическим опытом этноса и условиями его проживания.
В образе отображаются стереотипы, типовые национально-культурные ситуации, в них присутствуют нравственные установки, образующие «язык культуры». Их понимание и интерпретация не ограничиваются знанием языка, предполагая еще и обращение к внетекстовым знаниям. Исследование этого отображения осуществляется через образное основание внутренней формы паремий, через экспрессивный и оценочный компоненты значения. Под стереотипом мы, вслед за Е. Бартминьским, понимаем «представление о предмете, сформировавшееся в рамках определенного коллективного опыта и определяющее то, что этот пред-
мет собой представляет, как он выглядит, как действует, как воспринимается человеком и т.п.» [3, с. 68].
В структуре пословиц самым распространенным тропом является метафора, в частности, антропоморфная метафора, характеризующая человека. Цель этой публикации — выявление в алтайских пословицах семантики образов, выступающих в качестве антропоморфной метафоры.
Метафора — это «троп, или механизм речи, суть которого состоит в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п., для характеризации или наименования объекта, входящего в другой класс, либо наименование другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении» [4, с. 296]. Значение метафоры существенно зависит от речевого контекста и в основе данного языкового явления лежит когнитивный, речемыслительный процесс. Метафора выступает особым механизмом наименования. В ее основе лежит принцип отождествления человека с предметами, животными и явлениями окружающей действительности.
Большинство пословиц, содержащих антропоморфную метафору, представляет собой развернутые метафорические тексты, или аллегории. Аллегория — это «иносказание, изображение отвлеченной идеи посредством конкретного, отчетливо представляемого образа» [5, с. 16]. Их смысл бывает тёмным, скрытым за внутренней формой этих текстов. Для раскрытия сути аллегорической пословицы нужно обращаться к семантике самих образов, которые вошли в текст и выполняют функции различных культурных знаков — стереотипов, эталонов, символов, мифологем и т.п.
Итак, рассмотрим семантические разновидности образов, лежащие в основе антропоморфной метафоры, в алтайских пословицах.
1. Образы из животного мира. Самую обширную группу номинативных (субстантивных) метафор в пословицах составляют зоонимы. Ассоциативное сопоставление человека с животными является наиболее действенным экспрессивным средством языка. Частое их использование для характеристики человека, возможно, обусловлено внелингвистическими причинами: специфическими природно-географическими факторами и особенностями трудовой деятельности народа. По мнению Е.А. Гутман и М.И. Черемисиной, из живых существ только животные подобно человеку обладают собственными повадками, каждому из них присущ собственный образ жизни и тип поведения. Поэтому зооморфизмы часто применяются для образного представления духовного облика человека и особенностей его поведения [6, с. 42]. Наблюдения над поведением, привычками и внешним обликом животных по-своему преломляются в сознании носителей разных языков, в которых складываются свои специфические системы зоо-семических образов. Одни и те же животные в разных языках олицетворяют нередко совершенно разные качества и служат для характеристики человека по разным, иногда даже прямо противоположным признакам.
Исследование Е. Гурбиша на материале русских и польских пословиц показало, что в разных языках в субстантивных зооморфных метафорах выделяются разные коннотативные признаки характеризуемого субъекта-человека: 1) психические характеристики: а) умственные способности — глупый, тупой, неопытный, простоватый и т.д.; б) черты характера — добрый, робкий, тихий, веселый, упрямый, ленивый, грубый и т.д.; 2) физические: а) состояние организма — крепкий, сильный, здоровый; б) размеры тела — толстый, большой, маленький и т.д.; в) внешняя активность — неповоротливый, неуклюжий, неловкий, медлительный; резвый, бойкий, подвижный; обладающий
неприятным голосом, обладающий сильным голосом [7, с. 8-9].
В алтайских пословицах в метафорических значениях зоонимов, или в зоосемизмах, актуализируются признаки сходства человека и животного в следующих аспектах: 1) особенности поведения и черты характера; 2) умственные качества; 3) физические качества. Отдельную подгруппу составляют зооморфизмы, обозначающие социальные понятия.
Главным занятием алтайцев было кочевое скотоводство и охота, поэтому для их паремий характерны наименования домашних и диких животных, таких как: ат ‘конь’, бука ‘бык’, уй ‘корова’, эчки ‘коза’, теке ‘козел’, кой ‘овца’, куча ‘баран’, бозу ‘теленок’, улак ‘козленок’, кураан ‘ягненок’, тоо ‘верблюд’, ийт ‘собака’; ап ‘зверь’, бору ‘волк’, тулку ‘лиса’, айу ‘медведь’, борсук ‘барсук’, шулузун ‘рысь’; кускун ‘ворон’, муркут ‘беркут’, томуртка ‘дятел’, сапыскан ‘сорока’ и т.д. Встречаются также, хотя и редко, названия животных, которых нет в местной фауне, например, бар ‘тигр’, эштек ‘осел’.
Часто в алтайских пословицах через описание повадок животных иносказательно характеризуется поведение и черты характера человека. Так, например, пословицы с образами быка или козла аллегорически изображают безрассудные действия человека, находящегося в состоянии эмоционального срыва. Злой, разъяренный человек ассоциируется с быком (бука), который в восприятии человека представляется буйным, сильным животным: Буканып тумчугын іудругьтла уйттебе ‘В нос быка кулаком не тычь’; Коомой бука балкашты бойынып бажына чачар ‘Негодный бык сам грязь на свою голову забрасывает’ (сила без ума сама себе вредит). Эти ал легория звучит как предупреждение не связываться со злым, буйным человеком — он может нанести физический ущерб.
Козел (теке) - резвое, самовольное, глупое животное, поэтому в пословицах с ним отождествляется эмоционально неуравновешенный человек: Кокуген теке таш сузер (5) ‘Резвый козел камень забодает’; Кокуген теке таш сузер, / Ачынган бука агаш мопдоор (14) ‘Резвая коза камень бодает, / Сердитый бык дерево бодает’ (о сердитом человеке крепкого телосложения, который в гневе может совершать безрассудные поступки).
Образ зверя (ап) вообще в пословицах часто служит для аллегорического изображения «дикого», невоспитанного, злого человека: Казыр ап сырмактарын кцргяспеске чыданбайтан (29) ‘Свирепому зверю не терпится когти свои показать’.
Олицетворением зла считается волк-хищник, поэтому в ситуации, когда замечают, что ребенок вырастает таким же злым, как и его родители, говорят: Борудеп эчки бутпес ‘От волка коза не родится’ (т.е. у злого кроткий не родится); Борунип балазы да бору болор ‘Дитя волка волком и станет’ (дитя злого злым и станет).
Образ ворона (кускун) в фольклоре алтайцев имеет негативную окраску. Он связан с потусторонним миром, со злом. С ним в алтайской пословице отождествляется злой человек: Кускун азыразап - козип ойор ‘Вырастишь ворона — глаза твои выклюет’; Кускун кускуннып козин ойбос ‘Ворон ворону глаза не клюет’. В образах вороны и сороки могут быть воплощены болтуны и сплетники: Каргаа ла сапыскан билбес ]ажыт ]ок ‘Нет такой тайны, которую бы ворона и сорока не знали’.
Человеческая хитрость у многих народов приписывается лисе. Так и у алтайцев: Тулку тун конор - ]олды табар ‘Лиса ночь переночует - дорогу найдет’; Сумелу тулкучек кемди мекелебеген ‘Хитрая лисичка кого только не обхитрила’.
Змея Оылан) олицетворяет коварство, двуличие. Это послужило образной основой для следующего изрече-
ния: Кирзе — май, чыкса — ]ылан ‘Войдет — масло, выйдет — змея’. Выражение ‘менять шкуру’, представленное в следующей пословице, означает ‘быть непостоянным, двуличным’: Jылан терезин ]ылдьт солы-ыр ‘Змея свою шкуру каждый год меняет’.
Собака, несмотря на то, что является помощником скотовода и непременным спутником алтайских кочевий, в сознании алтайцев воспринимается отрицательно, как существо, живущее на улице, лающее на прохожих, которому присущи такие качества, как глупость, лень, злость. Образ собаки в пословицах представлен в разных ситуациях, отражающих ее поведение. Ее отрицательные качества значительно преобладают над положительными: Унчукпас ийтке туттурар ‘Безответного собака схватит’; Ийтке тепши салган кижи, / Бойынып колын тиштедер ‘Человек, собаке в чашку еду положивший, / Сам свою руку даст откусить’; Бир ийт коруп урзе, / Экинчизи бодоп урер ‘Если одна собака лает, / Вторая вслед за ней лает’; Jалку ийт куй-ругын айбылаар ‘Ленивая собака свой хвост просит [вместо себя пойти поработать]’. Здесь лексема куйрук ‘хвост’ имеет метафорическое значение: она обозначает человека, которого обычно просят сделать вместо кого-нибудь какую-либо работу.
Воплощением глупости считается барсук. Так, в следующей пословице с барсуком отождествляется глупый человек, с зайцем — трусливый: Борсук кал^анын бодонбос ‘Барсук своей лысины не замечает’. Эта пословица употребляется тогда, когда нужно укротить хвастуна или самоуверенного человека. Слово «лысина» употреблено в значении недостатков человека. Происхождение этой пословицы связано с мифом о животных, в котором повествуется: «Жили шестеро братьев: лев, тигр, медведь, барсук, волк и лиса. Однажды они пошли охотиться. Увидев лежачего марала, они заспорили: кто первым нападет на него. Барсук сказал, что он пойдет первым, так как он старше других. Когда он шел на марала, спросил у других братьев: какой у него хвост, глаза. Звери ответили: «Хвост торчит, глаза сузились». Пока он дожидался ответа, марал вскочил и ударил по лбу барсука задними копытами и убежал. Все звери засмеялись. Лев, досадуя, сказал: «Барсук сам не предвидел, что лысым останется» (Борсук пойынып кал]анын билинбес). Отсюда и появилось это изречение.
Из всех птиц глупость характерна только дятлу (томуртка), например: Топ агашты чокыган томыр-ткада сагыш ]ок ‘У дятла, стучащего по мерзлому дереву, ума нет’ (ср. с русским выражением «долбит как дятел», т.е. много раз повторяет одно и то же. Так говорится о человеке, неосознанно исполняющем какую-нибудь работу.
Образ коня — один из самых распространенных в тюркских пословицах. Он встречается в пословицах как с прямыми значениями, так и с переносными. Его образ служит для характеристики ленивого или трудолюбивого человека, например: Jакшы ат ]арышта, / Jаман ат !адында ‘Хороший конь состязается, / Плохой конь лежит’. Первая часть этой пословицы напоминает о скачках — традиционном виде спорта у алтайцев.
Верблюд (тоо) в сознании алтайцев — это животное, изначально имеющее изъян — горб. В быту он служит средством для перевозки тяжестей. В аллегорическом изречении его образ использован по отношению к человеку, имеющему свои какие-либо недостатки (физические и умственные): Кертеш ле неме тоо эмес ‘Не всякий горбатый — верблюд’. Смысл ее можно интерпретировать так: тот, кто имеет свои недостатки, не всегда должен быть виноватым.
С маленьким, неопытным, физически слабым человеком отождествляется лягушка, а также детеныши
других животных: Бойыныг ]ерин бозу да билер ‘Свое место даже теленок знает’; Бака да болзо байрамду ‘Даже у лягушки бывает праздник’; Баканыг тери колго туза ‘Пот лягушки для озера полезен’. Смысл этой паремии состоит в следующем: даже маленький человек может приносить пользу обществу.
В алтайских пословицах для контрастной характеристики часто используются два зоонима, которые выражают отношения противопоставления или соответствия, при этом у метафорических образов выделяются признаки одного порядка: большой—маленький, силь-ный—слабый. Так, в следующем изречении образы козленка и ястреба использованы для смыслового контраста: ястреб символизирует сильного человека, а козленок - маленького и слабого: Уулак телегеннип колоткозине топгон ‘Козленок от тени ястреба застыл’.
Часто в пословичных аллегориях человеческое общество сопоставляется со стадом животных. Так, в следующей пословице с жеребцом (айгыр) отождествляется руководитель, правитель общества, а со скотом (мал) — сообщество людей: Айгыры ]ок мал чачылчап ‘Без жеребца табун быстро разбредается’. То есть без руководителя общество не может долго существовать.
У алтайцев-скотоводов, как и у других народов, существуют определенные представления о мелкорогатой скотине. У них, так называемый, «белый скот» (ак мал) ценится выше, чем «черная скотина» (кара мал). Это, несомненно, связано с ценностным подходом: мясо и шерсть овец лучше, чем у коз. Образ козы (эчки) ассоциируется с непослушным, самовольным человеком, а образ овцы (кой) — с образом кроткого, бестолкового человека: Койы ]окто, кодыр эчки баштайт ‘Когда нет барана, [стадо] ведет паршивая коза’; Кой-лор корой берзе, / Кодырлу эчкиге баштадар ‘Когда овец становится меньше, / Их ведет паршивая коза’. Смысл этих изречений следует понимать следующим образом: когда нет сильного лидера, то общество ведет никчемный слабак.
Некоторые из хищников, например, медведь или волк, олицетворяют враждебные силы для человека: Амтажыган бору алтыны ]иир ‘Повадившийся волк шестерых съест’; Болингенди бору ]иир, / Айрылганды айу ]иир ‘Разделившихся волк съест, / Разошедшихся медведь съест’. Метафора «волк — враг-хищник», как известно, относится к архаичному пласту языка: она присутствует в языке древнетюркских памятников, героических сказаний и т.д.
Итак, зооморфизмы в алтайских пословицах представляют самую обширную группу субстантивных метафор. Они употребляются для иносказательной характеристики поведения, физических или умственных его способностей.
2. Образы из растительного мира: ]иилек ‘ягода’, арба ‘ячмень’, тобого ‘шишка’, кузук ‘орехи’; агаш
‘дерево’, тазыл ‘корень’. Эти образы используются в аллегорических пословицах для обозначения «плодов» человека: его потомства, результатов труда. Образы из растительного мира в алтайских пословицах встречаются меньше, чем образы животных. Например: Куу-лу колдо балык ]ок, / Кургак агашта ]иилек ]ок ‘В мутном озере рыбы нет, / На засохшем дереве плодов нет’; Маажак ]ок арба капкайып калар ‘Ячмень без колосьев торчит’; Тобого моштог ыраак тоголонбос ‘Шишки от кедра недалеко падают’ (ср. с русской пословицей: Яблоко от яблони недалеко падает).
В первых двух пословицах образы засохшего дерева и ячменя без колосьев олицетворяют бесплодного человека, т.е. не имеющего детей, в третьей пословице образ кедра — родителей, образ кедровых шишек — детей.
В следующей пословице метафорой ‘корни человека’ обозначены родственные связи: Агаш тазылы ]ер откуре, / Кижи тазылы эл откуре ‘Корни деревьев по всей земле, / Корни человека по всему народу’.
3. Образы из предметно-вещного мира. Для характеристики человека образы неживых предметов используются гораздо реже. На наш взгляд, это связано с тем, что качества неодушевленных предметов не поддаются уподоблению человеческим качествам. Кроме того, метафорическое отождествление человека с каким-либо предметом звучит в слишком грубой экспрессивной форме. Образы неживых предметов чаще всего употребляются в образных параллелизмах.
Хороший благородный человек, который при любых обстоятельствах сохраняет свои положительные качества, сравнивается с такими металлами, как алтын ‘золото’ и мопун ‘серебро’: Алтынды канча ла кире карартсап , кара болбос ‘Сколько золото ни черни, черным не станет’; Мууске кар ]укпас, / Мупунге тат ]укпас ‘К рогам снег не прилипнет, / К серебру ржавчина не прилипнет’; Мопун татка ]идирбес ‘Серебро не заржавеет’.
С головешкой (турун) отождествляется пассивный человек: Jаwыс турун ]ада куйбес ‘Одна головешка сама лежа не загорится’. Пословица имеет следующий смысл: пассивный человек не добьется успеха.
Яйцо (]умуртка) воплощает в себе внешнюю оболочку человека: Jымыртканы тыштынап ]ектебес ‘Яйцо по виду не бракуют’. То есть по внешнему виду человека нельзя судить о его внутренних качествах.
Таким образом, в основе пословичных аллегорий, характеризующих человека, лежат стереотипные представления об образах какого-нибудь животного, растения или предмета быта. Эти стереотипы представляют собой их описательные характеристики с эмоционально-оценочными компонентами.
Аллегорические пословицы выполняют определенную прагматическую, иносказательную, эмотивно-оце-ночную функцию, в их содержание заложено активное воздействие на адресата.
Библиографический список
1. Телия, В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. — М.: Наука, 1988.
2. Поспелов, Г.Н. Эстетическое и художественное. — М.: Изд-во МГУ, 1965.
3. Бартминьский, Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. — М.: Индрик, 2005. — 528 с.
4. Большой энциклопедический словарь. Языкознание. / Гл. ред. В.Н. Ярцева. — 2-е изд. — М.: Большая российская энциклопедия,
1998.
5. Квятковский, А. Поэтический словарь. — М., 1966.
6. Гутман, Е. А., Черемисина, М. И. Зооморфизмы в современном французском языке в сопоставлении с русским // В помощь преподавателям иностранных языков.- Новосибирск, 1972. — Вып. 3.
7. Гурбиш, Е. Сопоставительный анализ анималистической паремиологии русского и польского языков: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Л., 1982.
Статья поступила в редакцию 23.09.08.
