CC BY
57
СЕМАНТИЧЕСКАЯ РЕДУКЦИЯ ДО НУЛЯ ПРИ ПОРОЖДЕНИИ ЯЗЫКОВОЙ ИГРЫ
М.Ф. Шацкая
Языковая игра как лингвальный феномен непосредственно связана с понятиями норма / аномалия. В статье проводится анализ диктем, аномальность которых заключается в составе конституентов: наличие материально невыраженных и/или семантически редуцированных единиц. Описываются обстоятельства, при которых возможно появление названных выше элементов и виды семантических изменений в них на лексическом и синтаксическом уровнях.
Ключевые слова: актант, аномалия, диктема, норма, семантический нуль, семантический синтаксис, языковая игра.
Языковая игра как лингвальный феномен имеет непосредственное отношение к понятиям норма / аномалия [1-5]. Языковые аномалии - родовой термин «для любого нарушения или отклонения на уровне любого из трех членов постулируемого триединства художественного текста: художественный
мир - язык - текст» [6-11]. Функционирование отдельных языковых / речевых единиц или комплексов целесообразно прослеживать в конструкте, превосходящем их и в количественном, и в качественном плане. Таким более сложным построением является диктема - элементарная единица текста, поставленная в положение особой информационной значимости [12-15]. Диктема универсальна: являясь репрезентантом и устного, и письменного текстов, она позволяет наблюдать и квалифицировать единицы как языка, так и речи. В данной статье проводится анализ диктем, аномальность которых заключена в подборе состава конституентов: некоторые компоненты названной единицы текста по тем или иным причинам становятся либо семантически опустошенными (языковое значение их «затемняется»), либо отсутствуют в формальном плане, а восполнение недостающей информации берут на себя другие слова текста. Это может вести к изменениям как на поверхностном, так и на глубинном уровнях предложения. Материал черпался из произведений современной художественной прозы (С. Довлатов, С. Есин, Ю. Поляков, Е. Попов).
Проблемой нулевых компонентов в поверхностной структуре предложения в языкознании занимались такие ученые, как
А.М. Пешковский, Е.М. Галкина-Федорук, Е.Н. Ширяев, Н С. Валгина, И.А. Мельчук, Я. Паневова, К. Маркова, Н.С. Валгина,
Ю.Т. Долин и др. Асемантичные языковые единицы, сферой наблюдения которых является глубинный уровень предложения, описаны в работах В.Г. Гака, Л. Витгенштейна, Р. Барта, И.Т. Вепревой и др.
В.Г. Гак для обозначения особого типа семиотической асимметрии на уровне высказывания, когда в плане содержания переживаются глубокие чувства, но форма их выражения отсутствует либо она неадекватна, использует термин французского семиолога Р. Барта - «нулевая степень письма».
В.Г. Гак выделяет три типа нулевой номинации: неадекватное высказывание, глоссолалия, молчание. Первый заключается в неадекватности высказывания переживаемым чувствам. «Нулевой» характер обозначения заключается в том, что хотя само по себе высказывание осмысленно, но оно не соответствует ситуации, которая остается без адекватного обозначения. Второй тип - глоссолалия - заключается в повторении бессмысленного набора слов. Третий представляет собой молчание, которое красноречивей порой, чем любые слова, отражает чувства человека [16].
Касаясь вопроса о ненормативной связи между означаемым и означающим, когда в структуре предложения появляются компоненты избыточные, не вносящие ничего нового в высказывание, Л. Витгенштейн писал: «если знак не необходим, то он не имеет значения» [17]. «Несемантичность избыточных элементов объясняет условия их появления и цели их использования» [16, с. 517].
Проводится анализ высказываний, которые возможны при порождении ЯЗЫКОВОЙ игры и которые несут в своем составе материально невыраженные (нулевые) и/или семантически редуцированные компоненты.
1. Лингвисты давно заметили, что развитие некоторых значений происходит путем поглощения количественного или оценочного компонента зависимого слова семным составом главного. В условиях языковой игры при этом происходит элиминирование управляемого слова, набор синтаксических актантов предложения меняется в количественном отношении, но, учитывая законы текстового эллипсиса, актантная рамка высказывания остается без изменений, т. к. сильные синтаксические связи не стираются. «Если же такое опущение обязательного компонента высказывания становится в каком-то случае привычным, то эффект неожиданности исчезает, а вместе с ним уходит и элемент игры» [18]. Устранение обязательного компонента при сильной синтаксической связи дает возможность читателю самостоятельно восстановить его из контекста (стилистически - присутствие фигуры умолчания): Наверное, каждому человеку, смирял себя Веня, надо не только выполнять свое рабочее предназначение, но еще и слыть [19]. Глагол слыть обозначает ‘быть известным в качестве кого-, чего-либо, считаться кем-, чем-либо’ [20]; в качестве его обязательных валентностей должны быть представлены экскорпори-рованные Объект оценки, Оценка / Признак и инкорпорированный Субъект оценки -Аудитория. В данном случае ранговый статус За кадром получает и участник Оценка / Признак.
Похожим функционально является и следующий контекст: Ах, Веня, Веня, а кто, собственно говоря, виноват, что Пылаев возомнил? [19, с. 22]. Глагол возомнить является трехвалентным - ‘составить высокое мнение о себе: Он возомнил себя чуть ли не вторым Мюратом’ [20, т. 1, с. 202]; ср.: ак-тантную рамку составляют Субъект, Объект (в семантическом плане они являются одним лицом, в формальном представлены двумя синтаксическими актантами), Оценка / Признак. За кадром остается участник Оценка / Признак.
Как видим, на поверхностном уровне предложения - синтаксический нуль: актант ненормативно инкорпорирован, его коммуникативный ранг За кадром [21] оправдан только законами языковой игры; на глубинном уровне - семантика предложения статична. Говорить о том, что такой компонент
в семантической структуре предложения все же есть, позволяет присутствие сильной синтаксической связи, нормативная реализация которой в речи предполагает наличие материально выраженного зависимого компонента. Лексическая семантика при этом редуцируется до абсолютного нуля, т. к. присутствующая гипотетичность не может быть поводом признания точного разрешения коммуникативного задания.
2. Конденсация целого текстового комплекса, состоящего из некоторого множества диктем, может также способствовать возникновению семантически неопознаваемых компонентов:
- Был у нас случай в Перми, как один мой дружок с похмелья глаз выпил.
Наташа и ее гостья обеспокоенно переглянулись.
- Глаз? - переспросила хозяйка. - Собственный глаз? [22].
Выпить - ‘проглотить, принять внутрь какую-либо жидкость’ [20, т. 1, с. 270]. Формирование аномального словосочетания разъясняется последующим контекстом: заспиртованный человеческий глаз - экспонат в школьной лаборатории; жидкость была использована в последствии двумя товарищами по несчастью для снятия похмельного синдрома.
И еще. Первое блюдо, огнедышащее харчо, посвятили проблемам современного отечественного кино [23, с. 33]. Отсутствие нужного текстового отрезка ведет к нарушению закона синсемичности - наличию общей семы (синтагмемы), способствующей соединению двух слов ([24, 25; термин синтагмема предложен В.Г. Гаком [16]), однако помогает реализовать синтаксическую связь сема, восстанавливающаяся через цепочку парадигматических связей, в основе которой лежит метонимический перенос: Первое блюдо —► еда —► время, в течение которого происходит принятие пищи —► во время принятия пищи: во время обеда беседовали о —► первое блюдо посвятили обсуждению какой-то темы.
3. Возникновение нулевых элементов в составе поверхностной структуры предложения связано с проблемой т. н. инкорпорированных участников ситуации, выявляемых в результате дифференциации аргументов по отнесенности к тому или иному коммуникативному рангу. Названную квалификацию
получают единицы, имеющие концепт не переменный, как у других актантов, а фиксированный с точностью до лексемы уже в словаре. «Референциальный статус инкорпорированного участника может быть родовым (например, таков статус инкорпорированного участника женщина в концепте ситуации ‘он женат’). Но чаще всего инкорпорированный участник находится в денотативной зависимости от другого участника той же ситуации (например, у глаголов видеть, целовать участник глаза / губы является частью - и денотативно зависит от - того, кто видит / целует) и имеет предопределенную референцию» [21, с. 57]. Как мы убедились, для инкорпорированного участника эксплицироваться нежелательно, за исключением некоторых лингвальных условий [21, с. 57-58], его коммуникативный ранг - За кадром. Однако в условиях комического контекста именно на его экскорпорации основан игровой момент:
- К тому же я мерзну. Прошлую зиму, будучи холодно, я не обладал вигоневых кальсон и шапки. Знаете, чем это кончилось? Я отморозил пальцы ног и уши головы! [22, т. 1, с. 61].
Известно, что всякий лингвальный знак служит для различения. «Если знак обозначает то, что уже известно говорящим, то он оказывается ненужным, такой знак по сути дела утрачивает означаемое и становится бессмысленным...» [16, с. 511]. В данном контексте происходит семантическая редукция до нуля: на поверхностном уровне предложения синтаксическая позиция занята, на глубинном указанный элемент семантически опустошен, нулевой.
4. Несогласованность семантического наполнения и коммуникативной заданности компонентов высказывания:
- Вы пришли, чтобы убить меня, Гиго Рафаэлевич? - спросила Натэлла.
- Есть маленько, - ответил Гиго.
- Все только и делают, что убивают меня. То вы, Арчил, то вы, Гиго! Лишь аспирант Рабинович Григорий тихо пишет свою диссертацию о каракатицах. Он - настоящий мужчина. Я дала ему слово... [22, т. 1, с. 51].
Семантика глагола убить - ‘лишить жизни, умертвить’ [20, т. 4, с. 444] расходится с контекстуальными потребностями -‘выражение предельной степени недовольства, возмущения’, данная единица в диктеме
несет только определенную коннотацию (эмоционально-экспрессивную окраску). Предикат на глубинном уровне предложения лишь семантически пуст, определяется обязательностью данного компонента для формирования такой синтаксической единицы, как предложение.
Следование традиции - обряд похищения невесты - приводит к коммуникативному «опустошению» семантически значимых единиц:
- Желаю вам счастья, - произнес Беглар, -не задерживайтесь. Погоню вышлю минут через сорок. Мои сыновья как раз вернутся из бани. Думаю, они захотят тебя убить.
- Естественно, - кивнул Арменак [22, т. 1, с. 69].
- О, шакал! - крикнул старший, Арам. -Ты похитил нашу единственную сестру! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его!
- Пгоклятье, - грассируя, сказал младший, Леван, - извините меня. Я оставил наше гужье в багажнике такси.
- Хорошо, что я записал номер машины, -успокоил средний, Гиго.
- Но мы любим друг друга! - воскликнула Сирануш.
- Вот как? - удивился Арам. - Это меняет дело.
- Тем более что ружье мы потеряли, -добавил Гиго.
-Можно и пгидушить, - сказал Леван.
- Лучше выпьем, - миролюбиво предложил Арменак... [22, т. 1, с. 68-69].
Языковая семантика выделенных единиц не актуализируется, ведь обряд как разновидность игры не предполагает действие в соответствии с заданным в лексемах смыслом. В нашем случае компоненты диктем регрессируют до полной утраты информативного наполнения, фатическая и контактоустанавливающая функции языка в них угасают, выдвигая на первый план людическую (игровую).
Обращением к традиции, этикету можно объяснить наличие «нулевых» пожеланий, тостов:
- Надо выпить, - вставил Рымарь, - за мирное урегулирование Суэцкого кризиса! За присоединение Эльзаса к Лотарингии!
[22, т. 3, с. 361]; После этого взял слово мэр. Он говорил по бумажке. Выразил чувство глубокого удовлетворения. Поздравил всех
трудящихся с досрочным завершением работ. Запинаясь, назвал три или четыре фамилии. И наконец предложил выпить за мудрое ленинское руководство [22, т. 3, с. 377]; Потом было еще несколько тостов. Начальник станции предложил выпить за мэра. Композитор Петров - за светлое будущее. Режиссер Владимиров - за мирное сосуществование. А штангист Дудко - за сказку, которая на глазах превращается в быль [22, т. 3, с. 377].
Семантически редуцированными, с нулевыми коннотативными компонентами семем, становятся конституенты следующих клишированных фраз: «Степенные» люди, достигшие описываемых высот, имели дачи, машины, спецпайки, огромные квартиры, собрания собственных сочинений, за границу ездили жадно и часто, в основном за казенный счет, чтобы «бороться за мир», «рассказывать о наших успехах», «представлять наше искусство»... [26].
«Принцип экономии, конкурирующий с принципом избыточности, связан с тенденцией к стандарту, ибо стандарт предполагает «ограничение разнообразия». Человек зачастую стремится выразить мысль стандартно, по стереотипным, по заданным алгоритмам, и поэтому в стандарте заинтересованы как говорящий, так и слушающий. Однако стандарт часто свидетельствует о бедности и шаблонности мысли и речи» [27]. Это не преминули продемонстрировать участники общения, заложенная в высказываниях эмо-тивность, оценка также никак себя не проявляют, сигнализируя об «опустошении» языковой семантики как на лексическом, так и на синтаксическом уровнях.
Приведенный ниже блок заготовленных фраз героя рассказа «Встретились, поговорили» иммигранта Бориса Головкера (при общении с женой и незнакомыми советскими людьми теряет предполагаемую коммуникативную действенность иллокуцию, перлокуцию), по ходу развития сюжета будучи неуместно воспроизведенным лишь наполовину или опустошаясь содержательно (репли-ки-пустышки): 1) Джинсы с тоником. Но без лимона. 2) Это уже не хамство. Однако все же не сервис... 3) Такого со мной не бывало даже в Шанхае... 4) Надеюсь, Горбачев хотя бы циник. Идеалист у власти - это катастрофа... 5) Америка не рай. Но если это ад,
то самый лучший в мире... 6) Непременно расскажу об этом моему дружку Филу Керри... 7) Большевики меня поистине умиляют. 8) Я бы купил этого зеленоватого Тинторетто. Надо спросить - может, у большевиков есть что-то для продажи?.. 9) Цены, я так полагаю, указаны в рублях? 10) Прости, у меня завтра деловое свидание. Подумываю о скромной концессии. Что-нибудь типа хлопка. А, может, займусь электроникой. Меня интересует рынок. [22, т. 1, с. 222-243].
5. Метатетическое преобразование предыдущего высказывания также лишает смысла последующее и ведет к комизму ситуации:
Восточный человек с неожиданной готовностью достал третью пачку. Обращаясь к бригадиру, вдруг сказал:
- Приезжай ко мне в Дзауджикау. Гостем будешь. Барана зарэжу. С девушкой хорошей тебя познакомлю...
Мищук передразнил его:
- С бараном познакомлю, девушку зарежу... Какие там девушки, батя? У меня старшая дочь - твоя ровесница... [22, т. 3, с. 497-498].
6. Игра на онимах.
Ономасиатив с субъектной характеристикой становится в реплике одного из героев (редактора) семантически не определяемым актантом под влиянием присутствия в русском языке слов, имеющих близкое фонетическое (и графическое) оформление.
Помню, редактор одной газеты жаловался:
- Вы нас попросту компрометируете. Мы оказали вам доверие. Делегировали вас на похороны генерала Филоненко. А вы, как мне стало известно, явились без пиджака.
-Ябыл в куртке.
- На вас была какая-то старая ряса.
- Это не ряса. Это заграничная куртка. И кстати, подарок Леже.
- Что такое «леже»? - поморщился редактор.
- Леже - выдающийся французский художник. Член коммунистической партии.
- Не думаю, - сказал редактор [22, т. 3, с. 382].
Контекстуально ложными синонимами являются повесть - Серафимович (отождествляется наименование жанра и фамилия
писателя, интегральная сема ‘название’). Данная парадигматика развивается при тождестве синтаксической семантики - ‘именование’, второй участник теряет свое лексически обусловленное назначение и наиболее предполагаемый семантико-синтаксический статус - Автор:
Я тоже выучусь на аспиранта. Прочту много книг. Можно сказать, я уже прочитал одну книгу.
- Как она называется?
- Она называется - повесть.
- И больше никак?
- Она называется - Серафимович! [22, т. 1, с. 50].
Искусственно созданный антропоним (заключенный прикидывается душевно больным) содержит в своей словообразовательной структуре десемантизированные компоненты, создавая ложный ономасиатив:
- Как тебя зовут?
Доремифасоль, - ответил зек [22, т. 3,
с. 403].
Итак, в условиях языковой игры для семантически опустошенных компонентов в составе диктемы необходимы следующие обстоятельства: 1) несогласованность семантического наполнения и коммуникативной за-данности компонентов высказывания; 2) экс-корпорация инкорпорированных актантов; 3) искусственные дериваты предложений и его отдельных частей, и лексем; 4) метатезы на уровне структурных компонентов высказываний; 5) отсутствие должного уровня языковой и внелингвальной компетенции одного из участников диалога. На поверхностном уровне предложения нулевые компоненты обнаруживают себя в виду действия сильных синтаксических связей, которые в нормированной речи предполагают материальную реализацию зависимых компонентов, что позволяет говорить о наличии синтаксической, но не лексической, семантики таких «скрытых» компонентов предложения.
Одни десемантизированные языковые единицы лишь коннотативно значимы, другие - теряют эмоционально-экспрессивную окраску, функционально становятся близки служебным словам, способствуют поддержанию ситуации игры (обряд). Обедняясь и коннотационно, и коммуникативно, некоторые языковые единицы превращаются в реп-лики-пустышки (коммуникация ради комму-
никации). Появление в речи не предусмотренных правилами сочетаемости компонентов делает последние коммуникативно неоправданными. Отсутствие владения нормами языка рождает неадекватное соотношение мысли и ее речевого оформления. Окказиональные дериваты предложения порою редуцируются до нуля.
Как показал представленный материал, языковая игра может строиться на присутствии аномально инкорпорированных и экс-корпорированных актантов, что приводит к асимметрии языкового знака в соотношении означающее / означаемое: наличие на поверхностном уровне ненормативного компонента диктемы ведет к его семантической редукции до нуля, однако говорить о десе-мантизации таких элементов, конечно, нельзя, т. к. эти случаи не являются фактами узуса, а лишь контекстуально возможными и не ведут к полной утрате языкового значения. Вместе с тем они позволяют говорить об асимметричном дуализме языкового знака, открытом С.О. Карцевским [28], не только в направлении от плана выражения к плану содержания, но и, наоборот, от (опустошенного) плана содержания к плану выражения на уровне речи / текста. В некоторых дикте-мах с точки зрения синтаксиса нарушения норм не регистрируется (глагольные валентности заполнены грамматически правильно), однако высказывания аномальны коммуникативно, хотя прагматическая заданность их не устраняется. Таким образом, в условиях языковой игры возможна десемантизация как отдельных единиц лексического уровня языка, так и целых высказываний.
1. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Аномалии в речевой деятельнсоти // Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. С. 437-477.
2. Гридина Т.А. Ассоциативный потенциал слова и его реализация в речи (явление языковой игры): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 1996.
3. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. Екатеринбург, 1996.
4. Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999.
5. Сковородников А.П. О понятии и термине «языковая игра» // Филол. науки. 2004. № 2. С. 79-87.
6. Радбилъ Т.Б. Языковые аномалии в художественном тексте: дис. ... д-ра филол. наук. М., 2006. С. 16.
7. Апресян Ю.Д. Языковые аномалии: типы и функции // Res Philologica: Филологические исследования. Памяти акад. Г.В. Степанова (1919-1986) / под ред. Д.С. Лихачева. М.; Л., 1990. С. 50-71.
8. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.,
1998.
9. Кобозева И.М. Прагмасемантическая аномальность высказывания и семантика модальных частиц // Логический анализ языка: Противоречивость и аномальность текста: сб. науч. тр. / ИЯ АН СССР; отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М., 1990. С. 194-224.
10. Кобозева И.М., Лауфер НИ. Языковые аномалии в прозе А. Платонова через призму процесса вербализации//Там же. С. 125-138.
11. Левин Ю.И. От синтаксиса к смыслу (о «Котловане» А. Платонова) // Избр. тр.: Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 392-419.
12. Блох М.Я. Вопросы изучения грамматического строя языка. М., 1976.
13. Блох М.Я. Диктема в уровне вой структуре языка//Вопр. языкознания. 2000. № 4. С. 57-67.
14. Блох М.Я. Коммуникативные единицы языка. М., 1985.
15. БлохМ.Я. Теоретические основы грамматики. М., 1986.
16. Гак Г.В. Языковые преобразования. М., 1998.
С. 659-661.
17. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958. С. 328.
18. Норман Б.Ю. Игра на гранях языка. М., 2006.
С. 145.
19. Есин С. Гладиатор. Имитатор. Гувернер. М.,
1999. С. 14.
20. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981-1984. Т. 4. С. 146.
21. Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.
22. Довлатов С. Собр. соч.: в 4 т. СПб., 2005. Т. 1. С. 165.
23. Поляков Ю.М. Треугольная жизнь: Романы, повесть. М., 2007. С. 33.
24. Золотова ГА. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988.
25. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 2006.
26. Попов Е. Подлинная история «Зеленых музыкантов». М., 2001. С. 252.
27. Матевосян Л.Б. Прагматический эффект нестандартного употребления стандартных высказываний // Филол. науки. 1997. № 4. С. 96-102.
28. Карцевский С.О. Об асимметричном дуализме лингвистического знака // Звегинцев В.А. История языкознания Х1Х-ХХ вв. в очерках и извлечениях. М., 1965. Ч. II. С. 90.
Поступила в редакцию 31.03.2008 г.
Shatskaya M.F. Semantic zero reduction at language play generation. As a linguistic phenomenon language play is directly connected with norms or anomaly. The aim of this paper is to present the essence of dictemes with abnormal constituents such as zero formal representation or reduced semantic form and circumstances in which they appear on the one hand, and changes in syntactical as well as in lexical semantics of these phenomena on the other hand.
Key words: actant, anomaly, dicteme, norm, semantic zero, semantic syntax, language play.
