CC BY
126
сказанная русским монахом, помощником библиотекаря о. Марком. Начало сцены в библиотеке почти дословно воспроизведено в книге (см.: 7, 140), но отсечен конец рассказа о том, как трудно человеку оторваться от своей семьи (см.: л. 44, об. - 45).
Стремясь как можно полнее постичь афонский мир, Зайцев, тем не менее, не смог преодолеть взгляд на него «со стороны». В письме к жене и дочери от 16 мая он писал: «Этот мир замечательный, мне все же не близок» (11, 44). Однако это признание было адресовано только родным; читателям же будущих очерков об Афоне Зайцев хотел показать картину монашеской жизни, очищенную от «случайных черт». Поэтому он не включил в книгу фрагменты и детали, приземляющие образ Афона - «Земного Удела Богоматери». Зайцев постарался проиллюстрировать главную мысль произведения: «Здесь самую жизнь обращают в священную поэму» (7, 97).
Подводя итоги, отметим следующее. Наличие сохранившихся документов -записной книжки (путевого дневника) и писем - позволяет отчасти восстановить творческую историю книги «Афон», процесс сбора материала, его последующей перекомпоновки и трансформации. Цикл очерков об Афоне - это не просто описание путешествия, а произведение с глубоким замыслом, содержащее исследование феномена православного монашества в Европе.
Примечания
1 Зайцев прибыл на Афон 12 мая, а записи в дневнике начаты 19 мая, то есть неделю спустя. Зато события предшествующей недели достаточно подробно и эмоционально изложены писателем в письмах к родным.
2 См.: Зайцев, Б. К. Письма к родным с Афона / Б. К. Зайцев, публ. Н. Б. Зайцевой-Соллогуб и А. К. Клементьева // Вестник русского христианского движения. -Париж ; Нью-Йорк ; М., 1992. - № 164. - С. 189-216. Републикация: Зайцев, Б. К. Собр. соч. : в 11 т. Т. 11 / Б. К. Зайцев. - М., 2001. - С. 35-53.
РГАЛИ. Ф.1623, Оп.1. Ед. хр. 8. В дальнейшем ссылки на этот документ даются в тексте статьи в скобках, с указанием соответствующих листов.
4 Произведения писателя цитируются по изданию: Зайцев, Б. К. Собр. соч. : в 11 т. / Б. К. Зайцев. - М., 1999-2001. В скобках указываются том и страницы.
Т. Н. Данькова
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ ЛЕКСИКА ДРЕВНЕРУССКОГО ПЕРИОДА
В статье рассматривается сельскохозяйственная лексика древнерусского периода, которая представляет собой существенный пласт словесных единиц, восходящих к праславянскому лексическому фонду, а также появившихся в древнерусском языке в результате процессов заимствования и словообразования. Одним из важных направлений в развитии сельскохозяйственной лексики древнерусского языка являются изменения в плане содержания словесных знаков аграрной тематики.
Ключевые слова: сельскохозяйственная лексика; древнерусский период; праславянский лексический фонд; старославянский (церковнославянский) язык; восточнославянский язык; зажинки; дожинки; славянское язычество.
Одним из ярких периодов в истории развития сельскохозяйственной лексики русского языка является древнерусский (восточнославянский) период, который
датируется временем существования древнерусского языка докиевского периода (общевосточнославянского, или прарусского, представленного восточнославянскими племенными диалектами) (У1-У11-1Х века) и древнерусского языка периода Киевской Руси (языка древнерусской народности) (1Х-Х1У века)1.
Как отмечается в научной литературе, в VI-VII веках восточные славяне, выделившиеся из общеславянского единства, заселяли обширные территории от Карпатских гор на западе до Средней Оки и верховьев Дона на востоке, от Невы и Ладожского озера на севере до Среднего Поднепровья на юге2. Территория, занимаемая восточнославянскими племенами, благоприятствовала развитию сельского хозяйства, прежде всего, земледелия. Известно, что в связи с расселением восточных славян на огромной территории возникли важные хозяйственно-культурные различия между группами славянства. На севере, в районе таежных лесов, господствующей системой земледелия была подсечно-огневая, при которой в первый год подрубали деревья, на второй год высохшие деревья сжигали и, используя золу в качестве удобрения, сеяли зерно. Основными орудиями труда были мотыга, соха, борона, заступ. В южных районах ведущей системой земледелия был перелог, при котором участки земли засевали в течение двух-трех и более лет, а с истощением почвы переходили на новые участки. В качестве основных орудий труда земледельцы использовали в этих районах соху, рало, деревянный плуг с железным лемехом3. Основополагающая роль земледелия в хозяйстве восточных славян подтверждается археологическими раскопками, обнаружившими семена
злаков (ржи, пшеницы, ячменя, проса и др.) и огородных культур (репы, капусты,
\4
моркови, редьки, чеснока и др.) .
Следует отметить, что наряду с земледелием у древних славян развивалось и скотоводство, которое было важной, но подчиненной земледелию отраслью хозяйства. Славяне разводили крупный рогатый скот, а также свиней, овец, коз5.
Примечательно, что сельское хозяйство в рассматриваемое время имело для восточных славян не только хозяйственную, экономическую, но и большую культовую значимость. Историки утверждают, что «этнографические материалы свидетельствуют о развитой аграрной магии: разнообразные обряды были предназначены для того, чтобы обеспечить урожай», поскольку «неурожай зерновых становился причиной голода»6. Так, например, древними земледельческими обрядами у восточного славянства долгое время были зажинки («обрядовый праздник, посвященный началу жатвы» (БТС, с. 322))7 и дожинки («старинный русский праздник по случаю окончания жатвы» (БТС, с. 268)).
В настоящее время не вызывает сомнений тот факт, что сельское хозяйство восточных славян было тесно связано с их языческой религией. Как отмечают исследователи, «славянское язычество - это прежде всего древняя земледельческая религия, и многие ее элементы связаны со стремлением магическим путем обеспечить благополучие человека, кровно соединенного с землей»8. Известно, что в религиозных культах восточных славян дохристианского времени в качестве жертвоприношений языческим богам выступали сельскохозяйственные продукты (зерно, лук, хлеб), а также скот (быки)9. Следует добавить, что и после принятия Христианства на Руси славянское язычество с его многочисленными аграрными обрядами долгое время удерживалось в народе и выражало мировосприятие, национальное самосознание людей10.
Как известно, важнейшим моментом в истории восточного славянства стало образование в IX веке первого русского государства - Киевской Руси. Исследователи подчеркивают, что «в !Х-Х ст. [столетиях. - Т. Д.] в жизни древнерусского
населения происходит событие большой исторической важности: прежние местные государственные объединения заменяются одним древнерусским государством с главным центром в Киеве - “матери городом русским”. !Х-Х века - время значительного роста производительных сил на Руси, развития феодальных отношений, строительства и роста многочисленных городов, распространения письменности, общего подъема культуры и т. д. Древнерусское государство становится одним из крупнейших государств того времени»11. Именно в киевский период в связи с принятием Христианства на Руси получает распространение письменность, начинает использоваться в качестве литературного языка старославянский (церковнославянский) язык, а впоследствии формируется древнерусский литературный язык12. Появление древних литературных языков привело к возникновению в Киевской Руси письменных памятников, служащих в наши дни неоценимыми источниками для изучения лексики рассматриваемого периода.
Анализ первых русских памятников письменности позволил исследователям выявить, что словарный состав древнерусского языка был намного разнообразнее лексического состава праславянского языка. В научной литературе подчеркивается, что «большие перемены в хозяйственной, культурной, военной и т. д. деятельности древнерусского общества с УТ-УП ст. [столетий. - Т. Д.] по ХШ-ХГУ вв. не могли не обогатить в очень значительной степени словарный состав древнерусского языка»13.
Вместе с тем, не вызывает сомнения тот факт, что в языке Киевской Руси были широко представлены слова праславянского лексического фонда. Употребление лексических единиц, восходящих к праславянскому периоду, было характерно и для сельскохозяйственной сферы древнерусского государства. Об этом свидетельствуют памятники древнерусской литературы, в которых очень рано начала фиксироваться сельскохозяйственная, прежде всего, земледельческая лексика времени существования общеславянского единства. По замечанию исследователей, «материал летописей <...> оставляет определенное впечатление о ведущей роли зернового хозяйства и о первом месте земледелия в сельском хозяйстве древней Руси <.> литературные памятники ХП-ХУ вв. нередко свидетельствуют
о хорошей осведомленности в вопросах сельскохозяйственного производства как авторов этих произведений, так и читателей, к которым обращались последние»14.
Как показывают исследования, для древнерусского периода развития сельскохозяйственной лексики было характерно употребление значительного пласта слов земледельческой тематики, восходящих ко времени существования общеславянского единства. Такие словесные единицы обозначали:
1) земельные участки: земля (МСДЯ, т. 1, с. 972-974)15 < *гет]а (ИЭСЧ,
т. 1, с. 323]16, лх гъ (луг) (МСДЯ, т. 2, с. 49) < *1ф!;ъ (ИЭСЧ, т. 1, с. 494), нива
(МСДЯ, т. 2, с. 445) < *т\а (ЭССЯ, вып. 25, с. 134)17 и др.;
2) сельскохозяйственные орудия: рало (МСДЯ, т. 3, с. 65) < *огШо (ЭСФ,
т. 3, с. 439)18, плхгъ (плуг) (МСДЯ, т. 2, с. 971) < *р!и^ъ (ИЭСЧ, т. 2, с. 44), соха
(МСДЯ, т. 3, с. 469, 470) < ^оека (ИЭСЧ, т. 2, с. 190), сьрпъ (серп) (МСДЯ, т. 3, с. 884) < *$ьтръ (ИЭСЧ, т. 2, с. 158), борона (МСДЯ, т. 1, с. 153) < *Ьогпа (ЭССЯ, вып. 2, с. 204) и др.;
3) способы обработки земли: пахати (пахать) (МСДЯ, т. 2, с. 891) < *раеИаИ (ИЭСЧ, т. 2, с. 14), копати (копать) (МСДЯ, т. 1, с. 1278) < *кораЫ (ЭССЯ,
вып. 11, с. 18), жАти (жать) (МСДЯ, т. 1, с. 846] < (ИЭСЧ, т. 1, с. 293) и др.;
4) культурные растения: злакъ (злак) (МСДЯ, т. 1, с. 9S0) < *zolkb (ИЭСЧ, т. 1, с. 32б), пьшеница, пъшеница (пшеница) (МСДЯ, т. 2, с. 1779, 17S0) < *pьsenica (ИЭСЧ, т. 2, с. S7), пьшено (пшено) (МСДЯ, т. 2, с. 17S0) < * p^eno (ИЭСЧ, т. 2, с. 8б), ръжь (рожь) (МСДЯ, т. 3, с. 204, 205) < *гъхь (ИЭСЧ, т. 2, с. 120), овьсъ (овес) (мСДЯ, т. 2, с. 59б) < * ovьsъ (ИЭСЧ, т. 1, с. 590] и др.;
5) места хранения собранного урожая: гкмьно (гумно) (МСДЯ, т. 1, с. б09) <
*gumьno (ЭССЯ, вып. 7, с. 173) и др.
В памятниках древнерусской литературы нередки были и лексические единицы, относящиеся к скотоводству. Особое распространение в письменных источниках исследуемого периода получили названия домашних животных: корова
(МСДЯ, т. 1, с. 12S9) < *korva (ЭССЯ, вып. 11, с. 10б), телА (теленок) (МСДЯ,
т. 3, с. 94б) < *telq (ИЭСЧ, т. 2, с. 233), быкъ (бык) (МСДЯ, т. 1, с. 202) < *Ьукъ (ЭССЯ, вып. 3, с. 147), волъ (вол) (МСДЯ, т. 1, с. 29б) < *voh (ИЭСЧ, т. 1, с. 1б3),
овьца (овца) (МСДЯ, т. 2, с. 597) < * ov^a (< *ovikd) (ИЭСЧ, т. 1, с. 591), ягнА (ягненок) (МСДЯ, т. 3, с. 1б38) < *agnq (ЭССЯ, вып. 1, с. 54), коза (МСДЯ, т. 1, с. 124б) < *koza (ЭССЯ, вып. 12, с. 19), свиния (свинья) (МСДЯ, т. 3, с. 272) < *svinьja (ИЭСЧ, т. 2, с. 147), конь (МСДЯ, т. 1, с. 1271) < *konjь (ЭССЯ, вып. 10, с. 197) и др.
Как отмечается в научной литературе, преобразования в лексике восточнославянского языка происходили по двум основным направлениям: 1) расширение словарного состава древнерусского языка за счет новых лексических единиц; 2) изменения в плане содержания словесных знаков19. Названные процессы были характерны и для сельскохозяйственной лексики древнерусского языка.
Значительное расширение состава лексики сельскохозяйственной сферы в древнерусском языке осуществлялось двумя путями: в результате заимствования лексем из других языков и вследствие различных процессов словообразования от исходных общеславянских слов. Первый из названных процессов представляет собой вхождение в древнерусский язык иностранных слов из других славянских языков, а также языков неславянских. Среди славянских заимствований выделяются, прежде всего, заимствования из старославянского (церковнославянского) языка, который, несомненно, оказал существенное влияние на древнерусский язык. Например, из старославянского языка древнерусским языком были заимствованы лексемы злакъ (злак) (ср.: старославянское злакъ - «зелень», «злак») (ИЭСЧ, т. 1, с. 325), виноградъ (виноград) (ср.: старославянское виноградъ, которое, очевидно, восходит к праславянскому *vinogordъ, заимствованному из древних германских языков) (ИЭСЧ, т. 1, с. 152).
Помимо слов церковнославянского языка, в древнерусский язык активно входили лексические единицы из греческого, тюркских и ряда других языков. Такой приток иноязычных слов в древнерусский язык был вызван изменениями во внешнеполитической обстановке: небывалым оживлением экономических и культурных связей Киевского государства с зарубежными странами, прежде всего, с Византией и южнославянскими землями, а также с западноевропейским миром20. Среди иноязычных слов сельскохозяйственной тематики, вошедших в восточнославянский язык из греческого языка, встречаются названия некоторых культурных растений:
свекла (древнерусское се шлъ из греческого оє^х^ои - «(белая) свекла») (ИЭСЧ, т. 2, с. 144), огурец (из греческого ayyovpi «огурец») (ИЭСЧ, т. 1, с. 592) и др. Из тюркских языков были заимствованы некоторые названия животных: лошадь (ср.: башкирское
алаша - «мерин», азербайджанское алаша (ala§a) - «кляча») (ИЭСЧ, т. 1, с. 493), бугай (ср.: турецкое buya - «бык») (ЭСФ, т. 1, с. 228) и др.
Обогащение сельскохозяйственной лексики древнерусского языка осуществлялось и в результате образования новых слов на основе лексических единиц праславянского фонда. Наиболее продуктивным способом словообразования в древнерусском языке являлась аффиксация. Так, например, в результате процесса аффиксации были образованы словесные единицы раль, ралия («нива»), ральный («относящийся к ралу») - от лексемы рало («пахотное орудие») (МСДЯ, т. 3, с. 65); орание, оратва («пахание»), ораница, орамица («пашня, пахотная земля»), орамая (земля) («земля, годная под пашню»), орачь («пахарь») - от лексической
единицы орати («пахать») (МСДЯ, т. 2, с. 703); жатва (жАтва), жатвьныи
(«жатвенный»), жатель (жАтель), жателАнинъ (жАтелАнинъ) («жнец») - от
слова жати (жАти) («жать») (МСДЯ, т. 1, с. 845); пахотьныи («пригодный для распахивания») - от лексемы пахати (пахать) (МСДЯ, т. 2, с. 891) и др.
Наряду с аффиксацией в древнерусском языке был распространен и другой способ словообразования - сложение разных основ. Например, в результате названного способа в рассматриваемый период были образованы такие лексические единицы сельскохозяйственной тематики, как плодоносие («дар плодородия, способность принесения плодов»), плодоносъныи («приносящий плоды»), плодоношение («обилие плодов, плодородие»), плодородьствити («приносить плоды»), плододавьцъ («дающий плоды; дающий плодородие») (МСДЯ, т. 2, с. 967); зьрь-
ноберьцъ («собиратель винограда») (МСДЯ, т. 1, с. 1011); земледЬлание,
землемерие (МСДЯ, т. 1, с. 971); сЬножать («сенокос, луг»), сЬно-сЬчище («луг»)
(МСДЯ, т. 3, с. 897) и др.
Следует отметить, что такое явление, как возникновение частной земельной собственности у восточных славян в период существования древнерусского государства также существенно отразилось на словарном составе тематической сферы сельского хозяйства. Вольное или захватное землевладение, вызвавшее постепенное формирование трех основных форм землевладения (княжеского, боярского и монастырского), установление определенных границ земельных участков, распространение поборов и повинностей с членов общины со стороны знати, несомненно, привели к появлению новых понятий и явлений в сельскохозяйственной сфере, а, следовательно, к существенному расширению состава исследуемой лексики. Так, например, слово межа как несомненный знак собственности было отмечено
еще в «Русской правде», где говорится о «мкже ролейной», то есть пашенной, образованной путем опахивания (ср.: «Аже межю перетнеть бортьную, или ро-лейную разоретъ, или дворную тыномъ перегородитъ межю, то 12 гривенъ
продажЬ»)21.
Появившиеся в древнерусском языке эпохи феодализма новые лексические единицы сельскохозяйственной тематики обозначали:
1) различные земельные участки: десятина - «единица измерения земельной площади»; «участок земли, равный этой единице» (СРЯ XI-XVII, вып. 4, с. 234]22,
гонъ (гон) - «участок земли» (МСДЯ, т. 1, с. 550); лоскхтъ (лоскут) - «участок земли» (МСДЯ, т. 2, с. 47); выть - «участок земли со всеми или некоторыми угодьями» (МСДЯ, т. 1, с. 455) и др.;
2) взимаемую с членов общины плату: доходъ (доход) (МСДЯ, т. 1, с. 719), оброкъ (оброк) («определенная, назначенная плата») (МСДЯ, т. 1, с. 546), дань (МСДЯ, т. 1, с. 627) и др.;
3) границы между участками: межа (МСДЯ, т. 2, с. 123) и др.
Вторым направлением в развитии лексики древнерусского периода являлись изменения в плане содержания словесных знаков. Названные изменения чаще всего затрагивали семантическую структуру слова в целом и были связаны с возникновением новых значений у лексических единиц. Некоторые слова сельскохозяйственной тематики, восходящие к праславянскому периоду, в древнерусском языке были полностью переосмыслены. Например, лексема нива < * п/га, обозначавшая в праславянском языке «низину», «низменность», «поемный луг» (ИЭСЧ, т. 1, с. 571), получила в восточнославянском языке новое значение: «поле, обработанное под пашню» (МСДЯ, т. 2, с. 445). Слово гумно < *^тьпо вместо первичного древнего значения «место, примятое, вытоптанное крупным рогатым скотом» (ИЭСЧ, т. 1, с. 227), в языке восточных славян приобрело новое смысловое содержание: «крытое помещение для сжатого хлеба» (СРЯ XI-XVII, вып. 4, с. 158).
К числу отличительных особенностей семантических изменений словесных знаков сельскохозяйственной тематики в древнерусском языке относится развитие полисемии. Так, например, лексическая единица село в восточнославянском языке имела значения «жилище, жилье», «вместилище, место пребывания», «шатер, шалаш», «обитель, селение (в переносном значении)», «обиталище (в переносном значении)», «село, селенье», «именье, поместье», «поле, луг», «земля, земельный участок», «торговое место» (МСДЯ, т. 3, с. 326-329). Лексема поле обозначала «открытое место, поляну, луг», «степь», «жителей степи», «обрабатываемые поле, ниву, пашню», «сад», «поле битвы», «судебный поединок» и др. (МСДЯ, т. 2, с. 1125). Лексическая единица жатва употреблялась в древнерусском языке в значениях: «жатва», «время жатвы», «урожай», «нива, поле, где происходит жатва», «конец мира, гибель (в переносном значении)» (СРЯ Х!-ХУП, вып. 5, с. 76).
Как показал анализ, одной из причин полисемантичности сельскохозяйственных словесных единиц древнерусского языка был перенос значений слов, обозначавших земельные участки, на номинации различных окладных или податных единиц. Например, слово десАтина (десятина) в древнерусском языке имело не только значения «единица измерения земельной площади»; «участок земли, равный этой единице», но и «побор, налог, составляющий десятую часть чего-либо» (СРЯ Х-ХУП, вып. 4, с. 234]. Лексическая единица соха в рассматриваемый период обозначала как «орудие для пахания», так и «податную единицу» (МСДЯ, т. 3, с. 469, 470).
Наблюдения показывают, что для словесных единиц сельскохозяйственной сферы в древнерусском языке было также характерно разнообразие парадигматических связей, которое проявлялось, прежде всего, в богатстве синонимических рядов. Так, например, синонимами лексемы пашня были слова раль, ралия (МСДЯ, т. 3, с. 65), ораница, орамица, орамая земля (МСДЯ, т. 2, с. 703), нива (МСДЯ, т. 2, с. 445), поле (МСДЯ, т. 2, с. 1125) и др. Богатая синонимика была характерна и для словесной
единицы пахарь: орачь (МСДЯ, т. 2, с. 704), ратаи (МСДЯ, т. 3, с. 104), делатель
(МСДЯ, т. 1, с. 785), плхгарь (плугарь) (МСДЯ, т. 2, с. 971) и др.
На основании изложенного можно сделать следующие выводы. Сельскохозяйственная лексика древнерусского периода отличалась значительным разнообразием и была представлена словами праславянского лексического фонда, а также новообразованиями, появившимися в языке восточных славян. Возникновение новых слов в древнерусском языке было связано с двумя основными процессами:
заимствованием словесных единиц из других языков и образованием большого количества новых слов на основе ресурсов праславянского лексического фонда. Помимо процесса расширения состава лексики сельскохозяйственной сферы, в восточнославянском языке наблюдался также процесс, связанный с изменениями в плане содержания анализируемых словесных единиц, причиной которого, очевидно, стали преобразования в общественной и хозяйственной жизни Киевской Руси. Одна из отличительных особенностей семантических изменений лексических единиц сельскохозяйственной тематики в языке первого русского государства - развитие полисемии многих словесных знаков. Для сельскохозяйственной лексики древнерусского языка было также характерно разнообразие парадигматических связей.
Примечания
I См.: Иванов, В. В. Историческая грамматика русского языка / В. В. Иванов. - М. : Просвещение, 1983. - С. 51-58; Белякова, С. М. Введение в славянскую филологию / С. М. Белякова, Л. А. Новикова, Н. К. Фролов. - Тюмень, 1991. - С. 40 и др.
См.: Иванов, В. В. Историческая грамматика русского языка. - С. 51; История России : учебник / А. С. Орлов, В. А. Георгиев, Н. Г. Георгиева, Т. А. Сивохина. -2-е изд., перераб. и доп. - М. : ТК Велби : Изд-во Проспект, 2004. - С. 15 и др.
См.: История России. - С. 17-18; История России с древнейших времен до конца ХУП века / под ред. Л. В. Милова. - М. : Эксмо, 2007. - С. 65 и др.
4 См.: История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции : в 5 т. Т. 1 / под ред. Ю. А. Краснова. - М. : Наука, 1987. - С. 348; История России. - С. 17; История России с древнейших времен. -С. 66 и др.
5 См.: История крестьянства. - С. 350; История России. - С. 18 и др.
6 См.: История крестьянства. - С. 387.
7 БТС - Большой толковый словарь русского языка / под ред. С. А. Кузнецова. -СПб. : Норинт, 2001. - 1535 с.
8 Белякова, С. М. Введение в славянскую филологию. - С. 70.
9 См.: История крестьянства. - С. 388.
10 См.: Белякова, С. М. Введение в славянскую филологию. - С. 70.
II Филин, Ф. П. Происхождение и развитие русского языка / Ф. П. Филин. - Л., 1954. - С. 20.
12 См.: Якубинский, Л. П. История древнерусского языка / Л. П. Якубинский. -М. : Гос. уч.-пед. изд-во М-ва просвещения РСФСР, 1953. - С. 87, 299; ср. также: Иванов, В. В. Историческая грамматика русского языка. - С. 58, 59; Белякова, С. М. Введение в славянскую филологию. - С. 79-82 и др.
13
Филин, Ф. П. Происхождение и развитие русского языка. - С. 16; ср. также: Черных, П. Я Очерк русской исторической лексикологии. Древнерусский период / П. Я. Черных. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 1956. - С. 114-121.
14 Кочин, Г. Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства. Конец XШ-XVI вв. / Г. Е. Кочин. - М. ; Л. : Наука, 1965. - С. 42.
15 МСДЯ - Срезневский, И. И. Материалы для словаря древнерусского языка : в 3 т. / И. И. Срезневский. - М. : Знак, 2003.
16 ИЭСЧ - Черных, П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка : в 2 т. / П. Я. Черных. - 8-е изд., стереот. - М. : Рус. яз. : Медиа, 2007.
17 ЭССЯ - Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд / под ред. О. Н. Трубачева. - М. : Наука, 1974-2005.
18 ЭСФ - Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка : в 4 т. / М. Фасмер. - Изд. 4-е, стереот. - М. : Астрель - АСТ, 2003.
19 См.: Филин, Ф. П. Образование языка восточных славян / Ф. П. Филин. -М. ; Л., 1962. - С. 278; Черных, П. Я. Очерк русской исторической лексикологии.
Древнерусский период. - С. 161 и др.
20
См.: Черных, П. Я. Происхождение и развитие русского языка. - С. 99.
21 Русская правда / вст. ст. М. Н. Тихомирова. - М., 1941. - С. 63.
22 СРЯ XI-XУII - Словарь русского языка Х[-ХУП вв. / АН СССР ; Ин-т рус. яз. -М. : Наука, 1975.
И. В. Звездакова
ФОРМИРОВАНИЕ ЭЗОТЕРИЧЕСКОГО ПЛАНА ЛИНГВИСТИЧЕСКИМИ СРЕДСТВАМИ В РОМАНЕ Г. ГЕССЕ «СТЕПНОЙ ВОЛК»
В статье рассматривается проблема исследования эзотерического плана, присутствующего в некоторых текстах и представляющего собой наиболее глубинный уровень имплицитной информации, дается определение понятия «эзотерический смысл», разрабатываются критерии, позволяющие отделить эзотерическое от архетипического, предлагается методика выделения и анализа эзотерического плана в художественном тексте.
Ключевые слова: Г. Гессе, «Степной волк», эзотерический план, лингвистические средства, имплицитная информация, художественный текст.
На настоящем этапе развития лингвистики одной из актуальных проблем является проблема смысла коммуникативных единиц (Л. Г. Бабенко, Г. И. Богин, А. В. Бондарко, А. А. Брудный, В. Г. Гак, И. М. Кобозева, Г. В. Колшанский и др.). Исследователи, в зависимости от стоящих перед ними задач, по-разному подходят к проблеме смысла, отмечая, что при обращении к речи, тексту, дискурсу смысл начинает фигурировать как одна из наиболее фундаментальных категорий. Смысл текста мыслится как динамичное образование, обладающее сложной структурой. При этом в исследованиях ученых четко разграничивается эксплицитный и имплицитный смысл. Имплицитное измерение текста представляется как многоуровневое, иерархичное образование, в котором исследователи выделяют различные планы (И. Р. Гальперин, А. А. Залевская, Л. В. Кушнина, Н. Л. Мышкина, Л. А. Нефедова и др.) Рассматривая имплицитность как ведущую концептуальную категорию текста, Л. А. Нефедова говорит о градации степеней имплицитности и разграничивает ее на низкую, среднюю и высокую [10. С. 69-88].
Мы полагаем, что одним из уровней имплицитной информации, которая содержится в текстах, наиболее глубинным уровнем, является эзотерическая информация. Представляется правомерным говорить о существовании эзотерического плана в некоторых текстах. Присутствие эзотерического смысла в текстах обусловлено свойством языка скрыто отражать категории и взаимосвязи мироздания. Мы предполагаем, что эзотерическое знание скрыто в языке, в пресуппозициях, в силу того, что пресуппозиции являются основой имплицитности.
Считается, что передача эзотерических смыслов осуществляется с помощью эзотерических и поэтических текстов; стихи «объясняют то, что трудно объяс-
