CC BY
28DOI: 10.12731/2077-1770-2016-2-22-39 УДК 94(470.6)»1920»:342.542.5
СЕКСУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1920-х гг.
НА ЮГЕ РОССИИ
Багдасарян С.Д.
Цель исследования - проследить на материалах юга России результаты сексуальной революции, пропагандируемой в первые годы советской пропагандой в рамках построения нового социалистического общества. Предметом исследования выступают венерические заболевания, которые стали следствием объявляемой реформы семейно-брачных отношений и половой свободы в 1920-е гг.
Метод или методология проведения работы. В основе исследования сравнительно-исторический метод, позволивший рассмотреть повседневную культуру крестьянства в период трансформации 1920-х годов традиционного патриархального мира аграриев.
Результаты. Результатом работы становится признание факта сохранения патриархальных семейно-брачных и сексуальных отношений в сельском социуме в доколхозный период.
Область применения результатов. Результаты исследования могут быть применены для изучения феномена повседневной культуры утерянного крестьянского мира в период советской модернизации 1920-1930-х годов.
Ключевые слова: крестьянский мир юга России; семейно-брачные отношения; сексуальные отношения; половая свобода.
THE SEXUAL REVOLUTION OF THE 1920s IN THE SOUTH OF RUSSIA
Baghdasaryan S.D.
Purpose. Traced on materials of the South of Russia the results of the sexual revolution, as promoted in the first years of Soviet propaganda in building the new socialist society. The subject of the research are venereal diseases, which were the result of the announce reforms of the family relations and sexual freedom in the 1920s.
Methodology. The study is based on the comparative-historical method, which allowed to consider the everyday culture of the peasantry in the period of transformation of the 1920's, the traditional Patriarchal world of farmers.
Results. The result of the work becomes the recognition of the preservation of the Patriarchal family-marriage and sexual relations in the rural society in prior to collective farms.
Practical implications. The results of the study can be applied to issue the phenomenon of everyday culture of the lost peasant world in the period of the Soviet modernization of the 1920-1930-ies.
Keywords: peasantry of the South of Russia; family and marital relationships; sexual relationships; sexual freedom.
Социальная революция первых лет советской модернизации проявилась в чрезмерной свободе отношений в сексуальной сфере и неупорядоченных половых связях. Следствием таких нововведений стало широкое распространение венерических заболеваний, как среди горожан, так и сельского населения. Безусловным лидером среди таких заболеваний в советской деревне 1920-х гг. выступал сифилис, - «французская скорбь» [9, с. 24], поскольку
он, как известно, способен распространяться не только половым, но и неполовым, бытовым путём. Так, по имеющимся данным, в начале 1920-х гг. в Тамбовской, Владимирской, Воронежской и других губерниях РСФСР из 100 больных сифилисом 92 человека заражались этим недугом неполовым путём, - через поцелуи, при еде из общей посуды и т.д. [20, с. 35-36]. Специалисты в 1920-х гг. чётко зафиксировали тенденцию: «деревня страдает от сифилиса, благодаря незнанию и своим деревенским привычкам и обычаям» [2, с. 35].
Ситуацию в начале 1920-х гг. усугубили возвращавшиеся в деревню демобилизованные красноармейцы, многие из которых заразились венерическими болезнями на службе, в условиях Гражданской или ещё Первой мировой войн [23]. Военное руководство и медики предпринимали необходимые меры противодействия венерическим заболеваниям в армейской среде, но не особенно в этом преуспели [4]. В итоге, «после войны очень многие вернулись с фронта, больные сифилисом, и, вернувшись в деревню, они разнесли сифилис по всей стране» [3, с. 36].
Современники констатировали: «у нас в России есть целые деревни, волости, даже уезды, сплошь поражённые сифилисом» [2, с. 35]. На Дону, Кубани, Ставрополье и в национальных регионах Северного Кавказа также сложилась тяжёлая ситуация. В частности, в сентябре 1921 г. члены Донецкого окружкома РКП(б) указывали на эпидемиологический характер проблемы, поскольку распространение венерических заболеваний в округе приняло «угрожающие размеры» [25]. По рассказу крестьянина Кириченко, одного из участников проходившей 5-8 мая 1924 г. второй Юго-Восточной краевой партийной конференции, «в настоящее время в деревнях развилось очень много всевозможных болезней, как венерических, так [и] туберкулёза, трахомы» [21]. На февраль 1924 г.
по статистическим данным, озвученным на совместном заседании Юго-Восточного бюро ЦК РКП(б) и Чеченского ревкома, в Чечне 75-80% жителей оказались больны сифилисом [22].
В 1925 г. сотрудники комиссий, обследовавших ряд населённых пунктов Багаевского района как одного из типичных в Донском округе Северо-Кавказского края, констатировали тяжёлую ситуацию, поскольку венерические болезни здесь «сильно распространены» и «процент заболеваемости всё увеличивается, что стоит в связи с малокультурностью населения». В ряде селений района (станица Манычская, хутор Арпачин) «половина из населения молодёжи больны венерическими болезнями» [13]. Не менее печальная ситуация сложилась в Семикаракорском районе Донского округа. Так, в сёлах Сусатском и Крымском, по словам участкового врача, от 80% до 100% населения были поражены сифилисом. Активной борьбы и, особенно, профилактики заболеваний здесь не велось. Врач, принимая больных сифилисом, ставил им безобидные диагнозы (детям говорил о заболевании золотухой, взрослым -о простуде), «мотивируя это тем, что больных не нужно пугать, так как они сифилиса очень боятся». Правда, лекарства он выписывал всё-таки против сифилиса [12], но подобная политика умолчаний способствовала распространению болезни бытовым путём.
Эпидемия венерических заболеваний в РСФСР и СССР (в частности, в городах и сельской местности Юга России) заставила представителей власти озаботиться мерами борьбы с нею. Лечение уже заразившихся сельских жителей осуществлялось силами не только местных медиков, но и их городских коллег, командированных в деревню [24]. Важная роль отводилась профилактике венерических заболеваний [19]. В целях профилактики медики занимались просветительной деятельностью на селе, выступали с лекциями, публиковали статьи о симптомах, последствиях и ме-
рах предупреждения «болезней Венеры» [1]. Принятые меры позволили заметно уменьшить разгул венерических заболеваний, но полностью устранить эту проблему они не помогли.
Как видим, радикализм большевистских теорий и планов по переустройству семейно-брачных и сексуальных отношений стимулировал агрессивные попытки представителей правящей партии и комсомола эти отношения разрушить. Радикализм этот в сильной степени способствовал распространению в раннем советском социалистическом обществе циничного восприятия вопросов пола и, значит, - неупорядоченных сексуальных связей, изнасилований, абортов и прочих негативных явлений.
Впрочем, наиболее разумные и, к счастью, авторитетные лидеры большевиков, поддерживавшие планы коренного переустройства либо полной ликвидации традиционной семьи путём передачи её функций общественным организациям и учреждениям, с большим неодобрением относились к теориям «свободной любви» и другим радикальным идеям. В качестве яркого примера можно привести позицию В.И. Ленина в данном вопросе. В начале 1915 г. Инесса Арманд написала Ленину (который тогда находился в Берне) письмо с изложением своих планов по написанию брошюры на тему семей-но-брачных отношений и подчеркнула своё намерение обосновать право женщин на «свободную любовь». В ответном послании Ленин критически расценил намерения Арманд и предложил ей «требование (женской) свободы любви» лучше «вовсе выкинуть», ибо «в современном обществе классы, наиболее говорливые, шумливые и «вверхувидные»»», понимают под «свободой любви» свободу «от серьёзного в любви», «от деторождения», «свободу адюльтера». Поэтому, указывал Ленин, свобода любви «есть не пролетарское, а буржуазное требование» [10, с. 51, 52] и оно не может быть отстаиваемо представителями компартии. Поскольку Арманд попыталась спорить
с вождём мирового пролетариата, он направил ей ещё одно письмо, в котором более детально разъяснял свою позицию и советовал говорить не о «свободной любви», а противопоставить «мещански-интеллигентски-крестьянский брак... пошлый и грязный брак без любви - пролетарскому гражданскому браку с любовью» [11, с. 556].
Неодобрительное отношение признанных лидеров компартии, определявших её внутриполитический курс и имевших право решающего слова во всех партийных дискуссиях, к теории «свободной любви» и всем скороспелым идеям ликвидировать семью как таковую, не позволило такого рода идеям получить шансы на сколь-нибудь долгое существование и, тем более, реализацию. Постепенно радикальные варианты реформирования семейно-брачных и сексуальных отношений в Советской России оказались отброшены. Как ёмко и точно заметил А.Г. Вишневский, большевистское «антисемейное идеологическое поветрие было весьма далеко от реальных требований времени и в своём крайнем виде продержалось недолго» [5, с. 134].
В свете недовольства лидеров компартии радикализацией теоретических разработок семейных и сексуальных отношений очень показательна судьба ранее упомянутого общества «Долой стыд!», которое подверглось резкому осуждению и последовательным гонениям со стороны партийно-советских органов и, в конечном счёте, прекратило своё существование. Члены этого общества заслуженно обвинялись в нарушении норм санитарии и гигиены, ведь климатические условия России, как подчёркивал нарком здравоохранения Н.А. Семашко, отнюдь не благоприятствуют хождению нагишом. Общество «Долой стыд!» активно осуждали за хулиганство и аморальное поведение. В частности, вышеупомянутая выходка активистов «Долой стыд!» в Ростове-на-Дону получила резко негативные оценки общественности.
На следующий день после «голого марша» в Ростове-на-Дону местная газета «Молот», имевшая статус краевого издания, поместила статью Д. Гессена с весьма жёсткими заявлениями в адрес «бесстыдников». Гессен писал: «Как скверная отрыжка столицы, и до нас докатилось гораздо быстрее, чем доходит положительный почин, пресловутое появление на улицах голых мужчин и женщин, какого-то, не то реального, не то полумифического, общества «Долой стыд»». Подобные выходки совершенно нетерпимы, писал Гессен, поскольку «в тот момент, в который мы живём, когда ещё не изжиты капиталистические уродства, как проституция, хулиганство, обнажение содействует не нравственности, а безнравственности... Общество «Долой стыд», это - ставка на хулиганство, на «да здравствует бесстыдство», и в нашем пролетарском городе подобным начинаниям надо дать немедленный отпор». Автор решительно заявлял: «Мы должны с этим безобразием покончить немедленно же, уже хотя бы в силу того, что это общество «Долой стыд» не имеет здорового начала, не оправдывает своего названия, является результатом хулиганства и стремления к эксцентричности, очевидно вербуя своих последователей из буржуазной молодёжи и тех, кто обслуживал раньше в качестве натуры порнографические фотографии» [6].
Жёсткие выводы в отношении общества «Долой стыд!» были ожидаемы и понятны. Демонстративное презрение членов общества к общепринятым нормам морали, ценимым даже в поражённом аномией социуме, не могло не вызвать справедливого гнева со стороны партийно-советского руководства и привести к пресечению полового «голого» акционизма «бесстыдников».
Однако, если с эпатажными объединениями вроде общества «Долой стыд!» получилось справиться в относительно короткий срок, то массовое падение морали и нравственности в обществе,
обусловленное революционными и военными потрясениями и активными действиями большевиков по слому традиционных се-мейно-брачных отношений, не могло быть преодолено в короткий срок. Даже «Всероссийский староста» М.И. Калинин в 1928 г. печалился о недостаточно высоком уровне нравственности молодого поколения. По его словам, «у нас очень многие, в особенности среди молодёжи, любят говорить о новом быте, рисуя его в совершенно извращённом виде. В особенности этот новый быт извращённым проявляется в отношении к девушке: «новый быт», «свобода», «долой все условности» и т.д. и т.п.» [8, с. 88]. Дальнейшее, - гораздо более масштабное и последовательное, - наступление государственной машины и здоровых сил советского общества на «перегибы» в вопросах пола, в защиту традиционных семейно-брачных отношений и семьи как базовой ячейки социума, началось в 1930-х гг. Это наступление в силу своей целенаправленности оказалось несравненно успешнее хаотичных попыток большевистских лидеров эпохи нэпа одёрнуть, образумить массу коммунистов и комсомольцев, зарвавшуюся в своём наплевательском отношении к семье и нормам морали.
Как мы полагаем, в определённой степени успеху борьбы за традиционные семейные ценности в Советском Союзе 1930-х гг. способствовало сохранение прежних культурных семейных архетипов в предшествующем десятилетии, несмотря на весь радикализм большевистского реформаторства. В наибольшей мере это утверждение применимо к российской деревне как изначально более консервативной, чем город. Собственно, иное сложно представить, поскольку никакое большевистское неистовство в отрицании старого мира не могло за какие-то десять лет полностью разрушить и перестроить формировавшийся столетиями и потому чрезвычайно устойчивый семейно-бытовой уклад рос-
сийского крестьянства. Да и социально-экономические условия на селе в 1920-х гг. не претерпели радикальных изменений, а это также способствовало сохранению, в основном, прежних семейно-брачных и гендерных отношений. Поскольку в эпоху нэпа ведущей производственной единицей в деревне оставалось индивидуальное крестьянское хозяйство, то особо не трансформировались и сопряжённые с ним семейные отношения. Другими словами, традиционный стиль хозяйствования не мыслим без устойчивой крестьянской семьи и, потому, в 1920-х гг., - при всей свободе межполовых отношений, - крестьянский брак по-прежнему представлял собой своеобразную хозяйственную сделку, в основе которой лежала не столько привязанность, сколько рациональный экономический расчёт [18, с. 100].
В итоге, в эпоху нэпа на селе сохранялись и, как правило, доминировали патриархальные принципы и нормы в семейно-брачных и сексуальных отношениях. Причём, живучими оказались не только положительные, но и отрицательные традиции. В источниках 1920-х гг. содержится немало свидетельств о негативных, заслуживающих всяческого осуждения пережитках патриархальных семейно-брач-ных отношений. Более того, вопреки уверениям большевистских агитаторов, речь шла не столько о пережитках, сколько о сохранявшихся едва ли не в полной мере традиционных правилах внутрисемейного и гендерного устройства. Кстати, о сохранении позитивных традиционных норм в области взаимоотношений полов, брака и семьи, партийцы в 1920-е гг. говорят не столь часто. Это и понятно: с точки зрения большевиков, досоветская эпоха выступала исключительно «царством мрака», «проклятым прошлым», и говорить о каких-либо присущих ей положительных моментах означало нарушать целостность пропагандистских построений и, соответственно, ослаблять эффект деятельности агитпропа.
Тем не менее, заслуживающие уважения и сохранения крестьянские традиции в сфере гендерных отношений в 1920-х гг. сохранялись и играли важную регулирующую роль в деревне, в том числе в сёлах и станицах Дона, Кубани и Ставрополья. Так, существовало, пусть и в сильно ослабленном виде, табу на добрачную половую жизнь. Сельские жители, конечно, не являлись пуританами, поскольку, как и ранее, парням и девушкам дозволялись сравнительно невинные чувственные игры, - поцелуи, объятия, -во время традиционных молодёжных гуляний, которые в 1920-х гг. ничуть не утратили популярности среди сельской молодёжи. В частности, как отмечали в 1925 г. современники, в Донском округе Северо-Кавказского края «вечеринки в казачьих поселениях, до-свитки в крестьянских - существуют в довольно широких размерах и являются обычным явлением» [12]. Гулянья и в эпоху нэпа «были важной областью личной жизни девушек», той областью, «в которой в общепринятых и строго установленных социумом границах вырабатывались навыки общения с противоположным полом, важным было то, что приобретался опыт тактильной совместимости» [17, с. 357, 359]. Во время гуляний молодёжь давала волю своему темпераменту, нередко позволяя себе слишком многое и не умея иногда вовремя остановиться. Поскольку же поветрие «свободной любви» кружило головы молодым жителям деревни, случаи добрачных интимных отношений в 1920-х гг. участились и уже (как и рождение детей вне брака) столь сильно не осуждались. Тем не менее, подобные явления по-прежнему не считались нормой в крестьянско-казачьей среде.
Свидетельством сохранения высоких требований к нравственности «слабой половины» населения доколхозной деревни являлось крайне отрицательное отношение сельских жителей к курящим или демонстрирующим развязное поведение женщинам. В
частности, по утверждению первого секретаря Ейского райкома РКП(б) Северо-Кавказского края П.М. Горюнова, относящемуся к 1925 г., местные казаки и крестьяне часто недовольны женщинами-делегатками, поскольку «делегатские составы подбираются в станицах не всегда удовлетворительно и туда попадают элементы, в глазах населения не выдерживающие критики: делегатки в большинстве не связаны с сельским хозяйством, курят, что для женщины в станице равносильно потере всякого авторитета, вместо дела иной раз занимаются сплетнями; есть такие, которые нестрого себя держат с молодёжью» [7, с. 12]. Впрочем, столь же высокие требования к морально-нравственным качествам и поведению мужской части населения доколхозной деревни обычно не предъявлялись, и это характерно для патриархального общества, каковым всё ещё по-прежнему оставался сельский социум 1920-х гг.
Заметно более длинным получился список традиций в области семейно-брачных и гендерных взаимоотношений, которые сохранялись на селе в эпоху нэпа и в свете советского семейного законодательства выступали уже анахронизмом, причём анахронизмом негативным. К числу таких традиционных устоев относились: иерархизм и неравенство членов семьи, когда «все принижены перед главой семьи, женщины - перед мужчинами, младшие - перед старшими, дети - перед взрослыми»; «принудительный коллективизм и централизм», когда во главу угла ставились общесемейные интересы (как их понимал отец-патриарх, «большак»), а индивидуальные интересы членов семьи в расчёт не принимались; крайне слабая ответственность родителей перед детьми; семейное насилие, признававшееся «совершенно нормальной и главной формой воздействия» [16, с. 229]. Тем самым, в российской деревне наличествовал и господствовал изначально
присущий человеческому сообществу фаллический культ, характерный, прежде всего, для патриархальных отношений [15, с. 8088], анализ которого в нэповской деревне может стать предметом самостоятельного исследования, хотя для казачьих обществ он являлся неотъемлемой частью их социального позиционирования [15, с. 82].
Список литературы
1. А.Г. Триппер // Крестьянка. 1924. № 6. С. 28.
2. Бараш М. Сифилис в русской деревне // Крестьянка. 1923. № 14. С. 35.
3. Бараш М. Сифилис в русской деревне // Крестьянка. 1923. № 14. С. 36. 2 (35)
4. В конце августа 1921 г. санчастью СКВО предполагалось провести с 1 сентября «неделю борьбы с венерическими болезнями» (ЦДНИ РО, ф. 4, оп. 1, д. 99, л. 74). Политуправление СКВО с 12 сентября до 1 октября того же года намечало проведение ещё одной такой же недели во всех частях округа (Там же, л. 103). Тем не менее, даже в 1923 г. в прессе констатировалось, что, хотя «теперь в Красной армии дело обстоит лучше, но печальные случаи заражения сифилисом красноармейцев бывают» (Бараш М. Сифилис в русской деревне // Крестьянка. 1923. № 14. С. 36).
5. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. С. 134.
6. Гессен Д. Это безобразие надо прекратить // Молот. 1924. 21 сентября.
7. Горюнов П.М. О казачьем вопросе. С. 17.
8. Калинин М.И. Борьба за нового человека. Речь на торжественном заседании, посвящённом десятилетнему юбилею комсомола. 28 октября 1928 г. // Калинин М.И. О молодёжи. С. 88.
9. Лаврентьева П. Из Нового быта в деревне // Крестьянка. 1924. № 7. С. 24.
10. Ленин В.И. [Письмо] И.Ф. Арманд. 17 января 1915 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. Письма. Август 1914-октябрь 1917. М., 1975. С.51-52.
11. Ленин В.И. [Письмо] И.Ф. Арманд. 24 января 1915 г. // Там же. С. 556.
12. Лицо донской деревни. С. 116.
13. Лицо донской деревни. С. 61.
14. Лицо донской деревни. С. 62.
15. Лукичёв П.Н., Скорик А.П. Фаллический культ: социоистори-ческий анализ // Социологические исследования. 1994. № 12. С. 80-88. 2(82)
16. Миронов Б.Н. Семья: нужно ли оглядываться в прошлое? // В человеческом измерении. С. 229.
17. Мирошниченко М.И. Личное и частное в жизни девиц-казачек на Урале в середине 1920-х гг. // Частное и общественное: гендерный аспект. Материалы Четвёртой междунар. науч. конф. РАИЖИ и ИЭА РАН, 20-22 октября 2010 года, г. Ярославль. Т. 1. М., 2011. С.357-359.
18. Морозов С.Д. Брачность и рождаемость крестьян Европейской России (конец XIX в. - 1917 г.) // Крестьяноведение. 1999. Вып. 3. М., 1999. С. 100.
19. Например, участники состоявшегося 12 ноября 1925 г. первого заседания Первого Северо-Кавказского профилактического съезда правомерно резюмировали: «Сама жизнь выдвинула профилактический (предупредительный) уклон в деятельности врача. Крестьянское население вполне осознало роль профилактики. Однако, во всей этой важной работе не должно быть никакой механизации, трафарета. Врачу необходимо уделять главное
своё внимание, сообразно местным условиям и особенностям. Так, например, в районах, где имеется много венериков, следует усилить профилактическую работу в этом направлении, т.-е. по борьбе с венерическим заболеванием» (1-й профилактический съезд // Молот. 1925. 15 ноября).
20. О.Р. Деревенские няньки (Бабья беседа) // Крестьянка. 1923. № 14. С. 35-36.
21. РГАСПИ, ф. 65, оп. 1, д. 2, л. 8.
22. РГАСПИ, ф. 65, оп. 1, д. 4, л. 4об.
23. Так, 7 сентября 1921 г. начальник политуправления Северо-Кавказского военного округа (СКВО) констатировал, что «среди широких слоёв красноармейской массы наблюдается большой процент заболеваемости разными венерическими болезнями» (ЦДНИ РО, ф. 4, оп. 1, д. 99, л. 103).
24.Так, в конце 1925 - начале 1926 гг. по сообщениям прессы, в целом ряде районов Северо-Кавказского края действовали выехавшие из городов медицинские «венерические отряды». В ноябре 1925 г. один из таких отрядов выехал в Новочеркасский район, в марте 1926 г. другой отряд занимался обследованием и лечением сельского населения в районах Таганрогского округа Северо-Кавказского края (По телефону // Молот. 1925. 21 ноября; На борьбу с венерическими заболеваниями // Молот. 1926. 3 марта; Борьба с венерическими болезнями // Молот. 1926. 20 марта).
25. ЦДНИ РО, ф. 75, оп. 1, д. 20, л. 4г.
References
1. Tripper A.G. Krestyanka [Peasant], no 6 (1924): 28.
2. Barash M. Sifilis i russkaya derevnya [Syphilis in the Russian village], no 14 (1923): 35.
3. Barash M. Sifilis v russkoy derevne [Syphilis in the Russian village], no 14 (1923): 36.
4. V konce avgusta 1921 goda canchastyu SKVO predpolagalos provesti s 1 sentyabrya "nedelyu borby s venericheskimi boleznya-mi" (CENTER for RO, f. 4, op. 1, d. 99, l. 74). Politupravlenie SKVO s 12 sentyabrya do 1 oktyabrya togo zhe goda namechalo provede-nie eszhe odnoy takoy zhe nedeli vo vseh chastyah okruga (tam zhe s. 103). Tem ne menee, dazhe v 1923 godu v presse konstantirovalos, chto, hotya "teper v Krasnoy armii delo obstoit luchshe , no pechal-nye sluchai zarazheniya sifilosom krasnoarmeycev byvayut" [In late August 1921 the infirmary SKVO was supposed to be held on September 1, "week of fight against sexually transmitted diseases" (CENTER for RO, f. 4, op. 1, d. 99, l. 74). The political Directorate of the North Caucasus military district from September 12 to October 1 of the same year, was scheduled to hold another the same week in all parts of the County (ibid, p. 103). However, even in 1923, in the press stated that, although "now in the red army, the situation is better, but the sad cases of syphilis are red"]. (Barash M. Sifilis v russkoy derevne [Syphilis in the Russian village]. Krestyanka [Peasant]. 1923, no 14, p. 36).
5. Vishnevsky A.G. Cerp i rubl: Konservativnaya modernizaciya v SSSR [Sickle and trouble: Conservative modernization in the USSR], p. 134.
6. Hessen D. Eto bezobrazie nado prekratyt [This outrage has got to stop]. Molot [Hammer]. 1924. 21 Sep.
7. Goryunov P.M. Po kazackomy voprosu [On the Cossack question], p. 17.
8. Kalinin M.I. Borba za novogo cheloveka. Rech na zceremonii otkrytiya posvyaszhennogo desyatoy godovszcine Komsomola [The Struggle for the new man. Speech at the ceremonial meeting devoted to the tenth anniversary of the Komsomol]. 28 Oct 1928, p. 88.
9. Lavrentyev P. Iz novoy zhizni v derevne [Of New life in the village]. Krestyanka [Peasant], no 7 (1924): p. 24.
10. Lenin V. I. Pismo [Letter] I. F. Armand. 17 Jan 1915 / Lenin V. I. Poln. Coll. Op. 49, Etc. Letters. August 1914-October 1917. M., 1975, p. 51-52.
11. Lenin V. I. Pismo [Letter] I. F. Armand. 24 Jan 1915. ibid, p. 556.
12.Lico donskoy derevni [The face of the don villages], p. 116.
13.Lico donskoy derevni [The face of the don villages], p. 61.
14.Lico donskoy derevni [The face of the don villages], p. 62.
15. Lukichev P.N., Skorik A.P. Fallicheskiy kuli: socio-istoricheskiy analiz Phallic cult: socio-historical analysis]. Sociologicheskie issledovaniya [Sociological researches]. 1994, no 12, pp. 80-88. 2(82).
16. Mironov B.N. Dolzhen liz ya oglyadyvatsya? [Family: do I need to look in the past?] V chelovecheskom izmerenii [In the human dimension], p. 229.
17. Miroshnichenko M.I. Lichnoe I chastnoe v zhizni devic-kazachek na Urale v seredine 1920-h godov [Personal and private in the lives of girls-Cossacks in the Urals in the middle of the 1920s]. Chastnoe i obszchestvennoe: tendernyi aspect. Materialy Chetvertoi mezhdun-arodnoi nauchnoi konferencii RAIZHI i IEA RAN, 20-22 okt. 2010, gorod Yaroslavl, Moscow 2011 [Private and public: gender aspect. Proceedings of the Fourth Intern. scientific. Conf. RAII, and IEA ran, 20-22 October 2010, the city of Yaroslavl]. Vol.1. Moscow, 2011, pp. 357-359.
18. Morozov D.S. Brachnost i rozhdaemost krestyan v Evropeiskoi Rossii (konec XIX veka - 1917 god) [Marriage rate and the birth rate of the peasants of European Russia (end of XIX century - 1917)]. Krestyano-vedenie [Christianaudigier]. 1999]. Vol. 3. Moscow, 1999, p. 100.
19.Naprimer, uchastniki sostoyavshegosya 12 noyabrya 1925 godapervo-go zasedaniya Pervogo Sever-Kavkazskogo profilakticheskogo syezda pravomerno rezyumirivali: "Sama zhizn vydvinula profilakticheskiy
(predupreditelnyi) uklon v deyatelnosti vracha. Krestyanskoe naselenie vpolne osoznalo rol profilaktiki. Odnako, vo vsey etoy vazhnoy rabote ne dolzhno byt nikakoy mehanizacii, trafareta. Vrachu neobhodimo udelyat glavnoe svoye vnimanie, soobrazno mestnym usloviyam i oso-bennostyam. Tak, naprimer, v rayonah, gde imeetsya mnogo venericov, sleduet usilit borbu v etom napravlenii, t.e. po borbe s venericheskim zabolevaniem" [For example, participants on November 12, 1925 the first meeting of the First North Caucasian Congress of preventive legitimate summed up: "life itself has put forward routine (preventive) bias in the activities of a doctor. The peasant population were quite aware of the role of prevention. However, in all this important work should be no mechanization, stencil. The doctor must be given all our attention, consistent with local conditions and peculiarities. For example, in areas where there is a lot of venedikov, should strengthen preventive work in this direction, so to combat venereal disease" (1 Profilakticheskiy syezd [1st Congress of prevention]. Molot [Hammer]], 1925, 15 Nov).
20. O.R. Derevenskie nyanki (Babya besedaj [Village nurse (woman's conversation)]. Krestyanka [Peasant], no 14 (1923): 35-36.
21. RGASPI, f. 65, op. 1, d. 2, L. 8.
22. RGASPI, f. 65, op. 1, D. 4, L. 4ob.
23. Tak, 7 sentyabrya 1921 goda nachalnikpolitupravleniya Sever-Kavka-zskogo voennogo okruga (SKVO) konstantiroval, chto "sredi schirokih sloev krasnoarmeiskoi massy nablyudaetsya bolschoy procent zabole-vaemosti raznymi venericheskimi zabolevaniyami" [So, 7 Sep 1921 the head of the political Department the North Caucasus military district (SKVO) stated that "among wide layers of red army mass a large percentage of incidence of various sexually transmitted diseases"]. (CENTER for RO, f. 4, op. 1, d. 99, l. 103).
24. Tak, v konce 1925 - nachale 1926 godovpo soobszheniyam pressy, v ce-lom ryade rayonov Severo-Kavkazskogo kraya deystvovali vyehavschie
iz gorodov medicinskie "venericheskie otryady". V noyabre 1925 goda odin iz takih otryadov vyehal v Novocherkasskiy rayon, v marte 1926 goda drugoy otryad zanimalsya obsledovaniem i lecheniem selskogo naseleniya v rayonah Taganrogskogo okruga Severo-Kavkazskogo kraya (Po telefonu. Molot [Hammer]) [So, in late 1925 - early 1926. according to press reports, in a number of regions of the North Caucasus region acted emigrants from cities medical "social groups". In November 1925, one of these units left in the Novocherkassk area, in March 1926, and another detachment was engaged in the examination and treatment of the rural population in the districts of Taganrog district of the North Caucasus region (On the phone]. Molot [Hammer]. 1925. 21 Nov; the fight against venereal diseases. Molot [Hammer]. 1926. 3 March; the Fight against venereal diseases. Molot [Hammer]. 1926. March 20). 25. The CENTER of RO, f. 75, op. 1, d. 20, l. 4G.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ Багдасарян Сусанна Джамиловна, доцент кафедры теории и истории государства и права, кандидат исторических наук
Сочинский государственный университет
ул. Советская, 26а, г. Сочи, Краснодарский край, 354000,
Российская Федерация
bsd73@mail.ru
DATA ABOuT THE AuTHOR Bagdasaryan Susanna Dzhamilovna, Associate professor of the Department of History, Ph.D. in History
Sochi State University
26a, Sovetskaya Str., Sochi, Krasnodar region, 354000, Russian
Federation
bsd73@mail.ru
