CC BY
432УДК 94(47)"192":316.47
ГРНТИ 03.23.55: История России новейшего времени (с XX в.)
А.А. Савчук
Была ли сексуальная революция в России в 1920-е гг.?
К постановке проблемы
В данной статье поставлен вопрос о том, была ли сексуальная революция в Советской России в 1920-е гг. В исследовательской и популярной литературе экспериментирование в сфере взаимоотношения полов представлены как сексуальная революция, что, на наш взгляд, является некорректным. Если брать за основу модель сексуальной революции, которая произошла в 1960-х гг. в Западной Европе и США, то для нее характерны постиндустриальное общество, инициатива женщин и массовость. Советская Россия в 1920-е гг. оставалась аграрной страной, в которой большинство населения являлось носителями традиционной патриархальной культуры, и, следовательно, не готово было воспринять идеи новых взаимоотношений между полами. Ни один из выделяемых исследователями критериев сексуальной революции не был характерен для Советской России 1920-х гг., что и позволяет сделать вывод о её отсутствии.
Ключевые слова: Советская Россия, гендерная история, 1920-е гг., сексуальная революция, проституция.
A.A. Savchuk
Was the sexual revolution in Russia in 1920th?
About the problem
In the article discusses the question about sexual revolution in Russia in 1920th. In researches and in popular literature experiments in the relations between men and women are represented as sexual revolution. However, I strongly believe that new relations between sexes in Soviet Russia in 1920th cannot be called the sexual revolution. If we use as the base the model of sexual revolution of 1960th in Europe and USA we will discover that for this revolution we need the post-industrial society, initiative of women and mass character. In 1920th Russia still was the agrarian country in which the most of people were the bearers of the traditional patriarchal culture. As the result, the society was not ready to grasp the ideas of the new relations between sexes. No one of detailed by researchers criterions of sexual revolution was typical for the Soviet Russia in 1920th which allows to conclude that there was no sexual revolution in this period.
Key words: Soviet Russia, gender history, 1920th, sexual revolution, prostitution.
Восприятие сексуальности в современном российском обществе остается достаточно противоречивым. С одной стороны, достаточно широкое распространение имеют порнофильмы, освещающие интим-
© Савчук А.А., 2017 © Savchuk A.A., 2017
ный аспект отношений между полами, а с другой - данная тема в обществе замалчивается. Говорить о сексе считается неприличным, но в Интернете довольно широко распространены эротические сайты и специфические сайты знакомств, где люди знакомятся со вполне определенной целью - заняться сексом. Отсутствие полового воспитания в семье и школе вкупе с распространением порнографии приводит к тому, что у молодежи формируются искаженные представления о сексуальности, в первую очередь женской. Порнография основывается на сексуальном подавлении и подчинении; это индустрия, где женщина эксплуатируется экономически и сексуально. Порнография убеждает зрителя в том, что все женщины (так как женщина действует в ней от имени своего пола) наслаждаются сексуальным унижением или изнасилованием; что женщина - это не более чем сексуальный объект; что насилие не только сексуально привлекательно, но и легитимно [1, с. 25].
В традиционных сообществах сексуальность, особенно женская, табуирована и жестко контролируется. Существуют обрядовые практики, подчеркивающие несвободу в распоряжении женщиной собственным телом: от китайского бинтования ног до обрезания клитора в странах Африки и арабского мира. Подобные обряды направлены в первую очередь на ограничение женской сексуальности и подчинение женщины законному мужу. В связи с этим сексуальная революция, отстаивающая право женщины на автономную сексуальность, относится к важнейшим условиям установления равноправия между полами.
Сексуальную революцию определяют как следствие и неотъемлемую часть глобальной индустриальной революции, которая затрагивает и один из самых консервативных институтов - брачно-семейный. Выделяются и основные признаки и последствия сексуальной революции:
• стирание двойного стандарта в половой морали;
• отделение сексуальности от функции воспроизводства;
• растущая терпимость к добрачным половым связям;
•усиление открытости сексуальной сферы;
•признание права женщины на обладание собственной сексуальностью и на получение сексуального наслаждения;
• коммерциализация секса [2, с. 89-90] и т. д.
Считается, что сексуальная революция в России происходила приблизительно в то же время, что и в Европе и США, охватив период от кануна Первой мировой войны до начала 1920-х гг. Её движущие мотивы те же, что и в Европе и Америке: протест против ограничений и запретов, налагаемых на область секса традиционной моралью, отрицание общепринятого лицемерия по отношению к сексу [3, с. 167]. Давайте же рассмотрим подробнее, произошла ли сексуальная революция в Советской России в 1920-е гг.
1. Стирание двойного стандарта в половой морали. «Половой вопрос» попал в центр внимания исследователей и публицистов после завершения Гражданской войны. Дезорганизация привычного уклада брачно-семейных отношений, быта и морали вызвала к жизни множество проблем, прямо или косвенно связанных с сексуальностью, что стимулировало многочисленные социальные исследования. Значительное место в исследовании проблем пола занимали сексологические опросы. В половых анкетах 1920-х гг., разработанных, внедренных и обработанных врачами и социологами, затрагивались проблемы разных форм брака, развод, внебрачные связи, средний возраст начала половой жизни, пользование проституцией, репродуктивное поведение (основной упор делался на проблему абортов). Отличительной чертой всех анкетирований был количественный и процентный перекос в сторону мужской аудитории, вызванный малым количеством студенток в вузах (так, например, у Гельмана (1922) это соотношение 77,9 % к 22,1 %, у Ласса (1928) 77,4 % к 22,6 %) [4, с. 18], а также довольно большой процент молодых людей в возрасте до 25 лет (79,5 % у Гельмана, 72 % у Ласса) [4, с. 20] от общего числа опрошенных.
Итоги данных опросов были напрямую связаны с довольно распространенным в те годы представлением о зависимости чувств и
V V V I I Я V
эмоций от воздействия экономической формации. Именно такой подход порождал призывы к молодежи строить новые отношения между полами, основанные на полной свободе в этой области, раскрепощении от предрассудков буржуазной морали, разоблачении любви как чувства, выдуманного буржуазией и ненужного пролетариату. Молодежь, вступавшая в эту область взрослой жизни, оказывалась дезориентирована противоречивыми взглядами приверженцев нового и защитников старого [5, с. 70-71].
Как следствие, в 1920-е гг. меняется возраст вступления в дебютную половую связь юношей и девушек. У юношей (данные приведены по студенчеству) в начале века средний возраст дебюта составлял 17-18 лет, у девушек он в среднем равнялся возрасту вступления в первый брак и составлял по переписи 1897 г. 21,4 года [6, с. 83-84]. В 1926-1927 гг. данные обследований молодежи в центральной части России показали, что начало сексуальной жизни в возрасте до 15 лет отмечалось у 20 % подростков, в возрасте от 17 до 19 лет - у 50 % [5, с. 73-74]. По данным выборочного обследования молодых рабочих Сибири в возрасте 16-17 лет, проведенного в 1926 г., 23,3 % юношей и 8,6 % девушек имели сексуальные отношения, причем до 15 лет первый опыт получили 13,4 % юношей и 11,3 % девушек [5, с. 73].
Таблица 1
Возраст вступления в дебютную связь студентов и рабочих, живших половой жизнью на момент опроса, 1922-1927 гг. [7; 8, с. 128; 4, с. 98; 9, с. 79-80]
Возраст начала половой жизни И. Гельман, 1922, 923 студента В. Клячкин, 1924, 567 студентов Н. Чучелов, 1927, 83 рабочих Д. Ласс, 1927, 1602 студента
До 14 лет 74 (7,5 %) 45 (8,4 %) 242 (15 %)
15-16 лет 371 (34 %) 154 (29,8 %) 2 379 (23,8 %)
17-21 год 331 (61,8 %) 81 864 (54,1 %)
Старше 22 лет 37 (7,2 %) 117 (7,1 %)
Что касается студенток, то опрос Гельмана дает лишь общие сведения о вступивших в дебютную связь: из 338 опрошенных женщин жило половой жизнью 180 (53 %) [7]. Работницы уездного города Шуи распределились по возрастам следующим образом: до 16 лет в дебютную связь не вступила ни одна женщина, в 16-22 года - 5 женщин, но при этом 16 женских анкет из 76 не содержали ответа на этот вопрос. Сам автор считал, что причина в открытости опроса и двойном стандарте относительно вступления в добрачную половую связь мужчин и женщин [9, с. 79-81].
Таблица 2
Возраст вступления в дебютную связь студенток и работниц, живших половой жизнью на момент опроса, 1924-1927 гг. [8, с. 128; 9, с. 98; 4, с. 79-81]
Возраст начала половой жизни В. Клячкин, 1924, 79 студенток Н. Чучелов, 1927, 76 работниц Д. Ласс, 1927, 253 студентки
До 16 лет 5 (6,3 %) 3 (1,2 %)
16-22 года 57 (71,8 %) 5 174 (72 %)
После 22 лет 17 (13,43 %) Нет данных 68 (26,8 %)
Столь отрывочные данные о начале половой жизни у женщин можно объяснить нежеланием женщин распространяться относитель-
V V п
но своей интимной жизни. В то время как для мужчин количество ин-
тимных связей и их более раннее начало являлось признаком мужественности, свободную сексуальную жизнь женщины общество не приветствовало, считая её показателем распущенности женщин. Традиционная мораль, предписывавшая женщине соблюдение невинности до брака и строгую моногамность, продолжала господствовать в обществе, особенно в крестьянской среде.
Новое общество было не готово к признанию интимных отношений как непременной части жизни. Свободные интимные отношения, выходящие за рамки традиционной морали, в представлении большевиков подлежали регламентации в качестве одного из аспектов новой коммунистической морали, которая требовала:
• изъятия из взаимоотношений полов всякого рода материального или иного расчета;
•уничтожения брачной регламентации, создающей иллюзию обособленности брачной пары от коллектива;
• внушения молодежи (в первую очередь девушкам), что любовь не есть содержание жизни;
•отсутствия ревности;
•отказа от потомства, если существовал риск передачи по наследству какой-либо болезни [10, с. 33-34].
Наиболее радикальными и новаторскими были представления А.М. Коллонтай о необходимости отмены двойных стандартов в отношениях между мужчиной и женщиной, а также убеждение в том, что «половой акт должен быть признан актом не постыдным или греховным, а естественным и законным, как и всякое другое проявление здорового организма, как утоление голода или жажды» [10, с. 31]. Однако «излишества» в интимных отношениях, наряду с воздержанием, должны быть признаны вредными. Косвенно признавая невозможность установить единобрачие или многобрачие как единственно приемлемую форму общения, Коллонтай настаивала на том, что многобрачие ведет к снижению способностей мужчин и женщин к воспроизводству потомства, а потому должно быть признано нежелательным с точки зрения интересов трудового коллектива, заинтересованного в приросте здорового населения [10, с. 32]. Во взглядах Коллонтай, наряду с упором на эмоциональный аспект отношений, прослеживается идея биологической целесообразности интимных отношений, развитая впоследствии А. Залкиндом, хотя их точки зрения представлены как прямо противоположные. Коллонтай приписывается упор только лишь на эмоциональную сторону отношений (как пример приводится работа «Дорогу крылатому Эросу!»), Залкинду - фрейдизм и евгенические взгляды на взаимоотношения полов. Однако Коллонтай считала, что брачное общение полов может подлежать законодательному регулированию в интересах трудового государства с двух точек зрения: а) в интересах народного здоровья и гигиены расы; б) в интересах приро-
26
ста или уменьшения народонаселения в зависимости от потребностей народохозяйственного коллектива [10, с. 30].
Эти представления впоследствии и были развиты А. Залкиндом в работе «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата» (1924). Основной мыслью Залкинда, высказанной в данной работе, является допустимость половой жизни «лишь в том ее содержании, которое способствует росту коллективистических чувств, классовой организованности, производственно-творческой, боевой активности, остроте познания и т.д. и т.п.» [11]. Интимные отношения должны быть полностью подчинены интересам воспроизводства здорового потомства и существовать для формирования «революционно-целесообразного» досуга и классово правильных отношений. Всякие «излишества» в интимных отношениях должны, безусловно, осуждаться как путь растраты энергии пролетариата, которой у него не так уж и много. Признавая возможность, в первую очередь для молодых людей, не состоять в браке, Залкинд старался регламентировать и внебрачные отношения. Другим аспектом его «Заповедей» становится укрепление коллективизма, закрепление примата общества над индивидом. Тем не менее «Заповеди» Залкинда были более понятны партии и населению, чем взгляды Коллонтай, воспринятые как призыв к «разврату». «Её мнение, что духовная жизнь человека настолько сложна и обширна, что не может удовлетвориться сожительством с одним, то есть в одно и то же время человеку нужно иметь несколько "сожителей" или "сожительниц". По ученому, это называется, кажется, гетеризмом, а по-нашему, по деревенскому, это называется просто развратом», - писала в «Крестьянку» одна из селькорок [12, с. 7]. Принцип революционной целесообразности в брошюре Залкинда «Революция и молодежь» доходит до того, что вытесняет физиологический аспект влечения. Половая жизнь рассматривается им как социальная, а не как физиологически-личная, соответственно, и побеждать должна классовая целесообразность, а не физиологическая привлекательность. Здесь четко виден перенос структур желания и удовольствия из «физиологически-половой» сферы в пространство социальной активности и идеологической правильности [13, с. 213]. В историографии укрепилось мнение, что в итоге именно идеи Залкинда определяли отношение большевистской партии и Советской власти к сексуальности вплоть до распада СССР.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что, несмотря на все попытки изменить отношение к сексуальным связям и внедрить в сознание женщин представление о естественности полового акта, не произошло того слома в сознании, который привел бы к уничтожению двойного стандарта. Кроме того, навязывание регламентации сексуальных практик автоматически приводило к реставрации двойного стандарта в интимных отношениях.
2. Отделение сексуальности от функции воспроизводства
становится возможным только при широком распространении контрацептивов и абортов. После революции экономическая разруха в сочетании с дезорганизацией брачной жизни и ростом числа беспризорников поставила вопрос о регулировании рождаемости. Так как наладить выпуск контрацептивов в разоренной войной и революцией стране было очень сложно, оставалось легализовать аборты, ставшие к тому времени основным способом избавления от нежелательной беременности. Подпольные аборты производились в условиях полной антисанитарии людьми, зачастую далекими от медицины, самым варварским способом: во влагалище помещался какой-нибудь острый предмет, например, веретено, вязальная спица, гусиное перо или головная шпилька, и производящая аборт принималась наугад тыкать в разные стороны, стараясь попасть в матку и проткнуть плодное яйцо. Бывали удачные случаи попадания через шейку матки внутрь, что вызывало выкидыш. Но чаще вместо матки протыкался мочевой пузырь или кишки, нередки были и случаи сепсиса, прободения матки и застревания крючка или спицы в мочевом пузыре. Врачи приводили печальную статистику: из 100 нелегально абортировавшихся четыре умирали, 80 оставались искалеченными на всю жизнь [14, с. 25]. Выбор в пользу легальных абортов позволил сохранить им если не здоровье и возможность иметь детей, то хотя бы жизнь.
В 1920 г. РСФСР постановлением Народных комиссариатов здравоохранения и юстиции «Об охране здоровья женщин» первой легализовала аборты как частный выбор женщины. В постановлении признавалось, что уголовное преследование женщины, сделавшей аборт, и врача, его произведшего, вынуждает женщин прибегать к помощи непрофессиональных абортистов, что наносит непоправимый вред их здоровью. Согласно законопроекту, допускалось бесплатное прерывание беременности в больнице, запрещалось абортировать кому бы то ни было, кроме врача, акушерка или бабка, произведшие аборт, лишались практики и предавались суду наряду с теми врачами, которые делали операцию из корыстных побуждений [15, с. 475].
К 1924 г. число желающих сделать аборт в больнице выросло настолько, что заговорили об «эпидемическом характере» абортов [16. Л. 2]. Для урегулирования числа желающих сделать аборт были созданы комиссии в составе заведующего подотделом охраны материнства и младенчества, врачей и представителей женотделов. Задачей комиссии было установление очередности производства абортов в больничной обстановке и моральное воздействие на женщину с целью убедить её отказаться от аборта. Последнее, впрочем, удавалось довольно редко.
Вопрос допустимости аборта и права женщины на его производство сложен и неоднозначен, даже спустя почти 100 лет. Дискуссии о том, с какого момента начинается самостоятельная жизнь ребенка - с зачатия или с рождения - не прекращаются до сих пор, и во многих странах аборты недопустимы. Несмотря на все доводы сторонников абортов, искусственное прерывание беременности воспринимается как убийство. Поэтому, на наш взгляд, неправомерно говорить об ограничении права на аборт в 1920-е гг., так как само искусственное прерывание беременности изначально воспринималось в обществе, где подавляющее большинство его членов было носителями традиционной христианской морали, как девиация, а не как неотъемлемое право женщины.
Распространенность абортов, а главное - их негативные последствия для женского здоровья - вызвали к жизни дискуссию о средствах контрацепции. Предупреждение беременности рассматривалось как способ сохранить здоровье женщины, дать ей возможность сознательного материнства. Для изучения и производства максимально безвредных противозачаточных средств с их научной оценкой была создана Центральная научная комиссия по изучению противозачаточных средств при отделе охраны материнства и младенчества наркомата здравоохранения. Ею исследовались как традиционные химические и механические средства, так и разрабатывавшиеся методы временного стерилитета: биологический (ввод эмульсии из сперматозоидов под кожу женщины), облучение репродуктивной системы рентгеновскими лучами (данный способ считался опасным из-за угрозы полной утраты способности к деторождению), внутриматочные методы (когда в матку вводились химические или механические средства).
Основными способами предохранения от беременности считались механические (мужские презервативы и женские влагалищные колпачки), химические (шарики из хинина с добавлением сулемы или борной кислоты, спринцевание влагалища марганцовкой или древесным уксусом, введение особых губок, пропитанных уксусом пополам с водой, жидким формалином или древесным уксусом) [17, с. 16] и прерванный половой акт. Однако последний способ не рекомендовался к применению, так как считалось, что он может привести к тяжелым нервным расстройствам обоих партнеров [14, с. 26].
В первой половине 1920-х гг. контрацептивы не получили должного распространения даже в студенческой среде, открытой к новым веяниям. Так, по данным Государственного института социальной гигиены, использование студентами предохранительных средств выглядело следующим образом.
Таблица 3
Применение противозачаточных средств, 1924 г. [18, с. 94]
Пол Средства
Сойив ¡^еггирШв Другие противоза чаточные средства Не употребляют никаких средств Не указано Вопрос не относится* Итого
Мужчины 33 72 93 104 39 341
Женщины 11 12 24 72 151 270
Итого 44 84 117 176 190 611
*- не жившие половой жизнью и имевшие случайные сношения.
Аборт оставался единственным более-менее доступным средством предохранения от беременности, которое в то же время не поощрялось властями. Разговоры о необходимости запретить аборты проистекали, во-первых, из убеждений большевиков в том, что в коммунистическом будущем женщина не должна будет ограничивать свой материнский инстинкт (предполагалось, что каждая беременность, сколько бы их ни было, будет заканчиваться родами), а во-вторых, из необходимости более высокого прироста населения в стране победившего пролетариата. Итогом этой политики стало принятие в 1936 г. постановления «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводе», которое разрешало аборты только по медицинским показаниям. Таким образом, сексуальность так и не была в итоге отделена от функции воспроизводства, в обществе надолго укрепилось мнение, что половой акт должен иметь целью рождение ребенка.
3. Растущая терпимость к добрачным половым связям. Замена церковного брака светским привела к тому, что брак перестал восприниматься как таинство и, как следствие, исчезла необходимость сохранения чистоты и непорочности до брака, что также влияет на отношения между полами. Говорить о росте терпимости к добрачным половым связям можно только в отношении женщин, для мужчин этот вопрос не стоял и в дореволюционной России. После революции при сексуальном дебюте у мужчин на первом месте в качестве первой партнерши стояла случайная знакомая (от 50,1 до 65,9 %), у женщин -муж/жених (от 33 до 54,9 %). На втором месте у мужчин стояла прости-
тутка (от 9 до 28,4 %), у женщин - сожитель (от 22,5 до 31,9 %), третье место у мужчин занимала жена/невеста (от 3,7 до 22,6 %), у женщин -случайный знакомый (от 11,3 до 18 %) [19, с. 42]. Таким образом, наблюдалась тенденция к вступлению женщин в дебютную связь с мужем, а мужчин - со случайной знакомой, что можно объяснить большей восприимчивостью мужчин к пропаганде новых идей «свободной любви», довольно популярных в это время. Согласно данным Д.И. Ласса (1927), основными причинами вступления в дебютную связь у мужчин были физиологическая потребность (31,5 %), любопытство (19,4 %) и любовное влечение (13,6 %). У женщин, наоборот, любовное влечение стояло на первом месте (47,3 %), на втором - любопытство (20,2 %), на третьем - физиологическая потребность (13,3 %) [4, с. 107]. Таким образом, мы видим, что для женщин вступление в интимную связь становится возможным в первую очередь с тем партнером, с которым у нее существуют длительные отношения (фактически либо зарегистрированный, либо незарегистрированный союз). Выборка до 18 %, падающая на случайного знакомого, представляется недостаточной для того, чтобы говорить о терпимости к добрачным половым связям.
4. Усиление открытости сексуальной сферы тесно связано с происходившими в обществе процессами трансформации взаимоотношений между полами. Особенностью процесса легитимации сексуальной сферы в Советской России была его заданность партийной властью. Вопрос о том, насколько можно легитимизировать сексуальную сферу, возник в рамках дискуссий о новой коммунистической морали. Лидер большевистской революции В.И. Ленин не одобрял чрезмерное увлечение вопросами пола:
«Мне говорили, что на вечерах чтения и дискуссий с работницами разбираются преимущественно вопросы пола и брака. Это будто бы предмет главного внимания политического преподавания и просветительной работы. Я ушам своим не верил, когда услыхал это.... Я не доверяю тем, кто постоянно и упорно поглощён вопросами пола, как индийский факир созерцанием своего пупа. Мне кажется, что это изобилие теорий пола, которые большей частью являются гипотезами, притом часто произвольными, вытекает из личных потребностей. Именно, из стремления оправдать перед буржуазной моралью собственную ненормальную или чрезмерную половую жизнь и выпросить терпимость к себе. Это замаскированное уважение к буржуазной морали мне так же противно, как и любовное копание в вопросах пола» [20].
Особенно волновало Ленина увлечение молодежи вопросами половой морали. «Вряд ли хорошо то, что в эти годы вопросы пола, усиленно выдвигаемые естественными причинами, становятся центральными в психике молодёжи. Хотя я меньше всего мрачный ас-
кет, но мне так называемая «новая половая жизнь» молодёжи, а часто и взрослых, довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости» [20]. Он считал, что молодежь, будучи наиболее активной, революционной и трудоспособной частью общества, не имеет права отвлекаться на малозначащие вопросы пола и тратить на них свою энергию и внимание. В его представлении идеальными отношениями были стабильные моногамные отношения на основе общих интересов. Взаимоотношения мужчины и женщины становятся не их личным делом, а общественно значимым, так как «в любви участвуют двое, и возникает третья, новая жизнь. Здесь кроется общественный интерес, возникает долг по отношению к коллективу» [20]. Именно возможность зачатия новой жизни, ценной для Ленина, прежде всего как жизнь будущего строителя коммунизма, переводила отношения между полами в плоскость социальной ответственности, и задавала тон в обсуждении сексуальной сферы. Предполагалось, что выбор партнера теперь зависит от самого человека, однако в отношениях должен был работать принцип взаимной ответственности. Еще одной особенностью данного периода стало то, что непосредственно о сексе практически не говорилось, разговоры велись об отношениях между полами.
Формирование новых отношений между полами в 1920-х гг. неотделимо от имевших место дискуссий о «новой морали», в рамках которых окончательно оформились две точки зрения на взаимоотношения полов - А. Коллонтай и А. Залкинда. Оба они выступали за моногамный союз, основанный на отсутствии ревности и недопустимости передачи потомству наследственных болезней, однако Коллонтай считала, что на пути к этому союзу возможен ряд последовательных половых связей (любовь-товарищество, эротическая дружба [21]), а Залкинд -что недопустима половая жизнь до брака, а выбор партнера должен быть основан в первую очередь на классовой целесообразности [11].
Для подавляющего большинства населения принятие сексуальности было невозможно из-за веками воспитанного убеждения в том, что секс - это постыдно и грязно. Вторая стратегия отвечала интересам не только партии, стремившейся сохранить семью как гарант заботы о детях, но и малообразованного крестьянства, стремившегося пресечь «разврат» среди молодежи. Традиционная крестьянская мораль, в которой не принято было говорить о сексе, осталась доминирующей в деревне, где проживало большинство населения. Свободные интимные отношения воспринимались как угроза стабильности брака и крестьянского хозяйства, которое и в 1920-е гг. оставалось, прежде всего,
W WWW ^ \ /
хозяйственной ячейкой общества. Участившиеся случаи изнасилования, беспорядочность половых связей и, как их итог, рост числа беспризорников способствовали распространению и доминированию второго подхода.
5. Признание права женщины на обладание собственной сексуальностью и на получение сексуального наслаждения. После практической реализации нового брачного законодательства женщина стала восприниматься не как товарищ, чего добивались большевики, а как сексуальный объект. Свобода развода привела к тому, что мужчины все чаще стали воспринимать брак как нечто, не требующее особых моральных усилий: не понравится - разведусь. В сознании женщин, наоборот, брак по-прежнему оставался важным событием, накладывающим определенные права и обязанности на супругов. Алиментная практика привела к тому, что мужчины стали воспринимать отношения с женщиной в первую очередь как угрозу своему благосостоянию. Следовательно, необходимо было вступить в такие отношения, которые не вели бы к беременности и необходимости выплаты алиментов. Отсюда и активное пользование проституцией, и изнасилования. Оба эти типа «отношений» позволяли не нести ответственности за женщину и могущего родиться у нее ребенка.
В Советской России 1920-х гг. наблюдался рост числа изнасилований, в том числе и групповых, которые не являлись характерным видом преступлений в дореволюционной России, в первую очередь по причине доступности проституции [22, с. 380]. После революции, в 1926 г. только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. - 726; в 1928 г. - 849 [23]. В официальной пропаганде тех лет склонность к насилию над женщинами приписывалась врагам-мужчинам, причем это могли быть и женщины его круга [24, с. 626]. Но вскоре пришлось признать наличие насильников и среди класса-гегемона революции. Первым процессом, получившим широкое освещение в центральной прессе, стало украинское дело 10 хулиганов, изнасиловавших девушку. Насильники были преимущественно молодыми рабочими в возрасте от 17 до 22 лет [25, с. 4]. Зачинщик - рабочий Шульгин - получил 10 лет тюрьмы, двое его подельников - Иванов и Барматов - по восемь лет лишения свободы, причем последнему, как несовершеннолетнему, срок был уменьшен на 1/3. Шестеро хулиганов получили шесть лет и один был приговорен к трем годам лишения свободы [26, с. 4]. Однако наиболее запоминающимся процессом, давшим название явлению в целом, было чубаров-ское дело, а само явление (включавшее в себя впоследствии и нетоварищеское отношение, и хамство, и физическое насилие) получило название по самому громкому делу о групповом изнасиловании -чубаровщины.
Советское общество формировалось под лозунгом гегемонии пролетариата, у мужчин формировалось убеждение в своем праве на обладание властью. В это понятие включалась и власть над женским телом, неосознанное ощущение в праве на привилегии, в частности, решать, когда и с кем заниматься сексом. Женские желания и потреб-
ности при этом совершенно не учитывались. Об этом говорили и художественные произведения, в частности, рассказ П. Романова «Без черемухи». Идеология физической силы и подавления, процветавшая в годы Гражданской войны, не ушла из сознания людей, в первую очередь мужчин. Кроме того, в обществе существовали представления и о постыдности секса, и о недопустимости абортов, и о вреде определенных контрацептивов, что позволяет принять сексуальность и отделить её от функции воспроизводства. В этих условиях не приходится говорить о признании права женщины на собственную сексуальность. Женщина по-прежнему не может распоряжаться своим телом: изнасилования конструируют мужское доминирование и отрицают право на женскую сексуальность.
6. Коммерциализация секса включает в себя много разных аспектов. Это и художественная, и печатная, и видеопродукция эротического содержания, и активная пропаганда разного рода «сексуальных игрушек», и популярные статьи о сексе. Отдельным аспектом коммерциализации секса является проституция.
В годы военного коммунизма профессиональная проституция ушла в подполье, занятие проституцией стало одной из специфических женских стратегий выживания [27]. А. Коллонтай отмечала, что проституция не только не уменьшается, но еще и разрастается, принимая лишь несколько иные формы. Уменьшается профессиональная проституция, но под влиянием тяжелой экономической ситуации растет проституция как подсобный промысел [28, с. 16].
В 1919 г. была создана межведомственная комиссия по борьбе с проституцией, исходившая из того, что проституция тесно связана с капитализмом, и борьба с ней - это борьба с причинами, порождающими её, т. е. с капиталом, частной собственностью и делением общества на классы. Проституция была признана пережитком прошлого, который должен исчезнуть после того, как будет построено социалистическое общество. А. Коллонтай видела в проституции не только источник «физической заразы» (венерических заболеваний), но и подрыв чувства солидарности между рабочим и работницей, низведение женщины до простого орудия наслаждения, что, в свою очередь, тормозит утверждение начал коммунистического общества [28, с. 16].
Проституция была объявлена пережитком капиталистического строя, борьба с проституцией - борьбой с её первопричинами. Основными причинами были признаны: нужда, плохие жилищные условия, ведущие к раннему началу беспорядочной половой жизни, беспризорность, отсутствие трудовых навыков, недостаточная материальная помощь, оказываемая беременным, и, хоть прямо это нигде не указывалось, рост числа разводов. Так, М. Гернет уже во второй половине 1920-х гг. отмечал, что на 10.000 женщин соответствующей возрастной категории приходилось проституток: девиц 3,8, вдов 8,2,
состоящих в зарегистрированном браке 0,8, а разведенных 37,0 [29, с. 88]. Проститутки были поделены на три категории: несовершеннолетние, профессиональные и женщины, для которых проституция являлась подсобным промыслом. Первая и третья категории считались жертвами обстоятельств, и несовершеннолетних проституток изымали в специальные детские учреждения, а к женщинам, подрабатывающим проституцией, применялось моральное воздействие: им разъяснялся вред их занятий. Считалось, что «момент наказуемости проституции как подсобного промысла мог иметь место в том случае, если бы коллектив принял, что всякий брачный союз, краткосрочный или длительный, основанный на материальном расчете, подвергается преследованию закона. В переходную эпоху, которую мы переживаем, этого сделать нельзя - следовательно, отпадает наказуемость проституции как подсобного промысла» [28, с. 17]. Иначе обстояло дело с профессиональными проститутками. Они воспринимались как трудовые дезертиры, наносящие своими действиями вред коллективу. Их не могли привлечь к ответственности как проституток, но могли это сделать на общих основаниях со всеми остальными женщинами и мужчинами - дезертирами труда [28, с. 16].
К середине 1920-х гг. наметился переход от борьбы с проституцией к борьбе с проституткой. В его основе лежал переход от ошибочного понимания властями проституции только как типа негативного поведения, навязанного индивиду внешней средой, к представлениям о проституции как об аномалии психики. До этого на властном уровне игнорировались социально-психологические основы «проституционной деятельности» [30, с. 16], хотя в сознании обывателей проститутка считалась «паразитом, распространителем заразных болезней, излечение которой стоило государству миллионы рублей» [31. Л. 158]. Уже в 1926 г. совещание наркомов внутренних дел союзных и автономных республик СССР признало необходимым ввести правила, по которым проститутки подвергались бы изоляции в специальных колониях, а также постановило усилить борьбу с притоносодержателями и производить принудительное лечение венерических больных в случае их отказа (что противоречило изначальному заявлению о недопустимости репрессивных мер в адрес проституток).
Итогом стало сворачивание в конце 1920-х гг. системы реабилитации проституток и переход к репрессивным мерам, принятым НКВД. Проституток стали высылать на Соловки и в другие колонии, отправлять на лесоповалы и т. д. Были свернуты все исследования проституции как явления, перестали упоминать о самом наличии проституток. Считалось, что в первом рабочем государстве проституции не существует, хотя, разумеется, это было далеко не так. Профессиональная проституция ушла в подполье, слилась с криминальной средой, но не исчезла: оставались женщины, проституировавшие в силу своего ха-
рактера, или считавшие, что занятия проституцией - это путь к легкой, красивой жизни. Отдельную категорию составляли бывшие беспризорницы, зарабатывавшие телом в годы бродяжничества и так и не освоившие другую профессию.
В 1920-е гг. проституция была одной из стратегий выживания, и только ближе к концу 1920-х гг. наметилась реставрация профессиональной проституции, воспринятой обществом как девиация и порабощение женщины. Общее же число художественной и печатной продукции, посвященной интимным отношениям, было невелико и не оказывало существенного влияния на общество. Подобного рода издания были доступны немногим слоям общества, в первую очередь интеллигенции и нэпманам, подавляющее большинство не было с ними знакомо. Таким образом, мы не можем говорить о коммерциализации секса в 1920-х гг., исключая проституцию, которая ближе к концу указанного периода подвергается репрессиям.
Отличительная черта сексуальной революции в том, что она является следствием и частью глобальной индустриальной революции. Если в обществе не произошла индустриальная революция, то невозможно говорить и о сексуальной революции, так как не произошло разрушение патриархальной семьи, которая в доиндустриальном обществе играет роль хозяйственной единицы и транслирует традиционные моральные нормы и ценности. Советская аграрная Россия в 1920-е гг. оставалась по большей части традиционным обществом, большинство изменений, происходивших в сфере взаимоотношений полов, были инициированы «сверху» и восприняты населением довольно неоднозначно. Впоследствии отказ от новшеств в интимной сфере произошел также «сверху» и не вызвал возмущения среди населения именно потому, что в сознании населения не сформировалось убеждения о правильности и моральности произошедших изменений, что характерно для более поздних революций 1960-1970-х гг. в Западной Европе и США.
Список литературы
1. Ерохина Л.Д. Социальная конструкция сексизма и порнография // Истоки агрессии и недоверия в современном мире. - Владивосток, 2005. - С. 17-27.
2. Анурин В.Ф. Сексуальная революция: двойной стандарт // Социологические исследования. - 2000. - № 9. - С. 88-95.
3. Шаповалов В.Ф. Особенности российской сексуальной культуры. Семья и брак в России // Общественные науки и современность. - 2007. - № 2. - С. 163173.
4. Ласс Д.И. Современное студенчество (быт, половая жизнь). - М.-Л.: Изд-во Наркомюста, 1928. - 32 с.
5. Исаев В.И. Необычные судьбы обычных людей: советская повседневность в 1920-1930-е гг. - Новосибирск: Параллель, 2008. - 188 с.
6. Денисенко М.Б., Далла Зуанна Ж.-П. Сексуальное поведение российской молодежи // Социологические исследования. - 2001. - № 2. - С. 83-87.
7. Гельман И. Половая жизнь современной молодежи. - URL: http://www.fedy-diary.ru/?p=3431 (дата обращения: 07.06.2011).
8. Клячкин В. Половая анкета среди омского студенчества // Социальная гигиена. - 1925. - № 6. - С. 124-138.
9. Чучелов Н.И. Опыт изучения половой жизни населения путем открытого опроса // Социальная гигиена. - 1928. - № 4. - С. 79-84.
10. Коллонтай А. Тезисы о коммунистической морали в области брачных отношений // Коммунистка. - 1920. - № 12-13. - С. 28-34.
11. Залкинд А. Б. Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата. - URL: hittp://www.pseudology.org/health/12zapovedei.htm (дата обращения: 13.07.2010).
12. Мысли крестьянки // Крестьянка. - 1926. - № 6. - С. 7.
13. Синельников А. Мужское тело: взгляд и желание. Заметки к истории политических технологий тела в России // Гендерные исследования. - 1999. - № 2. -С. 209-219.
14. Д-р Петровская. Как предупредить беременность // Красная сибирячка. -
1926. - № 5. - С. 25-26.
15. Постановление народных комиссариатов здравоохранения и юстиции «Об охране здоровья женщин» // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. - № 90. - 26 нояб. 1920. - С. 474-475.
16. Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. Р-939 - Дальневосточный областной отдел здравоохранения Народного комиссариата здравоохранения РСФСР. Оп. 1. Д. 22.
17. Д-р Отрадинский. Борьба с абортами // Делегатка. - 1926. - № 5. -С. 15-16.
18. Опыт подхода к изучению проблемы пола (Семья, брак, воспитание). Из работ Гос. ин-та социальной гигиены // Социальная гигиена: сб. - 1925. - № 6. -С. 36-111.
19. Голод С. И. Что было пороками, стало нравами. - М.: Ладомир, 2005. -233 с.
20. Цеткин К. Из записной книжки. - URL: www.hrono.ru/libris/lib_ e/cetkin_lenin.php (дата обращения: 07.09.2010).
21. Коллонтай А.М. Дорогу крылатому Эросу! - URL: http://wwwZtvergenderstudies.ru/pbbk o00r.html. (дата обращения: 4.03.2009).
22. Лебина Н.Б. Энциклопедия банальностей. Советская повседневность: контуры, символы, знаки. - СПб.: Дмитрий Булавин, 2008. - 444 с.
23. Грейг О. Комсомол и «Эрос революции». - URL: http://www.secret-r.net/publish.php?p=106 (дата обращения: 31.05.2010).
24. Котылев А.Ю. «Мальчишка, люби революцию...». Гендерный аспект развития российской культуры 1917-1933 гг. // Гендер и общество в истории / под ред. Л.П. Репиной, А.В. Стоговой. - СПб.: Алетейя, 2007. - С. 621-657.
25. Дело 10 хулиганов. Начало // Правда. - 1926. - № 199. - С. 4.
26. Приговор по делу 10 хулиганов // Правда. - 1926. - № 200. - С. 4.
27. Нарский И. В. «Комплекс мачо», продажная любовь и вкус человечины: гендерные составляющие выживания в русской революции. - URL: http://library.gender - ehu.org/hms/uniobject.php?type = article&id=56 (дата обращения: 11.11.2008).
28. Коллонтай А.М. Трудовая республика и проституция // Коммунистка. -1920. - № 6. - С. 15-17.
29. Гернет М.Н. К статистике проституции // Статистическое обозрение. -
1927. - № 7. - С. 86-89.
30. Панин С.Е. Повседневная жизнь российских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е годы (на примере Пензенской губернии): автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Пенза: Изд-во Пензенского гос. пед. ун-та им. В. Г. Белинского, 2002. - 20 с.
31. Государственный архив Приморского края (ГАПК). Ф. П-61 - Приморский губернский комитет РКП (б). Оп. 1. Д. 550.
References
1. Erokhina L.D. Sotsial'naya konstruktsiya seksizma i pornografiya [The social construction of sexism and pornography] // Istoki agressii i nedoveriya v sovremennom mire [The sources of aggression and distrust in the modern world]. - Vladivostok, 2005. -P. 17-27.
2. Anurin V.F. Seksual'naya revolyutsiya: dvoinoi standart [The sexual revolution: double standart] // Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological research]. - 2000. -№ 9. - P. 88-95.
3. Shapovalov V.F. Osobennosti rossiiskoi seksual'noi kul'tury. Sem'ya i brak v Rossii [The peculiarities of sexual culture. The family and marriage in Russia] // Ob-shchestvennye nauki i sovremennost' [Social science and contemporaneity]. - 2007. -№ 2. - P. 163-173.
4. Lass D.I. Sovremennoe studenchestvo (byt, polovaya zhizn') [The modern students (life, sexual life)]. - M.-L.: Izd-vo Narkomyusta, 1928. - 32 p.
5. Isaev V.I. Neobychnye sud'by obychnykh lyudei: sovetskaya povsednevnost' v 1920-1930-e gg. [Unusual life of ordinary people: the soviet everyday life in 1920th -1930th]. - Novosibirsk: Parallel', 2008. - 188 p.
6. Denisenko M.B., Dalla Zuanna Zh.-P. Seksual'noe povedenie rossiiskoi mo-lodezhi [The sexual behavior of the Russian young people] // Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological research]. - 2001. - №2. - P. 83-87.
7. Gel'man I. Polovaya zhizn' sovremennoi molodezhi [The sexual life of the modern youth]. - URL: http://www.fedy-diary.ru/?p=3431 (data obrashcheniya: 07.06.2011).
8. Klyachkin V. Polovaya anketa sredi omskogo studenchestva [The sexual questionnaire among the students of Omsk] // Sotsial'naya gigiena [Social hygiene]. - 1925. -№ 6. - P. 124-138.
9. Chuchelov N.I. Opyt izucheniya polovoi zhizni naseleniya putem otkrytogo oprosa [The experience of study of people's sexual life by the opinion poll] // Sotsial'naya gigiena [Social hygiene]. - 1928. - № 4. - P. 79-84.
10. Kollontai A. Tezisy o kommunisticheskoi morali v oblasti brachnykh otnoshenii [The thesis about the communist moral in the marriage relations] // Kommunistka [The Communist woman]. - 1920. - №12-13. - P. 28-34.
11. Zalkind A.B. Dvenadtsat' polovykh zapovedei revolyutsionnogo proletariata [The twelve sexual commandments of revolution proletariat]. - URL: hittp://www.pseudology.org/health/12zapovedei.htm (data obrashcheniya: 13.07.2010).
12. Mysli krest'yanki [The thoughts of the peasant woman] // Krest'yanka [The peasant woman]. - 1926. - №6. - P. 7.
13. Sinel'nikov A. Muzhskoe telo: vzglyad i zhelanie. Zametki k istorii politicheskikh tekhnologii tela v Rossii [The men's body: the gaze and desire. The notes about the history of political technologies of the body in Russia] // Gendernye issledovaniya [The gender research]. - 1999. - №2. - P. 209-219.
14. D-r Petrovskaya. Kak predupredit' beremennost' [How to prevent the pregnancy] // Krasnaya sibiryachka [The Red Siberian woman]. - 1926. - № 5. - P. 25-26.
15. Postanovlenie narodnykh komissariatov zdravookhraneniya i yustitsii «Ob okhrane zdorov'ya zhenshchin» [The decree of people's commissariats of public health
and justice] // Sobranie uzakonenii i rasporyazhenii rabochego i krest'yanskogo pravi-tel'stva [The collection of laws and orders of the worker's and peasant's government]. -№ 90. 26 of November 1920. - P. 474-475.
16. Gosudarstvennyi arkhiv Khabarovskogo kraya (GAKhK) [The State Archive of Khabarovsk Krai]. F. R-939 - Dal'nevostochnyi oblastnoi otdel zdravookhraneniya Narodnogo komissariata zdravookhraneniya RSFSR. Op. 1. D. 22.
17. D-r Otradinskii. Bor'ba s abortami [The fight with abortions] // Delegatka [The Delegate woman]. - 1926. - № 5. - P. 15-16.
18. Opyt podkhoda k izucheniyu problemy pola (Sem'ya, brak, vospitanie). Iz rabot Gos. instituta sotsial'noi gigieny [The experience of approach to the study of problems of sex. From the works of the State institute of social hygiene] // Sotsial'naya gigiena [Social gygiene]. - 1925. - Sb.№6. - P. 36-111.
19. Golod S.I. Chto bylo porokami, stalo nravami [What were vices became customs]. - M.: Ladomir, 2005. - 233 p.
20. Tsetkin K. Iz zapisnoi knizhki [From the notebook]. URL: www.hrono.ru/libris/lib_e/cetkin_lenin.php (data obrashcheniya: 07.09.2010).
21. Kollontai A.M. Dorogu krylatomu Erosu! [The way to the winged Eros!]. URL: http://wwwZtvergenderstudies.ru/pbbk o00r.html. (data obrashcheniya: 4.03.2009).
22. Lebina N.B. Entsiklopediya banal'nostei. Sovetskaya povsednevnost': kontury, simvoly, znaki [The encyclopedia of banalities. The Soviet everyday life: contours, symbols, signs]. - SPb.: Dmitrii Bulavin, 2008. - 444 p.
23. Greig O. Komsomol i «Eros revolyutsii» [Komsomol and "revolution Eros"]. URL: http://www.secret-r.net/publish.php?p=106 (data obrashcheniya: 31.05.2010).
24. Kotylev A.Yu. «Mal'chishka, lyubi revolyutsiyu...». Gendernyi aspekt razvitiya rossiiskoi kul'tury 1917-1933 gg. ["The boy, love revolution...." The gender aspect of the development of the Russian culture 1917-1933] // Gender i obshchestvo v istorii [Gender and society in the history] / Pod red. L.P. Repinoi, A.V. Stogovoi. - SPb.: Aleteiya, 2007. P. 621-657.
25. Delo 10 khuliganov. Nachalo [The case or 10 hooligans. The beginning] // Pravda [Pravda]. - 1926. - № 199. - P. 4.
26. Prigovor po delu 10 khuliganov [The judgement on the case of 10 hooligans] // Pravda [Pravda]. - 1926. - № 200. - P. 4.
27. Narskii I.V. «Kompleks macho», prodazhnaya lyubov' i vkus chelovechiny: gendernye sostavlyayushchie vyzhivaniya v russkoi revolyutsii ["The complex of macho", the selling love and the taste of human body: the gender aspects of survival in the Russian revolution]. - URL: http://library.gender - ehu.org/hms/uniobject.php?type = arti-cle&id=56 (data obrashcheniya: 11.11.2008).
28. Kollontai A.M. Trudovaya respublika i prostitutsiya [The labor republic and prostitution] // Kommunistka [The Communist woman]. - 1920. - № 6. - P. 15-17.
29. Gernet M.N. K statistike prostitutsii [About the statistics of prostitution] // Statis-ticheskoe obozrenie [The statistics survey]. - 1927. - № 7. - P. 86-89.
30. Panin S.E. Povsednevnaya zhizn' rossiiskikh gorodov: p'yanstvo, prostitutsiya, prestupnost' i bor'ba s nimi v 1920e gody (na primere Penzenskoi gubernii) [The everyday life of the Russian cities: the drunkenness, prostitution, crime and the fight with them]: avtoref. diss. na soiskanie uch. st. k.i.n. po spetsial'nosti. 07.00.02 - otech-estvennaya istoriya. - Penza: Izd-vo Penzenskogo gos. ped. un-ta im. V. G. Belinskogo, 2002. - 20 p.
31. Gosudarstvennyi arkhiv Primorskogo kraya (GAPK) [The State archive of Pri-morsky kray]. F. P-61 - Primorskii gubernskii komitet RKP (b). Op. 1. D. 550.
ФИЛОСОФИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ
УДК 94(47).084.2
ГРНТИ 02.15.51. Философия человека;
03.23.55. История России новейшего времени
O.R. Demidova (О.Р. Демидова)
Translating the language of (the) Revolution
Статья посвящена широкому кругу проблем, связанных с феноменом культурного перевода, т. е. перевода как толкования явлений и событий внешнего мира на язык индивидуальных и/или коллективных ценностей воспринимающего их субъекта. Непосредственным объектом анализа являются события русской революции 1917 г. и последовавшие за ними, предметом анализа - перевод этих событий на вербальный язык мемуарных текстов и невербальный язык текстов политического плаката, при помощи которых очевидцы и участники событий фиксировали и отображали их на уровне повседневности в вербальных и невербальных текстах. Авторы текстов - участники Белого движения, русские эмигранты первой волны, в своих текстах деконструирующие официальную революционную риторику и миф о революции в соответствии со своими аксиологическими и нравственными установками.
Ключевые слова: революция, переворот, революционная повседневность, Гражданская война, эмиграция, культурный перевод, вербальные и невербальные тексты, мемуары, плакаты, аксиология, культурные и нравственные ценности, деконструкция, ироническое переосмысление-перевертыш.
The article deals with a wide range of problems connected with the phenomenon of cultural translation understood as translating the external phenomena and events into the language of individual and / or collective values shared by the individual perceiving these events. The immediate object of the analysis, i.e., Russian 1917 revolution and the following events, defines its subject - the translation of the said events into the verbal language of memoirs and the non-verbal one of political posters; using these means, the participants of the events reconstructed them on the every-day level. The authors, being Russian first wave emigres who before emigration participated in the White Movement, use their texts to deconstruct the official revolutionary rhetoric and the revolutionary myth in accord with their axiological and moral standpoint.
Key words: revolution, coup, revolutionary every-day life, civil war, emigration, cultural translation, verbal and non-verbal texts, memoirs, posters, axiology, cultural and moral values, deconstruction, ironic reversal.
Any revolution among other things can be treated as a cultural space of myth making, hence producing a certain invariant of a Great Cultural Text consisting of a number of 'smaller' ones coded in accord with the aims and
© Demidova O.R. (Демидова О.Р.), 2017
40
