CC BY
527
Е.М. Фомина (Нижний Новгород) «ЩЕГОЛ» Д. ТАРТТ КАК РОМАН ВОСПИТАНИЯ
Аннотация. Роман американской писательницы Донны Тартт «Щегол» («The Goldfinch»), изданный в 2013 г., вобрал в себя характеристики жанра «романа воспитания». В данном исследовании выделяются основные признаки названного жанра и рассматривается их воплощение и трансформация в романе «Щегол» на примере особенностей сюжетного развития и раскрытия образа главного героя Теодора Декера. Особое внимание в исследовании уделяется тщательному анализу текста романа, обнаружению достаточного количества примеров описания трудностей, которые претерпевает герой; изображения автором сложного внутреннего мира героя, его богатой фантазии и его взаимоотношений с другими персонажами; а также применения метода ретроспекции в рассуждениях главного героя. Поскольку на сегодняшний момент научных работ по творчеству Донны Тартт еще нет, данная статья обладает несомненной новизной и актуальностью.
Ключевые слова: «Щегол»; Тартт; роман воспитания; Декер.
E. Fomina (Nizhny Novgorod) "The Goldfinch" by Donna Tartt as a Bildungsroman
Abstract. Donna Tartt's novel "The Goldfinch" was published in 2013 and it comprises the key characteristics of the genre of Bildungsroman. The article attempts to point out the main features of this particular genre as well as their realization and tran-srofmation in the novel "The Goldfinch" via the description of the life path of the protagonist Theodore Decker. A deeper attention is paid to a thorough analysis of the text, finding sufficient examples describing the troubles of the main character, his complicated inner world, his rich imagination and the relations with other characters, as well as the retrospection method used to represent his thoughts. As there have been no scholarly papers dedicated to Donna Tartt's works so far, this article possesses true novelty and relevance.
Key words: "The Goldfinch"; Tartt; Bildungsroman; Decker.
Роман американской писательницы Донны Тартт «Щегол» («The Goldfinch») в 2013 г. произвел настоящий фурор в литературном мире, завоевав любовь читателей и признание критиков (автор получил Пулитцеровскую премию за художественную книгу в 2014 г.).
Одной из главных особенностей «Щегла» является обращение современного автора к жанру романа воспитания (Bildungsroman). Целью данной работы видится анализ воплощения в романе признаков классического жанра (в частности, определенной формы романа воспитания - романа испытания - в соответствии с классификацией М.М. Бахтина) и их трансформации в сознании современного автора.
Несмотря на то, что, согласно мнению одного из крупнейших теорети-
ков романа М.М. Бахтина, «роман - становящийся жанр»1, и что все его разновидности находятся в состоянии постоянного становления2, роман воспитания обладает определенной спецификой. Это романное повествование, в основе которого лежит история стадиального развития личности, чье становление, как правило, прослеживается с детских (юношеских) лет и связывается с опытом познания окружающей действительности3. А.В. Диалектова, в свою очередь, определяет роман воспитания как произведение, в центре сюжета которого стоит процесс воспитания главного героя, при этом сам жизненный путь напоминает школу4. Кроме того, согласно О.А. Наумовой, в романе воспитания личность формируется в единстве физических, интеллектуальных, нравственных, эмоциональных факторов5.
Существует ряд признаков, сочетание которых позволяет отнести то или иное произведение к жанру романа воспитания. Беря начало от произведений Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера», Виланда «История Агатона» и Келлера «Зеленый Генрих» и активно эволюционируя с течением времени, Bildungsroman сохранил классические черты, приобретя современные оттенки.
Его структура определяется процессом воспитания главного героя, который проходит суровую школу жизни, чтобы, в конце концов, ответить на важные вопросы и обрести себя. Согласно классификации разновидностей романа воспитания, предложенной М.М. Бахтиным в «Романе воспитания и его значении в истории реализма», наибольшие жизненные трудности претерпевает герой романа испытания, для которого каждое событие и приключение становится очередным «пробным камнем», проверкой его «верности, доблести, смелости, добродетели, благородства, святости и т.п.»6.
В романе «Щегол» главный герой Теодор Декер сталкивается с многочисленными жизненными трудностями, которые закаляют его характер и формируют личность. Потеряв при взрыве в музее свою мать и украв с выставки по просьбе умирающего старика знаменитую картину Карела Фабрициуса «Щегол», 13-летний Теодор начинает свой путь во взрослый мир, полный подозрений, сомнений, предательств и преступлений. Меняя дома (семьи Барбуров, отца, краснодеревщика Хоби), обретая и теряя друзей (Энди, Пиппа, Борис, Китси), герой под воздействием обстоятельств становится то примерным сыном, то отпетым мошенником, то безнадежным наркоманом, то влюбленным романтиком, то честным и трудолюбивым помощником, то загнанным преступником. И в этой череде событий существует вещь, ставшая «гвоздиком», за который зацепилась его судьба7 (далее русский перевод романа цитируется по тому же изданию с указанием страниц в круглых скобках): «The nail where your fate is liable to catch and snag»8 [далее оригинальный текст романа цитируется по тому же изданию с указанием страниц в квадратных скобках], которая приподняла его «над самой поверхностью жизни и позволила понять», кто он такой (820): «the painting was the secret that raised me above the surface of life and enabled
me to know who I am» [484] - картина «Щегол».
По Бахтину, временные категории в романе испытания «разработаны крайне слабо», время «лишено существенного смысла и исторической окраски»9. Так, в «Щегле» схема жизнеописания не охватывает значительный период времени (точный возраст героя в разные моменты не назван, известно лишь, что после первых событий книги, где Теодору Декеру было 13 лет, проходит 8 лет, далее следует развязка сюжетной линии). Кроме того, временные характеристики, данные Тартт в тексте романа, лишь формально обозначают основные моменты повествования и используются для «обстановки авантюрного действия», что соответствует характеристике Бахтина10: «на следующее утро» (96) («the next day» [60]); «как-то воскресным утром» (121) («one Sunday morning» [75]); «на следующей неделе» (155) («during the next week» [96]); «еще пару дней» (408) («that day, and the next day or two» [246]); «в тот вечер, когда я шел на ужин...» (497) («the night of my dinner» [298]); «часа два спустя» (600) («about two hours later» [357]).
Уникальным аспектом времени в романе испытания Бахтин называл «психологическое время», которое обладало «субъективной ощутимостью и длительностью» в переворотные моменты («при изображении опасности, томительных ожиданий.»11. Такими переворотными ситуациями для Теодора становятся роковой взрыв в музее и мучительное время, проведенное в отеле в Амстердаме после убийства Мартина. Для создания особой атмосферы первого момента Тартт фрагментарно описывает многочисленные беспорядочные действия мальчика во время его ожидания вестей о маме, которыми он тщетно пытается занять психологически напряженные мгновения, либо которые он совершает в беспамятстве: «я добирался домой, казалось, целую вечность, но не запомнил почти ничего.» (65), «though the walk home took forever I don't remember much about it» [45]; «наверное, я заходил в маленькую ванную в ее спальне, рылся в аптечке., не знаю даже. Точно помню, что в какой-то момент, не знаю как, я очутился у себя в комнате. А потом все так смешалось, что толком и не могу ничего рассказать» (68), «I might have gone to the little bathroom off her bedroom and looked into the medicine cabinet.. .I don't know. All I know for sure is that at some point I was in my room, not knowing how I got there.. .An then everything was so confused I can't give a clear account of it at all.» [42]; «я разгадал все кроссворды, ответил на дурацкие вопросы тестов.» (72), «I'd completed the crosswords and dim questionnaires.» [44].
Таким же эмоционально напряженным и переворотным становится для Теодора момент в отеле Амстердама, в котором он был вынужден скрываться после трагического убийства одного преступника из группировки Хорста. Время описывается здесь Тартт бесконечным, обрекающим героя на невыносимые внутренние страдания («я проснулся в какой-то неясный час» (740), «I was awakened at some indeterminate hour» [438]; «перед Рождеством все дни слились в один - из-за болезни и того, что фактически превратилось в одиночное заключение, я потерял счет времени» (747),
«The days leading to Christmas were a blur, since thanks to illness and what amounted to solitary confinement I soon lost track of time» [444]; «Где же Борис? Лежа в лихорадочном дурмане, я все безуспешно пытался развлечь или хотя бы отвлечь себя воспоминаниями...» (753), «Where was Boris? In my fever haze I tried, unsuccessfully, to amuse or at least divert myself with thoughts.» [447]). Особая значимость названных моментов жизни Теодора подчеркивается автором посредством помещения их в самое начало романа, в котором происходит завязка сюжетной линии. Здесь Тартт отходит от классической последовательности событий, обозначенной Бахтиным для романа испытания («роман испытания всегда начинается там, где начинается отступление от нормального, социального и биографического хода жизни.»12), и предлагает совместить два судьбоносных момента жизни героя в одном, применив прием ретроспекции.
Посредством данного приема писательница в ходе повествования не раз обращается к определенным моментам прошлого главного героя, в основном связанным с его матерью, придавая им особый психологизм. Согласно И.Р. Гальперину, существуют три прагматические установки, которые могут быть положены в основу ретроспекции: желание восстановить в памяти читателя сведения, ранее данные, или сообщить ему новые; желание дать возможность переосмыслить эти сведения в новых условиях; желание актуализировать те части текста, которые опосредованно относятся к содержательно-концептуальной информации13.
Донна Тартт следует всем трем установкам, описанным Гальпериным. Во-первых, по ходу развития сюжета она дает в форме воспоминаний детали отношений Теодора с его матерью, таким образом акцентируя значимость этого человека в судьбе мальчика: «в ее обществе все оживало, она излучала колдовской театральный свет, так что смотреть на мир ее глазами означало видеть его куда ярче обычного.живая картинка повседневного обычного счастья, которое я потерял вместе с ней» (14), «everything came alive in her company she cast a charmed theatrical light about her so that to see anything through her eyes was to see it in brighter colors than ordinary.. .a tableau vivant of the daily, commonplace happiness that was lost when I lost her» [10]; «молодая, озорная, неугомонная, ласковая.вместе с нами швыряла фрисби в парке и обсуждала фильмы про зомби, разрешала нам субботним вечером валяться с ней в кровати, есть разноцветны сахарные хлопья и смотреть мультики» (154), «young, playful, fun-loving, affectionate.threw Frisbees with us in the park and discussed zombie movies with us and let us lie around in her bed on Sunday mornings to eat Lucky Charms and watch cartoons» [45].
Во-вторых, автор нередко заставляет героя вновь и вновь мучительно переживать обрывки воспоминаний и переосмысливать их («я увидел во сне маму: быстрое, загадочное видение, будто визит с того света» (13), «I dreamed about my mother: a quick, mysterious dream that felt more like a visitation» [10]; «я натолкнулся на мамин свитер, который она бросила на стул, - на ее небесно-голубой призрак. На ракушки, которые мы с ней
собирали на пляже в Веллфлите. На гиацинты, которые она за несколько дней до смерти купила на корейском рынке - стебли опали черной мертвой гнилью на стенки горшка» (206), «I was confronted by a sweater of my mother's lying across the chair where she'd left it, a sky-blue ghost of her. Shells we'd picked up on the beach at Wellfleet. Hyacinths, which she'd bought at the Korean market a few days before she died, with the stems draped dead-black and rotten over the side of the pot» [125]; «Это была Ее скамейка еще до того, как я родился: когда она только-только сюда переехала, то в свободное время сидела тут с библиотечной книжкой, экономя на обеде.. .Там чуть дальше, за прудом, где тропинка пустела, темнела, был неухоженный, заросший уголок, где мы с Энди и развеяли ее прах» (490), «It had been Her Bench since before I was born; in her early days in the city, she had sat there with her library book on her afternoons off, going without lunch. Further along, past the Pond, where the path turned empty and dark, was the unkempt and desolate patch of ground where Andy and I had scattered her ashes» [294]). Эти воспоминания одновременно угнетают героя и делают его сильнее перед лицом проблем, а также меняют его отношение к действительности и окружающим людям.
В-третьих, вниманию читателя представляются факты из прошлого героя, которые актуализируются только в определенные моменты его жизни. Например, когда отец Теодора приезжает в семью Барбуров, чтобы забрать сына с собой, несмотря на его благочестивый вид, в памяти мальчика тотчас возникает бурный конфликт отца и матери из-за воровства денег и драгоценностей, который стал решающей причиной ухода отца из семьи (198), [121]. Воспоминания Тео о скромном, но душевном Дне Благодарения, проведенном с мамой, актуализируются в сознании героя в этот же день год спустя в компании с Борисом. «Алкогольно-чипсовый День Благодарения перед теликом» (285) оказался его неожиданным и вынужденным будущим, поскольку тому, что было обещано мамой, уже не суждено было сбыться. Также воспоминания о Пиппе возникали в памяти Тео в те мгновения, когда он оценивал других женщин (и никакая не шла в сравнение с Пиппой), когда ее образ являл собой счастье и умиротворение и поддерживал героя в переломные моменты, например, когда он покидал дом Хоби, отправившись на поиски утраченной картины («увидев резиновые сапоги Пиппы.. .их яркая зелень в голове у меня неотрывно сплеталась с ее образом, с самим счастьем» (693), «Pippa's Hunter boots standing outside her bedroom door brought me up sharply: their bright summer green fused in my mind with her and with happiness» [410].
Американский профессор Университета Темпл Ричард Д. Беардс отмечал, что протагонист романа воспитания не может завершить свой путь, пока не обнаружит свое призвание, пока не определится в отношениях с Богом, пока психологически не повзрослеет, пока не обретет свою индивидуальность [перевод мой. - Е.Ф. «The protagonists in these books cannot fulfill their "personal journey" unless they come across certain crucial concerns such as vocation, religion, mating, and identity»14]. Особое внимание автора,
Новый филологический вестник. 2017. №4(43). --
пишущего в жанре «романа воспитания», приковано к внутреннему развитию героя, его взаимоотношениям с другими персонажами и столкновению с реалиями окружающего мира. Донна Тартт реализует этот жанровый признак в образе Теодора, каждая новая встреча которого становится судьбоносной.
Так, результатом его случайного и одновременно трагического разговора с умирающим стариком в музее становится, с одной стороны, кража картины, а, с другой стороны, обретение новых друзей и истинного призвания - работы в антикварном магазине «Хобарт и Блэквелл» (Хоби, который предоставляет Тео работу, кров и поддержку в час нужды - «это хорошее место, это хороший человек, я могу ему довериться, тут меня никто не тронет» (169), «this place is good, this person is safe, I can trust him, nobody will hurt me here» [104]; «Можешь здесь оставаться. Столько, сколько захочешь» (406), «You can stay. As long as however you like» [244]; Пиппа, которая открывает романтическую, мечтательную сторону натуры героя - «из того, что меня так волновала, так преследовала ее некрасивость, неумолимо выходило, что это любовь, которая привязывала посильнее физического влечения, смоляная топь души, где я могу трепыхаться и чахнуть годами» (494), «I was so haunted and stirred even by her plainness suggested -ominously - a love more binding than physical affection, some tar-pit of the soul where I might flop around and malinger for years» [297]; «я любил ее каждый божий день, каждую минутку любил ее и сердцем, и душой, и разумом - да каждой клеточкой» (655), «I loved her every minute of every day, heart and mind and soul and all of it» [389]).
Неожиданный переезд Теодора в Вегас к отцу и знакомство с Борисом Павликовским имели как негативные последствия (первые шаги к алкоголизму и наркозависимости, а впоследствии контакты с преступным миром и убийство Мартина), так и положительные (обретение лучшего друга на всю жизнь, который благополучно разрешает судьбу картины и спасает жизнь и честное имя главного героя - «несмотря на все его бесчисленные и серьезные недостатки я полюбил Бориса и практически с первой минуты нашего знакомства почувствовал себя с ним так легко как раз потому, что он никогда ничего не боялся» (800), «it occurred to me that despite his faults, which were numerous and spectacular, the reason I'd liked Boris and felt happy around him from almost the moment I'd met him was that he was never afraid» [472]). Жизнь в Вегасе поспособствовала стремительному взрослению Тео, который научился принимать важные решения, а также нести ответственность за свои поступки.
Главный герой «Щегла» в любых условиях, которые ему предлагала жизнь, изображен автором человеком эмоциональным, обладающим богатой фантазией и склонностью к метафоричным размышлениям. Причиной тому в подавляющем большинстве случаев послужили трагические события :
- гибель мамы («Ее смерть стала разделительной чертой: До и После» (13), «Her death the dividing mark: Before and After» [10]; «сквозняк бродил
по дому, откуда она только что ушла, на листке из блокнота - несколько строк ее почерком, запах ее духов, улицы в странных затерянных городах, по которым она. только что ходила» (773), «a breeze blowing through a just-vacated house, her handwriting on a notepad, the smell of her perfume, streets in strange lost towns where I knew she'd been walking» [458]; «она всегда от меня ускользала: я всегда пропускал ее звонок, или терял ее номер, или прибегал, пыхтя и задыхаясь, к тому месту, где мы должны были встретиться, и обнаруживал, что она уже ушла» (774), «she eluded me: I'd always just missed her call, or misplaced her phone number; or run up breathless and gasping to the place where she was supposed to be, only to find her gone» [458]);
- разрушение родного дома Тео («потерял еще одну надежную и неизменную жизненную пристань...казалось, сам тротуар сейчас разломится у меня под ногами, и я пролечу Пятьдесят седьмую насквозь, и рухну в пропасть, где буду падать и падать» (458), «at the loss of one of the few stable and unchanging docking-points in the world. Even the sidewalk felt like it might break under my feet and I might drop through Fifty-Seventh Street into some pit where I never stopped falling» [275]);
- смерть друга детства Энди Барбура («после новостей про Энди, как будто кто-то перещелкнул рентген, и все обернулось в фото-негатив, так что смотрел я на нарциссы, на людей, выгуливающих собак, и свистящих на улицах регулировщиков, а видел только смерть: запружены мертвецами тротуары, трупы вываливаются из автобусов и спешат с работы домой» (479), «With the news about Andy, it was like someone had thrown an x-ray switch and reversed everything into photographic negative, so that even with the daffodils and the dogwalkers and the traffic cops whistling on the corners, death was all I saw: sidewalks teeming with dead, cadavers pouring off the buses and hurrying home from work» [289]);
- пропажа картины («с картиной я чувствовал себя не таким смертным, не таким заурядным. Картина была мне опорой и оправданием, поддержкой и сутью» (598), «The painting had made me feel less mortal, less ordinary. It was support and vindication; it was sustenance and sum» [357]; «я чувствовал, что захлебываюсь и пропадаю в безграничности. утраченный, безграничный, непознанный мир, неопрятный лабиринт городов и закоулков, летящий по ветру пепел и беспредельную враждебность» (646), «I'd felt drowned and extinguished by vastness. a world lost and vast and unknowable, dingy maze of cities and alleyways, far-drifting ash and hostile immensities» [384]);
- убийство преступника, укравшего картину («Тело своим я больше не считал. Оно перестало быть моим. Мои руки двигались отдельно от меня, взлетали сами по себе, я был весь как марионетка, развертывался, подымался дергано на веревочках» (771), «I no longer considered my body my own. It had ceased to belong to me. My hands, moving, felt separate, floating of their own accord, and when I stood it was like operating a marionette, unfolding myself, rising jerkily on strings» [457]).
Бурное воображение Теодора является важнейшим элементом
развития повествования в романе. Герой эмоционально реагировал и на позитивные моменты своей жизни, находя в них неприятные, угнетающие черты - свадьба с Китси Барбур («прилив энергии, на котором я бодро пробулькал все лето,, вдруг резко сплюнул меня в тоскливую изморось. любая человеческая деятельность казалась мне бессмысленной, невразумительной, кишащим чернотой лесным муравейником» (546), «the gust of energy that had swept me up and fizzed me around all summer had dropped me hard. into a drizzle of sadness. all human activity seemed pointless, incomprehensible, some blackly swarming ant hill in the wilderness» [327]); любовь к Пиппе («сама Пиппа, она и любовь, и не-любовь, она здесь и не здесь. Фотография на стене, скомканный носок под диваном» (827), «Pippa herself is the play between those things, both love and not-love, there and not-there. Photographs on the wall, a balled-up sock under the sofa»
[487]).
К концу романа читатель может наблюдать взросление Теодора благодаря творению Фабрициуса, которое привело его к осознанию истинной ценности искусства («и я прибавляю свою любовь к истории людей, которые тоже любили красивые вещи, выглядывали их везде, вытаскивали из огня, искали их, когда они пропадали, пытались сохранить их и спасти, передавая буквально из рук в руки, звучно выкликая промеж осколков времени следующее поколение тех, кто будет любить их, и тех, кто придет за ними» (828), «I add my own love to the history of people who have loved beautiful things, and looked out for them, and pulled them from the fire, and sought them when they were lost, and tried to preserve them and save them while passing them along literally from hand to hand, singing out brilliantly from the wreck of time to the next generation of lovers, and the next»
[488]); иллюзорности любви («между «реальностью» с одной стороны и точкой, в которой реальность и разум сходятся, существует некая промежуточная зона, переливчатый край, где оживает красота,.в этом самом пространстве и существует все искусство, все волшебство. И.вся любовь» (827), «between 'reality' on the one hand, and the point where the mind strikes reality, there's a middle zone, a rainbow edge where beauty comes into being. this is the space where all art exists, and all magic. And.. .all love» [487]); несправедливости и жестокости жизни («жизнь - это катастрофа. путь только один - к старости и утратам, и только один выход - смерть» (823), «life is catastrophe. no way forward but age and loss, and no way out but death» [485]; «жизнь - какой бы они ни была - коротка» (827), «life - whatever else it is - is short» [487]), а также необходимости человека преодолевать эту несправедливость жизни («Природа всегда побеждает, но это не значит, что нам следует склоняться и пресмыкаться перед ней. все равно стоит окунуться поглубже, отыскать брод, переплыть эту сточную канаву, с открытыми глазами, с открытым сердцем. какой же это почет, какой триумф - любить то, над чем Смерть не властна» (827), «That Nature (meaning Death) always wins but that doesn't mean we have to bow and grovel to it. it's our task to immerse ourselves anyway: wade straight
through it, right through the cesspool, while keeping eyes and hearts open. it is a glory and a privilege to love what Death doesn't touch» [488]). Кроме того, в критический момент своей жизни, прячась в отеле Амстердама от полиции, Теодор мысленно приходит к осознанию текстов «священных книг» (743), которые говорили о том, что «тревожность - признак примитивной, духовно неразвитой личности. Зачем вся эта бесполезная тоска? Посмотрите на полевые лилии. Зачем вообще тревожиться - да хоть из-за чего?» (743), «worry - was a mark of a primitive and spiritually un-evolved person. All this useless sorrow? Consider the lilies of the field. Why did anyone ever worry about anything?» [440].
Таким образом, автор проводит полный обряд инициации Теодора Декера как протагониста романа воспитания, поскольку он не только мужественно преодолевает многочисленные трудности, но и выносит из каждого эпизода важный жизненный урок.
В результате проведенного исследования нами было выявлено, что в романе Донны Тартт «Щегол» воплотились следующие черты романа воспитания (в том числе, его разновидности - романа испытания): в центре повествования находится трагическая история взросления Теодора Декера, полная тяжелых испытаний, которые кардинально меняют его судьбу; временные характеристики романа схематичны и не несут смысловой нагрузки; исключительной является категория «психологического времени», отображающая моменты наибольшего эмоционального напряжения главного героя; применение метода ретроспекции, способствующего глубокому проникновению в сознание протагониста; наличие обязательных элементов развития главного героя - обретение призвания, моральное и духовное взросление, а также осознание собственной индивидуальности. Это позволяет говорить как о преемственности современной писательницы в классическом жанре романа воспитания, так и о новой ступени его развития.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 392.
2 Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 395.
3 Якушева Г.В. Воспитания роман // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М., 2003. Стлб. 148.
4 Диалектова А.В. Воспитательный роман в немецкой литературе эпохи Просвещения. Саранск, 1972.
5 Наумова О.А. Роман воспитания «Жизнь Дэвида Копперфилда» Ч. Диккенса. Любимые герои «Великого Неподражаемого» и их литературные друзья. Генезис, поэтика, жанр, традиция. Саарбрюккен, 2015.
6 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С. 102.
7 Тартт Д. Щегол. М., 2013. С. 813.
8 TarttD. The Goldfinch. New York, 2013. Р. 480.
9 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С. 102.
10 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С. 102.
11 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С. 105.
12 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986. С. 104.
13 Гальперин И.Р. Ретроспекция и проспекция в тексте // Филологические науки. 1980. № 5. С. 45.
14 Beards R. Sons and Lovers as Bildungsroman // College Literature. 1974. Vol. 1. № 3. P. 205.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Gal'perin I.R. Retrospektsiya i prospektsiya v tekste [Retrospection and Prospection in the Text]. Filologicheskie nauki, 1980, no. 5, p. 45. (In Russian).
2. Beards R. Sons and Lovers as Bildungsroman. College Literature, 1974, vol. 1, no. 3, p. 205. (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
3. Bakhtin M.M. Epos i roman (O metodologii issledovaniya romana) [The Epic and the Novel (On the Methodology of the Study of the Novel)]. Bakhtin M.M. Literaturno-kriticheskie stat'i [Literary-critical Articles]. Moscow, 1986, p. 392. (In Russian).
4. Bakhtin M.M. Epos i roman (O metodologii issledovaniya romana) [The Epic and the Novel (On the Methodology of the Study of the Novel)]. Bakhtin M.M. Literaturno-kriticheskie stat'i [Literary-critical Articles]. Moscow, 1986, p. 395. (In Russian).
5. Yakusheva G.V Vospitaniya roman [Bildungsroman]. NikolyukinA.N. (ed.). Literaturnaya entsiklopediya terminov i ponyatiy [The Encyclopedia of Literary Terms and Concepts]. Moscow, 2003, column 148. (In Russian).
(Monographs)
6. Dialektova A.V. Vospitatel'nyy roman v nemetskoy literature epokhi Prosvesh-cheniya [Bildungsroman in the German Literature of the Enlightenment]. Saransk, 1972. (In Russian).
7. Naumova O.A. Roman vospitaniya "Zhizn'Devida Kopperfilda" Ch. Dikkensa. Lyubimye geroi "Velikogo Nepodrazhaemogo" i ikh literaturnye druz'ya. Genezis, poe-tika, zhanr, traditsiya [The Bildungsroman "The Life of David Copperfield" by Charles Dickens. Favorite Heroes of the "Great Inimitable" and their Literary Friends. Genesis, Poetics, Genre, Tradition]. Saarbrücken, 2015. (In Russian).
8. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Creativity]. Moscow, 1986, p. 102. (In Russian).
9. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Creativity]. Moscow, 1986, p. 102. (In Russian).
10. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Cre-
ativity]. Moscow, 1986, p. 102. (In Russian).
11. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Creativity]. Moscow, 1986, p. 105. (In Russian).
12. Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva [The Aesthetics of Verbal Creativity]. Moscow, 1986, p. 104. (In Russian).
Екатерина Михайловна Фомина - кандидат филологических наук, преподаватель департамента литературы и межкультурной коммуникации Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Нижний Новгород).
Научные интересы: зарубежная литература (американская, английская), межкультурная коммуникация.
E-mail: [email protected]
Ekaterina Fomina - Candidate of Philology, Teacher at the Department of Literature and Intercultural Communication, National Research University "Higher School of Economics" (Nizhny Novgorod).
Research interests: foreign literature (American and English), intercultural communication.
E-mail: [email protected]
