CC BY
55
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2019. № 2
Т.Н. Белова
САТИРИЧЕСКОЕ И КОМИЧЕСКОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ РЕАЛИЙ АМЕРИКАНСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ В РОМАНАХ В. НАБОКОВА («ПНИН», «ЛОЛИТА», «БЛЕДНОЕ ПЛАМЯ»)
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
В статье анализируются особенности сатирического и комического изображения американской жизни в романах В. Набокова «Пнин», «Лолита» и «Бледное пламя». Отмечается, что американские реалии в этих трех романах представлены остраненно, с точки зрения "an alien" — иностранца, маргинального, зачастую гротескного героя, который изображается автором либо в сочувственно-комическом плане, как Пнин, либо в безжалостно-ироническом освещении, как Гумберт Гумберт, либо в гротескно-сатирическом ключе, как Кинбот-Боткин. В романе «Пнин» при подаче американских реалий действительности комическое явно преобладает над сатирическим, в «Лолите» значительно усиливаются сатирические нотки, поскольку там подняты серьезные проблемы двойных стандартов американской жизни, антисемитизма и расизма, лицемерия и пошлости, засилья рекламы, современного воспитания и образования. В «Бледном пламени» сатира и юмор сочетаются с бурлескным карнавальным началом, поскольку жизнь представлена в восприятии неадекватного героя-маргинала. Вместе с тем каждый роман несет и трагический отсвет событий современности: войн; революций; бесприютного эмигрантского существования на чужбине; чужеродных реалий бытия.
Ключевые слова: американская действительность; сатирическое и комическое; маргинальный герой; гротескно-карнавальное начало.
Реалии американской действительности в романах В. Набокова представлены весьма остраненно, в восприятии "an alien" — героя-чужестранца, маргинального, зачастую гротескного персонажа, который изображен либо в сочувственно-комическом, как незадачливый Тимофей Пнин, либо в безжалостно ироническом освещении, как Гумберт Гумберт, либо в гротескно-сатирическом ключе, как Кинбот-Боткин — безумный эмигрант и «мнимый король без королевства» в романе «Бледное пламя».
Белова Татьяна Николаевна — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник лаборатории «Русская литература в современном мире» филологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова (e-mail: tnbelova@yandex.ru).
В романе «Пнин», который писался и печатался в 1953—1955 гг. в журнале "New Yorker", а отдельным изданием вышел в нью-йоркском издательстве "Doubleday" в 1957 г., отразился преподавательский опыт в США самого Набокова. Роман написан в духе «университетской прозы» ("academic novel", "campus fiction"), возможно не без влияния Мэри Маккарти, автора очень известного в те годы в США романа-памфлета из университетской жизни «Сады Академии» ("The Groves of Academy", 1952). Набокову это произведение было хорошо известно: о нем он упоминает в письмах к своему другу Э. Уилсону — мужу писательницы, благожелательно отозвавшись о достоинствах этого бестселлера.
Герой романа, немолодой русский эмигрант Тимофей Пнин, перенесший целую серию ударов судьбы, не сломлен, наоборот, он даже одерживает нравственную победу над насмехающимися над ним вполне благополучными американскими коллегами, в том числе и над героем-рассказчиком, «обворожительным» Владимиром Владимировичем — иронической маске самого писателя. Пнин — гротескный персонаж, однако обладающий удивительным набором нравственных качеств: добротой, благородством, щедростью, бескомпромиссностью. В описаниях его внешности («лысина, похожая на отполированный медный шар» [Набоков, 1997: 33], «подбородок длинный, как у Герцогини из Страны Чудес» [там же: 62], «обширное коричневое чело, очки в черепаховой оправе (скрывающие младенческое отсутствие бровей), обезьянье надгубье, толстая шея и торс силача» и пара журавлиных ног «с хрупкими на вид, почти что женскими ступнями» (выделено нами. — Т.Б.) [там же: 11]) гротескное сопряжение несочетаемого: он одновременно и силач, и младенец, и мужчина, и женщина, и крепкий, и хрупкий. Гротескность образа усиливается еще и привнесением сравнений с представителями различных классов животного мира: черепаховый, обезьяний, журавлиный — внешний облик Пнина создается изобразительным рядом сюрреалистического толка.
Пребывание Пнина в Америке постоянно сопровождают комические недоразумения, особенно во время его перемещений по территории штата, связанных с чтением лекций: он по ошибке то садится не в тот поезд, то путает рукопись лекции с рефератом студентки, при этом постоянно прилагая неимоверные усилия, чтобы благополучно выйти из той или иной комической ситуации. Называя его «языковедом поневоле», автор с юмором описывает его разговорный английский, весьма далекий от нормы, его письменные лекции, требующие обязательной правки носителя языка, его занятия со студентами русским языком. Так, на занятиях по начальному русскому курсу, вместо простых языковых упражнений, он решил
перевести стихотворение Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных» ("Whether I Wander Along Noisy Streets"). При этом словосочетание «охладелый прах» переведено как "refrigerated ashes" («замороженные останки»), затем как "cold dust" («холодная пыль, прах»), а «и хоть бесчувственному телу равно повсюду истлевать» — как буквализм "and though it is indifferent to the insensible body"... [там же: 64-65].
С благожелательным юмором автор описывает, как Пнин — «знаток русских кивков и ужимок», помогает коллеге Лоренсу Кле-ментсу понять значение русских жестов: «махнуть», «всплеснуть» и «развести» руками для его картотеки, посвященной философской интерпретации жестов [там же: 41]. Оба они чувствуют себя непринужденно «лишь в теплом мире подлинной учености» [там же: 40], что и приводит их «к тихому духовному согласию» [там же].
Изображение американской академической среды дается в романе в гротескно-сатирическом ключе, хотя некоторые ее представители (доброжелательный германист Гаген, чета Клементсов, в доме которых поселился Пнин) показаны весьма гуманными, интеллигентными людьми. Гротескно-сатирически изображается использование солидных научных грантов на дутые проекты: так, профессор антропологии Т.В. Томас получил десять тысяч долларов от весьма щедрого фонда Мандовилля на изучение. привычного рациона кубинских рыбаков и пальмолазов.
Весьма саркастически показан уровень учености профессоров Вайнделла и степень их некомпетентности и даже плагиаторства: так, профессора Л. Блоренджа, заведующего Отделением французского языка и литературы, отличали две особенности: он «не любил литературы и не знал французского языка», полагая, например, что Шатобриан — прославленный французский повар, и читал свой курс лекций «Великие французы» по подшивке всеми забытого журнала XIX в., найденного им на чердаке и не представленного в библиотеке [там же: 127]; мистер Смит, преподающий начальный курс французского языка, «обходится тем, что на один урок опережает студентов» [там же: 128]. И когда профессор Гаген предлагает Блоренджу взять Пнина как преподавателя французского языка, которым тот хорошо владел, получает отказ, поскольку на фоне специалиста их полное незнание предмета обучения станет очевидным.
«Лолита» не случайно названа в критике «самым американским» из романов Набокова [Pifer, 1995: 305]: в нем не только отображены многие реалии американской действительности конца 1940-х — начала 1950-х годов, но и сам роман в духе традиций американской литературы отстаивает неотъемлемое право человека на свободу выбора, за которую герой обычно борется до конца и побеждает. Оказавшись в сексуальном рабстве у своего европейского отчима-педофила, Лолита постепенно переходит от беспомощной растерян-
ности к активным действиям и совершает свой продуманный побег, который не случайно происходит 4 июля — в День независимости США, и в конце концов она, несмотря на трудности, все же обретает семью и даже носит в чреве ребенка, т.е. она возвращается в лоно семейных ценностей и ни за что не хочет его покинуть, возвратившись к Гумберту Гумберту.
Реалии американской жизни в романе с большой долей иронии, сарказма и подчас сатиры находят свое отображение в описании неудобств придорожных гостиниц и мотелей с их звукопроницаемыми «вафельными» перегородками, от которых так страдает герой во время своего долгого путешествия по Америке вместе с Лолитой.
Гумберта как образованного европейца удивляют и раздражают пошлые и претенциозные названия отелей («Закаты», «Перекаты», «Чудодворы», «Красноборы») и общественных туалетов («Парни-девки», «Он и она», «Адам и Ева»), названия марок машин («Седой прибой», «Сплавной сухостой», «Серый шелк», «Серый волк») и засилье рекламы, образчиком которой может служить реклама бритвенного крема: «Наши строки прочла бородатая Ната, и теперь она стала женою магната», а также «новейшие» системы образования и воспитания школьниц в Бердслейской гимназии и летнем лагере «Кувшинка», о котором ему с возмущением рассказывала Лолита.
Затронута проблема религиозности американцев (церковный съезд в «Привале зачарованных охотников»), их нетерпимость, ханжество, двойные стандарты, пошлость и лицемерие, элементы расизма и антисемитизма. Так, Гумберта не хотят селить в этом престижном отеле из-за его непривычной фамилии и «неарийской» — кельтской — внешности, в чем сомневалась и госпожа Гейз, задавая ему, прежде чем выйти за него замуж, вопрос о том, нет ли у него в роду «некоей посторонней примеси» [Набоков, 1992: 75], однако сомнения портье, селить ли «подозрительного брюнета» [там же: 120], моментально развеялись при виде его «арийской розы» — Лолиты [там же: 121]. В другой гостинице «высшего ранга... расистского пошиба дирекция» хотела непременно узнать «девичье имя его покойной жены и покойной матери» [там же: 148].
В романе широко представлены элементы «черного» юмора: «О моя бедная Шарлотта, не смотри на меня с ненавистью из твоего вечного рая посреди вечной алхимической смеси асфальта, резины, металла и камня, но, слава богу, не воды, не воды» [там же: 89], т.е. герой-рассказчик доволен, что не он стал причиной ее гибели.
Сочетание трагического и комического красной нитью проходит сквозь роман, причем комическое иногда снимает напряжение повествования, а иногда еще сильнее усугубляет трагическое. Так, преследуя Лолиту, сбежавшую от него с помощью К. Куильти, Гум-
берт, для которого жизнь теперь закончилась, как гончая в поисках следа — «следа беса» — так он пишет о сопернике, в первую очередь обращается за информацией к гостиничным книгам с записями постояльцев, их фамилий, адресов и автомобильных номеров (по его подсчетам, сам он расписался в 342 книгах мотелей и гостиниц, даже если и не останавливался там на ночлег), где он обнаруживает «тень беса» с его издевательскими намеками, говорящими надписями, псевдонимами и каламбурами, например: «Роберт Роберт, Мольберт, Альберта»; «П.О. Темкин, Одесса, Техас»; «О Бердслей, Лолита, Техас», «Боб Браунинг, Долорес, Колорадо»; «Гарольд Гейз, Мавзолей, Мексика», «Адам Н. Епилинтер, Есноп, Иллиной», которую он расшифровывает как послание: «Адам не пил, интересно, пил ли Ной?» Он также пытается расшифровать комбинации букв и цифр в номерах указанных там машин и внезапно узнает в них дату рождения и смерти Шекспира: В.Ш.1564, В.Ш.1616.
Образцы «ювеналовой» сатиры в романе появляются там, где Набоков описывает некоторые научные опыты американских псевдоисследователей. Например, Валентина и ее второй муж — русский эмигрант Максимович, оказавшись в Калифорнии, нуждаясь в деньгах, за хорошую плату стали объектами странного опыта, проводившегося известным американским энтомологом с целью «установить человеческие (индивидуальные и расовые) реакции на питание одними бананами и финиками при постоянном пребывании на четвереньках» [Набоков, 1999: 28].
Роман Набокова «Бледное пламя» создавался с 1957 по 1961 г. и был опубликован в Нью-Йорке в 1962 г. издательством "Putman's Sons". Он состоит из двух неравных частей. Первая — небольшая автобиографическая философская поэма, авторство которой в романе принадлежит якобы известному американскому поэту Джону Шейду, пишущему в духе Р. Фроста. Она содержит рассуждения о смысле человеческого бытия, заканчивающегося небытием; автор страдает от потери единственной любимой дочери, покончившей жизнь самоубийством, и ищет возможность найти тонкую связь с потусторонним миром, а в конце нелепо погибает от пули, предначертанной другому.
Вторая часть — фантасмагорический, во много раз превышающий поэму псевдокомментарий к ней, созданный гротескным маргинальным героем — эмигрантом из Северной Европы Кинботом, страдающим умственным расстройством. Он упивается манией величия, воображая себя свергнутым королем сказочной «хрусталь-нейшей страны» Земблы, и одержим манией преследования: именно об этом он очень подробно и в живописных деталях рассказывает в своем комментарии.
Ббльшая часть комментария обыгрывает тему гомосексуальных связей, как в северной стране Зембле, где мужеложество было главным предпочтением королей и принцев, так и в Вордсвортском колледже, что создает комический эффект, абсолютно не вяжущийся с содержанием поэмы. В описании приключений короля Карла Излюбленного, которым, по мнению Кинбота, являлся он сам, содержится множество штампов, взятых из массовой литературы о шпионах и подосланных убийцах.
Читателю сразу бросается в глаза кардинальное несоответствие формы и содержания самой поэмы и так называемого комментария к ней, где образы персонажей, как в кривом зеркале, повторяют и искажают образы героев поэмы и университетского городка, которые, словно расщепляясь, приобретают себе двойников в вымышленном фантастическом мире земблянского королевства: университетский коллега Джеральд-Эмеральд становится Д. Изумрудовым («из умрудов»), жена поэта Шейда Сибил — герцогиней Дизой Больна, а психически неполноценный американец Джек Грей — земблянским шпионом-убийцей Яковом Градусом, чьи злоключения и в Америке, и за рубежом описаны в уничижительно комедийном ключе. Так, пытаясь выяснить по прибытии в университетский городок, как найти Кинбота, он обращается в библиотеку, где его ориентируют в непривычной для европейцев манере — по сторонам света: «Значит, ступайте на юг. потом свернете на запад и еще на запад. лучше держитесь все время на запад, пока не уткнетесь в зал Флоренс Хаутон, а там перейдите в северное крыло. Не будучи ни моряком, ни беглым королем, он немедленно заблудился.» [Набоков, 1997: 517].
В комментарии много страниц посвящено американской академической среде, изображенной с точки зрения преподавателя-эмигранта, бытовым привычкам американцев и тем неудобствам, которые испытывают европейцы, привыкшие к другим условиям. Так, описывая шато судьи Гольдсворта, в котором он поселился, Кинбот сетует на холод и «сплетение убийственных сквозняков»: «отопление являло собою фарс, его исполнительность зависела от системы задушин в полах, сквозь которые долетали до комнат тепловатые вздохи дрожащей и стонущей в подземелье печи, невнятные, словно последний всхлип умирающего» [Набоков, 1997: 299], а также отсутствие прихожей, поскольку. «обходительность прежних времен требовала, чтобы случайный гость мог сквозь открытую дверь убедиться прямо с порога, что никаких бесчинств в гостиной не производится» [там же]. Судья Гольдсворт оставил постояльцу «опись домашней утвари» и во всех ящиках своего дома листочки с «рекомендациями, пояснениями и предписаниями», чего делать не надо, а также с недельной диетой для домашней кошки, которую постоялец тут же «сдал в аренду» поломойке. Самое «уморительное»
уведомление касалось того, как открывать и закрывать шторы («подневное и посезонное»), чтобы солнце не повредило мебель, выполняя которое, надо быть занятым «не меньше участника регаты». Альтернативой было другое «щедрое предложение»: перед сном и рано утром перетаскивать мебель «из солнечных пределов», но при этом не поцарапать стенные багетки»; читая подобные «захоронки», его сосед Дж. Шейд «ревел от смеха» [Набоков, 1997: 352-353].
За исключением Шейда, который весьма сочувственно и благожелательно относился к Кинботу, другие университетские коллеги постоянно подшучивают над ним, за глаза называя его Великим Бобром, над его вегетарианством и другими привычками, задают провокационные вопросы по поводу сходства с земблянским королем, а также намекая на его гомосексуальные наклонности; а некоторые даже считают его умалишенным.
Шейд же полагал, что Кинбот, который на самом деле был не кто иной, как русский эмигрант Боткин, «по собственной воле стряхнул бесцветную шелуху невеселого прошлого и заменил ее блистательной выдумкой», хотя и «вступил в новую жизнь с левой ноги» [там же: 481].
Таким образом, поставив в центр повествования нетрадиционного маргинального героя, автор использует его как призму, высвечивающую дегуманизацию отношений в обществе.
Сам Набоков как человек и писатель исповедовал безграничную «дерзкую, умную, бесстыдную свободу» в выборе тем и образов своих произведений, одновременно ниспровергая авторитеты многих классиков Х1Х—ХХ вв. и отказываясь следовать священным для русской литературы канонам, избегая морализаторства и менторского тона.
Маргинальный герой Набокова — чудак, изгой, как правило, психически нездоровый человек—также несет в себе это сугубо авторски личное зерно свободы выбора, хладнокровно распоряжаясь и своей, и чужими жизнями. Однако в набоковских романах присутствует мысль о детерминированности этического поведения человека не только его нравственным императивом, но и самой судьбой.
Важное место в романсеро-комментарии отводится и пародии: приключения арестованного и освободившегося короля — это явная пародия на авантюрно-политические романы. Так, оказывается, что подземный ход из королевской спальни ведет прямо на сцену театра, где короля мгновенно узнает заика-режиссер, однако никак не может выдать его страже из-за своего речевого дефекта, который он не может превозмочь; в дальнейшем короля, скрывавшегося в горах, приютили пастухи — «персонажи старой и скучной сказки»: например, жена пастуха возится «с кухонной утварью, напевая старинную песню» [там же: 401]. Это позволяет говорить о карнавали-
зации романного сюжета, что само по себе является отличительной чертой постмодернистской эстетики. Роман «Бледное пламя» также может быть рассмотрен и как остроумная пародия на некоторые литературоведческие работы, в которых отсутствует анализ собственно произведения, и как самопародия Набокова, незадолго до написания романа закончившего свой гигантский труд — перевод на английский язык «Евгения Онегина», и составившего к нему обширный комментарий.
Важнейшим принципом построения романа является полифонизм — диалогичность на всех его уровнях. Два главных героя, Шейд и Кинбот, — парные второстепенные персонажи-двойники, два мира: мир американской действительности и фантастический, выдуманный Кинботом опереточно-карнавальный мир Земблы и приключений его героев в Европе и США. Поэтому сатира и юмор «Бледного пламени» несут дополнительную функцию, демонстрируя читателю несовершенство того и этого — недолжного гротескно-искривленного мира.
Список литературы
1. Александров В.Е. Набоков и потусторонность. Метафизика, этика, эстетика / Пер. с англ. СПб, 1999.
2. Набоков В. Собрание сочинений американского периода: В 5 т. Т. 3. СПб, 1997.
3. Набоков В. Лолита // Набоков В. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 5, доп. М., 1992.
4. Alexandrov V.E. Nabokov's Other World. New Jersey, 1991.
5. Nabokov V. Lolita. L., 1997.
6. Nabokov V. Pale Fire. L., 1973.
7. Pifer E. Lolita // The Garland Companion to Vladimir Nabokov / Ed. by V.E. Alexandrov. N.Y., 1995. P. 305-321.
Tatyana Belova
SATIRICAL AND COMIC DEPICTION OF AMERICAN LIFE IN VLADIMIR NABOKOV'S PNIN, LOLITA, AND PALE FIRE
Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
This article discusses how Vladimir Nabokov ironizes over American mode of life in his novels. It is considered to be depicted from the point of view of an alien, a stranger, a marginal grotesque hero, who is portrayed either in a comic manner
but rather sympathetically like Pnin, or in a ruthless ironical light like Humbert Humbert, or in a grotesque satirical manner like Kinbot-Botkin. The American mode of life in "Pnin" is represented from the comic point of view, whether in "Lolita" it is depicted satirically when the narration is connected with the themes of double standards, racism and anti-Semitism in American society, hypocrisy and philistinism, advertisement, modern problems of bringing up children and their education. In "Pale Fire" satire and humour are combined with the grotesque-carnival mode of narration as the author of the pseudo-commentary is a mentally sick marginal. Also every novel bears the tragic shade of modern events: wars, revolutions, dull emigrfe life abroad.
Key words: American mode of life; satirical and comic depiction; marginal hero; grotesque-carnival mode of narration.
About the author: Tatyana Belova — Ph.D., Senior Researcher, Russian Literature in the Modern World Laboratory, Faculty of Philology, Moscow State University (e-mail: tnbelova@yandex.ru).
References
1. Aleksandrov V.E. Nabokov i potustoronnost'. Metaphizika, etika, estetika. [Nabokov's Other World. Metaphysics, ethics, aesthetics]. SPb: Aleteya, 1999, 318 s.
2. Nabokov V. Collected English Language Works in 5 Volumes.V. 3. SPb, Symposium, 1997.
3. Nabokov V. Lolita. Collected Russian Language Works in 4 Volumes. V. 5, additional.M., Progress, 1992.
4. Alexandrov V.E. Nabokov's Other World. New Jersey, Primeton University Press, 1991.
5. Nabokov V. Lolita. L.: Penguin Books, 1997.
6. Nabokov V. Pale Fire. L.: Penguin Books, 1973.
7. Pifer E. Lolita. The Garland Companion to Vladimir Nabokov / Ed. by V.E. Alexandrov. N.Y., Garland, 1995, pp. 305-321.
